полное фиаско потерпела идея воссоединения под эгидой Турции тюркских
этносов  Закавказья  и  Средней  Азии.  Она  была  выдвинута  после  распада
Советского Союза и пропагандистски усиленно прорабатывалась лидерами Турции.
Идея была отвергнута не только соответствующими постсоветскими республиками,
но не нашла поддержки и  в  турецком  обществе.  В  который  раз  в  истории
государственный патриотизм, собственные государственные  интересы  оказались
значительно сильнее чувства общей  крови,  тем  более  скорее  мнимого,  чем
реального. Государственный патриотизм не раз доказывал свою приоритетность и
в противостоянии с панисламизмом. Да еще не где-нибудь, не в Средней Азии  с
неукоренившимся исламским сознанием кочевых  народов,  а  в  рамках  единого
арабского  суперэтноса.  Созданные  после  Первой  мировой  войны   арабские
государства (некоторые из них были произвольно выкроены  из  кусков  пустыни
лондонскими политиками)  проявили  невероятную  способность  к  выживанию  и
самосохранению часто в очень неблагоприятных условиях.
   Дело  в  том,  что  за  годы  самостоятельного  существования   в   новых
государствах, пускай даже созданных искусственно,  сформировались  и  заняли
свое место в государственной иерархии  и  социальной  структуре  собственные
политические,  экономические  и   культурные   элиты,   образованные   слои,
профессиональные   классы,   заинтересованные   в   сохранении   сложившейся
государственности. Именно поэтому сирийская политическая элита не  потерпела
унии с Египтом во  времена  Насера,  разорвав  союз  через  три  года  после
образования Объединенной Арабской Республики. Это, кстати,  полезно  помнить
сегодняшним идеологам среднеазиатской идентичности.
   В январе двухтысячного года высокопочитаемый на родине Чингиз Айтматов  в
интервью одной из западных газет, говоря  о  будущем  Кыргызстана,  высказал
мнение, что оно скорее всего связано с  конфедерацией  или  даже  федерацией
среднеазиатских народов. Какая же реакция была в Кыргызстане?
   По-моему, это  был  единственный  случай,  когда  власть  и  непримиримая
оппозиция сошлись во мнениях. И те и другие были  удивительно  единодушны  в
резком неприятии позиции Айтматова, не стесняясь при этом  в  выражениях.  И
это при том пиетете, который проявляется к  писателю-классику  в  кыргызском
обществе.
   Кремлевские картографы:
   замысел и последствия
   В июле 1923 г. на совещании в ЦК РКП  (б)  с  ответственными  работниками
национальных   республик   и   областей   Сталин   изложил   свое    видение
непосредственных задач  создания  того  опытного  поля  на  востоке  страны,
которое было бы форпостом для внедрения революционных идей на  Востоке.  Это
касалось   прежде   всего   Туркестана,   который,   по   мнению    Сталина,
"...представляет    наиболее    важную    республику    с    точки    зрения
революционизирования Востока, не только потому, что  Туркестан  представляет
комбинацию наиболее связанных с Востоком национальностей, но и  потому,  что
по  своему  географическому  положению  он  врезывается  в  самое  сердце...
Востока... Именно поэтому необходимо сосредоточить внимание на Туркестане  в
смысле поднятия культурного уровня масс, национализации  госаппарата  и  пр.
Эту задачу мы должны провести во что  бы  то  ни  стало,  не  щадя  сил,  не
останавливаясь перед жертвами" (Сталин И.В. Соч. Т. 5. С. 329).
   Осенью 1923 г.  в  Москве  и  Ташкенте  началась  интенсивная  работа  по
внедрению в жизнь сталинских идей. Что же касается жертв, то Сталин мог бы о
них  и  не  упоминать.  С  человеческими  жертвами  в  невиданных  до  этого
исторических масштабах большевики никогда не  считались.  Москва  все  более
склонялась к мнению, что в Средней Азии нужен такой государственный порядок,
который обеспечит разделение соперничающих  сил  и  объединение  близких  по
языку и другим этническим критериям больших групп  населения  в  своих,  как
теперь  принято  говорить,  национально-государственных  квартирах.   Только
тогда, пришли к выводу в Москве,  можно  успешно  проводить  здесь  процессы
советизации и при этом  создать  плацдарм  для  дальнейшей  коммунистической
экспансии   на    Восток.    Уже    к    началу    1924    г.    вопрос    о
национально-государственном размежевании  Средней  Азии  был,  по  существу,
решен.
   Во     всех     исторических      источниках      советского      периода
национально-государственное  размежевание  1924  г.  характеризовалось   как
свободное  волеизъявление  народов   и   торжество   национальной   политики
коммунистической партии. Что касается национальной  политики  компартии,  то
здесь все правильно (если понимать ее такой, какой она на самом деле была  -
сугубо  имперской  и   колониальной),   а   вот   в   отношении   свободного
волеизъявления народов  -  бесстыдная  ложь.  Конкретное  решение  вопросов,
связанных  с  созданием   новых   национально-государственных   образований,
принималось в ташкентских и московских кабинетах келейно.
   Москва отвергла большую часть предложений,  поступивших  в  Политбюро  от
политических и общественных деятелей региона. В их числе  и  предложения  об
образовании трех республик, объединяющих соответственно узбекско-таджикскую,
казахско-кыргызскую  и  туркменскую  этнокультурные  группы;  о   сохранении
Бухарской  и  Хорезмской  республик   и   т.д.   Обсуждался   вопрос   и   о
государственной самодостаточности создаваемых республик.  Однако,  поскольку
Кремль полагал, что реальной самостоятельности они в действительности  иметь
никогда не будут,  эта  тема  была  снята.  (Анализ  интереснейших  архивных
материалов по данной проблеме см.: Bennigsen F., Lemercier -  Quelqejay  Ch.
The Evolution of the Muslim Nationalities of the USSR and  their  Linguistic
Problems.-London. 1961.)
   Двенадцатого июня 1924 г. Политбюро ЦК РКП (б) приняло  постановление  "О
национальном размежевании республик  Средней  Азии"  (Туркестана,  Бухары  и
Хорезма). Вот его текст.
   "В соответствии  с  предложениями  Центральных  Комитетов  и  Совнаркомов
Бухары и Туркестана: а) из туркменских частей Туркестана, Бухары  и  Хорезма
образовать  независимую  Туркменскую   республику;   б)   из   бухарских   и
туркестанских узбекских частей образовать независимую Узбекскую  республику;
в) Хорезмскую республику с выделением туркмен оставить в прежних  пределах".
Районы Туркестана,  населенные  казахами,  объединялись  с  Казахской  АССР,
создавались Киргизская автономная область, непосредственно входящая в состав
РСФСР, и Таджикская автономная область, тут же преобразованная в  республику
(в составе Узбекской ССР) (Национальная политика КПСС в действии.  1979.  С.
131.)
   Что тут сказать? Этот действительно судьбоносный для народов Средней Азии
документ попросту безграмотен по своему политическому стилю и  противоправен
в  международно-правовом  смысле.  Руководящий  орган  Российской  компартии
решает судьбу  двух  суверенных  (пусть  в  формальном  смысле)  государств.
Созданная 8 октября 1920 г. Бухарская  народная  советская  республика  была
преобразована в Бухарскую социалистическую советскую республику 19  сентября
1924 г. Хорезмская народная советская республика, провозглашенная 26  апреля
1920  г.,  была  преобразована  в  Хорезмскую   социалистическую   советскую
республику 20 октября 1923 г. Однако ни Бухарская, ни Хорезмская  республики
в состав РСФСР и в состав СССР не входили.
   Чем объяснить такую  форму  решения  важнейшего  вопроса  государственной
жизни региона? Некомпетентностью, имперским  высокомерием  и  неуважением  к
достоинству колониальных народов? По-видимому,  и  тем  и  другим.  К  слову
сказать,    поразительный    пример    политической    бесцеремонности     и
пренебрежительности был проявлен и в отношении каракалпаков.  Девятнадцатого
февраля 1925 г. Москва решает создать Каракалпакскую  автономную  область  в
составе Казахской АССР. Двадцатого июля 1930 г. область  передают  в  состав
РСФСР, а в  декабре  1936  г.  включают  в  состав  Узбекистана  в  качестве
автономной республики.
   Четырнадцатого  октября  1924  г.  ЦИК  СССР,  тогдашний   высший   орган
государственной власти страны,  принял  постановление,  которым  учреждалась
новая    национально-государственная    организация    Средней    Азии    по
языково-этническим критериям. И хотя этот акт имел силу закона, он был,  как
и  любые  другие  акты  ЦИК,  лишь  формальным  оформлением  соответствующих
партийных решений. В данном случае речь  идет  об  упомянутом  постановлении
Политбюро ЦК РКП(б).
   Определить, какие этносы региона могут относиться  к  титульным  и  каким
должен стать уровень их государственности,  было  половиной  дела.  Пожалуй,
более сложная проблема - установление границ между новыми, ранее никогда  не
существовавшими государственными образованиями. Проблема эта усугублялась  и
этнической чересполосицей, и большой подвижностью границ кочевого населения.
   Еще в середине XIX в. русский географ и путешественник  Николай  Северцов
выделял два рода границ в Средней Азии,  тесно  связанных  с  хозяйственными
занятиями населения: постоянные границы  оседлого  населения,  и  подвижные,
беспрестанно изменяющиеся границы кочевых  племен.  "Постоянные  границы,  -
подчеркивал Северцов, - это фактически внутренние границы  более  или  менее
стабильных ядер среднеазиатских государств, примерно совпадающих с  крупными
земледельческими оазисами.  Кочевая  периферия  этих  государств  определяла
неустойчивый,  колеблющийся  характер  их  внешних  границ,  когда   кочевые
племена, в зависимости от конкретных обстоятельств, переходили в  подданство
того или иного владетеля".  Северцов  пишет  о  подвижном  характере  границ
Кокандского ханства  с  кыргызами  и  Хивинского  ханства  -  с  туркменами,
заключая: "Иначе и не могло быть  при  полнейшем  отсутствии  международного
права в Средней  Азии"  (Северцов  Н.А.  Записка  о  действительной  границе
Русских и Хивинских владений  в  Сыр-Дарьинском  крае.  Изв.  Туркестанского
отдела ИРГО. Т. XI. Вып. 1.-Ташкент. 1915. С. 15).
   Возникают ассоциации с  хазарской  границей  -  текучими,  неустойчивыми,
подвижными рубежами. В  романе  Милорада  Павича  "Хазарский  словарь"  есть
пассаж,      напоминающий      ситуацию,      сложившуюся      во      время
национально-государственного размежевания Средней Азии:  "Все  перемешалось.
Один свидетель видел толпу людей, которые несли огромные камни и спрашивали:
где их положить? Это были пограничные знаки хазарского государства, которыми
отмечалась их граница".
   Действительно, где надо было положить пограничные камни, чтобы обозначить
границу между Узбекской ССР и Киргизской  автономной  областью?  Кыргызстан,
как страна кыргызов, до 1924 г. не имел не только государственных,  но  даже
постоянных географических границ (Изв. Туркестанского отдела  ИРГО.  Т.  ХI.
Вып. 1.-Ташкент. 1915). После российской колонизации, в конце XIX  -  начале
XX  вв.,  территория   современного   Кыргызстана   была   разделена   между
Семиреченской,   Ферганской,   Сырдарьинской   и   Самаркандской   областями
Туркестанского генерал-губернаторства.  После  революции  1917  г.  северная
часть Кыргызстана входила в состав Семиреченской и Сырдарьинской областей, а
южная была соединена административно с Ферганской долиной.
   В такой ситуации в 1922  г.  возник  вопрос  о  создании  горной  области
Кыргызстана как первого национально-государственного  образования  кыргызов.
Область эта не была образована главным образом по  причине  клановой  борьбы
между вождями племен солто и сарыбагыш.
   Но речь о другом. Инициаторы создания  горной  области,  люди  достаточно
амбициозные в своих территориальных претензиях, и не помышляли о включении в
ее  состав  земледельческих  районов  юга  Ферганской   долины,   населенных
узбеками.  А  Москва  принимает  именно   такое   решение,   мотивируя   это
целесообразностью создания в Кыргызстане более широкой экономической базы.
   Такой же причиной объяснялось  включение,  например,  Ходжента  в  состав
Таджикистана. Да что там говорить! Весьма  активно  дебатировался  вопрос  о
передаче Ташкента Казахстану на том основании, что в районах,  расположенных
вблизи Ташкента, проживало значительное число казахов.  Если  бы  я  сам  не
читал соответствующие архивные документы, не поверил бы,  что  такой  абсурд
мог иметь место.
   Бесспорно,  что  осуществленное  в  1924  г.  национально-государственное
размежевание  Средней  Азии  было  большим  успехом  Москвы   в   дальнейшей
колонизации региона в ее советском варианте. Вместе с тем  оно  имело  такие
исторические последствия, которых Кремль и не предполагал.  Что  бы  критики
Москвы ни говорили, но в среднеазиатских советских республиках были  созданы
предпосылки для формирования национальных политических  и  культурных  элит,
для развития государственно-патриотического уровня  национального  сознания.
Созданные волевым решением Москвы квазигосударства через семьдесят лет стали
независимыми именно в определенных им в 1924 г. границах.
   Существует  и  другая  точка  зрения.  Многие  отечественные  и  западные
исследователи утверждают, что в 1924 г. Москва заведомо  закладывала  основы
будущего противостояния  различных  этносов.  Необезвреженная  мина  Кремля,
дьявольские  планы  кремлевских  картографов  -  вот  такие   характеристики
национально-государственного размежевания Средней  Азии  можно  встретить  в
различных  научных  трудах.  Или   еще   выразительнее:   молот   сталинской
национальной  политики  выковал  новые  нации  на   обломках   разбитых   им
цивилизаций.
   Думаю, что здесь, как говорится, нельзя всех стричь  под  одну  гребенку.
Если в той или иной мере и можно  согласиться  с  обоснованностью  подобного
рода выпадов, то, пожалуй, только в отношении  узбекско-таджикского  этноса.
Если и есть основания для горестных размышлений, то у узбеков  более  чем  у
какого-либо другого этноса в регионе. По переписи 1926 г. узбеки  составляли
в Таджикистане - 21,2%,  в  Кыргызстане  -  11%,  в  Туркменистане  -  10,5%
населения. Но дело не только и не столько в этом. Наиболее  острая  проблема
связана с этнической и государственной идентичностью узбеков и таджиков.
   И вновь об узбеках и таджиках
   Исторически уникален этногенез узбеков и таджиков в рамках  многовекового
процесса конвергенции двух типов культур. Возвращаюсь к этому вновь в  связи
с разделом Средней Азии на советские республики. И вновь  задаюсь  вопросом:
не был ли в данном  случае  нарушен  естественный  ход  истории?  Во  всяком
случае, этнолингвистический критерий здесь не был в  той  мере  эффективным,
как  в  отношении   казахов,   кыргызов   или   туркменов.   Социологическое
исследование, проведенное в 1926 г., то есть  уже  после  этого  раздела,  в
районах бывшей Бухарской республики, где преобладало фарсиязычное население,
показало, что  значительная  часть  опрошенных  идентифицировали  себя  и  с
узбеками, и с таджиками. Были и те, кто не мог  определить  свою  этническую
принадлежность и даже не проявлял к этому интереса (Park  A.  Bolshewism  in
Turkestan. - N. Y. 1957. S. 93).
   Позволю себе еще раз  в  вопросе  об  узбеках  и  таджиках  обратиться  к
западным исследователям ввиду их политической неангажированности.
   Все они единодушны в том, что, хотя создание Узбекской ССР было вызвано в
значительной  мере  волевым  решением  Кремля,  объединение  большей   части
населения Средней Азии в  одну  узбекскую  нацию  имело  веские  объективные
историко-культурные основания (см., напр.: Probleme der  Nationswerdung  der
Usbeken und Tadshiken. S. 24; Paul Georg Gei. S. 89-90).
   Вместе с тем констатируется, что для провозглашения таджиков  в  качестве
титульной нации необходимые предпосылки  отсутствовали,  поскольку  не  было
культурной  общности  равнинных  и  горных  жителей,  а   географические   и
инфраструктурные  условия  горной  страны  не  способствовали  хозяйственным
связям между различными ее районами.
   Отмечается  одобренное  Москвой  преобразование   термина   "таджик"   из
социокультурного, применявшегося для обозначения оседлого населения  региона
в этнический (Rakowska-Harmstone Т. Russia and Nationalismus in Central Asia
- The Case of Tadzhikistan. - Baltimore. - London. 1980. S. 8,71).
   Думаю, что, исходя  из  конкретной  исторической  ситуации,  вначале  был
избран, пожалуй, наиболее  целесообразный  вариант.  Тогда  из  ряда  горных
районов Туркестана и Бухары  была  создана  Таджикская  автономная  область,
сразу же преобразованная в автономную республику,  что  позволило  в  январе
1925 г. создать в  рамках  этой  автономии  еще  одну  -  Горно-Бадахшанскую
автономную область.
   Население этих автономий имело и языковую и  иную  культурную  специфику.
Особенно памирские  народности:  язгулемцы,  рушанцы,  бартангцы,  шугнанцы,
ишкашимцы, ваханцы. Все они являются потомками оседлых фарсиязычных  жителей
Мавераннахра, переселившихся в труднодоступные горные  долины  Памира  перед
завоеванием региона шейбанидскими узбеками.  Здесь  они  слились  с  местным
населением, сохранив свои особые  культуру  и  образ  жизни,  не  испытавшие
тюркского  влияния.  Автономию  в  форме  области  они  получили  под  общим
названием "горные таджики".
 
   Дальше  события  развивались   по   сценарию,   который   я   назвал   бы
ситуативно-политическим. В эти  годы  Москва  рассматривала  Узбекистан  как
зависимый от нее центр силы в Азии. Эту  идею  озвучил  в  феврале  1925  г.
председатель ЦИК СССР М.Калинин,  который,  обращаясь  к  делегатам  Первого
съезда компартии Узбекистана в Бухаре, сказал: "...Узбекистан, имея огромный
культурный потенциал, технические  возможности,  богатые  города  Востока  и
людские ресурсы, должен играть в Средней Азии огромную роль, можно  сказать,
роль гегемона..." (Калинин М. Избранные произведения. - М. 1960.  Т.  1.  С.
630).
   Подобному отношению Кремля к Узбекистану способствовало доверие,  которым
(по рекомендации известного в прошлом московского  функционера  В.Куйбышева,
работавшего в Бухаре в 1920 г. по линии Коминтерна)  пользовался  у  Сталина
молодой лидер Узбекистана  Файзулла  Ходжаев.  С  1920  г.  член  Бухарского
ревкома,  председатель  Совета  народных  назиров   (комиссаров)   Бухарской
Народной Советской Республики, с  1922  г.  член  Средазбюро  ЦК  РКП(б),  с
1925-го по 1937 г. председатель Совета народных комиссаров Узбекской ССР.  В
1937 г. был арестован и в  1938  г.  расстрелян.  Реабилитирован  посмертно.
Именно на Ходжаева делал ставку Сталин в  своих  дальнейших,  далеко  идущих
геополитических планах.
   Однако к концу двадцатых годов политическая конъюнктура  в  Средней  Азии
начала меняться. В 1929 г. Таджикистан  был  выделен  из  Узбекистана,  став
союзной республикой. При этом из Узбекистана Таджикистану был передан  город
Ходжент и вместе с ним  8  тыс.  кв.  км  территории.  С  этим  политическим
решением Москвы связан и перенос в 1930 г. столицы Узбекистана из Самарканда
в Ташкент. В некоторых партийных документах того времени  одним  из  мотивов
такого решения называются весьма острые проблемы  борьбы  с  так  называемым
басмачеством ("Движением за независимость").
   Вместе с тем есть основания полагать, что это  было  сделано  также  и  с
целью приструнить Узбекистан, который при Ходжаеве и  других  находящихся  у
власти выходцах из Бухары стал  проявлять  излишнюю  самостоятельность.  Тем
более что в это же время на политическом  небосклоне  Узбекистана  появились
представители ташкентской  группировки  Икрамов  и  Юсупов.  Они  показались
Сталину более покладистыми и сговорчивыми. (Акмаль Икрамов, 1898-1938 гг.  В
1929-1937 гг. первый секретарь ЦК КП(б) Узбекистана, секретарь Средазбюро ЦК
ВКП(б). Репрессирован, реабилитирован посмертно; Усман Юсупов, 1900-1966.