пко спал.
   Юноша проснулся резко, как  от  толчка.  Сквозь  арку  по-прежнему  лился
ослепительный  солнечный  свет,  но  какое-то  неотвязное  чувство   тревоги
прогнало  сон.  Он  открыл  глаза,  сел  и  увидел,  что  Ориэлла   исчезла.
Оглядевшись, Анвар обнаружил ее на берегу пруда. Она сидела, отвернувшись  к
скале, и сотрясалась от рыданий. Чтобы никого не разбудить, она сунула в рот
кулак, и кусая пальцы, плакала навзрыд, как плачет в  тоскливом  одиночестве
брошенный ребенок. Жалость и нежность нахлынули на  Анвара,  и  он  вдруг  с
пугающей ясностью понял, что чем бы она ки стала, как бы ни  воспользовалась
своей новой и грозной силой, он не сможет перестать любить ее.
   Ориэлла, погруженная в свое горе, даже не заметила, как подошел Анвар.
   - Не плачь, - пробормотал он, не зная, как ее утешить. - Все в порядке, я
здесь.
   - Какая разница, здесь ты или нет? Ты считаешь меня лгуньей! - Анвар весь
сжался от горечи, звучавшей  в  голосе  Ориэллы,  но,  понимая  ее  чувства,
заставил себя говорить спокойно.
   - Ну, я уже не первый раз в тебе ошибаюсь. С тех пор как мы  встретились,
ты постоянно доказываешь мне, что я не прав. И, честно говоря, я рад  этому.
- Умоляющий взгляд  кинжалом  пронзил  сердце  юноши,  он  попытался  обнять
волшебницу, но она оттолкнула его прочь.
   - Дракон, - дрожащим голосом, поспешно сказала Ориэлла, даже не глядя  на
Анвара, - ты хотел знать о драконе. Ну так он умер. Я убила его - точно  так
же, как я уничтожила весь город.
   Анвар заставил себя помолчать, зная, что раз она начала  говорить,  лучше
ее не перебивать.
   - Город, Анвар, - собственный голос не слушался волшебницу, - его  там  и
не было вовсе. То, что мы видели и чувствовали - это лишь  далекое  прошлое.
Когда Драконий Народ покидал Диаммару, он уничтожил свою столицу,  но  запер
во времени момент ее гибели, пока не придет повелитель Меча. Как только  это
произошло, заклинание пало, и город  начал  разрушаться.  -  Девушка  громко
всхлипнула. - Я хотела помочь дракону, хотела снова вывести его  за  пределы
времени, но он не позволил.  Он  сказал,  что  сам  предпочел  остаться,  но
теперь, когда я пришла, его задача выполнена. - По ее щеке скатилась  слеза.
- Он отнюдь не был милым - он был надменным и коварным, вредным, и.., но  он
был так прекрасен и мудр - и он говорил музыкой и светом! Он так долго ждал,
и, насколько мне известно, он последний из своего рода. И это  моя  вина.  -
Ориэлла снова заплакала, закрыв лицо руками. - А  я  даже  не  спросила  его
имени!
   - Ну-ну, - Анвар погладил волшебницу по волосам. Он горевал ее горем,  но
в то же время готов  был  петь  от  облегчения.  Разве  может  эта  женщина,
способная оплакивать гибель красоты, мужества и самопожертвования, встать на
путь зла? - Ты ни в чем не виновата, - успокоил волшебницу юноша. - Ты не по
своей воле стала той, кого он ждал. Этот путь был уготован тебе  задолго  до
твоего рождения. И дракон был прав, Ориэлла. Он умер за  много  столетий  до
нас, и то, что ты видела, было только призраком - или, если угодно,  городом
призраков.
   Зашипев, как дикая  кошка,  Ориэлла  стремительно  уставилась  на  Анвара
широко открытыми безумными глазами, прижав ладонь ко рту.
   - Откуда ты знаешь и об этом?
   - Понятия не имею, о чем ты говоришь,  но  если  хочешь  рассказать  -  я
слушаю.
   - Нет! Ты мне не поверишь!
   - Послушай, я был не прав... Ориэлла порывистым движением руки  приказала
ему замолчать.
   - Эта сила,  с  которой  мы  имеем  дело..,  в  общем,  ты  имеешь  право
тревожиться... Искушение предаться злу, как это сделал Миафан, велико, и  мы
должны постоянно оберегать друг друга. Вот  почему  мне  следует  рассказать
тебе все. Просто... Просто я не могла раньше. Это слишком больно. Но... -  и
тихим дрожащим голосом она поведала юноше о своей встрече с  тенью  Форрала,
которая привела ее к зеленой башне.
   Анвар потерял дар речи.  Призрак  Форрала  следует  за  ними,  следит  за
ними... Все его существо отказывалось в это поверить.  Наконец  ему  удалось
вновь обрести голос.
   - Ориэлла, прости меня, но ты уверена, что тебе не померещилось?
   - Что значит померещилось, черт возьми? Форрал привел меня к башне. Я  же
не могла сама так быстро ее разыскать! Я так и знала, что ты не поверишь.
   - Я верю тебе, прости, что сомневался. - Анвар проглотил комок в горле. -
Но теперь я жалею, что заставил тебя рассказать мне об этом. Честно  говоря,
Ориэлла, я просто боюсь....
   - Помнишь, что я сказала тебе  в  ту  ночь,  когда  видела  Форрала...  -
Девушка опустила глаза и принялась теребить в руках кончик одеяла.
   - Ладно, забудем...
   - Анвар, - решительно оборвала она юношу. -  Я  должна  извиниться  перед
тобой. Мы все сыграли свою роль в этом ужасном деле - ты, я, -  и  даже  сам
Форрал, хотя это и больно  признать.  Но  я  действительно  не  считаю  тебя
повинным в его смерти, и он тоже - теперь  я  это  знаю.  Что  же  еще  тебе
оставалось  делать?  Ты  не  мог  сам  бороться  с  Верховным,  а  то,   как
отреагировал Форрал - и Миафан, - в том нет твоей вины. Ты сделал  все,  что
мог.
   - Жаль, что нельзя так же легко оправдаться перед самим собой, - вздохнул
Анвар.
   - Так вот почему ты последовал  за  мной?  Вина?  -  Голос  Ориэллы  стал
резким.
   Анвар смущенно провел рукой по волосам. Он с удовольствием бы  промолчал,
но все же чувствовал себя обязанным ответить на вопрос.
   - Сначала, по правде сказать, это и впрямь была  вина,  а  еще  больше  -
страх. Потом, после того как ты спасла меня в невольничьем лагере, я говорил
себе,  что  это  преданность  и  благодарность.  -  Он  посмотрел  в   глаза
волшебнице. - Но я ошибался. Теперь я не хочу ничего, только  быть  рядом  с
тобой и заботиться о тебе и ребенке.
   - Ребенке? - В одно короткое слово вместилось целое море вопросов.
   - Да, о ребенке, - потому что я в долгу перед Форралом, но, кроме того, я
чувствую между нами некую связь.  Ведь  он,  как  и  я,  дитя  волшебницы  и
смертного, ни то ни се. Я знаю, как себя при  этом  чувствуешь,  Ориэлла,  и
хотя малыш не может быть ребенком моей плоти, это ребенок моего сердца - еще
и из-за того, что я чувствую к его матери.
   Ориэлла задумчиво посмотрела на юношу.
   - Ты знаешь, я почему-то никогда не думала об этом в таком свете.
   - Но ты не возражаешь? - Анвар затаил дыхание. Она покачала головой.
   - Как же я могу возражать? Кроме того, мои силы скоро покинут меня,  и  я
со стыдом вынуждена признать, что ты нужен мне, Анвар - ты нужен нам  обоим.
- Волшебница  наконец  улыбнулась,  и  Анвару  пришлось  сделать  над  собой
гигантское усилие, чтобы не разрушить поцелуями возникшую между ними хрупкую
связь. Вместо этого он  осторожно  обнял  Ориэллу  и  погладил  по  волосам,
пытаясь прикрыть свою нежность напускной веселостью.
   - Ну а теперь,  когда  мы  все  наконец  выяснили,  я  предлагаю  немного
поспать. Скоро трогаться в путь.
   Анвар проснулся в сумерках, сжимая в объятиях спящую  Ориэллу.  Пока  она
спала, гордое сияние Жезла Земли потускнело, и волшебница выглядела усталой,
беззащитной и очень земной. Под тонким одеялом ясно был виден легкий  выступ
ее живота, и юношу вдруг омыла чистая волна нежности к волшебнице и  ее  еще
нерожденному ребенку. Разметавшиеся кудри, с которыми Ориэлла никак не могла
совладать с тех  пор,  как  обрезала  их,  падали  ей  на  лицо  и  тихонько
шевелились в такт дыханию.  Анвар  улыбнулся,  вспомнив,  как  когда-то  эти
волосы  спадали  ниже  талии  водопадом  неистового  пламени,   и   как   он
наслаждался, расчесывая их в ту ночь, когда погиб Форрал. Как  чудесно  было
ощущать под пальцами их шелковистую  тяжесть!  "Я  любил  ее  уже  тогда,  -
подумал он. - Любил, но не признавался в атом даже себе. Как я мог,  простой
слуга? Да и как я смею признаться в этом сейчас? Она никогда не полюбит меня
- слишком много легло между нами: воспоминания о прошлом,  призрак  Форрала,
нависший над нашей жизнью. Если бы я не бросился к нему тогда, он мог бы все
еще быть в живых. Может быть, Ориэлла и в самом деле простила меня,  но  как
можно надеяться, что после этого она меня полюбит?" Анвар поглядел на спящую
волшебницу. "Я все еще в долгу перед ней, - подумал он. - На мне долг  крови
за жизнь Форрала, и даже если это будет стоить жизни мне, этот  долг  должен
быть уплачен - и когда-нибудь я найду способ уплатить его".
   Юноша протянул руку, будто хотел прикосновением  к  волшебнице  закрепить
свою клятву, и тихонько отвел с лица Ориэллы  разметавшиеся  кудри.  Девушка
пошевелилась, открыла глаза, и,  будто  обжегшись,  он  отдернул  руку,  ибо
необузданная сила Жезла Земли проснулась вместе с ней. Однако волшебница уже
начинала брать ее под контроль. На глазах у Анвара сияние тускнело  по  мере
того, как Ориэлла заставляла его уйти в глубины своего существа.
   Волшебница вздохнула.
   - Уже утро? - сонно пробормотала она. Анвар посмотрел на выход из пещеры,
жалея, что нужно спешить, и он не может еще  хоть  мгновение  побыть  с  ней
наедине. Такая роскошь казалась недосягаемой как луна.
   - Скорее, вечер, - сказал юноша. - Нам лучше разбудить остальных. Пора  в
путь.

***

   Путешествие затянулось на несколько долгих дней - самых тяжелых  в  жизни
Ориэллы. Опасаясь нежданных ураганов, Язур  неутомимо  подгонял  их  вперед,
доводя людей и животных до изнеможения. Путешественники выбивались из сил  и
отчаянно завидовали Черной Птице, которая улетела вперед, следуя по  цепочке
оазисов, и наверняка уже достигла границ  пустыни.  Язур  не  смог  привезти
палатки, и путникам приходилось  разбивать  лагерь  под  открытым  небом,  а
единственной защитой от палящего солнца им  служили  одеяла.  Они  буквально
забинтовывали глаза себе  и  лошадям  многочисленными  слоями  ткани,  чтобы
избежать ослепительного сияния. Поскольку у них не  было  вьючных  животных,
вода и продукты были строго ограничены, и все жестоко страдали от  голода  и
жажды.
   Но хуже всего была непрекращающаяся жара. В начале путешествия  по  ночам
дул легкий ветерок, и было еще  терпимо,  но  потом,  из-за  несвоевременной
перемены погоды, он исчез, и пустыня превратилась в раскаленную  сковородку.
По ночам  песок  отдавал  накопленное  за  день  тепло,  и  всадники  ехали,
окутанные зловонным  удушливым  маревом.  Исцарапанные  лошади  исхудали  до
предела, их измученные легкие,  забитые  драгоценной  пылью,  работали,  как
кузнечные мехи, со свистом втягивая и  выпуская  воздух.  Всадники  насквозь
пропитались потом, их просторные одежды неприятно прилипали к телу, и дающая
жизнь влага терялась впустую, испаряясь в сухом воздухе пустыни.
   Пантере, с ее густым мехом, приходилось хуже всех. Остальные, по  крайней
мере, ехали верхом, а ей приходилось  бежать  вслед  за  лошадьми  на  своих
собственных лапах. Созданная для коротких молниеносных бросков, Шиа с трудом
выносила изнурительную трусцу по раскаленным пескам. Вдобавок к  мучительной
жажде и постоянной усталости, лапы ее покрылись ранами от острых песчинок, и
вскоре пантера стала оставлять за собой кровавый след.
   Только любовь к волшебнице заставляла ее продолжать путь, и каждый  день,
вместо того чтобы отдохнуть и восстановить собственную энергию,  Ориэлла  из
последних сил пыталась облегчить  страдания  измученной  подруги,  чтобы  та
могла продолжать путь. Анвар делал все,  чтобы  помочь  им,  но  он  не  был
целителем. Если не считать того, что он  не  давал  волшебнице  окончательно
упасть духом, пользы от его усилий не было.
   С каждым днем Ориэлле становилось все тревожнее. Переход по  пустыне  был
скачками наперегонки со временем, и девушка понимала, что терпит  поражение.
Из-за беременности тело ее стало неуправляемым, и, даже  несмотря  на  Жезл,
было ясно, что она перенапрягает свои гаснущие силы, и  скоро  они  исчезнут
совсем. Волшебница все чаще думала об этом, и каждый раз ее охватывала волна
удушливого страха. Как же тогда она будет помогать Шиа? Как  сможет  сберечь
себя и своего ребенка и защитить друзей от Миафана и его приспешницы Элизеф?
   Хуже всего было то, что по законам пустыни Шиа надо было бросить. В самые
тяжкие дни  пантера  сама,  печально  глядя  на  волшебников  отрешенными  и
потухшими глазами, умоляла  их  оставить  ее  или  избавить  от  невыносимых
страданий. Ориэлла  упрямо  стискивала  зубы  и  запрещала  Анвару  говорить
остальным о просьбе Шиа, но те и сами уже догадывались. Ориэлла  видела  это
по тому, как часто плакала Нэрени, как Элизар и Язур виновато прятали глаза.
Даже Боан - ее преданная мощная поддержка -  время  от  времени  расстроенно
покачивал головой. Волшебница понимала, что скоро и Анвар  заговорит  о  том
же. Хотя до сих пор он избегал затрагивать эту тему, зная, как много  значит
для волшебницы Шиа, Ориэлла отдавала себе отчет, что тревога  за  нее  и  за
ребенка непременно вынудит юношу прийти к этому невыносимому  решению.  Все,
что могла  сделать  Ориэлла,  -  это  лишь  безжалостно  заставлять  себя  с
несгибаемой волей противостоять здравому смыслу, чтобы сберечь Шиа до  конца
путешествия.
   До края пустыми оставалось  еще  несколько  дней  пути,  когда  превзошло
худшее, и Ориэлла наконец не выдержала жары и  переутомления.  Ее  спутники,
прожив всю жизнь в жарком климате, легче переносили эту  палящую  духоту,  и
даже Анвар научился кое-как справляться с ней  за  то  страшное  время,  что
провел в невольничьем лагере.  Ориэллу,  напротив,  все  время  обрызгивали,
сначала как воина арены, потом - как избранницу Харина. И все  же,  несмотря
на это, она, конечно, выдержала бы, если бы сама не доводила себя до полного
изнеможения. С каждым  днем  ее  страдания  становились  вес  сильнее,  пока
наконец с волшебницей не произошло то, что Язур назвал солнечным ударом.
   Удушающая  жара  сменилась  липким  ознобом.   Голова   гудела,   Ориэлла
вымоталась, ее тошнило. Волшебница не могла ничего есть и настолько ослабла,
что  нечего  было  и  думать  попробовать  вылечиться  самой.  Все,  что  ей
оставалось, - это отчаянно цепляться за луку седла и пытаться  не  упасть  с
лошади. Когда они достигли последнего оазиса и Анвару пришлось  снять  ее  с
коня, она едва заметила это. Но когда  юноша  мягко  опустил  ее  на  землю,
волшебница не успела ускользнуть в желанное забытье  -  ее  остановил  крик,
эхом  прозвучавший  в  мозгу:  слабая,  жалкая  мольба  о  помощи.   Ориэлла
попыталась сесть, слабо сопротивляясь твердым  рукам  Анвара  и  не  обращая
внимания на боль, от которой раскалывалась голова.
   - Шиа! - прошептала она. - Где Шиа?
   Казалось, ничто в мире  не  способно  убедить  Язура  вернуться  назад  и
отыскать Шиа, но волшебница  настолько  вышла  из  себя,  что  воин  наконец
сдался. Прошел целый час,  прежде  чем  он  вернулся  с  огромной  пантерой,
безвольно висящей поперек крупа его спотыкающейся  и  всхрапывающей  лошади.
Как раз в это время Нэрени протирала холодной губкой  охваченное  лихорадкой
тело волшебницы, а Боан поил девушку водой -  она  не  могла  пить  помногу.
Анвар вышагивал  туда-сюда,  бросая  беспокойные  взгляды  на  Ориэллу.  Его
запорошенное пылью лицо  тревожно  хмурилось,  юноша  проклинал  собственное
бессилие, и то, что в тревоге о ней позабыл про Шиа. Молодой  человек  помог
Боану снять пантеру с дрожащей от страха лошади, положил ее рядом с Ориэллой
и, поглаживая изящную черную голову, покрытую теперь слоем пыли, прислушался
к хриплому неровному дыханию. Через какое-то время  Шиа  открыла  глаза,  но
вместо прежнего гордого сияния Анвар увидел лишь жалкий  тусклый  блеск.  Ее
мысль, подобно рассеивающемуся облачку дыма,  неясно  мелькнула  в  сознании
юноши.
   - Прощай.
   Анвар сжал кровоточащие лапы,  чувствуя,  как  постепенно  угасает  искра
жизни и перестает биться ее большое сердце.
   - Прощай, мой друг, - прошептал он.
   - Черт бы побрал ваши прощания!  -  Голос  Ориэллы  хлестнул  Анвара  как
пощечина. Обернувшись, он увидел мрачные глаза  и  бледное,  но  решительное
лицо волшебницы. Прежде чем он успел помешать, она мысленно потянулась к Шиа
и накрепко соединилась с умирающей подругой.
   Безвольное  тело  волшебницы  повалилось  вбок,  свободное  от   контроля
сознания, которое в невообразимой дали отсюда  боролось,  стараясь  удержать
душу Шиа в угасающем теле пантеры. Беспомощный и потрясенный молодой человек
подхватил Ориэллу, не в силах дотянуться до нее. Сердце юноши  сжал  ледяной
ужас. Он знал, чего она добивается - разве не то  же  самое  она  сделала  в
невольничьем лагере,  когда  отыскала  его  собственный  отчаявшийся  дух  и
благополучно возвратила домой? Но на этот  раз  она  измотана,  ослаблена  и
больна. На этот раз у нее нет сил для такой борьбы, и никто не помешает  Шиа
потянуть ее душу за собой, в  бездны  смерти.  И  у  Ориэллы  не  будет  сил
вернуться, Анвар отчаянно освободил свое сознание, как учила его волшебница,
пытаясь отыскать девушку, обнаружить хоть малейший след ее присутствия.  Но,
несмотря на тяжкие усилия, он знал, что Ориэлла потеряна для него навсегда.
   - Анвар! - Дальнее эхо знакомого голоса, наконец проникло в его  сознание
и вернуло его назад. Чья-то рука сильно трясла  юношу  за  плечо;  К  своему
изумлению,  Анвар  увидел,  что  западный  горизонт   расцвечен   последними
отблесками заката. Неужели  прошло  столько  времени?  Страх  стиснул  горло
юноши, но потом он ощутил слабое дыхание в теле, которое по-прежнему  держал
в своих утомленных, ноющих руках, увидел едва  заметное  подрагивание  тощих
ребер кошки. Они все еще живы, значит, Ориэлла борется. Язур отпустил  плечо
Анвара и присел на корточки перед  жалким  навесом  из  одеял,  который  уже
успели соорудить над юношей, Ориэллой и Шиа.
   - Во имя всех богов, парень, я уже начал отчаиваться! Я  думал,  мы  всех
вас потеряли! -  Интонации  Язура  представляли  сложную  смесь  облегчения,
тревоги и раздражения. - Что случилось, Анвар? Что нам  делать?  Взгляни  на
небо! Буря может налететь в  любую  секунду.  -  Он  указал  на  запад,  где
горизонт затуманивала странная желтоватая дымка.
   Анвар ответил, сам поражаясь собственному спокойствию.
   - Ориэлла связана с Шиа. Трогать их нельзя. Вам  придется  оставить  нас,
Язур. Забирай остальных и немедленно отправляйся. Торопитесь, пока у вас еще
есть силы. Спасайте свою жизнь.
   - А ты пойдешь с нами? - не менее спокойно спросил Язур.  Анвар  понимал,
что он не в силах помочь волшебнице и Шиа. Их уже  можно  считать  мертвыми.
Разумнее всего было бы отправиться с остальными, чтобы спасти  себя  и  Жезл
Земли, и во имя Ориэллы продолжить борьбу  с  Миафаном.  Юноша  понимал  это
чересчур хорошо - он даже знал, что волшебница сама настояла бы на  этом,  -
но  Анвар  бросил  взгляд  на  неподвижное  тело  Ориэллы  и  вспомнил  свою
бессильную злобу в Диаммаре,  когда  думал,  что  она  погибла  в  кристалле
паукообразной твари. Он вспомнил ужас, пронзивший его, когда огромный камень
начал падать на нее в туннеле, и как он  кинулся  под  него,  чтобы  умереть
вместе с ней, а не страдать от потери. Грудь волшебницы все еще еле  заметно
вздымалась и опускалась, и Алвар лучше любого другого знал силу  ее  упрямой
воли. Разве он может бросить ее, пока она жива? Как он  сможет  жить,  зная,
что оставил ее, беспомощную, в раскаленной пустыне?
   Анвар посмотрел на Язура и покачал головой.
   - Не будь дураком, - сказал он. - Я остаюсь.

Глава 35

ВОДОЕМ ДУШ

   Серая и тяжелая,  словно  камень,  дверь  выглядела  невыразимо  древней,
несмотря на то что была украшена резными панелями, которые скрадывали  бремя
лет. Анвар протянул руку, и едва различимые образы и переплетающиеся  узоры,
казалось, метнулись навстречу, обведенные серебристым магическим пламенем  -
пламенем, которое с шипением сорвалось  с  его  пальцев,  превратив  руку  в
пылающий факел. При  виде  собственных  костей,  которые  темными