такого  влиятельного.  -  Вот  тут  Риа  не  смогла
подавить смешок. Возможно, он вырвался у нее  подсознательно,  она  об
этом даже не догадывалась. - Мы договорились?
     {Все, все, что угодно, лишь бы выбраться, отсюда!}
     - Ты объявляешь меня целомудренной?
     - Да, Сюзан, дочь Патрика.  Объявляю.  Но  важны  не  мои  слова.
Сейчас... подожди... где-то здесь.
     Она  порылась  на  каминной  доске,  среди  треснутых  блюдец   с
огарками, достала сначала керосиновую лампу, потом ручной  фонарик  на
батарейках, несколько секунд смотрела на  рисунок  молодого  человека,
прежде чем отложить его в сторону.
     - Где...  где...  {аг-г-г-га...}  вот!  Она  схватила  блокнот  с
запачканной сажей обложкой (с надписью СИТГО [СИТГО  Петролеум  (CITGO
Petroleum) - нефтяная корпорация, входит в  число  500  самых  крупных
мировых компаний.], вытисненной древними золотыми буквами)  и  огрызок
карандаша. Пролистала блокнот чуть ли не до конца,  прежде  чем  нашла
чистый  лист.  Что-то  нацарапала  на  нем,  сорвала  с  металлической
спирали, соединяющей все листки и обложку, протянула Сюзан.  Та  взяла
листок, посмотрела на него. Старуха нацарапала  слово,  которое  Сюзан
поначалу понять не смогла:

                             ЦИЛАМУДРЯНАЯ

     А под ним нарисованы вилы.
     - Что это? - спросила Сюзан, указывая на рисунок.
     - Риа, мой знак. Известен в шести окрестных  феодах,  скопировать
его невозможно. Покажешь этот листок своей тете.  Потом  Торину.  Если
твоя тетя захочет взять его, чтобы самой показать Торину, знаю я и ее,
и ее замашки, скажешь ей - нет, Риа запретила, листок  должен  быть  у
тебя, а не у нее.
     - А если его захочет взять Торин?
     Риа пренебрежительно махнула рукой:
     - Пусть хранит его или сожжет, или подотрет им задницу,  мне  все
равно. И тебе тоже, потому что ты знаешь, что чиста. Так?
     Сюзан кивнула. Один раз,  возвращаясь  с  танцев,  она  разрешила
парню на мгновение или два залезть рукой ей под юбку, но  что  такого?
Она чиста и она целомудренна, о чем знала и без этой мерзкой старухи.
     - Но не потеряй этот листок. Если только не хочешь  увидеть  меня
вновь и заново пройти весь ритуал.
     {Упаси Боже,} подумала Сюзан и с трудом подавила дрожь,  грозящую
сотрясти все тело. Сунула  листок  в  тот  карман,  где  раньше  лежал
мешочек с золотыми.
     - А теперь шагай к  двери,  мисси.  -  Старуха  вроде  бы  хотела
схватить Сюзан за руку, но в последний момент передумала. К двери  они
пошли бок о бок, не касаясь друг друга, глядя прямо перед собой. А вот
на крыльце Риа сжала запястье Сюзан. А второй рукой указала  на  яркий
серебристый диск, висящий  над  вершиной  Кооса.  -  Целующаяся  Луна.
Середина лета.
     - Да, - кивнула Сюзан.
     - Скажешь Торину,  что  он  не  должен  укладывать  тебя  в  свою
постель... или в стог сена... или на  пол  судомойни  при  кухне,  или
куда-то еще... до того, как полная Демоническая Луна поплывет по небу.
     - То есть только после Первой Жатвы? - Три месяца для нее - целая
жизнь. Сюзан попыталась ничем не выказать свою радость. Она-то думала,
что Торин лишит ее девственности еще до следующего  восхода  луны.  Об
этом ясно говорили взгляды, которые он бросал на нее.
     Риа тем временем смотрела на луну, вроде бы что-то  рассчитывала.
Ее рука  нащупала  косу  Сюзан,  начала  ее  поглаживать.  Сюзан  пока
терпела, но знала, что ее хватит ненадолго. Риа убрала руку.
     - Да, не просто  после  Первой  Жатвы,  а  после  fin  de  ano  -
Ярмарочной ночи. Скажем так, он может, взять тебя  после  праздничного
костра. Ты поняла?
     - Fin de ano, поняла. - Теперь уже Сюзан не скрывала радости.
     - Когда  огонь  в  "Зеленом  сердце"  догорит  и  последние  угли
покроются золой. Только тогда,  и  {не  раньше.}  Ты  должна  ему  это
сказать.
     - Скажу.
     Рука вернулась, вновь начала поглаживать волосы.  Сюзан  терпела.
После столь хороших новостей она уже не так злилась на старуху.
     - Время до Жатвы используй с толком. То ли думай  только  о  том,
как родить мэру мальчика, то ли гуляй по Спуску  и  собирай  последние
цветы своей девственности. Ты поняла?
     - Да. - Она склонилась в реверансе. - Спасибо сэй.
     Риа отмахнулась, словно терпеть не могла лесть.
     - Никому не говори о том, что произошло между нами.  Это  никого,
кроме нас, не касается.
     - Не скажу. Наши дела закончены?
     - Ну... пожалуй... осталась разве что {самая  малость...}  -  Риа
улыбнулась, показывая, что это  действительно  малость,  потом  резким
движением подняла левую руку на уровень глаз Сюзан. С тремя сложенными
вместе и одним отставленным пальцем. В зазоре  поблескивал  серебряный
медальон,  взявшийся  неизвестно  откуда.  Взгляд   девушки   тут   же
остановился на нем. А потом Риа произнесла одно слово. И  глаза  Сюзан
закрылись.



                                  5


     Риа смотрела на девушку, застывшую на ее крыльце  под  Целующейся
Луной. Медальон она убрала в рукав (ее  старые  распухшие  пальцы  при
необходимости могли двигаться очень даже  быстро).  Деловое  выражение
лица сменилось неприкрытой яростью.  {Так  это  ты  грозила  дать  мне
пинка, паскуда, чтобы я упала в очаг? Ты хотела нажаловаться  на  меня
Торину?} Но не угрозы или наглость Сюзан так взбесили ведьму. Особенно
достало  ее   то   отвращение,   что   выказывала   девушка   при   ее
прикосновениях.
     Она, значит, считает, что Риа  недостойна  ее!  И  эта  гордячка,
несомненно, думает, что она слишком хороша и для Торина. А  у  нее  же
ничего нет, кроме шестнадцати лет и прекрасной косы, что болтается  за
спиной. Торин-то мечтает зарыться в  ее  волосы  лицом.  И  ничуть  не
меньше ему хочется зарыться в другое место, пониже.
     Она не могла причинить девушке вреда, хотя ей очень хотелось,  да
и девушка того заслуживала. В наказание Торин может  по  меньшей  мере
отнять у нее хрустальный шар, а вот это было бы  совсем  нежелательно.
Во всяком случае, пока. Значит, причинить вред девушке она  не  может.
Зато может подгадить ему, лишить его того удовольствия, на которое  он
рассчитывает, хотя бы на какое-то время.
     Риа наклонилась к девушке,  схватилась  за  длинную  косу,  вновь
начала поглаживать, наслаждаясь шелковистостью волос.
     - Сюзан, -  прошептала  она.  -  Ты  слышишь  меня,  Сюзан,  дочь
Патрика?
     - Да. - Глаза не открывались.
     - Тогда слушай. - Свет  Целующейся  Луны  упал  на  лицо  ведьмы,
превратив  его  в  серебряный  череп.  -  Слушай  меня  внимательно  и
запоминай. Пусть слова эти останутся в той темной пещере, куда никогда
не заходит твое бодрствующее сознание.
     - Запомню, - ответила стоящая на крыльце девушка.
     - Ага. Ты должна кое-что сделать после того, как  он  лишит  тебя
девственности. Ты должна сделать это сразу же, даже не думая об  этом.
Теперь слушай меня, Сюзан, дочь  Патрика,  и  слушай  внимательно.  Не
упусти ни единого слова.
     Все еще поглаживая шелковистые волосы, Риа приложила  морщинистые
губы к гладкому ушку Сюзан и зашептала. А  с  небес  на  них  смотрела
Целующаяся Луна.



                             Глава третья
                          ВСТРЕЧА НА ДОРОГЕ


                                  1


     Не было в ее жизни второй такой необычной ночи, поэтому не стоило
удивляться тому, что она не слышала цоканья копыт всадника за  спиной,
пока он практически не настиг ее.
     По пути домой ее более всего  волновал  вновь  открывшийся  смысл
соглашения, которое она заключила. Хорошо, конечно, что  она  получила
передышку, свою часть сделки ей предстояло выполнить не тотчас  же,  а
через несколько месяцев, но суть оставалась  прежней:  когда  по  небу
поплывет полная Демоническая Луна, мэр Торин, костлявый,  дерганый,  с
венчиком седых волос  вкруг  обширной  лысины  на  макушке,  лишит  ее
девственности. Мужчина, на которого  его  собственная  жена  не  могла
смотреть без жалости. Харт Торин чувствовал себя как  рыба  в  воде  в
шумливой толпе, собравшейся, чтобы  посмотреть  на  кулачной  бой  или
турнир, где оружием служили гнилые фрукты, но  любая  трагическая  или
жалостливая история вызывала у него недоумение. Похлопать ближнего  по
плечу, смачно рыгнуть за обедом - это получалось у него мастерски,  но
при каждом слове он озабоченно поглядывал  на  своего  канцлера,  дабы
убедиться, что никоим образом не оскорбил Раймера.
     Сюзан все это видела не единожды. Ее  отец  долгие  годы  занимал
пост главного конюха феода и частенько ездил  в  Дом-на-Набережной  по
делам. Много раз он брал с собой любимую дочь. И, похоже, зря. За  эти
годы она многократно видела Харта Торина,  но  и  он  видел  ее  ровно
столько же. Отсюда и результат! В итоге в матери своему сыну он выбрал
девушку, на пятьдесят лет моложе его самого.
     Слишком уж легко она согласилась на сделку... Нет, так,  пожалуй,
сказать нельзя, это будет несправедливо по отношению к  ней...  но  уж
особо не горевала, это точно. Подумала, выслушав доводы тети Корд:  {В
общем-то невелико дело, учитывая, что удастся снять арест с  земель...
наконец-то получить во владение участок на Спуске...  зафиксировать  в
документах, один будет храниться в нашем  доме,  второй  -  в  архивах
Раймера, что земля принадлежит нам. Да, и еще лошади. Только три,  все
так, но на три больше в сравнении с тем, что у нас сейчас есть. А  что
на другой чаше весов? Лечь с ним  в  постель  раз  или  два,  выносить
ребенка, как вынашивали до меня миллионы женщин  безо  всякого  ущерба
для себя. В конце концов он не мутант и не прокаженный, а  всего  лишь
старик с хрустящими суставами. Это же не навсегда, и, как говорит тетя
Корд, я еще смогу выйти замуж, если будет на то  согласие  времени  и}
ка. {Я буду не первой женщиной, которая  придет  в  постель  мужа  уже
матерью. Я же не стану из-за этого шлюхой! Закон гласит, что  нет,  но
закон тут мне не указ. Последнее слово остается за сердцем,  а  сердце
говорит, что ради земли, принадлежащей  отцу  и  трех  лошадей,  чтобы
скакать по ней, можно стать и шлюхой.}
     Был и другой момент.  Тетя  Корд  сыграла,  и  теперь  Сюзан  это
понимала, сыграла безжалостно, на  невинности  {младенца.}  Именно  на
младенца упирала тетя Корд, {маленькую  крошку,}  которая  появится  у
нее. Тетя Корд знала, что Сюзан, только-только расставшаяся с куклами,
с энтузиазмом воспримет  идею  завести  собственную  живую,  говорящую
куклу, которую можно кормить и одевать, спать с ней  в  жаркий  летний
день.
     А вот старуха этой ночью предельно ясно  сказала  ей  то,  о  чем
умолчала Корделия ({возможно, в силу своей невинности она об  этом  не
подозревала,} но Сюзан как-то в  это  не  верилось):  Торин  хотел  не
просто ребенка.
     {Ему нужны сиськи и зад, которые не расползутся под его руками, и
шахта, которая обожмет то, что он в нее затолкнет.}
     От одного воспоминания об этих словах у нее зарделось лицо. Сюзан
шагала в темноте, луна уже зашла. Желания петь  или  бежать,  подобрав
подол, не возникало. Она согласилась, предполагая, что все будет,  как
при спаривании домашнего скота: самца и самку  держали  вместе,  "пока
семя не попадало куда надо", а потом разделяли. Но теперь  она  знала,
что Торин может вновь и вновь возжелать  ее,  мало  того,  обязательно
возжелает,  а  закон,   неукоснительно   выполняемый   двумя   сотнями
поколений, прямо указывал, что он будет ложиться с ней в одну постель,
пока она, доказавшая  свою  чистоту  и  целомудрие,  не  докажет,  что
ребенок тоже чист... что это нормальный ребенок, а  не  мутант.  Сюзан
наводила справки и  знала,  что  проверка  эта  обычно  проводится  на
четвертом месяце беременности... когда животик становится  виден  даже
под одеждой. И решение выносить Риа... а Риа ее невзлюбила.
     Теперь она не могла дать задний ход... после того как согласилась
на формальное предложение канцлера, после того как эта ведьма признала
ее чистой и целомудренной. Но сожалела о своем согласии. Думала она  о
том, как Торин будет выглядеть  без  штанов,  с  костлявыми,  в  седой
поросли ножонками, как у журавля, о том,  как  захрустят  его  колени,
спина, локти, шея, когда они лягут в постель.
     {И  костяшки  пальцев,  не  забывай  о  костяшках.}  Да,  больших
костяшках с растущими на  них  волосами.  Сюзан  захихикала  при  этой
мысли, так комично они  выглядели,  но  одновременно  и  теплая  слеза
скатилась из уголка глаза. Она машинально смахнула ее со щеки, все еще
не слыша негромкого цоканья копыт по мягкой дорожной  пыли.  Мысли  ее
по-прежнему  блуждали  далеко-далеко,  вернувшись  к  розовому   шару,
который она увидела, обойдя дом и заглянув  окно  старухиной  спальни,
источаемому им  мягкому,  довольно  приятному  свету,  выражению  лица
ведьмы, которая не могла оторвать от этого света глаз...
     Когда Сюзан наконец-то поняла, что к  ней  приближается  всадник,
она первым делом подумала о том, чтобы метнуться в растущие  у  дороги
кусты и спрятаться там. Едва ли ее догонял припозднившийся  горожанин,
в Срединном мире настали лихие времена... но убегать было поздно.
     Тогда канава. Лечь в нее,  распластаться  и  застыть.  Луны  нет,
авось ее и не заметят...
     Но прежде чем она успела двинуться  к  канаве,  всадник,  который
подкрался к ней незамеченным, спасибо  ее  печальным  мыслям,  нарушил
тишину:
     - Да хранят вас боги, леди, и пусть долгими  будут  ваши  дни  на
земле.
     Сюзан повернулась, подумав: {А что, если это один из новых  людей
мэра, которые постоянно отираются или в  его  дворце,  или  в  "Приюте
путников". Не самый старый, у того голос более низкий, но один из двух
других... может, тот, кого зовут Дипейп...}
     - Да хранят боги и вас, - услышала Сюзан свой голос, обращающийся
к силуэту всадника. - Пусть и ваши годы будут долгими.
     Ее голос не дрожал, во всяком  случае,  она  дрожи  не  услышала.
Девушка уже понимала, что перед ней не Дипейп, не  Рейнолдс,  но  пока
различала только шляпу с широкими полями, какие ассоциировались у  нее
с людьми, приезжавшими из Внутренних феодов в те дни, когда поездки  с
востока на запад и наоборот были  обычным  делом.  До  нынешних  лихих
времен, до того, как появился Джон  Фарсон,  Благодетель,  и  началась
резня.
     Когда незнакомец поравнялся с ней, она простила себя за  то,  что
не услышала его издалека: если не считать цоканья копыт,  двигался  он
совершенно беззвучно,  ничего  не  звенело,  не  громыхало.  Настоящий
бандит с большой  дороги  (она  подозревала,  что  Джонас  и  два  его
приятеля промышляли этим самым делом, в  другие  времена  и  в  других
феодах),  а  может,  даже  стрелок.  Но  у  этого  человека  не   было
огнестрельного оружия, если только он его не припрятал. Короткий  лук,
вроде бы копье в чехле, и все. Да и больно молод он для стрелка.
     Он  натянул  поводья,  точно  так  же,  как  делал  ее  отец  (и,
разумеется, она сама), и лошадь остановилась как вкопанная.  Когда  он
перекидывал  ногу  через   седло,   легко   и   непринужденно,   Сюзан
воскликнула:
     - Нет, нет, не утруждай себя, незнакомец, езжай своей дорогой.
     Если он и услышал тревогу в ее голосе, то не обратил  на  это  ни
малейшего  внимания.  Соскользнул  с   лошади,   не   воспользовавшись
стременем, приземлился рядом с ней, вокруг  его  сапог  с  квадратными
носками поднялась пыль. Света звезд вполне хватило,  чтобы  разглядеть
его лицо.  Действительно,  совсем  молодой,  ее  возраста,  плюс-минус
год-другой. Одежда как у ковбоя, только новая.
     - Уилл Диаборн, к вашим  услугам.  -  Он  коснулся  рукой  шляпы,
выставил вперед ногу и поклонился по обычаю Внутренних феодов.
     Неуместность его учтивых манер посреди дороги,  окутанной  резким
запахом нефтяного поля, расположенного у окраины города, заставила  ее
забыть о страхе и рассмеяться. Она подумала, что смех оскорбит его, но
он улыбнулся. Хорошей улыбкой, честной и открытой.
     Она  ответила  реверансом,  придерживая  подол  платья  с   одной
стороны.
     - Сюзан Дельгадо.
     Он трижды похлопал по шее правой  рукой.  -  Спасибо,  сэй  Сюзан
Дельгадо. Надеюсь, мы встретились во благо. Я не хотел пугать вас.
     - Но испугали. Немного.
     - Да, я так и думал. Извините.
     И по выговору чувствовалось, что молодой человек не местный -  из
Внутренних феодов. Она с интересом оглядела его.
     - Нет, извиняться вам не за что, просто я глубоко  задумалась.  Я
заходила к... к подруге... и не замечала, как быстро бежит время, пока
не зашла луна. Если вы остановились в тревоге за меня,  незнакомец,  я
вам благодарна, но вы можете продолжить свой путь, как я продолжу мой.
Идти-то мне лишь до окраины городка... Хэмбри. До нее совсем ничего.
     - У вас такой мелодичный голос, - улыбнулся он. - Но час поздний,
вы одна, и я думаю, что остаток пути мы можем пройти вдвоем. Вы ездите
верхом, сэй?
     - Да, но...
     - Тогда  подойдите  и  познакомьтесь  с  моим   другом   Быстрым.
Последние две мили вы проедете  на  нем.  Он  кастрированный  и  очень
смирный, сэй.
     В ее взгляде, брошенном  на  Диаборна,  смешивались  удивление  и
раздражение. {Если он еще раз обратится, ко мне "сэй",} подумала  она,
{словно} я {учительница или его великовозрастная тетушка, я сниму этот
идиотский фартук и отхлещу его по физиономии.}
     - Я полагаю, что лошадь под  седлом  не  должна  быть  совсем  уж
смирной. До самой смерти мой отец объезжал лошадей мэра...  а  здешний
мэр еще и командует гвардией феода. Я ездила верхом всю жизнь.
     Она  подумала,  что  он  извинится,  может,  даже  начнет  что-то
лепетать в свою защиту, но он лишь кивнул.
     - Тогда ногу в стремя, моя госпожа, и на коня. Я пойду рядом и не
стану донимать вас разговорами, если не будет на  то  вашего  желания.
Уже поздно, и некоторые говорят, что после захода луны разговоры не  в
радость.
     Она покачала головой, смягчив отказ улыбкой:
     - Нет. Благодарю за доброту, но думаю,  что  негоже,  чтобы  меня
видели на лошади незнакомца глубокой ночью. Вы же знаете, что пятна  с
репутации женщины ничем не оттираются.
     - Увидеть вас тут некому. - В  голосе  Уилла  слышалась  железная
логика. - А я вижу, что вы устали. Так что, сэй...
     - Пожалуйста, не называйте меня так. От этого  слова  я  чувствую
себя такой же древней,  как...  -  Она  замялась,  потому  что  ей  не
понравилось слово,
     ({ведьма})
     первым пришедшее на ум. - ...как старуха.
     - Тогда мисс Дельгадо? Так вы действительно не  хотите  ехать  на
лошади?
     - Действительно. В любом случае я не  села  бы  в  седло  в  этом
платье, мистер Диаборн... даже  если  бы  вы  были  моим  братом.  Это
неприлично.
     Он поднялся на стремени,  потянулся  за  седло  (Быстрый  покорно
стоял, лишь подрагивая ушами. Сюзан, будь она Быстрым, проделывала  бы
то же самое, очень уж красивые были уши), затем вновь ступил на  землю
с каким-то рулоном, перетянутым ремнем, в руках. Сюзан  подумала,  что
это пончо.
     - Этим вы можете прикрыть колени  и  ноги,  как  накидкой.  Длины
хватит, это пончо моего отца, а ростом он выше, чем я. - На  мгновение
он взглянул на западные холмы, и Сюзан отметила, что он очень  красив.
Она почувствовала легкую дрожь и уже в тысячный раз  пожалела  о  том,
что эта  мерзкая  старуха  совала  свои  руки  не  только  туда,  куда
следовало. Сюзан не хотелось смотреть на этого симпатичного незнакомца
и вспоминать прикосновения Риа.
     - Нет, - мягко ответила она. - Спасибо вам за доброту  и  заботу,
но я вынуждена отказаться.
     - Тогда я пойду рядом с вами, а Быстрый будет нашим шапероном,  -
радостно возвестил Уилл. - Провожу вас хотя бы  до  окраины,  где  нет
глаз, которые могут подумать что-то плохое о  добропорядочной  молодой
женщине и  более-менее  добропорядочном  молодом  человеке.  А  там  я
откланяюсь, пожелав вам спокойной ночи.
     - Я бы б