как надо плыть. Он уже переплывал и
серебряный Улуг-Кем и многоводный Джейхун.
  - Я сберегу драгоценного коня! - сказал Арапша.- Только зачем посылать
обратно для присмотра за гребцами по пять нукеров? Достаточно одного! Кто
осмелится ослушаться одного монгола?
  - Осторожность в большом деле не вредит! - ответил Урянх-Кадан.
  Субудай-багатур, сутулый и грузный, стоял невдалеке на берегу, возле
саврасого жеребца с широкой грудью, черной гривой и длинным черным хвостом.
Субудай гладил его толстую мускулистую шею, что-то шептал ему в мохнатое
ухо. опять гладил и ласкал и кормил его кипчакской просяной лепешкой.
  Отгоняя вьющихся слепней, саврасый кивал головой и, каталось, молчаливо
соглашался поддержать славу монгольского коня.
  Мусук был в сотне, которой предстояло первой переплыть огромную реку. Он
был готов ко всему - плыть так плыть! В ногах его лежало седло, рядом стоял
кипчакский конь, подаренный ему Арапшой. Но конь был очень заурядный и
сильно заморенный,
  Арапша подошел, взглянул на Мусука и спросил:
  -  Ну как?
  -  Переплыву.
  Арапша пощупал ребра коня, впадины над глазами и махнул рукой:
  - Плох твой конь! Не выдержит! Садись сзади, на корме лодки. Держи коня
крепко за повод, помогай ему плыть и берегись, чтобы вода не попала ему в
уши. Если же лопнет повод и конь утонет - так тебе и надо! О крепком
ременном поводе надо было заботиться заранее.
  Субудай-багатур взглянул на сытого, мускулистого, с шелковистой блестящей
шерстью гнедого коня Арапши и милостиво разрешил привязать его чембур к
уздечке своего саврасого любимца.
  Субудай сам свел жеребца к реке и вошел вместе с ним в воду, еще раз
что-то шепнул коню на ухо и ударил его ладонью:
  -  Уррагх! Вперед!..
  Жеребец наклонил голову к воде, понюхал, фыркнул, поиграл ногой и
решительно направился вперед. Возле него бодро шагал стройный гнедой копь
Арапши, за ними следовали кони всей сотни.
  Тысячи монголов взобрались на береговые холмы и наблюдали, как их кони
сами плывут через великую реку.
  Сперва пришлось идти через песчаную отмель, за которой сразу начиналась
глубина.
  Саврасый погрузился первым, за ним гнедой; только лоб и торчащие уши
поднимались из быстро несущейся, блестящей на солнце воды. Два - три
следующих коня бодро поплыли вслед за ними, потом другие, наконец весь
табун исчез в волнах, и только торчащие уши и слегка всплывшие головы
показывали, как движутся кони, стараясь преодолеть могучее течение Итиля.
  В это время первые большие черные лодки выдвинулись из устья Еруслана. В
них поспешно садились воины, сверкая оружием, некоторые вели за собой более
слабых коней. Гребцы опустили в воду длинные белые весла, взмахнули ими, и
лодки медленно поплыли.
  Мусук сидел на корме и наблюдал, как его небольшой рыжий конь плыл рядом,
старательно загребая ногами. Лодка подвигалась слишком быстро для коня, и
ременный повод натягивался все туже. "Лопнет ремень, конец моему коню! -
думал Мусук.- Опять стану безлошадным конюхом..."
  -  Тише гребите! Не утопите коня! - умолял он гребцов.
  Стремительная река относила далеко вниз плывущих коней и лодки. На
середине реки Мусук с ужасом заметил, что его конь начал уставать и раза
два ложился на бок.
  - Вода нальется в уши - погибнет! - бормотал Мусук.- Ну, постарайся,
красавчик, ну еще потрудись, дружок! - и он изо всех сил подтягивал коня,
который снова выпрямлялся и выгребал ногами. Но не надолго. Вскоре он опять
лег на бок, и его светло-рыжее брюхо поднялось из воды, ополаскиваемое
волнами. Мусук уже старался вытягивать из воды только ноздри и уши копя.
  Мусук оглянулся. Правый берег быстро приближался. Вот желтые, песчаные
обрывистые берега, заросшие серебристой осокой. Дальше видны убегающие
люди. Они на бегу мечут стрелы из небольших луков. Несколько стрел
ударилось в борта лодки, другие плеснули по воде. Монголы отвечали из
лодки, натягивая тугие огромные луки, ловко попадая длинными стрелами в
ближайших противников.
  Лодка зашуршала по песчаному дну. Нукеры соскакивали прямо в воду, тащили
седла, бежали к своим коням, которые подплывали к берегу ниже по течению
реки. Конь Мусука почувствовал дно и попытался встать на ноги, но две
стрелы впились ему в бок. Вода окрасилась широким алым пятном. Конь,
изгибаясь, снова завалился в воду.
  Табун коней во главе с саврасым жеребцом Субудая уже выходил на песчаную
отмель. Монголы бежали к коням, набрасывали седла на их мокрые блестящие
спины, подтягивали подпруги, садились и взбирались вверх по песчаному
откосу, готовые к бою.
  Арапша выскочил из лодки и оглянулся. Далеко за блестящей гладью реки был
виден левый берег. На нем, как муравьи, двигались пешие и всадники
огромного монголо-татарского войска. Черные лодки, взмахивая белыми
веслами, уже плыли обратно к оставленному берегу, а им навстречу плыло
множество других лодок, и всюду на глади реки виднелись торчащие уши и
морды фыркающих коней. Раздался громкий голос Арапши;
  -  На коней! Живее! Готовьтесь!.. Вперед!..
  И монголы с дикими криками бросились преследовать убегающих воинов
неведомого народа.


        Глава тринадцатая. КРОВАВАЯ КОМЕТА

  Желто-серые двугорбые верблюды стояли на левом берегу Итиля. Подняв
мохнатые головы с выпуклыми блестящими глазами и выпятив нижнюю губу, они
смотрели с надменной важностью на величавое течение многоводной реки и на
необычную суету людей.
  Согнувшись в кеджавэ, положив книгу на колени, Хаджи Рахим старательно
писал;
  "...К чему такое беспокойство, когда и небо, и степь, и вся вселенная
торжественно спокойны? Ничто не изменяется, равнины земли беспредельны, и
не мудрее ли идти по ним размеренной поступью каравана? Кто мчится вихрем
на коне, не окажется ли он все равно в том же месте, куда придет равномерно
шагающий безмятежный верблюд?.,"
  На верблюде под трепещущей от ветра занавеской сидела Юлдуз.
Расширенными, удивленными глазами смотрела она на шумную переправу
многотысячного войска. Она следила за плывущими через реку конями, за
черными лодками,- и взор ее невольно искал среди спускавшихся к реке
всадников стройного молодого джигита. Некоторые всадники казались ей
похожими на него, но нет, это не он, не его гибкие, кошачьи движения.
Мусука нигде не было... "Где он скитается? Жив ли он, или свалился где-либо
в беспредельной степи и стал добычей орлов и ворон?.." Тоска порой
сменялась злым чувством: а если он сам помогал продаже своей приемной
сестры? Для чего? Чтобы участвовать в походе путем ее гибели? Если так, то
пусть его терзают хищные птицы, пусть умрет он без воды в жгучей пустыне,
пусть никто не придет освежить его пылающие, высохшие уста!.
  Сидевшая в другой корзине китаянка осторожно коснулась плеча Юлдуз:
  -  Джихангир смотрит сюда!
  По песчаному берегу, во главе большой группы всадников, на белоснежном
коне ехал Бату-хан. Он свернул в сторону и поднялся на холм. Там он
остановился, указывая рукой на противоположную сторону реки. От его свиты
отделялись один за другим всадники и уносились вскачь исполнять полученные
приказания.
  Молодой нукер, одетый по-мусульмански, в арабском плате и тюрбане,
подошел к верблюдам. За длинную дорогу через степи Юлдуз не раз видела его.
Он был начальником сотни и всюду сопровождал Бату-хана. Юлдуз знала, что
зовут его Арапша Ан-Насир. Он только что вернулся с правого берега и давал
приказания сидевшим на песке проводникам, обожженым солнцем до черноты. Они
вскочили, схватили оброти верблюдов и свели их к реке.
  Длинные черные лодки приближались. Гребцы ставили их рядом, по три лодки,
настилали поперек доски и скрепляли их веревками. Получались крепкие
паромы.
  Арапша давал приказания спокойно, отчетливо, не делая лишних движений.
Его распоряжения исполнялись быстро и беспрекословно. Рабы тащили доски и
колья, стучали топорами, вбивали колья близ берега, переплетали их ветвями
лозы. Все работали с крайней быстротой, не ходили, а бежали со всех ног.
Вскоре от берега потянулись в воду мостики. К ним пристал паром.
  Плотниками распоряжался высокий толстый человек в странной просторной
одежде. С его небольшой синей шапочки спускалось на спину длинное перо. Он
постоянно обращался к Арапше, который стоял неподвижно у самой воды,
наблюдая за работой.
  Китаянка снова шепнула.
  - Этот человек с длинным пером на шапке - большой мастер, строитель
Ли-Тун-По. Он умеет строить дома, мосты, дворцы, легкие, как кружева,
киоски - все! Я слышала, как он вздыхает и ругается на нашем языке: "Нет,
здесь мне не жить! Эта проклятая дикая страна не для меня!" Он большой
ученый, пленный китаец. Я слышала о нем еще на родине....
  Старшие жены забеспокоились и запищали тонкими птичьими голосами:
  - А если лодки перевернутся? Мы не хотим ехать! Пусть сперва попробует
кто-нибудь другой!
  Арапша, не взглянув на ханских жен и не отвечая им, приказал рабам
проводить отдельно по одному верблюду на каждый плот. Ханши снова
заволновались:
  - Пусть первой поедет черная, рабочая жена! Мы посмотрим, не утонет ли
она.
  Арапша приказал погонщикам провести на паром крайнего, седьмого верблюда,
на котором ехали Юлдуз и ее китайская служанка. Когда верблюд поровнялся с
Арапшой, И-Л-Хэ сказала ему:
  - Прикажи мастеру Ли-Тун-По ехать вместе с маленькой ханшей Юлдуз.
  Арапша поднял на китаянку холодный, недоверчивый взгляд и отвернулся.
  Около мостков верблюд опустился на колени. Китаянка и Юлдуз осторожными
мелкими шажками прошли на паром. Впереди шел китайский мастер, следя, чтобы
они не оступились. За ним погонщики провели на паром огромного мохнатого
верблюда. Он ревел, мотал головой. С длинных губ падала клочьями белая
пена. На пароме верблюд не захотел опуститься на колени и стоял, горделиво
поворачивая голову точно желая насладиться редким зрелищем переправы
бесчисленного войска через широкую реку.
  Юлдуз, покрытая большим шафрановым платком, опустилась на коврик в уголке
парома. За нею встала китаянка И-Ла-Хэ. Ветер играл складкими легкой
шелковой ткани лилового плаща. Гребцы опустили весла в воду. Рабы стали
разматывать концы каната.
  Послышались крики: "Подождите!.."
  Бату-хан на белом жеребце под®ехал к мосткам и легко соскочил с седла.
Сам взял повод, провел недоверчиво фыркающего коня на паром и поставил его
рядом с верблюдом. За джихангиром последовал Арапша. Несколько монголов
бегом направились к парому. Арапша повернулся, отбросил их обратно: один
оступился и упал в воду. Арапша прыгнул на паром, когда тот стал уже
отдаляться от мостков.
  Бату-хан стоял между белым конем и гордым верблюдом. Лицо джихангира
светилось нетерпением и хищной радость перед ним расстилалась земля,
завоевание которой принесу немеркнущую славу!.. Он обратился к маленькой
женщине, закутанной в шелковое покрывало:
  -  Как твое имя, маленькая хатун?
  - Юлдуз, мой повелитель.
  -  Это хорошее, приносящее удачу имя.
  Подошел китайский строитель Ли-Тун-По:
  - Сегодня великий день. Ты, ослепительный, пересекаешь огромную реку,
которая отделяет запад от востока. Ты плывешь вместе с прекрасным смелым
конем и другом путников - могучим верблюдом. А перед тобой светится Юлдуз -
звезда, которая принесет тебе удачу.
  И-Ла-Хэ незаметно шепнула Юлдуз несколько слов. Помня приказания старой
ханши Ори-Фуджинь слушать советы китаянки, Юлдуз покорно поднялась.
Покраснев от волнения, она громко сказала Бату-хану:
  - Твое имя, как яркая комета, пролетит по темному небосклону! Оно осветит
ослепительными победами путь монгольского войска!..
  Бату-хан чуть улыбнулся, сдвинул брови и снова стал холодным и
непроницаемым:
  - Я сумею выполнить великую задачу: раздвинуть до конца вселенной
несокрушимую власть монголов.
  Белый конь косился черными глазами на всплески волн и перебирал ногами
при каждом взмахе длинных весел. С другой стороны гордый и величественный
верблюд спокойно глядел вдаль, знакомясь с вольным простором водной стихии,
  Противоположный берег приближался. Там на песчаной косе выстроилась сотня
монгольских нукеров с копьями и трепещущими цветными значками.
  Рожки, дребезжа, подали сигнал:
  "Внимание и повиновение!"
  Все великое монголо-татарское войско переправлялось через Итиль много
дней. Просмоленные лодки всех размеров непрерывно перевозили воинов, их
походные вьюки, разобранные юрты, мешки с зерном, мукой и прочее. Лодок не
хватало, почему были связаны плоты из бревен и надутых воздухом кожаных
бурдюков; на эти плоты сгонялись верблюды и другой скот, и все это с шумом,
ревом и криками плыло по реке к правому берегу.
  Бату-хан некоторое время оставался близ горы Урака. Он приказал
переправившимся через реку передовым отрядам двинуться вперед, в великую
Половецкую степь, и там начать погоню за быстро уходившими на запад и на юг
половецкими племенами,
  - Кто будет сопротивляться,- говорил Бату-хан,- того уничтожать! Кто из
встречных ханов покорится вместе со своими родами, пусть присоединяется к
войску, но его скот и его имущество должны послужить для монгольских воинов
как военная добыча. Для кипчаков и других племен - великая честь вступить
воинами в мое могучее войско. Своими победами они приобретут новые
богатства...


        Глава четырнадцатая. КОЛДУН С УРАНОВОЙ ГОРЫ

  Осенью 634 года Биджан-Или ставка Бату-хана находилась уже на правом
берегу многоводной реки Итиль, против устья се левого притока Еруслана,
близ горы хана Урака.
  Золотисто-желтый шатер с золотой маковкой стоял близ ручья, у подножия
мрачной горы. Около шатра были привязаны к приколам девять отборных
жеребцов; среди них выделялся статностью и легкостью движений знаменитый
белый конь джихангира. Далее расположились подковой шатры семи звезд
Бату-хана, его прекрасных жен. Над шатром джихангира, на высоком бамбуковом
шесте, украшенном китайской резьбой, развевалось пятиугольное девятихвостое
знамя.
  Другие царевичи-чингизиды поставили свои шатры вдоль берега реки. Каждый
шатер находился в центре кольца юрт, в которых помещались
телохранители-тургауды, шаманы, знахари, ловчие с соколами, доезжачие с
борзыми, повара, флейтисты, трубачи и прочая свита.
  По обоим берегам реки протянулись шумными лагерями отряды разных племен и
народов, присоединившихся к монголо-татарскому войску.
  Лодки и плоты беспрерывно перевозили воинов, лошадей, скот и грузы.
  На левой стороне реки, где раскинулись зеленые луга, паслись тысячи
разношерстных коней из отрядов, еще не успевших переправиться.
  На третий день после переправы был об®явлен праздник Надам " по случаю
прибытия монгольского войска на правый берег великой реки, где начинались
земли еще не покоренных и неведомых народов.
  Начальники отрядов прибыли со своими боевыми знаменами и поставили их на
вершине Ураковой горы. Яркие, узорчатые ткани трепетали на высоких шестах
под сильными порывами осеннего ветра. Среди множества полотнищ выделялись
огромные цветные шелковые знамена одиннадцати царевичей-чингизидов.
  Ветер гнал большие серые волны могучей реки. Длинные черные лодки спешили
перевезти воинов на торжественный праздник великого монгольского войска.
  Бату-хан несколько раз совещался с приближенными ханами. Он опасался злых
чар ураковских колдунов, которые могли нагнать бурю. Если разбушуется
многоводная река, она смоет с берегов самовольных гостей.
  На горе Урака монголы нашли прятавшихся колдунов. Главный колдун, Газук,
заперся в пещере внутри Ураковой горы и не вышел приветствовать вождя
прибывшего войска. Около входа в пещеру сторожили его помощники и никого к
нему не пускали.
  Бату-хан об®явил строгий приказ, чтобы воины относились к колдунам
почтительно и ничем их не сердили:
  - Если небожитель, владыка грома, Хоходой-Моргон рассердится, то никакая
земная сила не спасет от его молний. Нужно беречь и ублажать колдунов и
шаманов всех народов, чтобы они молились добрым и злым богам, прося их
помочь победе монгольского войска.
  Бату-хан приказал, чтобы Газук, главный шаман Хоходой-Моргона, явился на
празднество и молился за джихангира. Колдуны ответили, что Газуку более
тысячи лет, он так стар, что прирос корнями к земле, и его нельзя сдвинуть
с места.
  Бату-хан обратился к своему мудрому советнику Субудай-багатуру:
  - Надо увидеть упрямого Хоходой-Моргона и узнать, что он делает в своей
пещере. Может, он колдует против нас? Не подарить ли ему коров и коней,
всего, что может понравиться старику? Или же следует его удавить?
  Субудай-багатур ответил:
  - Глубокие старики любят только почет. И я также думаю, что он успел
собрать от своих почитателей больше золота, чем ты собираешь во всех своих
походах...
  Бату-хан зажмурился:
  -  Дзе-дзе!
  -  Я его притащу на верблюде.
  Субудай приказал позвать сотника Арапшу. Тот явился сейчас же,
внимательно выслушал одноглазого полководца и сказал:
  -  Я один ничего не поделаю.
  -  Тебе помогут наши шаманы,
  -  Нет, здесь нужны не они, а сотня нукеров.
  - Возьми хоть три сотни! Но старому Газуку будут помогать все злые духи!
Опасайся их обидеть и будь осторожен.
  Субудай приказал привести двух сотников и слушал, что им об®яснял Арапша:
  - Мы должны вытащить невредимым из этой горы святого, всесильного и очень
хитрого колдуна Газука. Говорят, он может обращаться в медведя, в змею, в
крысу или в червяка. Но не бойтесь! С нами приказ Субудай-багатура, а он
сильнее всех небожителей, потому что его охраняет великий бог войны Сульдэ!
  -  Верно,- сказал Субудай.
  - Мы боимся,-прошептали сотники.-Драться в битве нам не страшно, а ловить
колдуна, который обращается в змею и червяка, нам не приходилось!..
  - Сегодня попробуйте, и если вам это удастся, вас ждет большая награда от
Бату-хана.
  -  Да, да! Будет награда! - сказал Субудай.
  - Поступайте так,- сказал Арапша,- как на охоте за черно-бурой лисицей
или за хитрым барсуком. Они тоже живут в холмах, где много запасных ходов,
чтобы убежать, если собаки пролезут в нору...
  -  Поняли!
  - Вы окружите гору кольцом нукеров. Сыщите запасные выходы. Если
старик-колдун еще в пещере, вы его выловите. Если он убежал, то он
недалеко, и вы его поймайте...
  -  Поняли!
  - Осмотрите тщательно, нет ли где заготовленных лошадей или верблюдов.
Каждую пещеру, каждую нору, в которую может пролезть человек, надо
проверить и поставить возле нее дозорного.
  -  Поняли!
  - Возьмите с собой собак, они особенно помогут. А я пойду к главному
входу в большую пещеру и буду следить за колдунами, помощниками Газука.
  Триста всадников отправились на разведку. Всем обещана была награда, все
мечтали о золоте, спрятанном колдунами в Ураковой горе. Всадники
растянулись кольцом вокруг горы, прощупывая каждый куст, каждую нору.
  Арапша ждал у входа в главную пещеру. Вход был загорожен камнями и
большой каменной плитой. В узком отверстии показалась голова в меховом
остроконечном колпаке, с седой бородой и красными слезящимися глазами.
Беззубый рот шамкал что-то непонятное.
  -  Это главный колдун? - спросил Арапша.
  - Нет, это его пра-пра-правнук! А сам Газук сидит в глубине пещеры и не
может двинуться, потому что от его ног вросли в землю длинные толстые
корни.
  Помощники колдуна клялись, что войти в пещеру нельзя, что другого хода
туда нет, а из этого маленького отверстия Газук вылетает по ночам,
обращаясь в летучую мышь.
  По требованию Арапши к горе пригнали пленных с кирками и лопатами. Они
стали копать землю около входа. Арапша стоял у отдушины, отдавая
приказания. Вдруг в щели показалась сова. Она сидела с широко раскрытыми
круглыми глазами и шипела.
  - Улетай! - сказал Арапша, подхватил сову и подбросил ее на воздух.
Громко хлопая крыльями, сова полетела низко над землей, поднялась и уселась
в густых ветвях серебристого тополя.
  Один из колдунов сказал Арапше:
  - Вот видишь, Газук рассердился, обратился в сову и может принести теперь
много беды. Сегодня ночью на реке будет небывалая буря...
  - Тем лучше! - ответил Арапша.- Тогда наше войско увидит, что все вы,
уракские колдуны, желаете сделат