ираются... новые отряды...
длиннобородых..
  - Понимаем!  -  шептали юртджи.
  - Пленные знают... Заставьте их говорить...
  - Заставим!
  Субудай застучал кулаком по колену:
  - Зачем ждете? Чего надо?.. Уходите!..
  - Внимание и повиновение! - прошептали юртджи и попятились к выходу.
  Субудай остался один. Он сидел, поджав ноги, на старой потрескавшейся
скамье в углу, под образами.
  Скрипнула дверь. Вошла, топая чеботами, Опалениха, за ней Вешнянка. После
того как Опалениха спасла замерзшего сына Субудай-багатура, он всюду возил
их с собой.
  Сбросив на лавку заячью шубейку, Опалениха засучила выше локтей расшитые
рукава холщевой паневы и сполоснула руки под глиняным рукомойником.
Перекрестив квашню, стоявшую у жарко натопленной печи, осторожно сняла
наквашонник и сказала Бешнянке:
  - Тесто поднялось! Месить пора...
  Субудай посматривал на Опалениху, на ее толстые белые руки, равномерно
опускавшиеся в тесто, на ее пышную грудь, перехваченную под мышками красным
передником, и выпячивал сморщенные губы. Он достал из-за пазухи медную
чашку и застучал по ней ножом. Вбежал старый безбородый нукер в
запорошенной снегом шубе.
  - Внимание и повиновение!  -  хрипло крикнул он.
  - Принеси походные сумы красно-пегого коня! - приказал Субудай.
  Нукер выбежал в сени.
  Опалениха приподняла тесто из квашни и со злобой бросила его обратно. Она
подошла к оставшейся полуоткрытой двери и прихлопнула ее локтем.
  - Дурень безбородый!  - ворчала она. Тепла не бережет!
  Вешнянка шепнула Опаленихе:
  - Гляди, как косоглазый на тебя смотрит! Словно проглотить хочет...
  - Тошно мне от него!  -  сердито отвечала Опалениха.
  Нукер вернулся, неся на плече кожаные переметные сумы, и опустил их на
земляной пол.
  - Развяжи!
  Нукер распустил шнурки и сунул руки в баксоны.
  - Зачем? зашипел Субудай. Что ты там оставил? Уходи!
  Нукер отшатнулся и бросился из избы.
  Субудай строго крикнул:
  - Слышь ты! Слышь ты!
  - Это он тебя зовет,  - сказала Вешнянка.
  Опалениха не торопясь вытерла руки о передник и подошла перевалистой
походкой. Субудай повторил:
  - Слышь ты! Слышь ты! Вишнак!
  Вешнянка подошла, робея. Субудай-багатур показывал на раскрытые сумы и
старался об®яснить:
  - Давай! Мина! Давай...
  Женщины переглянулись. Бешнянка опустилась на колени и стала доставать
свертки. Опалениха развернула сарафан из шелковой парчи, женские узорчатые
рубашки, красные туфли с острыми загнутыми кверху носками. Субудай показал
рукой Опаленихе, чтобы она надела сарафан.
  - Слышь ты! Скоро!  -  повторял он нетерпеливо.
  Опалениха пожала плечами:
  - Да ты лучше, хан немилостивый, не меня, Вешнянку наряди! Куда мне такое
княжеское роскошество.
  - Угга! Маленьким не любим! - Субудай сердито затряс головой.
  - Ишь какой хитрый! сказала Опалениха. По-нашему заговорил...
  Она отошла к печке, ловко накинула просторный сарафан, оправила тяжелые
складки, вдела ноги в диковинные красные туфли.
  - Сюда! Слышь ты, сюда!  -  шипел Субудай.
  Опалепиха подошла. На скамье, на куске зеленой замши, лежали украшения из
сверкающих алмазов, из переливающихся желтых, зеленых и красных, как кровь,
камней. Субудай перебрал их, взял ожерелье из больших золотых монет,
головную повязку из жемчужных нитей, несколько золотых браслетов и протянул
их Опаленихе.
  - Скоро, скоро!  -  хрипло повторял он.
  Опалениха повела плечами, надела на шею тяжелое ожерелье, надвинула низко
на лоб жемчужную повязку с длинными подвесками. Ее блестящие глаза лукаво
посматривали изпод темных бровей на свирепого полководца, Опалениха отошла
в угол, горделиво приосанилась, подбоченилась и особой задорной походкой,
как бывало в хороводе, проплыла по горнице. Вешнянка зажимала рот рукой и
давилась от смеха.
  - Вот, корявый леший, что надумал!
  Субудай хлопал рукой по колену, впивался выпученным глазом в Опалениху и
нежно твердил:
  - Кюрюльтю! Кюрюльтю!...
  Опалениха остановилась посреди комнаты.
  - Хватит! Побаловались! Пора блины печь! - сказала она сурово и хотела
скинуть сарафан.
  Субудай замахал рукой:
  - Угга! Нет! Тибе!.. Слышь ты! Тибе...
  Он вдруг отвернулся, наклонился к окну и прислушался. На улице раздались
крики: - Урусуты! Урусуты! и резкие удары в медные щиты.
  Лицо Субудая стало страшным. Он громко застучал ножом по медной чашке,
сгреб ожерелья, сунул их в баксоны и, не глядя на женщин, вышел, ковыляя,
из избы.
  Обняв испуганную Вешнянку, Опалениха прислушалась. Топот коней и крики
монголов на улице быстро удалялись и затихли. Опалениха выглянула за дверь:
  - Все куда-то ускакали... Скорей, Вешнянка, собирайся! Теперь или
никогда!
  Быстрыми уверенными движениями она сняла парчовую одежду, свернула ее и
бережно положила на скамейку рядом с дорогими украшениями и красными
туфлями.
  - Боязно! - шептала Вешнянка, торопливо одеваясь. - Беда, если изловят
нас! Косоглазый нас не обижал...
  - Не надо нам его роскошества!
  Опалениха поправила свою посконную паневу, натянула заячью шубейку, вдела
ноги в чеботы, повязалась старым шерстяным платком. Вешнянка была уже
готова,
  - Бежим!.. Даст бог, к своим доберемся!..
  Женщины осторожно вышли из избы и плотно прикрыли за собою дверь. Около
горячей печи громко вздыхала и пыхтела забытая квашня.


        Глава пятая. В ПОГОНЮ ЗА БАТЫЕМ

  Пронеслась по русской земле молва, будто на безлюдных развалинах
сожженной Рязани упавшие колокола сгоревших церквей сами зазвонили...
Передавали, что вечевой колокол вдруг поднялся из пепелища, повис в воздухе
и загудел, сзывая рязанский народ на борьбу с татарами... Рассказывали, что
во многих местах всколыхнулась разгромленная Русь, что укрывавшиеся в лесах
мужики собираются в отряды сторонников, что во главе их встал удалой витязь
Евпатий Коловрат, лихой медвежатник, знающий лесные тропы, ходы и выходы,
что его отряд уже не раз нападал на мунгальские раз®езды и уничтожал целые
отряды сильных супостатов.
  Слыша такие разговоры, пахари и охотники, много лет промышлявшие в лесах,
все, у кого рука не ослабла и глаза не померкли, стали поспешно привязывать
подтужинами к дреколью ножи и обломки кос, точить на черном камне копья и
рогатины и, засунув топор за пояс, направлялись на перекрестки дорог
разыскивать боевые дружины Евпатия-медвежатника.
  Тем временем Евпатий Коловрат двинулся на север, по следам Батыевой рати.
  Примкнувших охочих людей Евпатий разбивал на десятки и сотни, назначал им
атаманов и всем давал наказы, как биться с хитрыми и находчивыми врагами, к
каким прибегать уловкам, как не поддаваться на татарские обманы. Едва ли
треть ратников Евпатия была на конях. Но и пешцы не отставали от конников и
быстрым шагом или побежкой делали большие переходы.
  Евпатий торопился. Он расспрашивал встречных, куда пролегла кровавая
Батыева тропа. Остановки в лесах делал он самые короткие. Нужно было все
идти вперед, добывая корм коням и хлеб ратникам, торопясь скорее догнать
главного врага - царя Батыгу.
  На одной из стоянок дозорные задержали двух монахов. Засунув за кожаные
пояса длинные полы черных подрясников, с лыковыми котомками за плечами, оба
монаха брели по тропинке на юг, в сторону половецких степей.
  Один, высокий и тощий, как жердь, шагал впереди; другой, низкий и
широкий, жмуря красные слезящиеся глаза, зацепил крюком посоха за ремень
переднего и ковылял боком, стараясь не отстать.
  - Куда вас нелегкая несет? - спросил их Ваула. - И почему на вас рясы
обвисли, точно с чужого плеча?
  Красноглазый, теребя рыжую бородку, выступил вперед, переломился в поясе
и поклонился до земли:
  - Хощу рещи вам, о братие, что бежим мы от бесчинствующих злодеев,
рекомых татарами, кои все земное искореняют нещадно...
  - Потому вы и рясы надели?
  - Рясы эти исконные наши и обвисли на нас от малоядения, - пропищал
бабьим голосом высокий монах.
  - Людие стали скупы, людие стали немощны, не чтут сана духовного. Чего
только очи наши не видели? - продолжал красноглазый. - И бессловесные скоты
и бесчувственные каменья от того, что сейчас деется, могут повергнуться в
плач и стенание! Увы!.. горе нам, увы!
  - А куда же вы путь держите? - строго спросил Баула. От смерти или за
смертью?
  - Да что ты непутевое речешь!.. В Киев мы идем, братис, в Киев
златоглавый, первопрестольный! Там, сказывают, монаси не голодуют и не
бегают, как здесь, а спасаются в монастырских скитах в достодолжном
почете... Потому - народ там богобоязненный, полный благочестия, а злые
татаровья далеко. О них там и слухом не слыхали.
  - А вы топоры держать умеете или их за печку запрятали? - спросил Баула.
  - Отроду топора в руках не держали. Где нам мирским делом заниматься! Мы
духовные стихи поем, заупокойные молитвы и сладостные стихиры читаем.
  - Видим мы, что вы из родной земли бежите, когда она кровью заливается,
когда мунгалы детей в костры бросают! - сказал грозно Звяга. - У нас в
отряде тоже есть монах, отец Ратибор. Да еще человека четыре сбросили
подрясники, натянули зипуны и взялись за рогатины. А вы что? Ненужные вы,
дармоеды! Ни пользы от вас, ни толку. Отвечайте, не мешкая, где вы видели
татар?
  - В земле суздальской, о братие! Там татары и мунгалы по всем погостам
рассыпались, жгут и насилуют христиан.
  - И страху не имеют?
  - А кого им бояться? Говорят, князь Георгий Всеволодович суздальский
уехал далеко, в белозерские леса, большой полк собирать, а его дружинники и
ратные люди заперлись по городам за крепкими стенами... Нам бы поесть чего!
  - Ладно! Садитесь к костру. Может, кто вас и покормит.
  Оба монаха, не снимая заплечных котомок, подсели к костру, где на угольях
кипел закоптелый глиняный горшок.
  - Чего варите?
  - Аль не видишь? Свежую уху!
  - Свежую? То-то радость, отче Авраамий! Да разве в такой лесной чаще рыба
водится?
  - А то как же! - ответил Баула. - У нас тут щука и белуга по лесу ходила.
Леса пали, горы встали, щучий хвост увяз!
  - Поди ж ты какое чудо!
  Длинный монах заглянул в горшок:
  - А что же рыбы в горшке не видно?
  - Ну так что ж! Из твоей котомки щучий хвост торчит, горшка ждет.
Давай-ка его сюда.
  Монах нехотя скинул котомку и ворча вытащил мороженую щуку:
  - Добрые люди на дорогу дали. Путь-то нам до Киева еще долгий... Кушайте,
братие, только нас отпустите!
  Ваула взял рыбу, поскоблил засапожным ножом чешую, разрубил щуку на части
и бросил в горшок:
  - Мучной подпалкой заправим, вот и ладная уха будет. Может, и соль у тебя
есть?
  - Есть полгорсти...
  - Давай и соль. Мы давно без соли хлебаем.
  Длинный монах достал со вздохом из котомки тряпицу, отсыпал из нее соли в
горшок и опять бережно спрятал тряпицу. Оба присели к горшку, держа
деревянные ложки.
  - Чего ты все вздыхаешь, отче? - спросил Звяга. - Прилетел тень на Петров
день, сел тень на пень и начал плакать: волосы вянут, дубрава шумит. О чем
плачешь? Хочешь на тот свет с солью прийти? Там отчет дадите, как с
татарами воевали?
  - Да мы ничего! Мы с охотой! - испугались монахи. Только окажите милость,
как прикончим ушицу, отпустите нас подобру-поздорову!
  - Да нам что за корысть держать вас! - сказал Ваула. Только обуза одна.
  Оба монаха, забыв об ухе, спрятали ложки, стали креститься, кланяться
всем в пояс и быстро зашагали по дороге на юг.
  Сторонники, посмеиваясь, принялись за еду, когда между елями снова
показался путник. Он вел в поводу коня.
  - Кого бог несет?  -  крикнул дозорный.
  - Гонец из Коломны!
  - Ты нам самый нужный человек. Пойдем к старшому!
  На поляне горели костры. В стороне стояли привязанные копи. Возле костров
сидели ратники. Один из них, в коротком нагольном полушубке, зашивал
дратвой разорванный сапог. Другой точил на камне топор, третий рассказывал:
  - Налетел тут на витязя Алешу печенежский могучий удалец по имени Редедя
и хотел ударить его в грудь торчмя головой. А лихой Алеша Попович как
схватит Редедю за голову, как поднимет его над своим темечком, да как
шваркнет о землю, тут у Редеди и дух вон!..
  Рассказчик замолк. Все рассматривали подходившего. Он был еще очень
молод, безусый, в кольчуге и высоких булгарских сапогах. Конь его строен и
статей, но очень истощен.
  - Видно, дальний путь ты проехал, что конь твой так замаялся? - спросил
один из сидевших у костра.
  - Из Коломны. Еду гонцом к великому князю Георгию.
  - Что же ты таким кружным путем едешь? - спросил ратник, чинивший сапог.
  - Всюду татарские раз®езды. Поневоле пришлось петлять...
  - Что-то, сынок, лицо твое мне больно знакомо?
  - Да и я тебя помню, - отвечал прибывший, - Не ты ли приезжал в Перунов
Бор на медвежью охоту? Отец мой, Савелий Дикорос, тебя по лесу водил.
Здоров буди, Евпатий Коловрат!
  - Ужель Торопка? Каким же ты удалым витязем стал! Да что же ты стоишь?
Садись к нам!
  Торопка привязал коня к дереву и опустился на ворох еловых ветвей у
костра. Он подробно рассказал об осаде Коломны, Владимира, о своем бегстве
и стычке с монголами. Евпатий расспрашивал его, где сейчас стоят татарские
отряды,.куда пролегает Батыева тропа. Торопка толково об®яснил, что знал.
Тогда Евпатий повернулся к сторонникам:
  - Сниматься со стоянки! Идем на север!


        Глава шестая. НОЧНАЯ СХВАТКА

                                        ...Хоть мало нас, но мы  -  славяне!
                                        Удар наш меток и тяжел...
                                                Н. М. Языков

  Евпатий узнал от встречных селян, что в усадьбе великого князя Георгия
Всеволодовича близ Суздаля пирует и бесчинствует какой-то татарский отряд и
что туда проехали важные ханы со знаменами и значками.
  - Может, там стоит сам царь Батыга? - подумал Евпатий. Теперь иль никогда
я сосчитаюсь с ним!..
  И отряд, разделившись, спешно направился к Суздалю. Конные - ястребки -
делали большие обходы, чтобы миновать многолюдную дорогу, где рыскали
татарские отряды в поисках поживы. Пешие - волчата - шли напрямик, лесными
тропами.
  Под®ехав к усадьбе, Евпатий задержал конных черниговцев за рощей, а сам
пробрался вперед, на опушку.
  Из-за высокого бревенчатого тына слышались заунывные песни и переливные
трели татарских дудок. Сумерки быстро сгущались. Из ворот усадьбы выехало
около сотни татарских всадников. Один из них держал белое девятихвостое
знамя. Монголы стегнули коней и вскачь помчались по дороге.
  Когда совсем стемнело и над спящим лесом поднялась яркая луна, к Евпатию
подобрался Звяга:
  - Волчата здесь, стоят наготове. Не пора ли?..
  - Начинайте! - отвечал Евпатий. - Не подымайте шума. Бейте молча!..
  Сторонники напали тихо, без единого крика. Спавшие крепким хмельным сном
монголы долго не могли понять, что случилось, откуда свалились неведомые
враги. Быстро носились по широкому двору усадьбы безмолвные всадники.
Переливались голубыми искрами их стальные кольчуги. Длинные прямые мечи и
тяжелые палицы поражали татарских воинов. Только хриплые стоны нарушали
тишину.
  - Крылатые мангусы! - пронесся крик. Его повторяли в ужасе просыпавшиеся
татары. Очнувшись, они метались по двору усадьбы, стараясь вырваться,
бежали к воротам, где их встречали неведомые люди и рубили топорами.
  Отчаянный бой продолжался всю ночь в багровом дыму разгоравшегося пожара.
Старые деревянные постройки пылали яркими огнями. Монголы, застигнутые
врасплох, перепутались в общей суматохе и с,воем отчаяния бегали между
пылавшими избами и конюшнями.
  В эту ночь сторонники вырезали многочисленный татарский отряд, но и сами
в жестоких схватках потеряли немало своих.


        Глава седьмая. БЕРЕНДЕЕВО БОЛОТО

  Узнав о гибели отряда монголов, Бату-хан разослал во все концы нукеров,
сзывая войска, рыскавшие по суздальской земле. Указано было место, где
встретиться, - около города Переяславля-Залесского. Отряды должны были
стягиваться кольцом, как на облавной охоте, затягивая петлю и сгоняя
встречных в середину круга.
  Новые вестники донесли Бату-хану, что неуловимые - летучие урусуты -
перебили еще несколько татарских отрядов и опять исчезли в дремучих лесах.
  Тем временем Евпатий со своими сторонниками продвигался на север. От
встречных убегавших в леса селян Евпатий узнал, что татары не идут дальше,
а повернули обратно. Это известие встревожило Евпатия. Татары стали
появляться со всех сторон, нужно было проскользнуть между ними, пробиться
дальше, а корм кончался, не было ни сена, ни хлеба.
  Лесными тропами Евпатий вышел на Берендеево болото, из которого берет
начало речка Трубеж, впадающая в Плещееве озеро. По руслу реки Евпатий
думал вырваться из кольца татарских отрядов и уйти к Угличу.
  На гладкой поверхности замерзшего болота неожиданно показались татарские
всадники. С копьями наперевес, на маленьких крепких конях, они выезжали из
густого леса и мчались к растянувшемуся по льду отряду Евпатия. Не доезжая
нескольких шагов, татары пускали стрелы и быстро скакали прочь, точно
завлекая за собой противника,
  Евпатий знал татарские уловки и вел свой отряд в сторону Плещеева озера.
Однако на пути показалась новая густая толпа конных татар. Они медленно
отступали в лес, уклоняясь от боя. Евпатий продолжал двигаться прежним
путем, приближаясь к руслу речки Трубежа.
  Впереди подымалась возвышенность, поросшая сосновым лесом. На ее
обнаженной вершине виднелись каменные развалины странных древних построек,
засыпанных снегом.
  - Палаты царя Берендея! - заговорили сторонники. Здесь жил - царь
Берендей, до колен борода!
  Около развалин на холме появился еще новый татарский отряд. Впереди
развевались длиные концы пятиугольного знамени.
  - Батыга там!.. - крикнул Евпатий. - Вперед, соколики! и вместе с
конниками помчался в сторону холма.
  Пешие сторонники продолжали идти ровным шагом, готовые помочь
черниговцам. Татары на холме зашевелились и стали спускаться на лед. У
подножия конники сшиблись с татарами. Евпатий отбросил нескольких встречных
татар и помчался вверх к белому знамени с изображением кречета.
  Наперерез Евпатию скакал на рыжем коне большой монгол с поднятым кривым
мечом. Евпатий изловчился, повернул коня в сторону и, поравнявшись, понесся
рядом с монголом. Тот замахнулся, но Евпатий ударил с такой силой, что
кривой меч монгола переломился. Вторым ударом Евпатий рассек монгола до
пояса, и тот свалился с седла. Крики ужаса послышались среди татар:
  - Уй! Тогрул убит!.. Вай-дот! Тогрул убит!..
  Евпатий снова бросился к холму. Подоспевшие конники скакали рядом с ним,
сшибаясь с налетавшими врагами. Татары, бывшие на холме, умчались
врассыпную,
  Евпатий остановился на вершине и оглянулся. Татары появлялись со всех
сторон. Все новые и новые отряды выезжали из леса и кольцом окружали холм,
где на развалинах собрались бесстрашные - ястребки - и - волчата.
  Бой длился долго. Бесчисленные татары густым строем наступали на русских
воинов. Спешившиеся черниговские всадники стояли плотной стеной, не уступая
стремительным нападениям. Плохо вооруженные сторонники в яростных схватках
уложили немало татар. Но ряды русских быстро редели.
  Там, где всего больше теснилось воинов, где чаще свистели стрелы, где
громче звенели мечи, - выделялись два высоких воина. Они не пригибались к
земле, укрываясь от удара, они не прятались от смертоносных стрел.
Выпрямившись во весь рост, они отчаянно бились, не отступая.
  Рядом с ними сражались плотными рядами русские ратники. Меткие татарские
стрелы отлетали от крепких кольчуг, кривые сабли их не задевали.
Несокрушимой стеной стояли они и отбивали буйные налеты татар.
  Изредка, сквозь страшные звуки сечи дикий визг татар, крики русских,
ржание коней, лязг железа, вопли раненых слышался густой раскатистый
возглас:
  - Держись, друже Евпатий! Рази их, окаянных!..
  В ответ раздавался звучный голос, которым, бывало, на вече любовались
рязанцы:
  - Не бойся, отче Ратибор, держусь!
  Прямой блестящий меч свистел в руках Евпатия. Рядом Ратибор сокрушал
наседавших татар своей страшной палицей.
  Лучших всадников посылали сюда ханы. Но кони испуган