и кости, сидел, подобрав ноги, пухлый, с
большим животом юноша. На его оранжевой шапке трепетал пучок белых пушистых
перьев священной цапли - знак царевича из рода Чингиз-хана. Юноша был в
затканной золотыми драконами малиновой шелковой безрукавке, в красных
сафьяновых туфлях на высоких изогнутых каблуках. Рядом на троне лежали:
справа - знак власти, металлическая с золотой насечкой булава, слева -
длинная лопатка из бивня слона.
  Хан Гуюк всматривался узкими глазами в лица четырех монголов.
  - Вы опять пришли с голыми, как у гуся, лапами? Где же его пояс? Где его
шапка? Где его рубиновые пуговицы?..
  Хан схватил костяную лопатку и стал колотить монголов по щекам. Они
стояли с каменными лицами, неподвижные и коренастые; казалось, при каждом
ударе головы их уходили глубже в широкие плечи,
  - Прости нас, владыка мира! - воскликнули они хором и снова повалились
лицом на войлок.
  - Говори ты первый, Мункэ-Сал! Ты самый разумный из всех.
  - Сейчас расскажу, мой хан! Мы узнали, что протянувший руку к далекой
звезде Бату-хан, покинув Субудай-багатура, прискакал в Сыгнак с пятью
нукерами...
  -  Он поссорился с Субудай-багатуром?
  -  Этого я не слышал...
  - Вот когда нельзя было зевать! Почему вы не захватили его?
  - Он примчался прямо к брату, Тангкут-хану, во дворец. Они оба громко
спорили, они ужасно кричали. Тангкут-хан стал звать нукеров: "Убейте его!".
Бату-хан выбежал, проклиная брата, вскочил на коня и ускакал...
  -  Вы проследили его? Где он?
  Монголы снова повалились лицом на войлок.
  - Вы не воины! Вы желтые дураки, пожравшие мясо своего покойного отца! -
завизжал Гуюк-хан.- Вы хромые козлы!..
  Недоверчиво озираясь, он продолжал злобным шепотом:
  - Скачите вокруг города! Ищите моего ненавистного врага! Он в синем
чапане с шестью рубиновыми пуговицами... Если вы задушите его, то будете
сотниками!.. Будете тысячниками!.. Если же снова вернетесь с пустыми
руками, если этот хвастун станет вождем - джихангиром, то вам не миновать
смерти! Палачи отрежут вам уши и переломают хребты. Запомните это!
Торопитесь!
  Монгольские воины попятились и выползли за черную дверную занавеску,
расшитую серебряными аистами.


        Глава девятая. ХРАБРЫЙ НАЗАР-КЯРИЗЕК

  Старый Назар-Кяризек, полный тревоги, вернулся в свою юрту с базара в
Сыгнаке.
  - Эти новости вызывают дрожь! - бурчал он себе под нос.- Отправлюсь к
моему хану Баяндеру, проверю, правильно ли все, что я слышал. Назар стал
торопливо одеваться:
  - Надо успеть, пока не увидела Кыз-Тугмас! Опять начнет ворчать, что я не
работаю, без дела шатаюсь... Все жены ворчат. Побью ее. Я хозяин!..
  Он натянул на себя черный чапан. Так как чапан от ветхости расползался,
Назар надел сверху длинную козлиную шубу, подпоясался сыромятным ремнем,
вытащил из мешка желтые покоробившиеся сапоги с острыми каблуками - эти
сапоги надевал, отравляясь в набег, еще отец Назара,- на голову нахлобучил
овчинный малахай с наушниками и засунул за пояс плеть. Назар оглядел себя:
  - Теперь я могу предстать перед очами грозного хана Баяндера!.. Нельзя
откладывать такого важного дела...
  Турган, младший сын Назара, прибежал из степи, где он с другими
мальчиками пас аульных жеребят. Турган в удивлении широко открыл рот: "Что
такое? Отец в козлиной шубе? В такую жару! Что он надумал?"
  "Прикажи мне идти с тобой!" - уже готово было сорваться с уст мальчика,
но Турган побоялся испортить дело. Сжавшись, он притаился около входа и
посматривал блестящими, как у зверька, глазами, следя за каждым движением
отца. Рядом с ним опустилась на колени Юлдуз, девушка-сирота, которую во
время нашествия монголов подобрал Назар и воспитывал как родную дочь. Она
подталкивала локтем Тургана и показывала глазами на Назара.
  -  Приведи кобылу! - строго приказал отец.
  "Верно я догадался!" - торжествуя, подумал Турган. Он стремглав побежал в
овраг, где паслась их старая лошадь, взобрался на ее костлявую спину и
вернулся к юрте.
  Назар обтер кобылу обрывком войлока, положил на тощий хребет старый
чепрачок, старательно приладил связанное веревками расползающееся седло,
накрыл его сложенным вдвое войлоком. Кобыла подбирала заднюю ногу и
оглядывалась, пытаясь укусить хозяина, когда Назар туго затягивал подпругой
ее раздувшееся брюхо.
  Жена Назара, Кыз-Тугмас, худая, со впалыми щеками, возилась около котла,
изредка посматривая на мужа, не решаясь спросить, куда он собирается.
"Старый задумал новую причуду",- подумала она, но перечить боялась. Только
спешно замесила несколько горстей муки и стала печь лепешки.
  - Куда наш собрался? - шепотом спросила Юлдуз у Тургана, когда старик
вышел из юрты.
  -  Ясно, куда,- на войну! - уверенно ответил мальчик.
  - Что ты говоришь? Какую войну? - воскликнула испуганно мать,
  - Наши мальчики говорят, что скоро будет война. Смотри, смотри, что
делает отец!
  Назар, вернувшись в юрту, подошел к решетчатой стенке и снял старую, в
кожаных ножнах, кривую саблю с узким ременным поясом. Он важно нацепил ее
поверх шубы, завязав узлом концы ремня. Жена и дети, разинув рты, следил
за каждым его движением.
  Назар-Кяризек, тяжело ступая в заскорузлых сапогах, вышел из юрты,
стараясь придать себе гордый, смелый вид. Перекинув повод на шею кобылы, он
поднялся в седло и бросил косой взгляд на дверь юрты. Жена завернула в
розовую тряпку горячие, дымящиеся лепешки. Юлдуз подбежала и протянула
лепешки Назару. Заслонив рукой глаза от яркого солнца, она всматривалась в
изборожденное морщинами лицо Назара, ожидая, что он скажет, Назар понимал,
какие мысли волнуют его семью. Но разве можно при решении важного дела
посвящать жену и детей в свои планы? Он торжественно спрятал за пазуху
розовый узелок и важно сказал:
  -  Я отправляюсь к самому хану Баяндеру!
  Он ударил каблуками костлявые бока лошади. Кобыла медленно поплелась по
тропинке, уходившей в степь,
  Турган подбежал к матери и сказал шепотом, точно отец мог еще услышать:
  - Я пойду за татой к хану Баяндеру. Разве это далеко! Я раньше его добегу
и скоро вернусь.
  -  Хорошенько присмотри за отцом!
  Мать отвернулась и пошла в юрту. Сунув пучок сухой колючки в потухающий
костер, она раздула огонь.
  - Вот еще что выдумал! Ему ли, старому, ехать на войну! Он там свалится в
первый овраг и назад не вернется. Кто тогда меня, вдову, пожалеет?.. Ну,
чего медлишь, Турган? Беги за отцом да следи издали, чтобы он тебя не
заметил. А то рассердится и побьет...
  Турган подтянул шаровары и побежал в ту сторону, куда поехал отец.


        Глава десятая. ХАНСКАЯ ЩЕДРОСТЬ

  Весть о задуманном монголами походе на Запад разлетелась по Кипчакской
степи, как ураган, который среди тихого летнего дня вдруг проносится по
равнине, крутя песчаные столбы, вырывая кусты и опрокидывая плохо
прикрепленные юрты. Во все стороны помчались гонцы, передавая вести из
одного кочевья в другое, сообщая о крупнейшем событии в мирной жизни
кочевников. Сзываются в поход все двенадцать колен великого кипчакского
народа.
  Назар-Кяризек миновал прибрежные тополя, за которыми поблескивала мутная
после дождей река Сейхун. Перед ним развернулась широкая равнина. Во всех
направлениях торопливо ехали всадники, мерно шагали вереницы двугорбых
верблюдов, нагруженных решетками юрт, шестами, войлокам, мешками, котлами и
другими прокопченными предметами кочевого обихода. Возле верблюдов шли
женщины с детьми. Полуголые рабы подгоняли стада овец и коров. Было что-то
необычное и тревожное во взбаламученной степи, обычно дремлющей в
безмолвном величии.
  Назар-Кяризек добрался, наконец, до становища одиннадцатой жены хана
Баяндера. Старый кочевник удивился: здесь все было по-прежнему! Несмотря на
всеобщее смятение, хан Баяндер оставался, как всегда, невозмутимым. В
становище шли приготовления к соколиной охоте. Оседланные нарядные кони
нетерпеливо взрывали копытами песок. Десять ловких юношей с соколами на
рукавице левой руки стояли в ряд, ожидая у шатра выхода господина. Поджарые
узкомордые собаки уже несколько раз начинали яростную грызню.
  Назар слез с тощей кобылы, спутал ей передние ноги и стал степенно
подыматься на вершину холма к ханским юртам.
  Хан Баяндер вышел из юрты. Лицо его лоснилось от обильного угощения. Он
был в нарядном охотничьем костюме - желтом шелковом халате, засунутом в
широкие замшевые шаровары, и верховых сапогах с загнутыми кверху носками.
Поля белой поярковой шапки поднимались спереди и сзади опускались на шею.
Толстый живот был туго затянут полосатой шалью, из-за которой виднелся
индийский кинжал с резной ручкой из слоновой кости.
  Властелин степей узнал старого Назара, Острым взглядом он окинул его
согнутую покорную спину, долгополую козлиную шубу и кривую старую саблю.
"Старик приехал о чем-то просить,- решил хан.- Иногда полезно приласкать
простого кочевника, чтобы слава о щедрости хана Баяндера пронеслась по
степи от костра к костру. Это особенно важно теперь, когда ханы собирают
боевые отряды, чтобы двинуться в далекий поход..."
  - Славен хан Баяндер! Без счета табуны коней у хана Баяндера! Да хранит
аллах благословенные стада хана Баяндера! - выкрикивал нараспев
Назар-Кяризек и кланялся так низко, что сквозь облезлую шубу выступали его
костлявые плечи.
  Хан остановился и засунул руку за полосатый пояс:
  - Здравствуй, дед Назар-Кяризек! Куда ты собрался с такой заржавленной
саблей?
  -  Великая весть летит через Кипчакские степи...
  -  Что же ты услышал?
  - Сейчас, мой хан, сейчас расскажу! Был я в Сыгнаке на базаре. Сидел в
ашханэ (харчевне) в сторонке и потихоньку слушал, что важные люди говорят.
Один купец в дорогом шелковом халате очень много знал из того, о чем мы,
простые люди, и не догадываемся. Он поставляет монгольским ханам муку и
часто беседует с ними. Слышал он от них, что в Сыгнак прискакали самые
важные монгольские царевичи, внуки "Великого Потрясателя вселенной"
Чингиз-хана...
  Назар остановился, желая узнать, какое впечатление произвела его новость.
Хан стоял спокойный, с непроницаемым взглядом всемогущего и всезнающего
человека. Сопровождавшие его джигиты насторожились и придвинулись на шаг.
  - Это похоже на истину! - заметил хан Баяндер.- Что же еще говорили на
базаре?
  - Говорил этот купец, что за царевичами спешно идет войско монголов и
татар, такое большое, что оно займет наши степи на десять дней пути.
  - Слышал и я о приезде монгольских царевичей. А для чего они идут сюда?
Земли наши ими покорены, подвластные народы не смеют и шевельнуться,- что
еще им нужно? Не слышал ли ты об этом, Назар-Кяризек?
  - Говорят, грозный каган Чингиз-хан завоевал половину вселенной, а его
внуки хотят покорить вторую половину. Баяндер покачал головой:
  - Легкое ли это дело! Сколько народов живет во вселенной, а
Чингиз-хана-то нет! Кто его заменит? У кого такая голова, как у
Чингиз-хана? Кто поведет войско? Эй, джигиты, подайте мне коня!
  - Постой, мой славный хан! - завопил испуганно Назар,- Взгляни на твоего
старого конюха! Ты более могуч, чем все другие степные султаны! Прошу тебя,
мой хан, не забудь и меня в походе! Я сорок лет верно служил тебе и днем и
ночью, и в снег и в бурю, пока не состарился. Теперь на мое место встали
пять моих сыновей, все пятеро молодец к молодцу! Они берегут и холят твоих
коней и сберегли их до этого грозного дня, когда уже всюду слышатся боевые
ураны двенадцати колен великого кипчакского племени: "Уйбас, токтабаевцы!
Дюйт, батыры дурутаевцы! Даукара, джерсайцы, опрокидывающие все на пути!
Берите острые клинки, садитесь на коней, выступайте в поход!"
  Хан Баяндер стоял еще более величественный, только левый глаз сощурился,
и в нем мелькнула веселая искорка, когда он смотрел на кричавшего ураны
старого Назара, который выхватил кривую саблю и размахивал ею над головой.
  - Ты лихой воин, Назар, твои заслуги я помню! Что же ты хочешь?
  - Мои пять сыновей готовы выступить под твоим славным бунчуком. Но на
чем? Много коней они тебе вырастили, а своего коня у них нет! Ты недаром
называешься ханом Баяндером. Дай каждому моему сыну коня с седлом. Пойдут
они с тобой верными защитниками в бою, будут твоими верными стрелами - куда
их пошлешь, туда полетят, что прикажешь - выполнят!
  Хан Баяндер коснулся тремя пальцами острого конца своей бороды:
  - Хорошо, мой верный конюх, Назар-Кяризек! Дам я коней твоим сыновьям, но
о седле и уздечке пусть сами заботятся. Даром я ничего не даю. Если я своим
джигитам раздам мои табуны, мне придется плестись по степи оборванным
нищим. Пусть каждый из твоих пяти сыновей, вернувшись после похода,
приведет мне взамен полученного, другого молодого коня, покрытого ковром, и
еще: пока твои сыновья будут добывать себе славу, пусть их жены соткут мне
по бархатному ковру...
  - Преславный хан, смилуйся! У меня нет шерсти для ковров.
  - Ты получишь шерсть у моего управляющего. Если ты согласен, то твои
сыновья могут взять себе по коню. Я зачислю всех пятерых в мою отборную
тысячу джигитов.
  - Да хранит тебя аллах за твою щедрость, мой пресветлый хан! - воскликнул
Назар и, сложив руки на животе, низко поклонился садившемуся на коня
Баяндеру.
  Назар, вздохнув, выпрямился, вложил обратно в ножны старую саблю и,
покачивая головой, хмуро смотрел вслед уезжавшему со своей свитой хану.
Потом перевел взгляд и заметил Тургана. Мальчик сидел на пятках, обняв
руками колени. Его черные глаза зорко следили за выражением лица старика.
Заметив на нем грусть, Турган вскочил и подбежал к Назару:
  - Чем ты огорчен, тату? Я все слышал. Теперь, кроме старой кобылы, у нас
будет еще пять хороших коней. А разве трудно их вернуть этому жадному хану?
Пустое! Ведь братья едут на войну и пригонят целый табун собственных коней.
  - Кто, кроме аллаха, знает, что кони привезут с войны: славных багатуров
или только их окровавленные мечи?
  - Поезжай скорее за конями! Торопись, тату, пока хан не раздумал. Прикажи
мне бежать за тобой! Можно?
  Турган помог отцу сесть на кобылу, и оба направились по тропинке в ту
сторону, где паслись полудикие тысячные табуны хана Баяндера.


        Глава одиннадцатая. ПО СЛЕДАМ КОНЯ

  Арапша вел Хаджи Рахима пустынной степью так уверенно, точно он уже не
раз ходил по этим холмам и запутанным, едва заметным тропинкам. Иногда
Арапша останавливался, всматривался в следы и подымался на бугры, оглядывая
степь. Тогда усталый Хаджи Рахим ложился на песок и вздыхал. Наконец он
взмолился:
  -  Куда ты ведешь меня? Долго ли еще идти?
  - Мы идем по следам моего коня. Я знаю, где мы можем скрыться. Скорей
вперед!
  Тропинка вела на возвышенность, засыпанную щебнем. Арапша свернул в
сторону, спустился в овраг и долго пробирался вдоль высохшего ручья. Он
указал на холм:
  - Мы подымемся наверх и спрячемся за камнями. Оттуда можно наблюдать за
степью.
  Добравшись по обрывистому скату оврага до каменистой вершины, они припали
за кустами репейника. Отсюда степь была видна далеко кругом.
  - Посмотри на дорогу,- прошептал Арапша.- Это они!.. Что-то ищут!..
  По степи ехали четыре монгольских всадника на небольших крепких коньках с
длинными гривами. Передний, наклоняясь с седла, всматривался в землю и
останавливался. Иногда он стегал коня, и монголы пускались вскачь. Вскоре
они скрылись за холмами.
  - Они идут по следам моего белого коня, моего Акчиана! Они надеются
нагнать его. Я так и ожидал! Они могут вернуться... Мы должны уйти дальше,
по этим острым камням, где не видно наших следов...
  Путники пробирались оврагами, потом поднялись на равнину. Тропу пересекла
широкая дорога. Пастухи, посвистывая, гнали по ней стадо баранов и коз.
  - Здесь следы наши затеряются,- сказал Арапша.- Отсюда мы доберемся до
какого-нибудь захудалого кочевья и там передохнем.
  Тропинка привела к холму, с вершины которого открылся далекий вид на
оживленную зеленую равнину. Здесь паслись многочисленные табуны коней.
Медленно переходя по пастбищу, кони мирно щипали свежую траву. Верховые
конюхи, размахивая длинными укрюками, охраняли кобылиц и жеребят. Равнина,
освещенная косыми лучами заходящего солнца, где мирно бродили стройные,
сытые кони, казалась особенно радостной и привлекательной после сыпучих
барханов и пустынных холмов с чахлыми стебельками седой полыни.
  Невдалеке поблескивало небольшое озеро, над которым пролетали дикие утки.
Из зарослей камыша неожиданно выскочил стройный белый оседланный конь и с
звонким ржанием поскакал вдоль косяков рыжих кобылиц.
  - Смотри, мой почтенный учитель! Ведь это он, мой Акчиан! Мой украденный
друг!..
  И Арапша, сбросив на песок сумку и плащ, побежал с холма.
  -  Жди меня здесь... Я поймаю его! - крикнул он.
  Факих опустился на землю и стал наблюдать. За белым жеребцом помчались
конюхи. Арапша пробежал по зеленой равнине, скрылся в камышах, перешел
ручей и исчез в высокой траве, там, где носился белый жеребец, которого
преследовали два пастуха.
  Сзади послышались тихие голоса. Хаджи Рахим оглянулся... Три монгола,
переваливаясь на кривых ногах, направлялись к нему. Один расправлял пучок
веревок. Не успел факих опомниться, как монголы набросились на него,
перевязали веревками, встряхнули и поставили на ноги.
  - Видишь, на нем синий чапан с красными пуговицами! Конечно, это он.
  - Это не он! Тот молодой, а у этого весь подбородок в шерсти...
  - Какое мне дело! Хан сказал: "Если встретишь человека в синем чапане с
красными пуговицами - приканчивай его скорей!"
  -  Поведем его к хану, пусть сам решает!
  - Что вы от меня хотите? - кричал Хаджи Рахим.- Я бедный дервиш, я пишу
книги!
  - Пой песни другим! Откуда на тебе рубиновые пуговицы? За одну такую
пуговицу можно купить косяк лучших кобылиц!
  -  Берите себе и чапан и пуговицы! Они не мои...
  - Чего вы медлите! - воскликнул, под®езжая, четвертый монгол.-
Торопитесь, сюда скачут ханские конюхи. Набрасывайте ему на голову платок!
Загибайте пятки к затылку!..
  Хаджи Рахим больше не слышал слов. Сильные руки схватили его, пестрый
платок закутал лицо. Яркое солнце запылало перед ним и рассыпалось на
тысячи искр. Шум голосов, крики, громкий лай собак, мучительная боль во
всем теле - и факих потерял сознание.


        Глава двенадцатая. БЕЛЫЙ КОНЬ

                                        ...Легко несется его конь;
                                        На полсажени быстрее мысли тот конь,
                                        На сажень - быстрее ветра.
                                                    Поэма "Джангар".

  В зеленой степи на свободе паслось несколько тысяч коней. Казалось, они
рассыпались в беспорядке. Но табуны, медленно передвигавшиеся по равнине,
были разбиты на отдельные группы, или "косяки", которые не смешивались друг
с Другом, за чем зорко следили табунщики.
  Каждый косяк состоял из старой матки и пятнадцати - двадцати молодых
коней одной масти-темно- или светлорыжих, буланых, гнедых и других. Старый
злой жеребец не отходил от своего косяка, оберегая его.
  Табунщики на горбоносых тощих конях с гиканьем скакали между косяками и,
размахивая укрюками, ловко разгоняли сцепивщихся в драке жеребцов.
  Среди конюхов-табунщиков было пять сыновей Назара-Кяризека. Старшему,
Демиру, было лет тридцать, младшему, Мусуку,- семнадцать. Братья славились
как отчаянные укротители коней и бесстрашные охотники на волков, на которых
они бросались с одной плетью. Зимой и летом, днем и ночью, в стужу и в
проливной дождь раз®езжали они вокруг табунов хана Баяндера, охраняя их от
воров и хищников. Хан Баяндер не очень жаловал своих верных сторожей. Он
только все обещал наградить их "по-хански". Но пока что па табунщиках
вместо одежды были лохмотья, выцветшие и бурые, как степь, на
ногах-самодельные сапоги, сшитые из невыделанных шкурок сусликов, а шапку
заменяла собственная грива спутанных волос. Обожженные солнцем,
почерневшие, они сжились со степью, как кони и большие лохматые собаки, и
сами стали частью барханов, ковыльной равнины, ветра и плывущих мимо
облаков.
  В этом табуне Арапша з