ь нам зло. За это вас сожгут живыми на
костре!
  - Нет, нет! Не делайте этого! - испугались колдуны.- Мы молимся о вашем
здоровье и удаче... Мы все сделаем для вас!
  Пленные продолжали расшатывать плиту, она стала поддаваться, и, наконец,
открылся вход. Арапша с двумя монголами вошел в пещеру. Остальные нукеры
остались при входе. Колдуны кричали и бесновались оттого, что нукеры их
связали, затем стали плакать навзрыд:
  - Теперь небо обрушится на землю и весь мир погибнет! Не трогайте Газука!
  У сырых стен пещеры были сделаны нары из жердей и шкур. Древний бронзовый
котел на трех ножках стоял посредине пещеры, под ним еще тлели угли. В
стороне виднелись открытые кожаные сундуки. Возле них валялись брошенные
впопыхах одежды, меха, медные чашки и кувшины. В темном углу высился
неподвижный истукан.
  Арапша раздул угли и разжег заготовленную бересту. Пещера осветилась, и
он увидел каменного идола в два человеческих роста, с выпученными глазами,
с длинными, ниже колен руками и короткими, согнутыми в коленях ногами.
  -  Газук бежал! - заметил один из нукеров.
  -  Он где-то недалеко! - сказал другой,
  - Он так спешил, что растерял золото! - Арапша указал на несколько монет,
лежавших на земле. Нукеры бросились и подобрали их. Монеты были древние и
потертые, с изображением горящего жертвенника.
  Арапша осмотрел идола. Он стоял на каменном основании. На плите были
стертые места. Арапша потрогал идола. Статуя неожиданно легко повернулась
на оси. Послышался голос:
  -  Не убивайте меня!..
  Показался вход в подземелье. Там, сжавшись, сидела старая женщина,
умоляюще протягивая руки.
  -  Кто ты? Где Газук?
  - Он лгун! - отвечала женщина.- Он обещал взять меня с собой... а запер
меня здесь... и убежал... Захватил золото и молодую жену...
  Со стоном и слезами старуха вылезла из ямы и отодвинула сундук. За ним
была небольшая низкая дверца.
  - Надо пробираться на коленях по этому ходу. Через тысячу шагов будет
выход в густой лес. Там его ждут лошади.
  Арапша повернул на прежнее место каменного идола, приказал нукерам
сторожить старуху и пещеру, а сам поспешил к Субудай-багатуру.
  Ждать пришлось недолго. Вскоре вернулись посланные на разведку нукеры.
Они гнали лошадей, навьюченных кожаными переметными сумами. На одной из
лошадей сидел согнувшись старик в медвежьей шубе. Его лицо густо заросло
бородой, седые волосы торчали клочьями во все стороны. Сиплым голосом он
пел на непонятном языке тягучую песню, не обращая внимания на встречных, и
размахивал посохом с золотым набалдашником. На другой лошади сидела смуглая
молодая женщина с злыми черными глазами. Косясь исподлобья, она бормотала
проклятия и огрызалась, скаля зубы на всякого, кто к ней подходил.
  Субудай-багатур вышел из юрты, чтобы посмотреть на колдуна, которому
"тысяча лет".
  - Пусть мой юртджи осмотрит и перепишет все, что привез с собой этот
хитрый старик. Если есть ценности, все они должны принадлежать джихангиру.
Вечером приведите этого колдуна к Бату-хану. Джихангир хочет послушать его
рассказ о том, что происходило здесь тысячу лет назад... Полезно все
знать... Наденьте на колдунов цепи, пусть в другой раз они не прячутся от
великого владыки вселенной! Пусть и другие их увидят и помнят!


        Глава пятнадцатая. ПРАЗДНИК МОНГОЛЬСКОГО ВОЙСКА

  Довольный удачной переправой, Бату-хан об®явил трехдневный отдых и
устроил для воинов торжественный праздник на лугу близ Ураковой горы. В
назначенный день прискакали тысячи всадников. Воины сидели на пятках
широким кругом. За первыми рядами сидевших и стоявших теснились верховые на
крепких небольших конях, Бату-хан и другие ханы расположились на склоне
горы Урака на разостланных коврах и конских попонах.
  Длинные трубы сипло и свирепо ревели. Глашатаи кричали:
  - Приходите на борьбу безбоязненно, бесстрашно! Приходите в добром
здравии! Покажите вашу удаль, проявите вашу силу!
  Лучшие силачи, оставив коней на попечение товарищей, выходили на широкий
круг. Они стояли в разных концах поля группами по нескольку человек.
Каждого силача и удальца сопровождали преданные друзья. Они должны были
наблюдать, чтобы борьба шла правильно, без злобы, без кусаний, увечья и
убийства.
  - Начинайте! Ore, начинайте! - закричали глашатаи.- Джихангир Бату-хан
смотрит на вас! Он даст ловкому молодцу лучшую награду! Каждый должен
пройти три трудных состязания, три упорные схватки! Кто ни разу не коснется
плечами земли, тот будет об®явлен багатуром. Таков закон нашей страны, да и
обычай всех людей таков! Славному делу не будет препятствия, чистому небу
не бывать мрачным!
  Сперва выступили вперед двенадцать воинов - рослых, плечистых, молодых.
Отряды заранее отобрали своих лучших удальцов. Остальные соперники, ожидая
очереди, опустились на корточки по краям поля,
  Борцы стали подпрыгивать на месте, переваливаться с ноги на ногу,
взмахивая руками, точно крыльями, припадая на согнутых коленях. Они бросали
вверх землю и траву и, подражая орлиным прыжкам, начали приближаться друг к
другу.
 Шесть пар одновременно сцепились в могучих об®ятиях. Они схватились за
плечи, за руки, за ноги, за шею и стали бросать друг друга, вертеться,
приподымать с земли и подставлять подножку, стараясь повалить противника на
землю. Около каждой пары топтались, кружили и приседали друзья, возбуждая
борцов криками.
 Упал один, его тело коснулось земли - он уже выбыл из состязания.
Сумрачным уходил он с поля вместе с друзьями. А победитель той же прыгающей
походкой направился к месту, где сидели почетные судьи. Там стояли мешки с
печеными кусочками сладкого теста. Победитель брал руками пригоршни
печений, подносил к губам, точно хотел вкусить, затем неожиданно ссыпал
печенье в подставленные подолы друзей, а часть бросал в поле в честь богов,
принесших ему победу.
 Одна за другой приходили группы соперников; они схватывались, боролись.
Побежденные уходили, победители оставались и продолжали бороться между
собой.
 Лучшим победителем оказался высокий, могучего и страшного вида монгол по
имени Тогрул, поборовший всех противников. Последнего соперника он поднял
над головой и с диким торжествующим воплем бросил на землю. Упавший лежал
неподвижно и плакал - он перед этим поборол очень многих. Тогрул подошел к
нему и, широко расставив ноги, спросил:
  -  О чем твоя печаль?
  - Если б я был мертвый, не было бы у меня сожалений! А если теперь мне
придется ходить живым, то радости мне мало.
  Тогрул осторожно поднял его и сказал:
  - Исполним славное дело для величия монгольской державы!
  Оба вынули ножи, полизали друга у друга лезвия, понюхали щеки и,
обнявшись, пошли с поля как побратимы - "чньда".
  К ним под®ехал на коне нукер и сказал:
  - Ослепительный Бату-хан прислал меня похвалить вас за доблесть и
об®явить, что берет вас обоих в свою охранную тысячу тургаудов.
  После борьбы были скачки, стрельба из лука, но скоро пришлось
раз®езжаться: начался проливной дождь. Буря усиливалась. Волны великой реки
налетали с шумом на берег, обрушивались и слизывали все, что попадалось.
Лодочники не решались более переплывать реку. Все прибывшие на праздник
вскочили на копей и помчались в свои лагеря.
  - Это здешние колдуны накликали бурю,- говорили монголы.- Что-то еще
будет этой ночью! Что мы увидим дальше в стране урусутов!


        Глава шестнадцатая. ЗЛАЯ НОЧЬ

                                Ты откудова, удалый добрый молодец,
                                Ты коей земли, коей орды?
                                Как тя путь зовут по имечку,
                                Величают по изотчине?..
                                        Из древней былины.

  К вечеру непогода усилилась.
  Итиль-река бушевала, волны яростно бились о крутые берега. Ветер потрясал
шатры, точно пытаясь сбросить их в реку. Потоки дождя обрушивались на
татарский лагерь.
  Воины, проклиная злых урусутских мангусов, встретивших их холодом и
бурей, дрогли около угасавших костров.
  В шатрах стало холодно, сыро и мрачно. Верхние отверстия были затянуты
войлоком. Огоньки тусклых светильников колебались при каждом порыве ветра.
Длинные дрожащие тени падали на стенки.
  Арапша прошел вдоль шатров, проверяя охрану. Идти было трудно, темно, в
двух шагах ничего не видно. Ветер сбивал с ног. Арапша повторял нукерам:
  -  Злая ночь! Берегитесь! Такие ночи любят враги.
  Арапша вошел в юрту джихангира.
  Бату-хан, сидя на пушистых шкурах, беседовал с верным своим советником
Субудай-багатуром. Арапша почтительно остановился у входа.
  - Злые боги урусутов испортили нам праздник,- говорил Бату-хан.- Они
нагнали бурю, ливень и холод на моих храбрых воинов, чтобы напугать нас,
чтобы не пустить нас в свои земли.
  Резкий порыв ветра, потряс стенки шатра. Бату-хан поднял голову:
  - Слышишь, как ревет Итиль? А мы все же его переплыли!
  Бату-хан умолк и снова прислушался к яростному реву волн. Сквозь шум
непогоды донеслись спорящие голоса. Арапша вышел из шатра. Он вскоре
вернулся:
  - Какой-то незнакомый человек хочет видеть тебя, ослепительный! Он
говорит, что знает важное.
  -  Пусть войдет.
  Арапша приоткрыл дверь. Свистящий порыв ветра вырвал ее и швырнул в юрту
дверную занавеску, обдав холодом и ледяными брызгами. Пламя заколебалось.
Стало темно.
  Но вскоре светильник, мигая, разгорелся. Тусклый огонь снова осветил
юрту. У двери стоял высокий худой человек.
  Незнакомец снял темный колпак с мокрым бобровым околышем и отряхнул его.
Он шагнул вперед и опустился на ковер.
  - Кланяюсь великому царю мунгалов! - проговорил он хриплым, низким
голосом.- Слава твоя летит впереди твоего могучего войска.
  - Будь гостем,- милостиво отвечал Бату-хан.- Что привело тебя сюда в
такую непогоду?
  Монголы с любопытством разглядывали ночного посетителя. Он говорил
по-татарски, но не был похож на татарина. Большой нос с горбинкой придавал
хищное выражение его худому и костлявому лицу. Из-под нависших густых
бровей горели темные, глубоко сидящие глаза. Он часто проводил по длинной
черной с проседью бороде узловатой, сухой рукой.
  - Великий хан! Ты видишь перед собой не простого путника, а человека,
рожденного богатым и сильным. Я великий князь - Глеб Владимирович
рязанский!
  Бату-хан прищурился:
  -  Ты посол от Рязани, коназ Галиб? Почему же ты один?
  Князь Глеб поморщился:
  - Нет, великий хан! Не послом пришел я к тебе. Я при- - шел предложить
тебе стать твоим союзником.
  -  Что это значит?
  - Я знаю все дороги и города великой русской земли. Я буду тебе полезен.
  -  Субудай-багатур! Покажи коназу землю урусутов.
  Субудай-багатур развернул на ковре лист пергамента.
  - Вот, коназ, смотри: вот Итиль, вот твоя Резан, вот Ульдемир. Здесь все
урусутские города, и реки, и дороги.
  - Чертеж земель русских! Откуда? Как ты мог промыслить его?
  - Я все могу! - Бату-хан положил руки на пергамент.- Вот так земля
урусутов будет смята под моей рукой! Я заставлю всех покориться мне! Может,
ты за этим пришел, урусутский коназ?
  Князь Глеб, пораженный, молчал. Бату-хан продолжал, явно насмехаясь:
  - Где же твои покорные нукеры? Где твой народ? Где твои подарки, великий
коназ Галиб?
  Князь Глеб тряхнул полуседыми кудрями:
  - У меня больше нет ни народа, ни дружинников, ни богатства! Враги отняли
у меня все. Мне пришлось бежать. Уж много лет я живу изгнанником у
половцев.
  Бату-хан нахмурился:
  -  Чего же ты хочешь от меня?
  -  Я хочу помочь тебе разметать моих врагов.
  -  Кто твои враги?
  -  Князья, правящие теперь Рязанью.
  - Я сам наказываю своих врагов! Когда мы придем, погибнут все, не только
коназы.
  - Я ненавижу весь народ рязанский! Рязанское вече меня изгнало.
  Бату-хан взглянул на мрачно молчавшего Субудай-багатура:
  -  Что скажешь ты, мой мудрый советник?
  - Бессмертный воитель, твой великий дед оставил в поучение потомкам
мудрые законы "Джасак". Они говорят, что "лазутчики, лжесвидетели, все
люди, подверженные постыдным порокам, и колдуны - приговариваются к смерти.
  Гнязь Глеб невольно отшатнулся. Бату-хан смотрел на него прищуренным
глазом:
  - Коназ Галиб! Не союзником моим ты будешь, а послушным нукером. Если ты
захочешь обмануть меня, то простишься с жизнью. Можешь идти! Арапша,
позаботься о нем!
  Князь Глеб склонился до земли, ожидая приветливого слова. Бату-хан
отвернулся. Субудай-багатур смотрел прямо перед собой немигающим глазом.
Арапша с каменным, неподвижным лицом открыл дверь юрты.
  Черные глаза князя злобно сверкнули. Он шагнул в ненастную тьму.


        Глава семнадцатая. СКАЗКА О ХАНЕ ИТИЛЕ

                                ...Чи-чи, вождь племени Хун-ну, ушедшего на
                                запад, сказал:
                                - Ведя боевую жизнь наездников, мы
                                составляем народ, имя которого наполняет
                                ужасом всех варваров. И хотя мы умрем, но
                                слава о нашей храбрости, будет жить, и наши
                                дети и внуки будут вождями народов.
                                        Из восточной летописи.

  Буря разогнала с®ехавшихся на праздник монгольских ханов: большое
вечернее пиршество было отменено. Бату-хан сказал, что намерен с немногими
собеседниками провести вечер в шатре своей седьмой звезды Юлдуз-Хатун, и
приказал баурши приготовить там все для пира.
  - На сколько гостей? - прошептал почтительно баурши. Бату-хан зажмурил
глаза, прошипел: "Хи-хи!"-и отвернулся.
  Баурши бросился к своим помощникам и приказал быть наготове. Золотая
посуда, напитки, копченая жеребятина, сладкие печенья и вяленый виноград,
привезенные из Сыгнака,- все должно быть под рукой, сколько бы гостей ни
прибыло на пир...
  Юрта стояла на возвышении и была окопана канавкой, чтобы дождевые потоки
в нее не проникали. Китаянка И-ЛаХэ давала последние советы Юлдуз, как
одеться, как встретить, что сказать.
  - Я буду около тебя и шепну, если понадобится. Ничего не бойся!
  Первым, по приказу джихангира, пришел Хаджи Рахим. Юлдуз сперва
испугалась, но затем успокоилась, видя, что факих не узнает ее набеленного
и раскрашенного лица. Она почтительно приветствовала его. И-Ла-Хэ подложила
гостю замшевую подушку и стала расспрашивать его о том, что было на Итиле
раньше, давно, тысячу лет тому назад. Хаджи Рахим отвечал подробно. И-Ла-Хэ
слушала его внимательно и почтительно.
  К юрте подскакали всадники. Впереди был Бату-хан в нарядной одежде и
красных шагреневых сапогах. Вместе с ним прибыли Субудай-багатур и ханы,
его неизменные спутники и собеседники за обедом.
  Юлдуз в шелковой китайской одежде, в высокой бархатной шапке, убранной
золотыми кружевами, встретила гостей. Она склонилась до ковра, когда
Бату-хан вошел в юрту.
  - Маленькая Юлдуз-Хатун,- сказал Бату-хан, усевшись на сафьяновых
подушках позади костра.- Я вспомнил, что ты умеешь хорошо рассказывать
сказки. Поэтому я решил показать тебе замечательного человека, какие бывают
только в сказках. Это колдун по имени Газук. Говорят, ему тысяча лет. Но
он, конечно, так же обманывает, как теперь любят это делать все.
  И-Ла-Хэ шепнула что-то своей госпоже. Юлдуз сказала:
  - Если этот старик прожил тысячу лет, то он должен помнить народ Хун-ну,
который жил здесь, на реке Итиль, и, вероятно, видел его знаменитого вождя,
царя Итиля.
  - Ты хорошо придумала, - заметил Бату-хан. - Посмотрим, что будет
выдумывать старик.
  Нукеры привели колдуна Газука. Тощий, сухопарый, с седой бородой,
торчащей клочьями, он вошел в юрту, скованный цепью вместе с молодой
женщиной. Из-под мохнатых седых бровей колдуна смотрели с испугом и
ненавистью колючие глаза. Оба пленных присели на корточки близ стенки юрты.
  Все с любопытством рассматривали колдуна. Он сидел, опустив веки с белыми
ресницами. Иногда глаза приоткрывались и окидывали всех быстрым, испытующим
взглядом. На старике был остроконечный колпак с нашитыми старинными
монетами. Его полосатый кафтан, подбитый серой мерлушкой, был расшит
цветными узорами и непонятными надписями. На ногах - просторные сафьяновые
сапоги с очень длинными, завернутыми кверху носами. Колдун с важностью
стащил сапоги и развернул портянки. Ногти на ногах оказались необычайной
длины. Они скрутились, как сухие стручки. Между растопыренными пальцами ног
были воткнуты высушенные лягушки. Монголы смотрели на колдуна, широко
раскрыв рот,- такого шамана им еще видеть не приходилось! Бату-хан спросил:
  -  Старик, сколько тебе лет?
  - Не помню. Туман окутал пролетевшие годы. Может быть, мне тысяча лет, а
может быть, и больше...
  - Тогда ты помнишь время, когда здесь, на реке, жил народ Хун-ну? Не
можешь ли ты рассказать про царя хуннов Итиля?
  Старик покачал утвердительно головой и зашевелил пальцами ног. Сушеные
лягушки зашелестели.
  - Я слышал сказку про царя Итиля. Ее здесь раньше рассказывали наши
слепые сказочники.
  -  Расскажи нам эту сказку!
  Газук закрыл глаза и стал медленно раскачиваться. Он начал нараспев:
  - В промежутке между концом давних, минувших, истинно прекрасных десяти
тысяч веков и началом новых тысяч веков, в одно хорошее непоколебимое,
истинно спокойное время, когда было много отчаянно смелых, широко славных
батырей-воителей, здесь, на берегу реки, на этой горе, жил хан Урак. Это
был сильный, могучий, славный хан. Дворец его стоял на темени горы,
окруженный высоким дубовым тыном, и на каждой тычине торчала человеческая
голова, отрезанная ханом в битве с врагами.
  На конюшне хана Урака всегда кормилось сто жеребцов с золотыми гривами, а
в степи паслись табуны кобылиц,- их были видимо-невидимо, хан сам не знал
их счета. Все народы вверх и вниз по реке подчинялись хану Ураку, и не было
ему равного. По реке проплывали корабли иноземных купцов с товарами их
далекого Арабистана и из холодной земли Варангистана, где полгода стоит
ночь. Каждый корабль останавливался около горы Урака и подносил хану дары,
от которых его богатства все увеличивались.
  Однажды на реке поднялась страшная буря. Все колдуны начали молиться
богам, чтобы они перестали сердиться. Но буря все усиливалась. Волны
выбрасывали корабли на берег и разбивали их. Главный колдун молился днем и
ночью, сидя на скале на берегу реки. Наконец он пришел к хану Ураку и
сказал ему:
  "Сегодня ночью, когда буря немного затихла и на небе показался месяц, я
увидел на реке водяного царя. У него длинные волосы и борода до колен,
рыбий хвост и лапы с перепонками, а на голове золотая корона с алмазами,
которые горят, как звезды. Он бранился и бил рыбьим хвостом по воде, отчего
волны ходили ходуном. "Ваш царь Урак,- говорит он,- только потому могуч,
что кормится рекой, все его богатства-от кораблей, которые плывут по Итилю
и привозят Ураку подарки, а мне, водяному царю, никто ничего не дает. Так я
больше терпеть не буду. Пусть хан Урак каждый год дарит мне свою дочь. Если
он этого делать не станет, я буду топить все корабли, и ни один заморский
купец к нему больше не приедет".
  С тех пор хан Урак завел дружбу с водяным царем. Он вручал главному
колдуну дорогие подарки для водяного царя. Колдун вызывал водяного особыми
молитвами и заклинаниями и бросал в Итиль ларцы с драгоценностями. Раз в
год, осенью после жатвы, хан жертвовал водяному царю свою дочь. Однажды у
хана Урака родился сын, и его назвал он Итилем в честь водяного царя
великой реки.
  Когда подрос молодой хан Итиль, водяной царь подплыл раз ко дворцу,
высунулся из воды и закричал:
  "Эй, хан Урак! Говорят, твой сын подрос и стал батыром. Пришли его ко
мне, пусть выберет любую из моих дочерей. Пусть останется в моем подводном
царстве и будет моим наследником. Если же он откажется приехать, я подыму
такую бурю, что смою волнами и твой дворец и все твое Ураково царство!"
  "Хорошо! - отвечал хан Урак.- Через три дня жди гостей".
  А сын царя, Итиль-хан, в это время охотился с соколами в заречной степной
стороне. Вернулся он домой, старый хан Урак ему и говорит: