дь я хотел посмотреть вам в глаза.  А это следует делать в том
месте, где нет посторонних.
     - Ну что ж, ладно, - согласился  Штирлиц,  и  в  это  время  раздался
телефонный звонок.
     - Да, - ответил Роумэн, прямо-таки сорвав трубку телефона  с  рычага.
Из Севильи звонил Блас; Роумэн понял, что звонок междугородный, поэтому не
уследил за движением - оно  выдало  его  нервозность.  -  Очень  хорошо...
Спасибо...  Когда прибывает в Мадрид? - он посмотрел  на  часы.  -  Ага...
Очень хорошо... Вы, надеюсь, сказали, что я встречу? Молодец... Спасибо.
     Положив трубку, он еще раз посмотрел на часы и сказал:
     - У нас тьма  времени.  Через  пять  часов  мы  должны  под®ехать  на
автовокзал.
     - Я не помешаю?
     - Наоборот.  У меня к вам просьба...  Вы  расскажете  Кр...  Черт,  -
прервал он себя,  -  все-таки  вы  правы,  смотреть  друг  другу  в  глаза
значительно лучше в другом месте.
     - Вот видите, - вздохнул Штирлиц. - Возраст наделяет  нас  проклятием
здравого смысла...  Это не всегда хорошо, но в нашем  с  вами  случае  это
действительно необходимо...
     Роумэн достал из кармана плоский блокнотик с вензелем,  протянул  его
Штирлицу, показал глазами на открытую страницу, там были записаны имена  и
адреса семи людей:  с е т ь  Густава Гаузнера в Испании.
     - Никого из них не знаете? - спросил он одними губами.
     Штирлиц  посмотрел  запись  дважды;  фамилия  Кроста  показалась  ему
знакомой; у СС штандартенфюрера профессора Танка был ад®ютант с  такой  же
фамилией, работал на Шелленберга; отец голландец, мать  немка.  Других  не
знал, не видал и ничего о них не слышал.
     - Нет, - шепнул Штирлиц. - Кроме первого...
     - Ладно. Едем. Устроимся в "Бокаччио", там пока еще мало посетителей.
     - Или в "Палермо", - подыграл ему Штирлиц, называя адрес  тех  баров,
куда - они легко поняли друг друга - ехать и не собирались,  но  оставляли
ложный след; если их слушают - а их наверняка слушают, - пусть рыскают.
     Они вышли в прихожую, Роумэн открыл  дверь,  но  в  это  время  снова
зазвонил  телефон;  какое-то  мгновение  Пол    раздумывал,    стоит    ли
возвращаться, вопросительно посмотрел на Штирлица, тот развел  руками,  не
любил возвращаться, отчего-то самые  неприятные  новости  сообщают,  когда
выходишь из дома, какая-то непознанная закономерность, ушел бы - и  бог  с
ним, отдалил бы на какое-то время тягостную  необходимость  размышления  о
том, как надо поступать и что можно сделать.
     - Все-таки подойду, - сказал Роумэн, и Штирлиц понял, что они  сейчас
думали совершенно одинаково...
     Звонили из посольства; посланник Гэйт  просил  срочно  приехать,  это
очень важно, Пол, я жду вас.


     То,  что  Роумэна  пригласил  карьерный  дипломат  Гэйт,   не    было
случайностью, но являло собою одно из звеньев в  том  плане,  который  был
продуман Робертом Макайром, с подачи директора ФБР Гувера и Маккарти.
     Вообще-то Гэйт сторонился людей из  с л у ж б,  не верил им и чуточку
опасался.  Каждый человек рождается четыре  раза  -  помимо  самого  факта
рождения.  Однако же, если день своего появления на свет каждый празднует,
оттого что знает его, то другие дни  рождения,  которые  порою  определяют
веху качественно новой жизни человека, не празднует  никто,  ибо  даже  не
записывает на календаре ту минуту, когда встречает женщину, которая  затем
становится его женою; появление первого ребенка отмечают как факт рождения
на свет божий нового человека, не отдавая себе порою  отчета  в  том,  что
именно этот день и определил совершенно новые качества человека,  ставшего
отцом; не отмечают и тот день, когда был сделан выбор  профессии,  а  ведь
именно это придает личности  н а п р а в л е н н о с т ь,  а что,  как  не
направленность такого рода, проявляющая себя во  времени  и  пространстве,
определяет то, что оставит после себя та или иная индивидуальность?  Редко
кто помнит и тот день, когда человек был  поставлен  перед  выбором  между
бескомпромиссным следованием правде и тем  постоянным  лавированием  среди
рифов жизни, которое, увы, столь распространено  в  том  мире,  где  слово
"приспособленчество" сделалось совершенно необходимым, но разве  дошли  бы
до нас труды Галилея и полотна Веласкеса, не научись они  горестной  науке
приспособления к обстоятельствам, ил окружавшим?! Но,  с  другой  стороны,
трудно  представить,  как  бы  пошло  развитие  цивилизации,  не  отвергни
практику  приспособления  Джордано  Бруно  или  Ян  Гус,   предпочтя    ее
мученической смерти.  Другое  дело:  отчего  истории  было  угодно,  чтобы
Галилеи, отрекшись,  п р и с п о с о б и л с я,  сохранил  свои  идеи  для
человечества, а Бруно погиб, оставшись верен себе?
     ...Уже будучи чиновником консульского отдела, Гэйт женился на  дочери
посла, что еще больше укрепило его позиции  в  мире  дипломатии,  наложив,
однако, дополнительные обязательства: он стал еще более замкнут  и  весьма
осмотрителен в выборе знакомств - только свой клуб, лишь те, кто,  так  же
как и он,  д о п у щ е н;  всякий мезальянс случайного, пусть  и  веселого
приятельства, чреват неудобствами в карьере.
     Рождение близнецов накрепко привязало его к семье, он души не чаял  в
своих мальчиках, и не  мог  понять  тех  своих  коллег,  которые  норовили
вырваться из дома в загородный ресторан и  провести  там  ночь  в  шальном
застолье. Счастливый семьянин живет иными представлениями о веселье и даже
говорит на другом языке - в сравнении  с  большинством  тех,  кто  обделен
радостями домашнего очага, а сколько таких на земле!
     Но он не мог забыть - и это была  единственная  червоточина,  которая
постоянно доставляла  ему  душевную  боль,  -  того  дня,  когда  пришлось
беседовать с министром иностранных дел маленькой африканской страны, и тот
убеждал его,  что  премьер  куплен  нацистами,  вот-вот  произойдет  путч,
вырежут всех тех, кто готов на борьбу против тирании; если вы  поедете  во
дворец и скажете, что планы заговорщиков известны вам - продолжал министр,
- это повлияет на тирана; единственно,  с  чем  он  считается  так  это  с
твердостью позиции; рейх далеко, а ваши войска рядом; поступите так, как я
прошу, это спасет мой народ! Я не говорю о себе, меня и  мою  семью  убьют
сегодня же, потому что тиран знает, что я поехал к вам, не испросив на  то
санкции; я - фикция, мальчик на  побегушках,  но  за  возможный  альянс  с
Гитлером судить будут меня, потому что договор будет подписан моим именем,
даже если меня не будет уже  в  живых;  каково  будет  моим  родным,  если
кто-нибудь из них спасется; сделайте же хоть что-нибудь!
     Гэйт слушал министра и с тоскливым ужасом думал о том, что он  ничего
не сможет сделать, во-первых, потому,  что  он  не  посол,  а  всего  лишь
советник; посол в Касабланке  и  неизвестно,  когда  вернется;  во-вторых,
оттого, что здесь еще нет шифросвязи, посольство только-только приехало  в
эту варварскую глухомань, а запрашивать инструкции по телефону - даже если
удастся получить Вашингтон в течении ближайших пяти-шести часов - открытым
текстом,  упоминая  фамилии,  называя  даты,  -  совершеннейший    абсурд,
посчитают психически больным; и, наконец, в-третьих, представитель  ОСС  в
посольстве был настолько ему неприятен, так  сепарировал  свою  работу  от
того, что делали три других дипломата, аккредитованные здесь, так мерцающе
играл глазами, давая понять, что ему известно то, что не дано знать  мышам
из  д е п а р т а м е н т а,  что о совместной акции не могло быть и речи;
всякий совет с ним означал подставу; выстрелит в  бок,  под  лопатку,  при
первом же удобном случае, обвинив в некомпетентности  или,  того  хуже,  в
трусости; да и вообще ему легче, он может только советовать, а решение так
или иначе пришлось бы принимать ему, Гэйту, с него и спрос.
     Слушая министра, он тогда поймал себя на  страшной  мысли:  если  его
убьют, никто  и  никогда  не  узнает  об  этом  разговоре;  пусть  события
развиваются так, как им суждено развиваться; я в безвыходном положении,  и
это именно тот случай, когда надо думать только  о  собственном  престиже;
лишь в этом случае я смогу достойно представлять страну.
     Ночью  случилось  то,  о  чем  предупреждал  министр:   его    самого
застрелили, семью вырезали; провозгласили союз  с  рейхом;  но  на  исходе
следующего дня с р а б о т а л механизм ОСС - тиран погиб в "автомобильной
катастрофе", а к власти пришел тот полковник, с которым резидент ездил  на
рыбалку и стрелял антилоп на равнинах.
     Это  был  тот  самый  ч е т в е р т ы й  день  рождения,  который   и
определил до конца субстанцию Джозефа Гэйта...
     И если он теперь не мог уже точно сказать, какого числа произошел тот
страшный разговор, то в анналах ОСС ему могли бы напомнить не только день,
но час и минуту, - разведка ничего не забывает,  иначе  бы  она  перестала
быть разведкой.
     Именно поэтому на него-то и пал выбор ФБР и Макайра; пусть он,  Гэйт,
ознакомит  Роумэна  с  той  телеграммой,  которая  была  составлена  таким
образом, чтобы впоследствии  ее  можно  было  приобщить  к  д е л у,  если
таковое состоится.


     - Думаю, что я управлюсь довольно быстро, доктор,  -  сказал  Роумэн,
вылезая из машины. - Подождите меня у "Дона Пио", ладно?
     - Хорошо, - ответил Штирлиц.
     - Деньги у вас есть?
     Штирлиц усмехнулся:
     - Хотите попросить в долг? Сколько надо?
     - Заказывайте себе, что хотите, я оплачу.
     - Тогда я закажу сотню порций каспийской икры, - пообещал Штирлиц.  -
Семь долларов за штуку.
     - Не надо.  Лучше я отдам вам  деньгами,  они  вам,  судя  по  всему,
пригодятся в недалеком будущем, - сказал Роумэн и вошел в посольство.


     ...Гэйт посмотрел на него обеспокоенно, спросил, все ли в порядке, не
требуется ли какая помощь, и не замечал ли Пол чего-либо тревожного.
     - А что случилось, Джозеф? -  весело  удивился  Роумэн.  -  Мой  сейф
вскрыли лазутчики? Или Гесс  назвал  мое  имя  в  качестве  свидетеля  его
защиты?
     - Пока нет,  -  ответил  Гэйт,  протягивая  ему  папку  с  совершенно
секретной телеграммой. - Почитайте. Вы поймете, отчего я так обеспокоен.
     Роумэн достал из кармана брюк мятую пачку "Лаки страйк", закурил,  не
спросив разрешения, хотя знал, что  Гэйт  не  выносил  табачного  дыма,  и
углубился в чтение.  Он просмотрел текст цепко, по лицу  его  трудно  было
понять, что он чувствовал, оно сейчас замерло, только губы жили,  но  Гэйт
так и не мог ответить  на  вопрос:  презрительно  усмехается  Пол  или  же
всерьез ярится.
     Роумэн и сам не понимал, что он почувствовал, прочитав  текст  первый
раз...
     "Сегодня,  в  10.45  по  Гринвичу,  -  говорилось  в  телеграмме,   -
представитель "организации" м-р Ваксенмайр посетил в Мюнхене майора Уитлоу
в  его  служебном  помещении  и  ознакомил  последнего   с    информацией,
представляющей оперативный интерес.  Суть ее сводится к  тому,  что  некий
Морсен,  в  течении  длительного  времени  выдававший  себя  за  участника
антинацистского  движения,  обманным  путем  пробрался   на    работу    в
подразделение "организации", которая оказывает весьма активное  содействие
специальным  службам  США,  занятым  выявлением   и    изоляцией    бывших
гестаповцев, работников военной контрразведки, военно-полевых и "имперских
народных  судов",  сотрудников  VI   управления    РСХА,    связанных    с
террористической  деятельностью,  а    также    партийных    функционеров,
запятнавших себя санкциями на преступные  действия  против  представителей
церкви, евреев, членов оппозиции, жителей оккупированных  стран,  летчиков
ВВС США и Англии и политических работников Красной Армии.
     В результате тщательной проверки, которой подвергаются  все  те,  кто
предлагает свои услуги "организации",  которая  ведет  благородную  работу
против  преступников,  об®единенных  между  собою  общностью   агрессивных
замыслов  и  недозволенных  методов  политической  борьбы,  было  выяснено
следующее:
     Морсен на самом деле является Густавом Гаузнером, членом НСДАП с 1939
года, майором военной разведки, отмечен двумя Железными крестами  I  и  II
степени за участие в разгроме антинацистского подполья Норвегии, в которое
входили представители церкви, монархисты и члены коммунистической  партии,
а также за  внедрение  агентуры  во  французское  движение  Сопротивления,
которое осуществлялось им  совместно  с  нацистским  преступником  Клаусом
Барбье, скрывающимся ныне от справедливого возмездия (в прошлом  начальник
гестапо в Лионе).
     Поскольку Морсен в  последние  дни  битвы  за  Норвегию  находился  в
северных районах, которые были захвачены русскими, и появился  в  Германии
только после разгрома третьего рейха, можно  предположить  его  контакт  с
секретной службой большевиков. Пять месяцев его жизни являются "темными" и
пока что  не  поддаются  проверке,  хотя  работа  в  этом  направлении  не
прекращается ни на день.
     Во время его службы в "организации" обращало на себя внимание то, что
Морсен чаще всего нацеливал  предлагаемые  им  операции  против  тех  лиц,
которые  наиболее  активно  разыскиваются  русской  разведкой  в  Испании,
Португалии, Колумбии, Чили и Аргентине. (Список фамилий был  вручен  м-ром
Ваксенмайром майору Уитлоу для передачи в Вашингтон.)
     Среди такого рода лиц следует отметить некоего доктора Брунна, он  же
Бользен,  он  же  Штирлиц,  который  давно  приковывал  к  себе    интерес
"организации", но был принят в тщательную разработку лишь после того,  как
Морсен, он же Гаузнер, привлек к своей операции по установлению контакта с
Брунном-Бользеном-Штирлицем  некую    Кристиансен    (подлинная    фамилия
устанавливается) и самовольно, без санкции на то "организации", поручил ей
войти  в  окружение  сотрудника  посольства  США  Пола  Роумэна,  так  как
последний, согласно информации Морсена, полученной им  из  неустановленных
источников  и  явно   носящей    секретный    характер,    "работал"    по
Брунну-Бользену-Штирлицу. Предполагают, что Пол Роумэн вообще представляет
особый интерес для Морсена.
     "Организация" располагает достоверной информацией  о  том,  что  хотя
Брунн-Бользен-Штирлиц и  являлся  сотрудником  бывшего  СС  бригаденфюрера
Вальтера Шелленберга,  но  на  самом  деле  выполнял  наиболее  деликатные
поручения Бормана, а также бесчеловечные приказания начальника  IV  отдела
РСХА  (гестапо)  Мюллера  по  ликвидации   участников    антигитлеровского
Сопротивления.  К числу уничтоженных  им  людей  могут  быть  отнесены  Д.
Фрайтаг и В.  Рубенау (подобные справки были  вручены  м-ром  Ваксенмайром
майору Уитлоу для передачи в Вашингтон). "Организация"  предполагает,  что
Брунн-Бользен-Штирлиц был тесно связан  с  секретной  службой  русских  и,
вполне   вероятно,    располагает    какой-то    информацией    (возможно,
компрометирующего  характера)  на  Морсена-Гаузнера.  Поэтому   необходимо
срочно установить нынешнее местопребывание Брунна-Штирлица и  добиться  от
местной  полиции  его  немедленного  задержания.  "Организация"   поручила
неопровержимые документы о непосредственном участии Морсена  в  физической
расправе  над  героями  норвежского  Сопротивления   профессором    Эриком
Эрнансеном и доцентом Олафом Ли, что дает законную возможность  арестовать
преступника и передать его в руки высокого суда в Нюрнберге.
     Вчера состоялся неожиданный контакт Морсена  с  неизвестным,  который
выдал себя за представителя американских специальных служб (однако ни один
американский разведчик не получал задания на контакт  с  Морсеном).  После
этого Морсен, он же Густав Гаузнер, скрылся.
     "Организация" склонна предполагать (эта версия сейчас прорабатывается
специалистами уголовного  и  международного  права,  о  результатах  будет
доложено  майору  Уитлоу),  что    означенный    нацистский    преступник,
предположительно перевербованный русской секретной службой,  будет  искать
укрытие в Испании, Португалии или же Латинской Америке,  скорее  всего,  в
Аргентине или Чили, где в настоящее время  легально  проживает  Зандштете,
калье Лаваже (дом неизвестен), Буэнос-Айрес, Аргентина.
     Обращает на себя внимание тот факт, что  по  наведенным  в  Пентагоне
предварительным справкам Зандштете поддерживает связь с теми аргентинскими
учеными и актерами, которые довольно часто  совершают  деловые  поездки  в
США, особенно в Нью-Йорк, Техас, Лос-Анджелес и Голливуд.
     Можно предположить, что скрывшийся преступник станет искать в Испании
встречи  с  Брунном-Бользеном-Штирлицем  -  либо  для  того,  чтобы    его
уничтожить, либо, наоборот, чтобы работать вместе с ним.
     В связи с вышеизложенным соответствующим  службам  посольства  США  в
Испании предлагается оказать максимальное содействие Полу  Роумэну  в  тех
шагах,  которые  он  решит  предпринять  (захват  Морсена-Гаузнера   будет
оправдан), обеспечив меры по его безопасности.
     Считаю возможным ознакомить  с  этой  телеграммой  тех  лиц,  которые
должны быть сориентированы на то, чтобы оказать м-ру Роумэну  всестороннюю
помощь.

                                                           Роберт Макайр".


     - Ну и как? - спросил Гэйт. - Вас не могли  найти...  Где  вас  черти
носили?
     - Гаузнера ловил, - усмехнулся Роумэн. - Спасибо за  заботу,  Джозеф.
Как всегда, они там наверху чрезмерно паникуют...
     - Это телеграмма повторная, первую они прислали  вам.  Вы  им  сейчас
ответите?
     - Конечно.
     - Может быть, вам они прислали что-то  еще,  какую-то  дополнительную
информацию, я ведь лишен возможности читать все ваши секреты...
     - Вы ответьте им на это,  -  сказал  Роумэн  и  вернул  Гэйту  папку,
посмотрев еще раз  на  тот  адрес  в  Аргентине,  который  был  указан.  -
Сообщите, что вы проработали меры  безопасности.  Напишите,  что  проводим
совещание, о результатах которого не преминете сообщить.
     - Да, но мы не проводили совещания, потому что ждали вас...
     - Кто вам, кстати, сказал, что я вернулся домой?
     - Эрл Джекобс. Я ведь всех обзванивал...
     - Эрл вам сказал, что я вернулся? - уточнил Роумэн.
     - Да, только что. А в чем дело?
     - Нет, все в порядке, просто интересуюсь.  И лучше б  вы  по-прежнему
считали, что не нашли меня.  А когда я  вернусь,  мы  составим  совместную
телеграмму, Джозеф.  Я просто не могу отменить встречу, она была назначена
несколько дней назад...
     - Но она не имеет отношения к этому делу? - Гэйт кивнул на папку.
     И Роумэн понял, что он не имеет права ответить на этот  вопрос  Гэйта
утвердительно.


     ...Он  поднялся  к  себе  в  резидентуру;  в  отличие  от  просторных
кабинетов посольских чиновников здесь были прямо-таки  конурки  без  окон;
душно и темно.
     Роумэн открыл  сейф  и  написал  на  бланке  шифрограммы  с  пометкой
"молния":
     "Прошу немедленно сообщить, известны  ли  отделу  разведки  следующие
имена: Хайнц Достер, Адольф Зайдель  и  Фридрих  Кальбах,  он  же  Эухенио
Парреда.  Они скрылись от суда, проживают в  Мадриде  и  являются  глубоко
законспирированными  руководителями  региональной   с е т и   нацистов   в
Испании.  Считал бы целесообразным  сразу  по  получении  моей  телеграммы
запросить  об  этом  некую  "организацию"  генерала  Верена.   Оперативная
необходимость  понуждает  меня  -  следуя  также  и    вашему    указанию,
содержащемуся  в  телеграмме,  врученной  мне  Гэйтом,    -    предпринять
немедленные шаги для выявления нацистских преступников,  как  это  и  было
предписано в предыдущих директивах.  Ваш  ответ,  а  также  информацию  из
Мюнхена жду сегодня же, завтра может быть поздно, поскольку завтра эти три
нациста  исчезнут,  будучи  предупрежденными  Гаузнером,  Кемпом  или  его
связными.  Версию  "исчезновения"  Гаузнера  считаю  нужным    подвергнуть
тщательной проверке. Роумэн".
     Он знал, каким будет ответ.  Он был убежден, что отделу разве