нсценированных народных  революций  Бухарский  эмират  и
Хивинское ханство были преобразованы в марионеточные Бухарскую и  Хорезмскую
народные  советские  республики,   утратившие   свою   даже   незначительную
государственную  самостоятельность.  Декларированная  во  время  гражданской
войны свобода отправления религиозных культов была вскоре жестко ограничена,
собственность  религиозных  организаций  (вакуф)  повсеместно  конфискована,
шариатские суды и религиозные школы постепенно упразднены.
   Однако скоро стало очевидно, что без привлечения на свою сторону местного
населения развитие событий в регионе в нужном для Москвы направлении  трудно
прогнозировать. Подготовка и выдвижение местных кадров стали рассматриваться
как  решающие  условия  укрепления  советской  власти.  Вообще,   одним   из
постулатов коммунистической политики уже в первые послереволюционные  месяцы
стала установка  на  то,  что  социально-культурная  трансформация  отсталых
народов неразрывно связана с  формированием  их  политической  и  культурной
элиты и интегрированием ее в советскую систему.
   Для туркестанцев широко открылись двери компартии. Уже ко времени Второго
съезда компартии Туркестана  половину  ее  членов  составляли  представители
коренного  населения.  Однако  недовольство  властью  Москвы  в  регионе  не
уменьшалось, продолжались требования расширения доступа местного населения к
реальному управлению и к другим сферам деятельности.  Продолжающиеся  усилия
Москвы по привлечению мусульман в местные партийные организации  и  созданию
мусульманского бюро внутри партии привели  к  контакту  советской  власти  с
джадидами и к попыткам привлечь их на свою сторону. Часть джадидов сразу  же
приняла советскую власть, другая, сотрудничавшая с "Истиклолчилар харакати",
что на русском означает - "Движение за  независимость"  (в  советское  время
именовалось  басмаческим  движением,  от  тюркского  "басмак"  -  "совершать
налеты"), и белым движением, впоследствии эмигрировала.
   Джадиды, которые пошли на контакты с Москвой, попытались создать тюркскую
компартию и поставить во главе ее своих авторитетных представителей. Желание
- полностью утопическое - было Москвой с ходу отметено. На этом,  собственно
говоря, альянс российских коммунистов с джадидами и  закончился.  Позже  их,
как и всех остальных инакомыслящих, представляющих и даже не  представляющих
угрозу режиму, в несколько приемов беспощадно уничтожили.
   Москва и мусульманские коммунисты
   Значительно  сложнее  сложились  взаимоотношения   Москвы   с   движением
мусульманских коммунистов,  которых  вначале  она  рассматривала  как  своих
стратегических союзников в Средней  Азии.  Мусульманский  национал-коммунизм
был   движением   внутри   коммунистической    партии,    претендующим    на
представительство всех мусульман России. Активные участники движения  узбеки
Фитрат (Абдурауф Абдурахим-оглы) и Файзулла Ходжаев, казахи Турар Рыскулов и
Ахмед Байтурсун, азербайджанец Нариман Нариманов примкнули после революции к
компартии России, так как были убеждены, что  утверждение  социалистического
хозяйственного   порядка   положит   конец    эксплуатации    и    угнетению
колонизированных территорий. Однако их вера в конец противостояния мусульман
и  русских  при  новой  организации  государственной  и  общественной  жизни
оказалась разрушена уже во время гражданской войны. На основе этого опыта  у
них  все  более  усиливалась  убежденность  в  необходимости   национального
самоопределения и государственной самостоятельности  мусульманских  этносов,
их независимости от Москвы.
   В частности, один из самых видных представителей этого  движения  Мирсаид
Султан-Галиев писал, что его впечатление от первых лет революции было  таким
обескураживающим, что  он  начал  сомневаться  в  правильности  марксистских
коммунистических идей вообще и в особенности в том, что всемирная  классовая
борьба может улучшить  положение  колониальных  и  полуколониальных  народов
Востока.
   Мусульманские  национал-коммунисты  считали   своей   миссией   адаптацию
марксизма,   рожденного   в   европейском   индустриальном    обществе,    к
традиционалистскому аграрному обществу Азии.  По  их  мнению,  экономическое
равенство в мире может быть достигнуто не в результате  победы  пролетариата
развитых  стран  над  своей  буржуазией,  а  только  вследствие   устранения
гегемонии этих стран над отсталыми  регионами  мира.  (Обстоятельный  анализ
мусульманского национал-коммунизма см.: Bennigsen A.,  Wimbush  S.E.  Muslim
National Communism in the Soviet Union. - Chicago. 1979.)
   В начале двадцатых годов была принята развернутая Политическая  программа
национального мусульманского коммунизма. Хотелось бы  привести  из  нее  три
положения, характеризующие отношение этого движения к исламу.
   Во-первых,  там  говорилось,  что  ислам   представляет   собой   большое
культурное наследие и  поэтому,  несмотря  на  то,  что  ислам  должен  быть
низложен в  политическом  плане,  его  моральные,  социальные  и  собственно
религиозные ценности необходимо сохранить.
   Во-вторых, предусматривалось, что антирелигиозная  кампания  должна  быть
ограничена  лишь  борьбой   с   наиболее   консервативными   представителями
духовенства и с устаревшими обычаями,  которые  с  течением  веков  исказили
изначальную чистоту ислама.
   В-третьих, провозглашалось, что мусульманские  народы  составляют  единую
нацию, хотя и разделены географически на несколько государств.
   Думается, что  первое  положение  и  сегодня  в  основном  приемлемо  для
постсоветских государств Средней Азии. Что же касается двух других,  то  они
буквально один к одному  соответствуют  идеям  современных  ваххабитов.  Это
очень интересно и дает пищу для размышлений.
   В середине  двадцатых  годов  национальный  мусульманский  коммунизм  был
разгромлен Москвой  организационно,  а  в  конце  тридцатых  были  физически
уничтожены его лидеры. Последним из них в 1940 г. расстрелян Султан-Галиев.
   Население Средней Азии не приняло советскую власть прежде  всего  потому,
что  она  имела  исключительно  российское  лицо,  российскую   колониальную
репрезентативность, разрушавшую жизненные  основы  большей  части  населения
региона. Установление советской власти в Средней Азии встретило, в принципе,
такое  же  сопротивление,  как  и  завоевание  региона  русскими,  как   его
колонизация царской Россией. Но  подавление  этого  сопротивления  советской
властью было еще более  жестоким.  Практически  все  западные  исследователи
этого периода истории Средней Азии ставили вопрос: почему  же,  несмотря  на
почти всеобщее неприятие немусульманской советской власти, дело не дошло  до
национального восстания?
   Думаю, здесь есть ряд причин.  Несмотря  на  общие  культурные  корни,  в
основном связанные с общей религией - исламом, в регионе существовали  очень
сильные внутренние  противоречия,  прежде  всего  между  оседлым  и  кочевым
населением степей. Отсутствовала национальная элита, которая могла бы  стать
организатором такого антисоветского движения.
   Весьма незначительный слой образованных  людей  в  Средней  Азии  не  был
объединен какой-то общей для всего региона идеей конструктивного характера.
   Как  в  спонтанно  возникшем  восстании   1916   г.   принимали   участие
разрозненные народности, так  и  "Движение  за  независимость"  состояло  из
различных некоординированных  местных  групп  сопротивления,  объединявшихся
только на короткое время. К тому же боевые отряды "Движения", в  отличие  от
Красной Армии, не имели современного вооружения.
   Национальное самосознание через негативное отношение к России  и  русским
могло развиваться в Средней Азии лишь там, где население взаимодействовало с
русскими колонистами. Однако множество кочевников в степях и горах и оседлых
крестьян в отдаленных районах никак не  контактировали  с  русскими  и  были
лишены такого объединительного фактора, как антирусские настроения.
   Надо заметить, что из всех идей мусульманского национал-коммунизма Москва
особенно чувствительно относилась к  пантюркизму.  Однако  эти  страхи  были
малообоснованными.   Пантюркизм   являлся,    строго    говоря,    движением
интеллектуального меньшинства в тюркоязычных этносах России,  не  имевшим  в
Средней Азии благоприятных условий для своего  укоренения  и  развертывания.
Предложенный еще в 1900 г. джадидами проект  создания  единой  туркестанской
нации на основе общего восточнотюркского разговорного языка, который  должен
был  бы  заменить  архаичный  чагатайский  литературный  язык,  не  встретил
понимания ни у среднеазиатской интеллектуальной элиты, ни у широких народных
масс.
   РАЗДЕЛ СРЕДНЕЙ АЗИИ
   НА СОВЕТСКИЕ РЕСПУБЛИКИ
   Этнический критерий
   Для утверждения советской власти в Средней Азии  большое  значение  имела
стабильность в регионе. В свою  очередь,  стабильность  была  немыслима  без
действенных форм государственной организации среднеазиатского общества,  без
руководящего слоя влиятельной местной бюрократии,  который  мог  бы  служить
посредником между центром  и  местным  населением  при  проведении  политики
Москвы.
   Такая стратегическая установка для укрепления  власти  Москвы  в  регионе
совпадала с потребностью местного населения иметь собственную администрацию.
   Естественно, может возникнуть вопрос: почему Москва не использовала  идеи
дореволюционной    российской    колониальной    политики    в     отношении
государственного  и  административно-территориального  устройства   региона?
Почему советская власть ориентировалась на этносы, как единственный критерий
государственной организации?
   Мне представляется вполне  обоснованным  мнение,  что  в  хаосе,  который
наступил в стране после 1917 г., большевики оказались не в силах провести  в
жизнь иной,  кроме  этнического,  принцип  структуризации  страны,  например
губернский. (См. в этой связи: Матвеева С.Я. Возможность нации - государства
в России: попытка либеральной интерпретации, журн. "Полис".-М. 1996.  №  1.)
Обещание большевиков дать государственную власть новой элите было,  пожалуй,
необходимым условием ее лояльности Москве. Разговоры же  о  праве  наций  на
самоопределение - это оружие из пропагандистского арсенала большевиков.
   Итак, национально-государственная организация региона. Иное  исключалось.
А вот какими должны были быть формы этой организации? Здесь возникало  много
непростых  вопросов.  Основная   альтернатива   заключалась   в   следующем.
Дальнейшая  интеграция  Средней  Азии,  превращение  Туркестанской  АССР   в
республику, объединяющую на федеративной основе в  некие  государственные  и
административные автономии среднеазиатские этносы? Или раздел  Средней  Азии
на союзные республики, входящие в Советский Союз,  автономные  республики  и
автономные области, входящие в РСФСР?
   Конечно же, в решении  этого  вопроса  большую  роль  играл  субъективный
политический  аспект,  вопросы  политической  стратегии  и  тактики.  Но   и
игнорировать объективные  факторы,  этнокультурные  предпосылки,  этническую
историю было нельзя.
   Можно, естественно, заметить, что  в  условиях  тоталитарного  имперского
государства национально-государственные формы сами по себе не  могли  играть
сколько-нибудь существенной роли. Это и так и не так.
   Так - с точки зрения индивидуальных прав и свобод, с точки  зрения  права
народов региона самим решать  свою  судьбу.  И  не  так.  Дело  в  том,  что
Советский  Союз  был  этнократическим  государством.   Суть   этнократии   в
главенстве коллективных прав этноса над  индивидуальными  правами  личности.
Национальное государство рассматривалось  именно  как  этническое,  то  есть
государство, в котором изначально предполагалось неравенство прав  в  пользу
титульного этноса.
   Из этнической истории
   местных народов
   Средняя Азия, как уже отмечалось, веками включала в себя  два  мира:  мир
оседлого населения, горожан и земледельцев, и мир кочевых народов. И  уже  в
этом  отношении  геокультурное  пространство  региона   отличалось   сильной
мозаичностью и поляризацией. Культурная конвергенция была осуществлена,  как
уже сказано выше, только в  узбекско-таджикском  варианте.  В  остальных  же
частях региона происходило в большей мере отталкивание, нежели  притягивание
культур.
   В то время как ислам много веков являлся частью  узбекской  и  таджикской
культуры, у казахов,  кыргызов,  туркменов  ислам,  появившийся  значительно
позже, существовал в номадическом (кочевом), облегченном  варианте,  являясь
одним из символов самобытности, а не основой жизни общества.
   Кочевые   народы   региона   по   своему   происхождению,    формированию
этнографических,  лингвистических  и   в   целом   культурных   особенностей
находились от  оседлых  народов  и  друг  от  друга  на  достаточно  больших
расстояниях. На первый  взгляд  слова  "лингвистические  особенности"  могут
вызывать удивление  читателя.  Ведь  все  эти  этносы  тюркоязычные.  Однако
туркменский  язык  относится   к   огузской   группе   (в   которую   входят
азербайджанский, турецкий языки), узбекский к карлукской группе, казахский и
кыргызский к кыпчакской.
   Поскольку оседлым народам посвящено уже много страниц и речь  о  них  еще
впереди, остановимся на некоторых этногенетических  характеристиках  кочевых
народов Средней Азии.
   Казахи
   В разные исторические периоды территория Казахстана большей  или  меньшей
своей  частью  входила  в  состав  различных  государств  и  государственных
образований. В III-I вв. до н.э. юго-западный  Казахстан  в  государственном
образовании  Кангюй,  который  объединял  кочевые  и  оседло-земледельческие
племена на нижней и средней Сырдарье. В середине VI-VIII вв.  -  в  Тюркском
каганате, в VIII-X вв. в государстве карлуков, в IX-XII  вв.  в  государстве
огузов... В XI-XIII вв. территория подверглась нашествию сельджуков, киданей
(племена монгольской группы, пришедшие с территории Китая), монголотатар.
   В конце XV в. образовалось Казахское ханство, которое  делилось  на  жузы
(старший,  средний  и  младший).  Каждый  жуз  был  един   в   политическом,
хозяйственном и военном отношениях.
   Географически Казахстан разделен своей центральной полосой на две  части,
одна из которых, южная (старший жуз), в экономическом и культурном отношении
тяготела к оседлым районам Средней  Азии,  а  другая,  северная  (средний  и
младший жузы), по тем же параметрам - к России. В XVIII в. младший и средний
жузы добровольно приняли российское  подданство.  Почти  через  сто  лет,  в
шестидесятых годах XIX в.,  Россия  насильственным  путем  включила  в  свой
состав старший жуз.
   И все же, несмотря на  жузовое  разделение,  государственное  объединение
казахских кочевых племен в единый народ,  стремление  казахов  к  этнической
обособленности имели существенные объективные  предпосылки.  Различия  между
диалектами казахского языка незначительны, а образ жизни кочевых племен  был
очень схож. Несомненной объединяющей силой являлся и казахский  литературный
язык, сложившийся в основных чертах уже в середине XIX в., несмотря  на  то,
что владело  им  и  применяло  его  только  незначительное  число  казахских
интеллектуалов.
   Кыргызы
   Процесс  формирования  племен,  из  которых  сложился  кыргызский  этнос,
происходил   преимущественно   на   территории   Восточного   Тянь-Шаня    и
Притяньшанья, а также Памиро-Алая  и  прилегающих  горных  областей  (Алтай,
Прииртышье,  Восточный  Туркестан).  Можно  выделить  три   группы   племен,
составивших основу сложившегося в XIV-XVII вв. кыргызского этноса:  местные,
издавна обитавшие на территории нынешнего Кыргызстана; пришлые,  в  основном
тюркоязычные, южносибирского и центральноазиатского (в широком смысле  этого
термина)   происхождения;   племена   монгольского   и   казахско-ногайского
происхождения.
   В  силу  географических  факторов  северные   кыргызы   (племена   солто,
сарыбагыш, саяк, буту) имели  тесные  культурные  и  экономические  связи  с
казахами, были в  какой-то  мере  вовлечены  в  общественную  жизнь  степных
просторов Казахстана.
   Южные кыргызы (кыпчаки и другие) экономически контактировали с  узбекским
населением Ферганской долины.
   До российской колонизации кыргызы входили в состав  Кокандского  ханства,
против колониального режима которого неоднократно поднимали восстания (1857,
1858, 1873 гг.), за чем  следовали  ответные  карательные  акции  (ЦГА  РУз.
ф.И.1. Оп.1Д. 278.Л.1-8).
   Кыргызские   племена   отличались   архаичной   социальной    структурой.
Отсутствовали политические союзы  и  объединения  и  единые  государственные
властители. В связи с отдаленностью и труднодоступностью районов  проживания
некоторых из кыргызских племен  и  во  времена  Кокандского  ханства,  и  во
времена Российской империи  государственная  власть  там  существовала  лишь
номинально.
   Туркмены
   В XI в. территория Туркмении была завоевана тюркскими  племенами  огузов,
сыгравшими  важную  роль  в  этногенезе  туркмен  (так  же   как   турок   и
азербайджанцев). Туркменские  племена  (текинцы,  садыры,  сарыки,  гоклены,
чаудоры,  иомуты  и  др.)  всегда  были   в   большой   мере   автономны   и
самостоятельны, не признавали  центральной  политической  власти.  Некоторые
западные исследователи (Беннигсен, Акинер) обращают внимание на  исторически
присущее туркменам чувство превосходства в связи с их кочевым образом  жизни
и их аристократическим тюркским происхождением.
   Значительная часть Туркмении была,  по  существу,  иранской  (персидской)
фронтирой  (фронтьерой)  -  большим  культурно-географическим   приграничьем
иранского и  тюркоязычного  (туранского)  миров,  местом  постоянной  борьбы
оседлой,  но  ослабевшей  Персии,   с   кочевыми   туркменскими   племенами,
производившими  набеги  с  целью  захвата  рабов,  скота  и  новых   земель,
обеспеченных водой.
   До российского завоевания территория, занимаемая туркменскими  племенами,
находилась под влиянием Хивинского ханства, однако официально в  его  состав
не входила. При этом туркмены регулярно вторгались  в  Хорезм  и  в  столицу
ханства Хиву, где русским воинским гарнизонам  во  второй  половине  XIX  в.
приходилось охранять городское население.
   Русское название Туркмении - Закаспийская область - указывало на ее место
в сфере российских политических интересов, а именно в связи  с  Закавказьем.
Туркмения была фактически анклавом российского Закавказья  в  Средней  Азии.
Поэтому заявления президента  Ниязова  об  особом  статусе  Туркменистана  в
Среднеазиатском  регионе,  проведение  им  политики  развития  всестороннего
сотрудничества с Ираном, возможно, вызваны в числе  прочих  причин  и  зовом
исторической  судьбы,  стремлением  возвратить  страну  в  ее   исторический
ландшафт.
 
   Таковы некоторые факты из этнической истории народов региона.
   Поэтому, когда Махмудходжа Бехбудий писал: "Мы туркестанцы!", это была не
констатация реальности, а призыв из области прекраснодушных мечтаний на тему
"когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся". Словом,  одна  из
иллюзий, которым подвержены и просветители,  и  политики,  и  простые  люди.
Всегда. Во все времена.
   Федеральные иллюзии:
   утраченные и сохранившиеся
   Уже  практика  первых  лет  советской  власти  в  Средней  Азии  показала
утопичность надежд на возможность  формирования  здесь  единой  политической
элиты и создания единого государственного  союза  республик  или  какой-либо
иной  работающей  федерации.  Это  вытекало,  как  уже  подчеркивалось,   из
этнической истории региона. Что в тех условиях могло  объединить  разные  по
этногенезу народы? Или пантюркизм, или панисламизм.
   Выше уже было сказано, что пантюркизм не имел и не мог  иметь  в  Средней
Азии благоприятных условий для своего укоренения и распространения. На нашей
памяти