Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Зарубежная фантастика
      Василий Ян. Батый -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  -
мужики, в зипунах и заячьих полушубках, обшитых цветными ленточками, в волчьих треухах, с длинными до плеч волосами. Опираясь на рогатины, они тесной толпой остановились перед крыльцом, на которое вышел князь. Выступивший вперед старшой спросил шепелявой скороговоркой: - Зацэм кликал? Цаво сицкарей поднял? Сказывай нам, лесовикам, цаво рубить? Князь Георгий сейчас же показал свою хозяйственную сноровку. Одним поручил ставить вдоль берега Сити срубы и крепко наказал, чтобы в каждом срубе была сбита из глины и камней печь. Другим поручил рыть длинные окопы, глубокие, в рост человека. - Это мы мозэм! - отвечали сицкие мужики. - Мы в болотце копать и елоцки рубать - ко всему привыцные. Мужики немедля ушли гуськом в лес, застучали там топорами. Стали валить сосны и ели, а на высоком берегу глубоко врывшейся в землю Сити начали вырастать новенькие срубы с плоскими крышами, прикрытые пластами коры. Через несколько дней над ними закурились дымки. Добровольные ратники прибывали отовсюду, и в одиночку и десятками. Всем им князь Георгий указывал работу: одни копали низкие землянки, другие свозили лесины, пни, сухостой и складывали из них длинные засеки. Вскоре прибыл князь Василько Константинович ростовский с отрядом в триста всадников и в тысячу пеших ратников. За ним следовал обоз саней, нагруженных мясными тушами, мешками с мукой и сеном. Князь об®ехал шумный лагерь, нахмурив брови, покосился на белые срубы, остановил коня перед засеками, покачал головой и направился к церкви. Рядом с поповским домом над новым срубом развевался великокняжеский черный стяг. На нем был вышит золотыми нитями образ - Спаса-Нерукотворного. На крыльцо вышел в долгополом выцветшем подряснике старый священник с седой бородой клинышком и с заплетенной седой косичкой: - Исполать тебе, князь Василько Константинович! Окажи честь, заходи погреться. - Здравствуй, отец Вахрамей! Давно тебя не видал, с последней охоты на сохатых. И ты и твоя церквушка все стареете? - Плечи гнутся, а старая голова все еще держится и, может, еще пригодится. Князь сошел со своего статного буланого коня. Дружинник подбежал и взял коня за повод. Василько поднялся на крыльцо старого дома и поцеловал благословившую его морщинистую руку отца Вахрамея: - Что же, вы как будто город строите? - Да, похоже на то, - отвечал священник. - И долго будет стоять этот город? Год, два или больше? - Что могу сказать я, скромный иерей! Это великий князь Георгий Всеволодович решает. Он приказал строить, свозить бревна - вот и растет боевая крепость. - Народу, вижу, собралось много. Как же все кормятся? - Обо всем наш государь думает. Прибывшие ратники принесли с собой караваи. Окромя того, по приказу великого князя, отовсюду везут муку и соленую рыбу. А здешние сицкие бабы квасят, месят и пекут хлебы. - А сено у вас есть? Со мной конные дружинники. - Для твоего коня сена у меня найдется. Я накосил его летом для моей коровенки. А твоим дружинникам князь выдаст. Я видел, мужики везут и сено... Да что же мы мерзнем на крыльце? Заходи, княже, милости прошу, в мою убогую храмину. Князь Василько повернулся к дружинникам, растянувшимся вдоль берега, подозвал начальника передней сотни: - Осмотри лагерь и подыщи место, где поставить коней. Я переговорю с князем Георгием Всеволодовичем насчет кормов. - У нас сена дня на три припасено. Да и овса хватит лишь дней на десять. - Как бы не пришлось коней наших резать на щи! Народу привалило сколько!.. А вот и великий князь! Георгий Всеволодович шел с развальцем, в шубе нараспашку, веселый, с красным, распаренным лицом: - Здорово я в мыльне попарился! Люблю погреться... Успел здесь шесть новых мылен поставить... Без них люди обовшивеют. Голова трещит, обо всем надо домыслить. Здравствуй, племянник, на многая лета! Обнимемся и пойдем в мою новую избу! Глава третья. БАТУ-ХАН В МОНАСТЫРЕ Под®езжая к Угличу, Бату-хан придержал коня. Он показал плетью на странного вида бревенчатые здания, будто сдвинутые и прилепленные в беспорядке одно к другому, с крестами на крышах. - Что это? Субудай-багатур, ехавший рядом будто в полудреме, очнулся и крикнул: - Толмач! Позовите толмача! - Толмач! - закричали нукеры. Под®ехал старый переводчик из половцев: - Это Воскресенский мужской монастырь. В нем живет несколько сот монахов. Это такие шаманы, которым запрещено смотреть на женщин. Они все время молятся... - О чем они молятся? - Чтобы на земле был мир и тишина... - Мне этого не нужно! - Чтобы не было голода, землетрясения, пожара... - Этого мне тоже не нужно! А могут они узнать у своих богов, чем кончится моя война с коназом Гюргом? - Могут! - Я буду ночевать сегодня в этом доме бога, - сказал Бату-хан и покосился на Субудая. Тот сильно засопел. - Толмач! - приказал Субудай-багатур. - Возьми сотню нукеров. Поезжай прямо в дом урусутского бога. Скажи главному шаману, что сейчас прибудет великий джихангир Бату-хан. - Будет исполнено, непобедимый! Толмач во главе сотни нукеров поскакал в монастырь, а Субудай-багатур потребовал сотника. Арапша под®ехал ка разукрашенном гнедом коне. На темной шерсти выделялся серебряный ошейник. На сбруе появились серебряные и золоченые бляхи и цепи, снятые с коня какого-то убитого урусутского воеводы. - Окружи - монастырь! - распорядился - Субудай-багатур. - Поставь стражу у каждых ворот. Осмотри все дома и подвалы: нет ли спрятавшихся воинов или хитрой засады. Скажи урусутам, что к ним прилетело великое счастье, у них будет ночевать сам владыка вселенной! Поставь дозорных внутри домов, у лестниц и главных переходов. Десять самых голодных нукеров поставь на кухне, чтобы они там откормились и присматривали, не будут ли шаманы готовить что-нибудь плохое или запретное. Если что окажется не так, если заметят злой умысел, пусть колотят поваров плетьми по затылкам. И смотри, чтобы ни один монгольский воин из других отрядов не смел войти в этот дом, пока там будет отдыхать джихангир Бату-хан. - Внимание и повиновение! - отвечал Арапша н помчался исполнять приказание. В главной церкви монастыря шла торжественная обедня. У правой стены на возвышении, крытом ковром, стояли два кресла с высокими спинками. В одном сидел Бату-хан, подобрав под себя ноги и положив на колени кривой меч. В другом сидела Юлдуз-Хатун в высокой черной шапке, обвитой золотыми кружевами и жемчужными нитями. Около Бату-хана расположились на полу шесть его главнейших ханов. Тут же находился Субудай-багатур, Пристально и недоверчиво присматривался он прищуренным глазом ко всему, что происходило в церкви. Богослужение было торжественное. Служил сам епископ, приехавший, спасаясь от татар, в монастырь. Старый, высохший, согнувшийся, в парчовом облачении, с блистающей золотой митрой на голове епископ стоял на возвышении посреди храма. Впереди него справа и слева застыли двенадцать священников, по шесть с каждой стороны, все в праздничных цветных и парчовых ризах. Два мальчика, тоже в парчовых одеждах, с длинными свечами в руках, стояли по обе стороны епископа. Перед иконами горели свечи и лампады. Огоньки, мерцая, отражались на парче и на золоченом иконостасе, Бату-хан был доволен новым зрелищем. Он иногда кивал головой, улыбался, пробовал подпевать хору. Цветные искорки вспыхивали на его стальном шлеме с золотой стрелкой, охраняющей лицо, на серебристой кольчуге и на ожерелье на шее из больших изумрудов и алмазов. Каждый раз, когда к Бату-хану подходил высокий дородный дьякон и, широко размахивая кадилом, окутывал его ароматным дымом, Бату-хан милостиво наклонял голову, громко вдыхая сладкий дым ладана. Юлдуз сидела неподвижно в глубоком кресле. В шелковой, расшитой серебром китайской одежде, увешанная драгоценностями, с алмазными перстнями на руках, с набеленным, неживым, точно кукольным лицом, она казалась маленьким идолом. Только расширенные глаза лихорадочно блестели, Верная И-Ла-Хэ стояла около кресла, косилась на Юлдуз и, наклоняясь к ней, шептала: - Будь спокойней! Не показывай тревоги. Господин заметит! - Вот он! Там, у окна... так близко! Я должна говорить с ним, - отвечала шепотом Юлдуз. Возле бокового выхода, опираясь на копье, стоял нукер. Он был в стальном шлеме, в стальной кольчуге, в булгарских красных сапогах. Юное безусое лицо казалось равнодушным. Иногда он посматривал в сторону Бату-хана, но больше глядел в небольшое слюдяное окошко, в которое слабо проникал сизый свет сумрачного морозного дня. Это был Мусук, поставленный дозорным у входа. Вдруг он заметил пристальный взгляд жены Бату-хана - взгляд, устремленный прямо на него. Он отвернулся, но через некоторое время снова встретился с прямым упорным взглядом маленькой женщины. - Что во мне особенного? - подумал Мусук. - Чего ханша уставилась на меня? Он еще раз поймал ее взгляд. Заметил, что служанка склонялась к ней, будто успокаивая. Вдруг яркая мысль обожгла его: - Эти темные глаза, это лицо с узким подбородком,..- Как оно похоже! Но что может быть общего между бедной степной девушкой и разукрашенной драгоценными ожерельями женой завоевателя вселенной! Нет! Это сон, это невозможно! И он снова стал смотреть в окно. Неожиданный ревущий возглас заставил Мусука очнуться. Большой, могучий дьякон, в парчовом облачении, во весь свой богатырский голос провозглашал: - Великодержавному, достопреславнейшему хану... Благообразный, степенный отец эконом отделился от группы монахов, неслышными шагами подошел к дьякону и прошептал ему в красное, мясистое ухо: - Подымай выше! Эконом подсказывал, а дьякон ревел: - Государю нашему... - Подымай еще выше! - настаивал отец эконом. Дьякон повторял с налившимся кровью, натуженным лицом: - Государю нашему и владыке народов ближних и дальних царю Батыге Джучиевичу жить и здравствовать!.. После обедни избранные спустились в длинную, узкую трапезную, где был подан самый лучший обед, какой только могли придумать монахи-повара совместно с отцом экономом. Была и уха из стерлядей, и цельный огромный осетр, и пироги с запеченными налимами, расстегаи с мелко нарубленными груздями, и кутья из вареной пшеницы с медом, и моченые яблоки, и зернистая черная икра. Служки приносили кушанья на больших резных деревянных блюдах. Монахи достали из погребов глиняные кувшины с зеленым хлебным вином и крепким старым медом. Пили еще пенную брагу и настойки из вишен и других ягод. В конце стола сидел Бату-хан. Рядом, по левую сторону, архимандрит, далее Субудай-багатур. Справа, блистая драгоценностями и яркими одеждами, - Юлдуз-Хатун, за ней шесть приближенных ханов. Ниже сидели самые старые и почтенные монахи в клобуках и длинных черных рясах. Старый епископ, благословив трапезу, сослался на болезнь и удалился отдохнуть в свою келью. Бату-хан ел очень мало, с большой опаской, но пробовал всего. Субудай-багатур пожевал только гречневой каши с луком и постным маслом. Он зачерпнул кашу из блюда собственной медной чашкой, достав ее из-за пазухи. Из этой же чашки, предварительно вылизав ее языком, Субудай пробовал все напитки. То, что ему не нравилось, он выплескивал на пол. В середине обеда к Бату-хану подошла китаянка И-Ла-Хэ: - Юлдуз-Хатун не может больше выносить запаха соленой рыбы и слушать грубые голоса урусутских шаманов. Она сейчас упадет от слабости. Ее надо увести отсюда! Бату-хан посмотрел на Юлдуз. Она сидела неподвижно, опустив глаза, точно спала. Он приказал проводить ее в покои, где маленькая ханша сможет отдохнуть. Величественный отец эконом встал и, поглаживая окладистую бороду, сам повел ханшу и китаянку в лучшую келью. Глава четвертая. У ДВЕРИ КЕЛЬИ Арапша позвал Мусука. Они пошли через крытые переходы, поднимались лесенками, спускались в темные закоулки, Наконец Арапша оставил Мусука в длинном узком проходе. С одной стороны светились небольшие тусклые окошки, затянутые рыбьим пузырем, с другой - был ряд закрытых дверей. Арапша указал на дверь: - Здесь отдыхает жена джихангира, Юлдуз-хатун. Не впускай никого. Придется сторожить всю ночь. Я приду сменить тебя. Не сходи с этого места. Мусук стоял долго. Иногда мимо него проходили старые монахи в черных клобуках и длинных черных одеждах. Они прикрывали ладонями зажженные восковые свечи и что-то шептали. Послышались голоса. Шел Субудай-багатур, за ним вели под руки Бату-хана. Он пошатывался, водил рукой по воздуху, будто ловил что-то, и говорил заплетающимся языком: - Священный Правитель разрешил напиваться три раза в месяц, но лучше один раз... Я говорю... и монгольские шаманы, и арабские муллы, и урусутские попы... весьма полезные и преданные мне люди! Они учат народ повиноваться власти, уговаривают не бунтовать и вовремя платить налоги. Всем шаманам я дам пайцзы на право свободных поездок по моим землям для сбора денег. Я прикажу, чтобы шаманы, муллы и попы не платили никаких налогов... Архимандрит и четыре монаха с большими горящими свечами провожали Бату-хана до двери его кельи. Бату-хан вошел, шатаясь. Архимандрит низко поклонился Субудаю и удалился вместе с монахами. Субудай-багатур сказал: - Сейчас в этом доме бога все сверху донизу пьяны. Я боюсь, чтобы не было поджога, чтобы наши нукеры не обидели монахов и не началась резня. Ты, нукер, стой, гляди и слушай внимательно. Не сходи с места, Я сам обойду монастырь и проверю стражу. Мусук стоял полный тревоги... Юлдуз?... Или не Юлдуз?.. Нет! Это, конечно, ошибка! Таких сказок в жизни не бывает. А финики! А голос в пустыне, назвавший его имя? А маленькая рука, бросившая шелковый узелок с пряниками и золотыми монетами?.. В прорванный пузырь окна виднелся большой монастырский сад с обнаженными черными деревьями. Голубоватый снег лежал сугробами. Протоптанная дорожка пересекала сад. По ней медленно ходил нукер в долгополой шубе, вооруженный копьем... Ветер залетал в окно и осыпал Мусука снежной пылью. Послышался шорох. Мусук оглянулся. Перед ним стояла, вся закутанная в легкую материю, маленькая стройная женщина. Голова повязана пестрым шарфом. Расширенные глаза смотрят тревожно, чего-то ждут, спрашивают. Женщина сделала шаг вперед: - Мусук? Мусук повернулся. Зазвенела сталь его кольчуги. - Одна мысль меня жжет, - прозвучал знакомый голос. - Ты тоже взял деньги, полученные за меня? Мусук жадно вглядывался в блестящие глаза. - Я виноват только в том, что не был дома, когда братья увезли мою маленькую Юлдуз. Если бы я видел это, я бился бы с ними, как со злейшими врагами. Узнав, что они сделали, я проклял свою юрту и отрекся от отца и братьев. - Теперь я снова могу жить! Она хотела сказать еще что-то, но остановилась. Мусук заговорил резко: - Теперь Юлдуз - жена моего повелителя. Он дал мне коня, меч и кольчугу. Он щедр, заботлив, справедлив к своим нукерам. Он храбр и быстр в решениях. Он делает великие дела. Он пройдет через всю вселенную, и не найдется ни одного полководца, который сумеет победить его... И я любил его... - А теперь? спросила задыхающимся голосом Юлдуз. - Теперь я должен его ненавидеть. Юлдуз с кошачьей гибкостью обвила его руками. Она почувствовала леденящий холод кольчуги. Лицо Мусука побелело. Он оставался таким же неподвижным и холодным, как его кольчуга. - Разве ты больше не мой Мусук? Юлдуз коснулась маленькой рукой щеки Мусука. Он почувствовал аромат неведомых цветов. Он трепетал полузакрыв глаза, не зная, как поступить. - Скажи, Юлдуз,. он тебя очень любит? - Меня?.. Я сама не знаю, за что он меня любит! Бату-хан сказал мне однажды, что я дала ему три горячие лепешки, когда он скрывался нищим от врагов. За эти три лепешки он обещал подарить мне три царства - северное, восточное и западное... Теперь я скажу ему, что ты мой брат, и он осыплет тебя подарками, как в сказке. Он завернет тебя в парчу, даст алмазный перстень и табун лошадей! - Ты скажешь, что я твой брат? Братья продали ту, которая была мне дороже аллаха и всей вселенной! У меня остался конь, он мне лучше брата. Я уйду от Бату-хана... Юлдуз отшатнулась, но снова бросилась вперед и ласкала руками суровое лицо Мусука. Дверь скрипнула, послышалось насмешливое - дзе-дзе!. Оба оглянулись. В дверях стоял Бату-хан. Из соседней кельи в приоткрытую дверь смотрели приближенные хана. Глава пятая. ТОРОПИСЬ! В узкой келье отца ключаря на лежанке, крытой овчиной, сидел, подобрав под себя ноги, широкий, грузный Субудай-багатур. Старый полководец немигающим раскрытым глазом всматривался в древнюю икону, написанную на покоробившейся доске. На ней был изображен святой Власий, покровитель домашнего скота и прочих животных. - Вот этот бог нашему монгольскому улусу приятен! - громко рассуждал сам с собой Субудай и старательно рассматривал суровое темно-коричневое лицо Власия, его седую бороду с вьющимися на концах колечками, - Это наш, настоящий монгольский бог! Он любит и бережет скотину, охраняет коров и баранов и стережет лошадей. А нашим коням нужен защитник, иначе они погибнут здесь, в стране урусутов, где дороги загораживают болота, ели да сосны высокие, как горы. А харакун от злобы и неразумия сжигает скирды с хлебом и стога сена... Скажи, Саклаб, - ты сам урусут, для чего они все это делают? Не лучше ли покориться монгольскому владыке Бату-хану? Тощий раб, сидевший на скамье возле двери, равнодушносонным голосом отвечал: - Я уже сорок лет здесь не был. Ничего теперь не знаю, что думают наши суздальские мужики. Все с тобой шатаюсь по белу свету, а с людьми не говорю. Кроме котла и поварешки, ничего не вижу. Субудай продолжал поучать своего раба: - Ты все забыл, Саклаб! Так нельзя. Надо все помнить и все об®яснить своему господину. - Субудай выпрямился и заговорил резким, повелительным голосом: - Сходи посмотри, стоят ли нукеры на местах, не дремлют ли? И сейчас же вернись ко мне! - Так и знал! Даже ночью покоя нет! - ворчал, уходя, Саклаб. Субудай зажмурил глаз. Голова его свесилась, рот раскрылся. Он заснул и увидел во сне... степь, беспредельную, голубую, и колеблемые ветром высокие желтые цветы. Багровое солнце, заходившее за лиловые холмы, уже закрывало свои дверцы. Стадо сайгаков неслось по степи, прыгая через солнце. - Торопись доскакать до уртона, пока солнце не спряталось! - шепчет чей-то голос. Он протягивает руку, чтобы удержать солнце. Рука вытягивается через всю степь, в руке копье. Острие прокалывает насквозь солнце... Это уже не солнце, а залитая кровью голова рязанского воеводы Кофы, которого нукеры схватили израненным, а он все бился, пока силач Тогрул ударом меча не срубил старому воеводе голову... Голова раскрыла глаза, насмешливо подмигнула и прошептала: - Торопись! А то завязнет в снегу твое нечестивое войско... Грубо стукнула дверь. Огонек лампадки закачался, тени запрыгали на потолке. В келью вошел, задевая за ножки скамьи, засыпанный снегом огромный монгольский нукер. Меховой колпак с отворотами закрывал уши и лицо. Виднелся лишь нос с черными отмороженными пятнами и двигавшиеся с трудом губы: - Внимание и повиновение! - Я слушаю тебя, - сказал равнодушно полководец, - Черный урусутский шаман повторял два слова: - Байза -, Субудай. Он толкался и лез сюда. Сотник Арапша приказал провести его к тебе. - Где черный шаман? - Здесь, за мной! - Монгол отодвинулся. За ним стоял, тоже весь в снежной пыли, черный монах с длинным посохом и котомкой за спиной. Черный клобук спускался на густые брови. Субудай, прищурив глаз, смотрел на монаха. Тот снял клобук. Полуседые кудри и длинная черная борода показались очень знакомыми. Монах заговорил по-татарски: - Байза! Субудай-багатур! Важные вести. - Уходи, - обратился полководец к нукеру. - Постой за дверью. Я позову тебя. Монгол, топая огромными гутулами, вышел. Дверь закрылась. Оглянувшись, монах скинул верхнюю просторную одежду, подошел к Субудаю и сел рядом на

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору