е! - крикнул Арапша.- Нукеры, не выпускайте никого
из этих "черных вестников". Держите их коней. А вы ждите, скоро с вами
будет говорить джихангир.
  Арапша вошел в юрту. Бату-хан сидел мрачный, скрестив ноги, опустив
голову, и пристально смотрел на концы соединенных пальцев.
  Рядом сидел на пятках Субудай-багатур. Он взглянул на вошедшего Арапшу,
остановившегося у входа. На тихий вопрос: "можно ли остаться?" - ответил
движением головы.
  - Он и Гуюк-хан были моими злейшими врагами, - сказал Бату-хан. - Что же
мне остается, как не радоваться? Никакого утешения я дать не могу. Я
радуюсь: злого змееныша нет!
  - Бату-хан может радоваться, джихангир обязан горевать! - тихо, но твердо
возразил Субудай.
  - Кюлькан искал моей гибели, Кюлькан громко говорил, что я баба с
бородой. Только ты помешал мне распороть ему грудь и вырвать ядовитое
сердце. Многие из моих врагов еще живы. Главный из них Гуюк-хан, я и с ним
разделаюсь.
  - Зачем ты напоминаешь об этом? Разве я, твой верный слуга, не сторожу
тебя днем и ночью?..
  - Арапша трижды спасал меня от подосланных черных собак, наемных убийц...
  - Тише!..- Субудай начал сердито сопеть.- Никто в войске не должен знать
об этом. Не говорил ли ты сам, что полководец должен быть скрытным... Если
бы ты стал радоваться, все бы сказали: "Бату-хан такой же, как все!". А ты,
как внезапный гром с неба, порази вокруг всех ротозеев, зубоскалов,
гуюкских блюдолизов! Укажи цель, куда идти и что делать. Оставайся
необычайным, неведомым, непонятным...
  Бату-хан очнулся, вскочил:
  - Где эти "черные вестники"? Теперь я знаю, что делать.
  Арапша ответил:
  -  Они здесь, близ юрты, ждут твоих повелений.
  Бату-хан с мечом в руке вышел из юрты, обвел взглядом сидевших гонцов.
Они упали на колени.
  Бату-хан начал говорить тихо, сквозь зубы. Постепенно голос его
усиливался. Под конец он выкрикивал слова:
  - Вам было вверено великое счастье, кусок солнца - сын Священного
Правителя, А как вы сберегли его?
  -  Он сказал, что сам хочет биться,- лепетали гонцы.
  - А вы и обрадовались? Разве дело полководца рубить мечом в передовом
отряде? Разве так поступал Священный Правитель - великий Чингиз-хан? Он был
настоящим полководцем. Он находился позади войска и передвигал девятью
словами десятки и сотни тысяч всадников. Так он одержал победы, потрясавшие
мир...
  -  Мы это знаем... Мы это помним...
  - А что вы сделали с ханом Кюльканом? Вы обрадовались, что хан Кюлькан
стал простым нукером и скачет впереди в драке с урусутами, и никто не
удержал его, не отвел назад, не закрыл его своим телом. Вы предатели, и нет
вам пощады...
  Гонцы распростерлись на земле, лицом в снег.
  - Скачите назад. Скажите войску, что джихангир приказывает загладить вину
и взять крепость Коломну до моего прихода... Если же я приеду, а вы все еще
будете скакать вокруг города, я прикажу всех вас перебить как отбросы
великого войска, созданного Чингиз-ханом. Прочь отсюда, желтоухие собаки,
пожравшие труп своего отца! Чего вы еще лежите?
  Батый, хрипя, взмахнул мечом.
  Гонцы бросились к своим коням, вскочили на них. Через несколько мгновений
ни одного из них не осталось.
  - Ты слышал, Субудай-багатур?
  - Да, ослепительный. В твоих словах я узнал голос твоего деда!
  - Я покажу урусутам, что значит убить сына величайшего из людей -
Чингиз-хана!.. Я залью кровью всю урусутскую землю... Я перебью все живое,
всех живущих, последнюю собаку и последнего ребенка. Страшным пожаром
пронесется монгольское войско и обратит урусутскую землю в молчаливое
кладбище, где будут слышны только крик ворон и вой волка. Скорее подавайте
мне коня!..
  Глаза Бату-хана стали круглыми. На губах выступила пена. Он топал ногой и
кричал в бешенстве:
  - Коня мне! Скорее коня!
  Зазвенели медные гонги, сзывавшие нукеров. Задребезжали рожки, извещавшие
о походе. Только Субудай-багатур и Арапша оставались спокойными и
неподвижными.
  - Позволь, ослепительный, тебе напомнить, - тихо сказал Субудай, что
гонцов ты отослал, а преемника погибшему хану не назначил.
  - Пока будет начальствовать, по обычаю, старший темник Бурундай. Он воин
опытный, а через день я сам буду на месте и покажу, как надо брать
приступом крепости!..
  Через день передовые отряды Бату-хана и Субудай-багатура были перед
Коломной. Бой был в полном разгаре. Монголы непрерывной лавиной старались
взобраться на стены, откуда их сбивали защитники города. Но силы русских
воинов слабели, помощи ниоткуда не приходило. Татары ворвались в город.
  С великим мужеством бился среди рязанских дружинников и пал доблестной
смертью князь Роман Ингваревич Рязанский. Рядом с ним сложил седую голову
воевода Еремей Глебович.
  Татары резали всех без милости. Немногие, оставшиеся в живых, попали в
тяжелый плен. На дымящихся развалинах Коломны татары гуляли и пировали три
дня. В середине города, на площади, где стояла сгоревшая церковь
Воскресенья, Бату-хан приказал сложить большую кладку бревен, на которую
положили тело молодого хана Кюлькана. Вместе с ним монголы сожгли сорок
самых красивых коломенских девушек. Два любимых коня в нарядной золотой
сбруе были убиты в ногах хана Кюлькана. И девушки и кони должны были
последовать в заоблачный мир, чтобы там верно служить своему юному
погибшему господину.
  На той же площади был устроен второй костер для павших монгольских
воинов. Костры запылали одновременно. Бату-хан, на вороном коне, мрачно
наблюдал за погребальным торжеством. Иногда кричал вместе с другими воинами
прощальный привет:
  - Байартай, байартай!


        Глава десятая. ДИКАРИ ГРОЗЯТ СТОЛЬНОМУ ГОРОДУ

  Княгиня Агафья, супруга великого князя владимирского, переживала
тревожные дни. Она старалась забыть о надвигавшейся грозе. Проводила время
в заботах о семье, о дворцовом хозяйстве, утешала всех, убеждая быть
мужественными. Молодые снохи ее, княгини Мария и Христина и многие боярские
жены плакали навзрыд, твердя, что пришел конец миру. Дети убегали из
княжьего двора на стены.
  - Не хотим учиться в школе! - кричали они. - Теперь и нам нужно воевать.
Мы будем помогать дружинникам, пускать стрелы в татар, бросать в них камни.
  Днем и ночью молилась княгиня Агафья. По утрам она посещала соборную
церковь Успения богородицы, где вела беседу с мрачным и угрюмым епископом
Митрофаном.
  - Молись, - говорил ей владыка, - чтоб всевышний помог войску и отогнал
безбожных татар. Молись за мужа твоего князя Георгия Всеволодовича и за
сыновей, чтоб господь сохранил их от злого врага!
  Княгиня Агафья непоколебимо верила обещанию мужа скоро вернуться с
большой ратью и освободить землю русскую от татар. Молясь горячо, со
слезами, она закрывала глаза и видела мужа перед собой, как живого:
высокого, сильного, с уверенной речью, с могучей рукой... Он знает ратное
дело, быстро соберет полки, разгонит татар. Он в®едет на своем верном белом
коне в Золотые ворота Владимира, где княгиня вместе со снохами будет
встречать его. Она сама возьмет повод коня и поведет его на княжеский
двор...
  Князь Всеволод с малой дружиной внезапно примчался из Коломны. Княгиня
Агафья сейчас же устроила совещание ближних бояр. Присутствовали воевода
Петр Ослядукович, некоторые тысяцкие и обе княжеские снохи.
  - Я прорвался к вам чудом; архангел уберег меня. Татары обложили город
Коломну со всех концов. Войска у них очень много. Правил ими молодой хан,
сын ихнего самого главного Чагониза. Третьего дня вдруг поднялся в
татарском стане звериный вой и барабанный перестук. Пленные сказали, будто
их вождя, хана Кюлькана, убило русской стрелой. Оттого они завыли, своему
богу жаловались. В этой суматохе я и проскочил. Татары придут сюда огромной
силой, разольются по полям, как вода весной в половодье, и не будет нам
тогда выхода... Кто из женщин может, пусть бегут на север, в Новгород,
Кострому, Галич или на Бело-Озеро. Надо прятаться в лесах, в пустошах. Во
Владимире будет резня, и вряд ли мы удержимся до прихода князя-батюшки.
  Княгиня Агафья твердо заявила:
  - Мы вас не покинем. Вместе будем пить горькую чашу!
  Обе снохи заплакали и сказали:
  - Никуда мы от вас не уйдем! Зачем нам ехать в холодные пустоши? Там все
едино пропадать с малыми детьми! Лучше мы здесь на стене будем биться рядом
с вами!
  - Не женское это дело! - заметил воевода Петр Ослядукович.
  Сидевшая между снохами приемная дочь-сирота юная княжна Прокуда
вмешалась:
  - А я вот слышала, что у татар женщины на конях бьются рядом с мужьями и
братьями.
  - Молчи, Прокуда! строго заметила княгиня Агафья. Совсем ты от рук
отбилась. Вместо того чтобы в терему сидеть, на стену бегаешь да с простыми
смердами речи ведешь!
  - Все одно, убегу я от вас и проберусь в заволжские леса к
батюшке-крестному. Чего нам сидеть да вздыхать? Лучше биться в лесу или в
поле. Все одно: когда смерть захочет, то нас поймает.
  - Запру тебя в терему!  -  закричала княгиня Агафья.
  - Придут сюда татары, и терема не будет, и нас с тобой не будет!
  - Что за - бесстрашная девка! застонала княгиня. Эй, нянюшка! Отведи-ка
Прокуду в теремок!
  - Сегодня урок в школе. Позволь сходить проститься с учителем! - и
Прокуда убежала.


        Глава одиннадцатая. В ГРЕКО-РУССКОЙ ШКОЛЕ

  В небольшой каменной пристройке при Соборной церкви собирались мальчики.
В сенях они отряхали и веником обметали лапотки. Входили в избу, скидывали
шубейки и бросали в угол, затем, достав с полки деревянный гребень,
расчесывали волосы, остриженные в скобку. Выходили на середину светлицы,
медленно и чинно крестились на икону с горящей лампадкой и подходили к
учителю, сидевшему в резном деревянном кресле. Громко говорили:
  - Здравствуй на многие лета, Максим Далматович.
  Учитель, смуглый, чернобородый, с большим острым носом, строго
посматривал на ребят и отвечал сухо:
  - Садись за стол, расправь книжицу!
  Мальчиков было двенадцать. Они чинно усаживались на скамьях по обе
стороны длинного узкого березового стола и раскладывали перед собой
рукописные книги из сшитых пергаментных листов, замусоленные, засаленные,
по которым уже учились до них.
  - Встать! - сказал учитель, и сняв меховой колпак, повесил его на стене
на деревянном гвозде возле полочки с книгами. Мальчики встали. Один из них
прочел молитву.
  - Сядьте.
  Ребята сели. В это время дверь распахнулась и в избу вбежала Прокуда. За
ней вошла пожилая нянюшка. Сняла с Прокуды шубейку, оправила сарафанчик и
села в углу на ларец.
  Прокуда поклонилась в пояс учителю, сказала приветствие и уселась рядом с
другими учениками, отодвинув локтем крайнего.
  Учитель провел темной, смуглой рукой по черной бороде, откашлялся и
начал:
  - Сегодня я должен сказать вам особое поучительное слово. Булатко, смотри
на меня, Верещага, перестань толкать Чапыру. Глядите мне в глаза.
  Учитель сильно кашлянул.
  - Я чернец Максим, мое дело писать книги и учить таких младых детей, как
вы, грамотной хитрости. Вы изучили все буквицы, и я уже намеревался, яко по
лестнице, подымать вас на изучение часовника, псалтыри и прочих
божественных премудростей.
  Ребята, раскрыв рты, слушали. Прокуда подперла щеку кулачком и, сдвинув
брови, старалась понять туманные для нее слова учителя.
  - Эта школа основана великим князем Константином Всеволодовичем,
доблестным и мудрым государем, великим князем Владимир-суздальским. Держал
он при себе многих ученых людей, любил книги и сам их писал. Одних
греческих книг у него было более тысячи, частью сам их купил, частью
получил в дар от царьградского патриарха...
  Учитель закрыл лицо руками, склонился к столу и замолчал.
  Ребята подталкивали друг друга локтями и спрашивали на ухо: - К чему это
он говорит? Что с ним деется?.
  Учитель отнял руки, тряхнул головой:
  - Пришло время тяжкое, трудно выносимое. На славный город наш Владимир,
где светится, яко лампада в нощи, эта школа, надвигаются темные тучи с
грозой и молоньей, хотят все обратить в угли и пепел. И эта школа и эта
драгоценная библиофика - что все это значит для народа зверского и дикого?
Схватит татарин эти драгоценные книги - памятники веков минувших - и бросит
в костер, чтобы поджарить лошадиную ногу.
  Учитель вытер рукой глаза и обвел внимательным, прощальным взглядом
ребят:
  - Сегодня наш последний урок. Отныне ваше место па стенах города. Мы,
взрослые, возьмем мечи и копья, а ваше дело помогать отцам и братьям -
подбирать стрелы, приносить воду и хлеб...
  - Мы только этого и хотим!  -  воскликнули мальчики
  - Теперь еще одна, последняя моя к вам просьба. Может быть, татары
ворвутся в школу и сожгут ее. Снесем книги этой библиофики в подклеть,
сложим в ларцы и закроем камнями. Кто из вас выживет, тот вспомнит после
ухода татар об этой подклети, вынесет книги на свет божий, и ваши дети и
внуки будут по ним учиться. Наш святой долг спрятать сей драгоценный светоч
знания... Надевайте ваши хламиды.
  Ребята вскочили и стали одеваться, радуясь предстоящему занимательному
делу. Прокуда подошла к одному из мальчиков и оттянула его в сторону:
  - Булатко! Никому ни слова о том, что скажу! Разыщи и принеси мне
какой-нибудь зипунишко, порты, рубаху и лапотки...
  - Да у меня ничего нового нет, все рваное!
  - Вот рваное мне и нужно. Мамонька задумала запереться в соборе и
сжигаться, если татары придут. А я переоденусь мальчишкой и убегу в лес.
Буду биться с татарами, пока мы их не выгоним...
  - И я с тобой, Прокуда! Все тебе достану! - обрадовался Булатко. И другие
ребята с тобой пойдут!..


        Глава двенадцатая. СКОРБНЫЕ ДНИ ГОРОДА ВЛАДИМИРА

  Татары появились перед городом внезапно. Еще на рассвете из городских
ворот выехало несколько десятков крестьянских саней; на них уезжали
горожане, желавшие спасаться в лесах, а в полдень город Владимир уже был
отрезан от всего мира.
  Сперва татары подходили к городу медленно, мирно, совсем как народ, в
праздник с®езжавшийся на торжище. С каждым часом их становилось все больше,
и вскоре они започнили все окрестные поля. Всюду задымили костры, возле них
расположились обозы. Татары отпрягли коней и вели себя так, точно ничто им
не угрожало, точно они совсем не бялись русского войска.
  Потом их всадники на крепких конях, держась кучно, стали быстро
проноситься под стенами Владимира. Одеты они были в долгополые, бурые как
земля, шубы, в меховые колпаки, прикрывавшие опущенными отворотами лицо и
шею, так что видны были только раскосые глаза. Татары громко кричали,
бранились. В тихом морозном воздухе ясно звучала их непонятная странная
речь и дикие возгласы.
  Все население Владимира поспешило на стены взглянуть на воинов
невиданного народа, о странных обычаях и жестокостях которого передавалось
столько жутких рассказов.
  Княгиня Агафья и снохи ее, княгини Мария и Христина, в сопровождении
ближних боярынь и нянюшек, тоже поднялись на крепостную стену близ Золотых
ворот. Здесь уже находился воевода и молодые князья Всеволод и Мстислав.
Все они внимательно следили за передвижением татарских войск.
  К Золотым воротам под®ехал отряд, в котором выделялись нарядно одетые
ханы в красных полосатых и пестрых одеждах. Под ними были отличные рослые
кони с дорогой сбруей, отделанной золотом. Некоторые всадники были в
кольчугах, другие в блестящих панцирях. Ханов сопровождала сотня воинов с
длинными тонкими копьями.
  Толмач, по виду половецкий перебежчик, на чубаром коне приблизился к
воротам и обратился к стоявшим на стене:
  - Не стреляйте! Слушайте! Великий джихангир, Бату-хан, прибыл сюда со
своим могучим непобедимым войском. Знает ли великий князь и государь
Георгий Всеволодович о прибытии в его земли великого хана? Почему же ваш
князь до сих пор не явился к великому хану с поклоном? Почему он не шлет
даров, не дает клятвы верности, не открывает городских ворот? Где прячется
ваш князь? Приведите его сюда, мы с ним будем говорить!..
  Стоявшие на стенах бояре тихо перешептывались. Воевода вздохнул:
  - О, времена тяжкие!
  Некоторые из нетерпеливых владимирцев пустили стрелы. Раненый татарский
конь закружился на месте. Татары сейчас же ответили десятком стрел. На
стене кто-то вскрикнул. Татарский толмач продолжал:
  - Не стреляйте! Смотрите сюда: узнаете ли, кто перед вами?
  Два всадника тащили на аркане высокого худого юношу. Он не упирался, а
шатался от слабости, ноги передвигались, как деревянные. Его поддерживала
веревка, закрученная на шею. Всадники натягивали концы веревки. Так иногда
охотники ведут опасного дикого зверя, натягивая веревки в разные стороны,
не давая зверю броситься на провожатого.
  Отчаянный крик донесся со стены. Это закричала княгиня Агафья, узнав в
пленном своего сына, князя Владимира, уехавшего оборонять Москву. Женщины,
стоявшие рядом с княгиней, громко зарыдали, видя юношу, оставленного в
жестокую стужу в одних холщовых портах и рубахе, с тряпками на ногах вместо
сапог.
  - Сын мой, Владушка! - стонала в слезах княгиня Агафья. - Что они с тобой
сделали?
  - Матушка моя, не плачь! - ответил снизу князь Владимир. - Крепко стойте
за родной город! Побивайте их и ничего не бойтесь! Они долго в нашей земле
не останутся и скоро уйдут в Дикое поле! Они мучили и ущемляли меня, но
сломить не могли. Не бывать их воле над нами! Стойте крепко! Отбивайте
недругов!
  Проводники стали стегать Владимира плетьми.
  - Довольно! - вмешался толмач. - Замолчи! Слушайте, упрямые владимирцы!
Перед вами неразумный гордец, молодой князь Ульдемир. Смотрите, какую
жалкую судьбу он себе приготовил. Он наказан за то, что не хотел покориться
великому джихангиру. Вот что ожидает каждого, кто дерзок и упрям. Города
Рязань, Пронск, Ижеславль, Мушкаф и девяносто девять других взяты и
обращены в пепел. Непокорные жители перебиты или уведены в плен. Князь
Ульдемир перед вами, и мы его водим на веревке, как медведя, на потеху
людям. И вы хотите того же? Сдавайте ключи от городских ворот, и вам, под
властью нашего великого Бату-хана, будет хорошо, спокойно и светло!..
  - Не слушайте его! - кричал Владимир. - Отбивайтесь. Татары жалости не
знают. Если вы покоритесь, они все равно вас вырежут! Врут они, окаянные!
  - Умрем, но не покоримся!  -  ответили со стены.
  Князья Всеволод и Мстислав и толпа на стене подхватили:
  - Умрем, но не покоримся! Уезжайте в свои степи! На русской земле делать
вам нечего!
  Татары повернули обратно. Два всадника, сторожившие Владимира, сбили его
с ног и потащили за собой по снегу, как мертвую тушу.
  В тот же день татары поставили на бугре против Золотых ворот желтый шатер
и по обе стороны его десяток круглых, как шапки, белых и черных войлочных
юрт. Кругом задымили костры многочисленной стражи.
  Жители Владимира жадно наблюдали с крепостных стен за поведением татар.
Никто не говорил о сдаче, о покорности. Все знали, какая участь ждет
пленников, все слышали об уловках татар, старавшихся хитростью проникнуть в
город: только пусти их, а потом жителям пощады не будет.
  Князья Всеволод и Мстислав хотели вместе со своими дружинниками выйти из
городских ворот для битвы с татарами:
  - Умрем, но умрем с честью, в поле!
  Старый воевода Петр Ослядукович не дал им на это разрешения:
  - Умереть мы сумеем и даже много татар перед тем уложим. Но разумнее
выждать. Наш государь, великий князь Георгий Всеволодович, даром не сидит.
Он собирает великую рать, скоро явится сюда на выручку и спасет нашу землю
и стольный город.
  Пока татары готовились к приступу, большой их отряд отделился и
направился к Суздалю. Город защищался два дня. На третий татары ворвались в
Суздаль, разграбили его, подожгли княжий двор и Дмитриевский монастырь,
перебили жителей. Спаслись из суздальцев только те, кто ранее убежал в
леса. Татары безжалостно рубили всех: стариков, беспомощных старух, калек,
слепых и, вопреки своему обыкновению щадить церковников, перебили в Суздале
и попов, и монахов, и монахинь. Остались в живых только молодые монашки,
уведенные татарами в плен.
  От разгрома спасся стоявший в стороне среди густого леса Богородицкий
девичий