- Да. Он сказал, что говорящая машина, которая помогла им найти тебя, исполняла песню, и ты плакал, когда слушал ее. О какой песне идет речь?
     - "Кто-то сегодня спас мне жизнь", да. И у меня нет слов, чтобы описать, до чего же это странно, сидеть в хижине Мэнни в Калья Брин Стерджис, смотреть на темноту Танреклепа и слушать Элтона Джона.
     - Подожди, подожди, - подала голос Сюзанна. - Ты очень уж далеко убежал от нас, отец. Мы остановились на Сакраменто. 1981 год, ты только что узнал, что твоего друга порезали так называемые Братья Гитлеры, - с Каллагэна она перевела строгий взгляд сначала на Джейка, потом на Эдди. - Я должна отметить, господа, что с того времени, как я покинула Америку, вы, похоже, не добились особого прогресса в вопросе мирного сосуществования людей с разным цветом кожи.
     - Мена за это винить нельзя, - ответил Джейк. - Я еще учился в школе.
     - А я наркоманил, - добавил Эдди.
     - Хорошо, беру всю вину на себя, - вставил Каллагэн, и все рассмеялись.
     - Заканчивай историю, - предложил Роланд. - Может, тогда тебе удастся выспаться.
     - Может и удастся, - кивнул Каллагэн, с минуту собирался с мыслями. - Что я помню о больнице, наверное, это помнят все, так это запах дезинфицирующих средств и звуки, издаваемые машинами. Большинством машин. Их пиканье. Такие же звуки издают только приборы в кабине самолета. Однажды я спросил летчика, что у них там пикает, и он ответил, что навигационное оборудование. В ту ночь я, помнится, думал о том, что в реанимационной палате очень уж много внимания уделяется навигации.
     Когда я работал в "Доме", Роуэн Магрудер не был женат, но я подумал, что за годы моего отсутствия ситуация изменилась, потому что на стуле у его кровати сидела женщина и читала книгу в обложке. Хорошо одетая, в элегантном зеленом костюме, колготках, туфлях на низком каблуке. Я считал, что готов к встрече с ней. Помылся, причесался, и после Сакраменто не брал в рот ни капли. Но когда мы встретились лицом к лицу, выяснилось, насчет готовности я погорячился. Видите ли, она сидела спиной к двери. Я постучал в дверной косяк, она повернулась и мою уверенность в себе как ветром сдуло. Я отступил на шаг и перекрестился. Впервые с той ночи, когда Роуэн и я навещали Льюка в такой же палате. Можете догадаться, почему?
     - Разумеется, - ответила Сюзанна. - Потому что все части картинки-головоломки сложились. Они всегда складываются. Мы это видим снова и снова. Просто мы не знаем, какая из себя картинка.
     - Или не можем ее постичь, - добавил Эдди.
     Каллагэн кивнул.
     - Передо мной сидел Роуэн, только с грудями и блинными светлыми волосами. Его сестра-близнец. И она рассмеялась. Спросила, не увидел ли я призрака. Я чувствовал... что опять соскользнул в один из других миров, такой же, так реальный мир, если есть такое понятие, но не совсем. У меня возникло непреодолимое желание достать бумажник и посмотреть, кто изображен на банкнотах. И речь шла не только о внешнем сходстве. Сюрреаличности добавлял и ее смех. Женщина сидела у кровати мужчины с ее лицом, если допустить, что под повязками осталось что-то от лица, и смеялась его смехом.
     - Добро пожаловать в палату 19, - хмыкнул Эдди.
     - Не понял?
     - Я только хотел сказать, что это чувство мне знакомо, Дон. Нам всем знакомо. Продолжай.
     - Я представился, спросил, могу ли войти в палату. И когда спрашивал, думал о Барлоу, вампире. Думал: "В первый раз ты должен их пригласить. Это потом они приходят и уходят, когда им вздумается". Она ответила, что да, разумеется, я могу войти. Сказала, что прилетела из Чикаго, чтобы побыть с ним в "его последние часы". Потом, приятным голосом добавила: "Я сразу поняла, кто вы. По шраму на вашей руке. В своих письмах Роуэн писал, что вы, по его глубокому убеждению, в другой жизни были священнослужителем. Он все время говорил о другой жизни людей, имея в виду то время, когда они еще не пили, не принимали наркотики, оставались в здравом уме. Этот в другой жизни был плотником. Та - моделью. Насчет вас он не ошибся? Все тем же приятным голосом. Словно женщина, беседующая со случайным знакомым на коктейль-пати. А рядом на кровати лежал Роуэн, с лицом, скрытом под бинтами. Будь он в солнцезащитных очках, то выглядел бы точь-в-точь, как Клод Рейнс в "Человеке-невидимке".
     Я вошел, сказал, что когда-то был священнослужителем, да, но все это осталось в далеком прошлом. Она протянула руку. Я протянул руку. Потому что, видите ли, подумал...

6

     Он протягивает руку, потому что предполагает, что она хочет ее пожать. Его вводит в заблуждение приятный голос. Он и представить себе не может, что на самом деле Роуэна Магрудер Роудингс поднимает руку, не протягивает. Поначалу он даже не осознает, что ему влепили пощечину, да такую крепкую, что в левом ухе звенит, а левый глаз слезится; ему кажется, что ощущение тепла в левой щеке - аллергическая реакция, а может и результат стрессового состояния. А потом Роуэна надвигается на него, и по лицу катятся слезы.
     - Подойди и посмотри на него, - говорит она. - И знаешь, что ты увидишь? Другую жизнь моего брата! Единственную, которая у него осталась! Подойди поближе и посмотри внимательно. Они вырезали ему глаза, они вырезали ему щеку, так что сквозь нее видны зубы! В полиции мне показывали фотографии. Не хотели показывать, но я настояла. Они продырявили ему сердце, но, как я понимаю, эту дыру врачи зашили. Подвела печень. Они продырявили и ее, и он умирает.
     - Мисс Мадругер, я...
     - Я - миссис Роулингс, - сообщает она ему, - хотя это не имеет ровным счетом никакого значения. Подойди. Приглядись. Посмотри, что вы с ним сделали.
     - Я был в Калифорнии... Прочитал в газете...
     - Я в этом не сомневаюсь. Не сомневаюсь. Но ты - единственный, до кого я могу добраться, ты понимаешь? Единственный из тех, кто был близок к нему. Другой его приятель умер от болезни гомосексуалистов, а остальных здесь нет. Они жрут халявную еду в его ночлежке или обсуждают то, что произошло, на своих собраниях. Какие чувства вызывает у них случившееся. Что ж, преподобный Каллагэн... или отец Каллагэн? Я видела, как ты перекрестился... Так вот, позволь сказать тебе, что чувствую я. От всего этого я... в ЯРОСТИ, - она по - прежнему говорит приятным голосом, но, когда он открывает рот, чтобы ответить, прижимает палец к его губам с такой силой, что он сдается. Пусть выговорится, почему нет? Прошли годы с тех пор, как он в последний раз слушал исповедь, но некоторые навыки сохраняются на всю жизнь. Умеешь ты, к примеру, кататься на велосипеде, так в любой момент сядешь и поедешь.
     - Он с отличием окончил Нью-Йоркский университет. Ты это знал? В 1949 г. занял второе место на поэтическом конкурсе, который ежегодно проводит Белойтский колледж <Белойтский колледж - частный колледж высшей ступени гуманитарных наук в г. Белойте, штат Висконсин. Основан в 1846 г.>, ты это знал? Студентом предпоследнего курса! Он написал роман... прекрасный роман... до сих пор лежит у меня на чердаке, собирая пыль.
     Каллагэн чувствует, как теплая роса оседает на его лице. Ее источник - его рот.
     - Я просила его... нет, умоляла... продолжать писать, а он смеялся надо мной, говоря, что ничего у него не получится. "Пусть пишут мейлеры, о'хары, ирвины шоу, те, кто умеет это делать, - заявил он мне. - Я же намерен стать мистером Чипсом <Мистер Чипс - центральный персонаж книги Джеймса Хилтона "До свидания, мистер Чипс" (1935 г.) Синоним учителя, преданного своему делу>. Буду сидеть в кабинете в башне из слоновой кости и попыхивать трубочкой". Я бы против этого не возражала, но он принял активное участие в работе общества "Анонимные алкоголики", а уж оттуда оставался один шаг до управления ночлежкой. И общения со своими друзьями. Такими, как ты.
     Каллагэн изумлен. Он никогда не слышал чтобы слово "друзья" произносилось с таким презрением.
     - Но где они сейчас, когда он здесь и быстро идет ко дну? - спрашивает его Роуэна Мадругер Роулингс. - Г-м-м? Где все эти люди, о которых он заботился, все эти репортеры, которые называли его гением? Где Джейн Поули? Она брала у него интервью в теле-шоу "Сегодня", знаешь ли. Дважды! Где эта гребаная мать Тереза? Он написал в одном из своих писем, что они называли ее "маленькая святая" когда она приходила в "Дом". Что ж, сейчас ему бы не помешала помощь святой, моему брату святая крайне необходима, пусть бы исцелила его возложением рук, но где же она, черт бы ее побрал?
     Слезы катятся по ее щекам. Грудь поднимается и опускается. Она прекрасна и отвратительна. У Каллагэна она вызывает ассоциации с Шивой, индийским богом - истребителем демонов, изображение которого он однажды видел. "Рук, правда, маловато", - думает он, и с трудом подавляет желание расхохотаться.
     - Их здесь нет. Здесь только ты и я, так? И он? Он мог бы получить Нобелевскую премию по литературе. Или тридцать лет ежегодно обучать по четыреста студентов. Мог бы прикоснуться к двенадцати тысячам умов. А вместо этого он лежит на больничной койке с изрезанным лицом, и им пришлось собирать пожертвования в его гребаной ночлежки, чтобы оплатить его пребывание в больнице, его гроб, его похороны.
     Роуэна смотрит на него, лицо искреннее и улыбающееся, щеки блестят от слез, из носа висят сопли.
     - В его предыдущей другой жизни, отец Каллагэн, он был Уличным Ангелом. Но это его последняя другая жизнь. Роскошная жизнь, не так ли? Я иду вниз, в кафетерий, выпить чашечку кофе и съесть пончик. Там я пробуду минут десять. Этого времени вам вполне хватит для завершения вашего визита. Окажите мне услугу, уйдите отсюда до моего возвращения. Меня тошнит от вас и всех остальных его доброжелателей.
     Она уходит. Ее низкие каблуки стучат в коридоре. И лишь когда этот стук полностью перекрывает пиканье машин он понимает, что дрожит всем телом. Он не думает, что это начало приступа белой горячки, но, видит Бог, ощущения схожие.
     И когда из-под бинтов раздается голос Роуэна, Каллагэн с огромным трудом подавляет крик. Слова звучат приглушенно, но он разбирает их без труда.
     - Эту маленькую проповедь она прочитала сегодня раз восемь, но никому не сказала, что в Белойте я занял второе место только потому, что участвовали в конкурсе всего пять человек. Наверное, война у многих отбила охоту писать стихи. Как поживаешь, Дон?
     Слова смазанные, голос хриплый, но это Роуэн, все точно. Каллагэн подходит берет его руки, которые бессильно лежат на одеяле, в свои. И они сжимают их с неожиданной силой.
     - Что же касается романа... из меня получился бы третьесортный Джеймс Джонс <Джонс, Джеймс - американский писатель. Один из его наиболее известных романов - "Отсюда - и в вечность">, и это плохо.
     - Как ты, Роуэн? - спрашивает Каллагэн. Теперь плачет он. Комната плывет перед глазами.
     - Сам видишь, паршиво, - доносится из-под бинтов. - Спасибо, что пришел.
     - Пустяки, - отвечает Каллагэн. - Чем я могу помочь, Роуэн? Что надо сделать?
     - Ты можешь держаться подальше от "Дома", - говорит Роуэн. Голос его слабеет, но руки по-прежнему крепко сжимают руки Каллагэна. - Я их не интересовал. Они искали тебя. Ты меня понимаешь, Дон? Они искали тебя. Раз за разом спрашивали, где ты, и в конце я бы им сказал, если б знал, поверь мне. Но я не знал.
     Пиканье одной из машин учащается, и Каллагэн понимает, что это тревожный знак. Знать он этого не может, но как-то чувствует.
     - Роуэн... у них были красные глаза? Они носили... как же сказать... длинные плащи? Вроде шинелей? Они приехали в большом автомобиле?
     - Нет, - шепчет Роуэн. - Им за тридцать, но одеваются они, как подростки. И выглядят, как подростки. Эти парни будут выглядеть подростками еще лет двадцать, если так долго проживут, а потом в один день превратятся в стариков.
     Каллагэн думает: "Двое уличных отморозков. Так он их характеризует?" Получается, что да, но ведь это ничего не значит. Слуги закона могли нанять Братьев Гитлеров для этой работы. Это логично. Даже в газетной заметке указывалось, что Роуэн Магрудер не похож на их типичные жертвы.
     - Держись подальше от "Дома", - шепчет Роуэн и, прежде чем Каллагэн успевает ему это пообещать, машины поднимают тревогу. На мгновение руки Роуэна напрягаются, и Каллагэн ощущает в них ту силу, ту яростную энергию, которая позволяла держать двери "Дома" открытыми, даже когда полностью пустели банковские счета, энергию, которая привлекала людей, которые могли сделать то, что не удавалось самому Роуэну Магрудеру.
     И тут же палата начинает заполняться медсестрами, появляется доктор с суровым лицом, требует карту пациента, и вскоре должна вернуться сестра-близнец Роуэна, на этот раз изрыгая огонь. Каллагэн решает, что пора покидать этот маленький сумасшедший дом, да и сумасшедший дом побольше, который зовется Нью-Йорк. Похоже, слуги закона по-прежнему интересуются им, очень даже интересуются, и, если у них и есть оперативная база, то расположена она, скорее всего здесь, в Городе развлечений <Город развлечений - рекламно-шутливое прозвище г. Нью-Йорка>, США. Следовательно, возвращение на Западное побережье - блестящая идея. Он не может купить еще один билет на самолет, но у него достаточно денег, чтобы оплатить проезд на "Большой серой собаке". И для него эта поездка не будет первой. Еще одно путешествие на запад, почему нет? С удивительной ясностью видит себя в автобусе, на сидении 29-С. Полная, нераскрытая пачка сигарет в нагрудном кармане. Полная, непочатая бутылка "Эрли таймс" <"Эрли таймс" - сорт ирландского виски> в бумажном пакете. Новый, только что снятый с книжной полки роман Джона Д. Макдональда на коленях. Может, он уже будет на другой стороне Гудзона и проедет Форт-Ли, заканчивая первую главу и смакуя второй стаканчик виски, когда они отключат все машины в палате 577 и его давний друг уйдет в темноту, навстречу тому, что ждет там всех нас.

7

     - Пятьсот семьдесят семь, - повторил Эдди.
     - Девятнадцать, - подсчитал Джейк.
     - Простите? - переспросил Каллагэн.
     - Пять, семь и семь, - объяснила Сюзанна. - Сложи их и получишь девятнадцать.
     - Это что-то значит?
     - Если сложить им вместе, получится мать, слово, которое вбирает в себя целый мир. Во всяком случае, для меня, - улыбнулся Эдди.
     Сюзанна его проигнорировала.
     - Мы не знаем. Но ты не уехал из Нью-Йорка, не так ли? Если б уехал, остался бы без этого, - она указала на шрам на лбу.
     - Да нет, уехал, - ответил Каллагэн. - Только не так скоро, как собирался. Из больницы я вышел с намерением прямиком пойти на автовокзал и взять билет на сороковой автобус.
     - Это еще что? - спросил Джейк.
     - На сленге бродяг, это автобус который уходит раньше других. Если ты купил билет до Фэрбанкса, штата Аляска, значит, ты едешь на сороковом автобусе.
     - Здесь это будет девятнадцатый автобус, - усмехнулся Эдди.
     - Шагая по улице, я вспоминал время, проведенное в ночлежке. Забавные случаи, когда несколько наших клиентов устроили для остальных цирковое представление. Страшные случаи, вроде того, что произошел как-то перед обедом, когда один парень сказал другому: "Джерри, перестань ковырять в носу, меня от этого тошнит", - а Джерри выхватил нож и, прежде чем кто-то из нас успел сообразить, что к чему, полоснул первому по горлу. Льюп закричал, все перепугались, кровь хлестала во все стороны, бедняге задело то ли сонную артерию, то ли яремную вену, и тут из сортира выбежал Роуэн, поддерживая штаны одной рукой, с рулоном туалетной бумаги во второй. И знаете, что он сделал?
     - Воспользовался бумагой.
     Каллагэн улыбнулся. И сразу помолодел.
     - Точно, воспользовался. Прижал целый рулон к тому месту, откуда хлестала кровь, и велел Льюпу позвонить по 211, тогда "скорую помощь" вызывали по этому номеру. Я стоял, наблюдая, как белая туалетная бумага становится красной и как краснота по торцу захватывает все новые и новые слои, подбираясь к внутреннему картонному кольцу. И тут Роуэн сказал: "Считайте, что это самый большой в мире порез при бритье", - и мы начали смеяться. Смеялись, пока из глаз не брызнули слезы.
     Я много чего вспомнил, будьте уверены. Хорошего, плохого, ужасного. Я помню, пусть и смутно, что зашел в какой-то магазинчик, вышел оттуда с бумажным пакетом в котором лежали две банки "Бада" <"Бад" - пиво производства компании "Анхойзер-Буш">. Выпил одну банку и пошел дальше. О том, куда иду, не думал, во всяком случае, на сознательном уровне, но мои ноги, должно быть, выбирали дорогу, потому что, остановившись и оглядевшись, я увидел, что стою перед ресторанчиком, в который мы иногда заходили поужинать, если были, как говорится, при деньгах. На углу Второй авеню и Пятьдесят второй улицы.
     - "Чав-Чав", - уточнил Джейк.
     Каллагэн в изумлении уставился на него, потом повернулся к Роланду.
     - Стрелок, твои парни начинают меня пугать.
     Роланд нетерпеливо крутанул пальцами, мол, продолжай.
     - Я решил зайти и съесть гамбургер, в память о прежних временах. И пока ел гамбургер, решил, что не хочу покидать Нью-Йорк, не заглянув в окно "Дома", не увидев ночлежки. В конце концов, я мог постоять на другой стороне улицы, как стоял после смерти Льюпа. Почему нет? Тогда меня никто не трогал. Ни вампиры, ни слуги закона, - Каллагэн посмотрел на своих слушателей. - Я не могу сказать вам, поверил ли я в это, но теперь мне кажется, что я решил поиграть со смертью в кошки - мышки. Могу многое вспомнить о той ночи, что чувствовал, говорил, думал, но не это.
     В любом случае, до "Дома" я не добрался. Расплатившись, пошел по Второй авеню. "Дом" находился на углу Первой авеню и Сорок седьмой улицы, но я не хотел проходить мимо здания. Поэтому решил выйти на Первую авеню по Сорок шестой улице и перейти на другую сторону.
     - Почему не по Сорок восьмой? - спросил Эдди. - Ты мог бы выйти на Первую авеню по Сорок восьмой, это было бы быстрее. Тебе не пришлось бы обходить целый квартал.
     Каллагэн обдумал вопрос, покачал головой.
     - Если на то и была причина, я ее не помню.
     - Причина была, - кивнула Сюзанна. - Ты хотел пройти мимо пустыря.
     - Почему мне вдруг...
     - По той же причине, которая вызывает у людей желание пройти мимо пекарни, когда из духовки достают хлеб, - пояснил Эдди. - Это просто приятно, ничего больше.
     На лице Каллагэна читалось сомнение, но спорить он не стал, просто пожал плечами.
     - Если ты в этом уверен...
     - Уверен, сэй.
     - В общем, я шел, потягивал пиво и уже добрался до перекрестка Второй авеню и Сорок шестой улицы...
     - Что там было? - прервал его Джейк. - Что ты увидел на углу Второй авеню и Сорок шестой?
     - Я не... - начал Каллагэн и замолчал. - Забор, - ответил он на вопрос Джейка. - Высокий забор. Десять, может, двенадцать футов.
     - Не тот, через который перелезали мы, - Эдди повернулся к Роланду. - Если только он не подрос футов на пять.
     - На нем еще висел какой-то щит, - продолжил Каллагэн. - Я это помню. Большой щит с городским видом. Разглядеть мне не удалось, потому что фонари на углу не горели. И вот тут я почувствовал: что-то не так. В голове зазвенели сигналы тревоги. Если хотите знать, очень похожие на те, что заставили медсестер и врачей сбежаться в палату Магрудера. Какое-то время я не мог сообразить, где нахожусь. В голове у меня помутилось. И одновременно я думал...

8

     И одновременно он думает: "Все в порядке, просто не горят несколько фонарей, если бы здесь были вампиры или слуги закона, ты бы услышал колокольца и почувствовал запахи подгоревшего лука и горячего металла". Но при этом решает, что из этого района надо уйти, и немедленно. Слышны колокольца или нет, все его нервы напряжены, их окончания буквально искрятся от тревоги.
     Он поворачивается и видит за спиной двоих мужчин. В первые несколько секунд они столь поражены его резким маневром, что он, наверное, успел бы проскочить между них и умчаться по Второй авеню, в том направлении, откуда пришел. Но он тоже удивлен, поэтому эти секунды они стоят, таращась друг на друга.
     Перед ним