то она ушла рано утром, все же  мне  сорок,  а  ей
     двадцать пять, может, я стар для нее и она решила прервать все сразу,
     пока не зашло слишком далеко.  Я сказал себе тогда, прыгая  на  одной
     ноге, потому что не мог другой попасть в штанину, что наплюю на все и
     сделаю  так,  что  мои  фашистско-фалангистские  друзья  из   полиции
     перекроют аэродромы и вокзалы, они это  лихо  умеют  делать,  Гиммлер
     учил, не кто-нибудь.  А потом я услыхал, как в ванной комнате  льется
     вода, и еще я услыхал голос Кристы,  она  пела  веселую  песенку  про
     букет полевых цветов; она пела ее по-немецки, а потом, когда готовила
     нам завтрак, по-норвежски, а после, когда стояла на балконе и  махала
     мне рукой, наблюдая, как я садился в машину, по-английски, и на левой
     ее щеке была ямочка, и черные волосы закрывали большой выпуклый  лоб,
     усыпанный веснушками, и я только тогда поверил, что она рядом, и  что
     я вернусь на ланч - я никогда раньше не приезжал домой, всегда  ел  в
     кафе, - и мы будем сидеть друг против друга, и говорить о чем угодно,
     все равно о чем, и это будет то, что люди называют  счастьем,  и  что
     так скучно об®ясняется в энциклопедическом словаре английского языка.
          Словом, я намерен жениться в следующем месяце.  Криста одна,  ее
     родители умерли, так  что  никаких  сложностей  с  поездкой  домой  и
     разговорами с семьей не предстоит, и  никто  не  будет  спрашивать  о
     допустимости возрастной разницы, и о том, какой я породы, и не  будет
     ли ей грозить что-либо  от  моей  первой  жены,  ты  же  знаешь,  как
     европейцы осмотрительны в вопросах брака.
          А весной мы приедем в Штаты и  обязательно  побываем  у  тебя  в
     Голливуде, Криста ни разу не была в нашей  сумасшедшей  стране,  и  я
     хочу показать ей не туристские маршруты, а настоящую Америку, которую
     мы так с тобою любим. Мне очень хочется, чтобы и она ее полюбила.
          Пиши. Только с обратным адресом.

                                                          Твой Пол Роумэн.

          ъ. S.  Отчего не отвечает  Брехт,  я  отправил  ему  открытку  и
     письмо?"



        ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА БЫВШЕГО СС БРИГАДЕНФЮРЕРА ВАЛЬТЕРА ШЕЛЛЕНБЕРГА - III                (1946)
__________________________________________________________________________

     В о п р о с. - Чем вызван ваш полет в Лиссабон в апреле сорок первого
года?
     О т в е т. - В начале апреля мне позвонил Гиммлер и  приказал  срочно
подготовиться к докладу, сказав, что вызывает фюрер.  Не успел я  положить
трубку, как меня пригласил Гейдрих.  Он сказал, что  вопрос,  по  которому
вызывает Гитлер, весьма сложен: "От наиболее доверенной агентуры поступили
сообщения, что в Лиссабоне появился Отто Штрассер. Я познакомлю вас с моим
человеком, который работал в  организации  Штрассера  "Черный  фронт".  Он
внедрился к нему, имея задание разложить "фронт" изнутри. Получите от него
информацию о положении в этой эмигрантской клике.  Однако,  думаю,  Гитлер
вызывает вас не  только  для  того,  чтобы  организовать  развал  "Черного
фронта". Мне кажется - я сужу по той ненависти, которую фюрер испытывает к
братьям Штрассерам, - речь пойдет о  том,  чтобы  ликвидировать  Отто.  По
дороге в рейхсканцелярию я расскажу вам о тех  причинах,  которые  вызвали
столь глубокую ненависть фюрера к братьям".  Я заметил Гейдриху, что  было
бы целесообразнее поручить эту операцию тому человеку, который уже внедрен
в "Черный фронт"...
     В о п р о с. - Фамилия этого человека?
     О т в е т. - Штандартенфюрер Бист.
     В о п р о с. - Что вы о нем можете сказать?
     О т в е т. - Ничего, кроме того, что он классный профессионал.
     В о п р о с. - Который был готов на любое преступление?
     О т в е т. -  Если  Международный  трибунал  запретит  разведку,  как
таковую, я соглашусь с вашим заключением.  Однако поскольку разведка  пока
еще не  признана  преступной  организацией,  я  оставляю  за  собою  право
ответить в том  смысле,  что  штандартенфюрер  был  готов  к  тому,  чтобы
выполнить любое задание, порученное ему командованием.
     В о п р о с. - Бист поддерживал постоянный контакт с фюрером народной
экономики Гуго Стиннесом?
     О т в е т. - Я об этом не знаю.
     В о п р о с. - Продолжайте.
     О т в е т. - В кабинете  Гитлера  нас  ждал  Гиммлер.  Фюрер  спросил
Гейдриха,  что  есть  нового  по  делу  Штрассера.  Тот    ответил,    что
дополнительной информации,  кроме  той,  которую  он  передал  ему  вчера,
сообщить не может.  Тогда фюрер, отчего-то разгневавшись, сказал:  "Каждый
из вас человек воинского долга и присяги.  Приказ  командира  -  истина  в
последней инстанции.  Нарушение приказа - какой бы пост вы ни  занимали  -
грозит каждому из вас расстрелом. Вы себе это уяснили достаточно ясно?" Мы
ответили,  что  это  нам  ясно.  Тогда,  несколько  успокоившись,   Гитлер
продолжил: "Никто так не опасен движению, как человек, который был  поднят
к руководству, знал высшие тайны НСДАП и рейха, а потом был сброшен  волей
нации с занимаемого поста.  Никто так не опасен  движению,  как  тот,  кто
присвоил себе право выдвигать  собственные  концепции,  идущие  вразрез  с
теми, которые  выдвинул  я.  Это  есть  не  что  иное,  как  предательство
интересов  национал-социализма!  Любое  "ячество",  любая  претензия    на
собственную точку зрения, пусть это даже прикрывается высокими  словами  о
благе нации, подлежат быть  искорененными  огнем  и  мечом.  Вы  согласны,
Гиммлер?" Тот не ожидал вопроса, поэтому ответил  растерянным  и  чересчур
аффектированным  согласием.  "Поскольку  старшего,  Грегора  Штрассера,  -
продолжал Гитлер, - мы успели схватить  и  он  был  казнен,  к  сожалению,
слишком легко, расстрел - это смерть солдата, изменника надо было рвать на
куски щипцами для маникюра, - остался Отто.  Он не знает всего, но он  был
руководителем заграничной организации НСДАП, он имеет целый ряд  важнейших
данных,  которыми  интересуются  секретные  службы  Лондона,   Москвы    и
Вашингтона.  Поэтому я приказываю вам казнить его, чего бы это ни стоило".
Гейдрих ответил, что ему понятно задание;  я  предпочитал  молчать.  Фюрер
продолжал: "Чтобы операция прошла успешно, я  сам  продумал  ее  поэтапный
план. Я помню крах дела с герцогом Виндзорским, поэтому извольте следовать
моему плану, это гарантирует удачу. Итак, во-первых, вам надлежит выяснить
нынешнюю резиденцию Отто Штрассера.  Во-вторых, после этого он должен быть
уничтожен любым  путем.  В-третьих,  я  даю  вам,  Шелленберг,  абсолютную
свободу действий, не думайте о способах, любой способ  хорош,  когда  речь
идет о казни изменника, урок другим мерзавцам, профилактика  настроений  в
стране, способ единения массы вокруг того, кого она,  эта  масса,  назвала
своим фюрером.  Никто - повторяю, ни одна живая душа на свете - не  должен
знать об этом моем приказе"...  Мы вернулись  в  кабинет  Гейдриха  и  там
продолжали обсуждение предстоящей операции.  Я не  мог  понять,  отчего  я
избран на эту роль.  Мне даже показалось, что Гиммлер и Гейдрих  проверяют
меня после неудавшегося похищения  герцога  Виндзорского.  Потом  ад®ютант
доложил Гиммлеру, что  по  его  вызову  прибыл  профессор  из  Мюнхенского
университета.  Гиммлер об®яснил, что этот  профессор  является  крупнейшим
бактериологом. "Он вручит вам яд, которым вы убьете Штрассера. Но имейте в
виду, при нем ничего нельзя говорить о полученном вами задании", - добавил
он перед тем, как пригласили профессора.
     В о п р о с. - Его имя?
     О т в е т. - Не помню.
     В о п р о с. - Вы помните.
     О т в е т. - Я помнил, но сейчас его имя вылетело из памяти...
     В о п р о с. - Профессор Штойбер?
     О т в е т. - Может быть...
     В о п р о с. - Хотите послушать его показания?
     О т в е т. - Был бы вам признателен.
     В о п р о с. -  Ну  что  ж,  слушайте...  "Шелленберг  в  присутствии
Гиммлера и Гейдриха был ознакомлен  мною  с  правилами  обращения  с  ядом
фелозиласкиназа.  Я заверил Шелленберга, что одна капля яда  убьет  любого
человека; шанс - тысяча против  одного.  Смерть  наступает  с  признаками,
подобными  тифозному  заболеванию,  что  весьма  выгодно  с  точки  зрения
возможной врачебно-медицинской экспертизы". Правильные показания?
     О т в е т. - Да.
     В о п р о с. - Что было дальше?
     О т в е т. - Вы же, судя по всему, знаете.
     В о п р о с. - Что было дальше?
     О т в е т. - Профессор вручил мне две бутылки яда...  Хотя нужна была
одна капля...  Вернувшись в кабинет, я первым делом запер  эти  бутылки  в
сейф.  Затем  пригласил  штандартенфюрера  Биста.  Разговор  с  ним    был
бесполезным, он мало что знал и о "Черном фронте"  и  о  самом  Штрассере.
Через  два  дня  после  того,  как  наши  техники  приготовили  для   меня
специальный саквояж с металлическим сейфом, вмонтированным в  него,  чтобы
хранить бутылки с  ядом,  я  вылетел  в  Лиссабон,  более  всего  опасаясь
таможенного досмотра.  К счастью, меня встретили португальские  друзья  из
секретной полиции, имен которых я не помню...
     В о п р о с. - Не помните имен друзей?
     О т в е т. -  Это  были  люди  другого  уровня,  их  имена  знать  не
обязательно.
     В о п р о с. - Но вы назвали их друзьями...
     О т в е т. - Не врагами же мне их называть...  Словом, я благополучно
прошел таможенный досмотр и  поселился  в  доме  одного  из  португальских
контактов...
     В о п р о с. - Имя?
     О т в е т. - Полковник ду Сантуш.
     В о п р о с. - Вы провели у него одну ночь?
     О т в е т. - И день...  У него-то я воочию и убедился в том,  на  что
идут наши рейхсмарки... Мне принесли на подпись чеки из обувного магазина,
купили "на нужды операции" тринадцать пар туфель.  По ошибке к  чеку  были
подколоты бумажки из магазина с размерами  купленной  обуви  -  начиная  с
детской и кончая женскими,  из  Парижа,  самыми  дорогими.  А  вообще  эта
поездка оказалась для меня настоящим отдыхом, потому что  в  течение  двух
недель, пока агентура португальцев  рыскала  по  Лиссабону,  я  купался  и
загорал.  А Отто Штрассер так и не появился в Лиссабоне... Две  бутылки  с
ядом, спрятанные в водонепроницаемом сейфе, были утоплены во время морской
прогулки, я сообщил Гейдриху, что Штрассер  так  и  не  появился,  видимо,
информация, полученная им, была ложной.  Я предложил продолжить наблюдение
в Лиссабоне, но  уже  без  меня,  написал  в  телеграмме,  что  вернусь  в
Португалию для приведения приговора  в  исполнение,  как  только  Штрассер
будет установлен. По прошествии двух дней Гейдрих ответил, что он согласен
с моим предложением...  Я вернулся в Берлин, опасаясь гнева фюрера, но  на
мое счастье в это время Гесс улетел в  Англию  и  вообще  оставалось  чуть
больше месяца до начала войны против России...
     В о п р о с. - Вы были привлечены к разработке плана этой войны?  Как
вы работали накануне войны?
     О т в е т. - Русская  секретная  служба  к  тому  времени  развернула
весьма серьезную активность в Германии и  на  оккупированных  территориях.
Точнее говоря, они никогда и не сворачивали  своей  активности.  Мне  было
вменено в  обязанность  организовать  не  только  разведывательную,  но  и
контрразведывательную работу против России, используя  для  этого  и  нашу
агентуру,  и  белую  гвардию,  и  людей  из  окружения  князя  Багратиони,
провозглашенного царем Грузии, и украинских повстанцев Мельника и Бандеры.
Но работа эта была чрезвычайно трудная.  Когда я летал в  Норвегию,  чтобы
обсудить с протектором Тербовеном координацию работы наших людей и  абвера
с  его  сотрудниками,  мне  удалось  перевербовать  норвежку,    участницу
Сопротивления, которая после двух встреч призналась в  том,  что  ей  было
вменено в обязанность убить меня.  Она боялась мести подпольщиков, и я - в
благодарность за ее признание и переход на нашу сторону  -  дал  ей  новые
документы и отправил в  Португалию.  Кажется,  затем  она  перебралась  во
Францию.  Она присылала поразительную информацию, которую  я  иногда  даже
докладывал фюреру.  Однако после освобождения Франции я получил  сообщение
от моих информаторов,  работавших  в  Париже,  в  посольствах  нейтральных
стран, что эта очаровательная девушка получила новый паспорт и  появлялась
на приемах у британцев, американцев и русских.
     В о п р о с. - Фамилии ваших информаторов?
     О т в е т. - Я должен вспомнить... Я не помню, кажется, это были люди
из испанского посольства.
     В о п р о с. - Имя и фамилия этой девушки?
     О т в е т. - Я знал ее как Марианну Крис.
     В о п р о с. - Под какой фамилией вы отправили ее в Португалию?
     О т в е т. - Кажется, как Кристину Ливерс.
     В о п р о с. - Когда это было?
     О т в е т. - Точно я не помню...
     В о п р о с. - Опишите ее.
     О т в е т. - Высокая блондинка, с очень большими голубыми глазами, на
левой щеке маленькая родинка, размер обуви "шесть с половиной".
     В о п р о с. - Продолжайте.
     О т в е т. - Начиная с лета сорок второго  года,  после  того  как  я
посетил Гиммлера в его штаб-квартире в  Житомире,  я  посвятил  себя  делу
реализации моей идеи о заключении почетного мира с западными державами.
     В о п р о с. - Это - другое дело.  Считаете ли  вы  себя  виновным  в
подготовке террористических актов, похищений и отравлений?
     О т в е т. - Нет. Я выполнял приказ.
     В о п р о с. - Считаете ли вы, что трибунал в Нюрнберге согласится  с
такого рода позицией?
     О т в е т. - Не знаю.
     В о п р о с. - Отдаете ли вы себе отчет в вашем положении?
     О т в е т. - Полностью.
     В о п р о с. - Согласны ли вы выступить свидетелем  обвинения  против
Геринга,  Кальтенбруннера,  Риббентропа  и    других    главных    военных
преступников?
     О т в е т. - Да.
     В о п р о с. - Готовы ли вы к сотрудничеству с нами?
     О т в е т. - Абсолютно.
     В о п р о с. - Готовы ли вы подписать обязательство о  сотрудничестве
с нашими службами?
     О т в е т. - Моего слова недостаточно?
     В о п р о с. - Готовы ли вы подписать такого рода обязательство?
     О т в е т. - Да.
     В о п р о с. - Готовы ли вы дать нам исчерпывающую информацию по всем
вашим контактам в мире?
     О т в е т. - Да. Я же подписал обязательство.
     В о п р о с. - Мы сейчас перечислим вам имена  людей,  о  которых  вы
будете обязаны написать подробные справки: Борман, ду Сантуш, граф  Оргас,
пастор  Шлаг,  СС  штандартенфюрер  Бист,  СС  штурмбанфюрер  Рихтер,   СС
штандартенфюрер  Штирлиц,  СС  гауптштурмфюрер  Барбье,  СС   группенфюрер
Мюллер, секретарь министерства  иностранных  дел  Лютер,  доктор  медицины
Керстен, генерал-лейтенант Гелен. Вы помните всех этих людей?
     О т в е т. - В большей или меньшей степени.
     В о п р о с. - Сколько времени вам потребуется для работы?
     О т в е т. - Не менее двух месяцев.



        ШТИРЛИЦ - XIV                                      (октябрь сорок шестого)
__________________________________________________________________________

     Эта папка лежала так, чтобы человек, открывший шкаф, сразу же обратил
на нее внимание.
     Именно поэтому Штирлиц не  взял  ее,  а  принялся  за  разбор  других
документов.  Он убедился, что поступил  правильно  и  что  эту  папку  ему
п о д с о в ы в а л и,  когда неожиданно зашел Кемп, осведомился, как идут
дела, попросил сеньора Анхела заварить  его  волшебный  кофе;  "совершенно
раскалывается голова; медицина  должна  найти  об®яснение  не  только  для
психопатов, но и "климатопатов", то есть для тех, кто болезненно реагирует
на  приближающуюся  перемену  погоды,  становясь  абсолютно  невменяемым",
только после этого  рассеянно  взглянул  на  открытый  шкаф,  задержавшись
именно на той папке с грифом "секретно",  которая  по-прежнему  лежала  на
своем месте - не тронутой.
     Перед началом обеденного перерыва Штирлиц зашел в зал, где  за  своим
столом картинно восседал  Анхел,  одетый  сегодня  в  ярко-желтый  пиджак,
темно-сиреневые брюки и голубую сорочку тонкого шелка; туфли, правда, были
прежние, с золотыми пряжками и высоким каблуком.
     - Вы не позволите мне еще раз почитать  американские  пресс-релизы  с
Нюрнбергского процесса? - спросил он. -  Я  бы  ради  этого  отказался  от
обеда.
     - Хм...  Вообще-то я имею права давать эти материалы только гражданам
Соединенных Штатов, - ответил  Анхел.  -  Нет,  нет,  это  указание  наших
властей, испанских, а не руководства концерна.  Кто-то уже успел стукнуть,
что вы начали работать с этими материалами, скандала, правда, не было,  но
все-таки...  Хорошо,  хорошо,  -  заметив,  как  дрогнуло  лицо  Штирлица,
торопливо заключил он, - кое-что я  дам,  но,  пожалуйста,  если  кто-либо
войдет сюда, спрячьте подшивку в стол. Договорились?
     - Я спрячу ее так, что не найдет даже сатана.
     - Сатана найдет все, - вздохнул Анхел. - На то он и сатана...


     ...Из всей подобранной Анхелом документации по  Нюрнбергу  Штирлиц  в
этот день остановился на показаниях Гизевиуса.  Он  знал  этого  человека,
встречался  с  ним  в  Берне,  когда  тот  был  консулом  третьего  рейха.
Молчаливый, сторонившийся  знакомств,  он  производил  впечатление  сухого
службиста, недалекого  и  запуганного.  Тем  более  удивили  Штирлица  его
показания, о которых он слышал еще летом, но читать их не читал, поскольку
испанские газеты  печатали  только  те  материалы  из  Нюрнберга,  которые
представляли главных нацистов идейными борцами против большевизма,  ничего
не знавшими о нарушениях конституционных норм в рейхе...
     У Анхела хранился полный стенографический отчет показаний Гизевиуса:
     В о п р о с. - Правильно ли, что вы были участником событий  20  июля
1944 года?
     О т в е т. - Да.
     В о п р о с. - Как вы попали на службу в полицию?
     О т в е т. - В июле 1933 года я выдержал государственный  экзамен  по
юриспруденции.  Будучи потомком старой чиновничьей семьи, я заявил о своем
.согласии служить в прусской  администрации.  Я  в  то  время  был  членом
немецкой народной национальной партии и организации "Стальной шлем"  и  по
тогдашним понятиям считался политически благонадежным. Таким образом, моей
первой службой в качестве чиновника была служба  в  политической  полиции.
Это значило, что я вступил тогда во вновь созданную тайную государственную
полицию (гестапо). Всего ужаснее и всего заметнее для новичка было то, что
начала действовать система лишения свободы,  самая  ужасная,  какую  можно
было только выдумать; громадных помещений новой государственной полиции не
хватало  для  арестованных.  Были  созданы  специальные  концлагеря    для
арестованных гестапо.  И названия их останутся навсегда позорным пятном  в
истории.  Это  были  Оранненбург  и  собственная   тюрьма    гестапо    на
Бабельштрассе  -  Колумбиа-хауз,  или,  как  ее  еще  цинично    называли,
"Колумбийский притон".
     Конечно, по сравнению с тем, что мы пережили позднее, это было только
началом, но это началось так, и я хотел бы передать  в  нескольких  словах
мое личное впечатление.  Уже спустя два  дня  я  спросил  одного  из  моих
коллег: "Скажите, что  я  здесь  -  в  учреждении  полиции  или  просто  в
разбойничьей пещере?" Я получил ответ: "Вы в разбойничьей пещере и  будьте
готовы ко всему. Вам предстоит еще очень многое пережить".
     В о п р о с. -  То,  о  чем  вы  говорите,  вы  узнали  на  основании
собственного опыта?
     О т в е т. - Я основываюсь  здесь  не  только  на  своем  собственном
опыте, я очень много слышал от человека, который в то время тоже служил  в
государственной тайной полиции, и в моих  показаниях  его  сведения  будут
играть большую роль. Итак, в то время в тайную государственную полицию был
вызван  виднейший  специалист  по  уголовным  делам,  может  быть,   самый
выдающийся криминалист в прусской полиции,  некий