цы,  пробивались  сквозь  щели.  Единственным  источником
света здесь была фосфоресцирующая плесень, покрывающая доски. Тяжелый воздух
пах землей и перегноем. Голоса  фаэри  звучали  безжизненно  и  приглушенно:
глина впитывала звуки, не давая им разнестись далеко. Маре было не по  себе:
ей, казалось, будто своды  туннеля  вот-вот  сомкнутся  и  погребут  ее  под
землей. Внезапно ей пришло в голову,  что  фаэри  собираются  замуровать  ее
заживо, и лишь гигантским  усилием  волн  Мара  подавила  панический  страх,
начавший подниматься у нее в душе.  Лучшим  способом  отвлечься  от  мрачных
мыслей было закрыть глаза и подумать о чем-нибудь другом. Например,  о  том,
как отсюда выбраться.
   Внезапно шарканье ног по влажной земле сменилось скрипом кожи о камень, а
голоса зазвучали громко и гулко. Мара почувствовала, что переворачивается  в
воздухе, и открыла глаза. Ее несли вниз  по  каменной  лестнице,  освещенной
хрустальными шарами, в которых плясали язычки золотисто-зеленого пламени.  У
подножия лестницы Мара разглядела высокие железные ворота. Эти  ворота  тоже
охранялись, причем одним из стражников была женщина. Мару поставили на ноги,
и женщина привычными движениями ощупала ее, как лошадь на ярмарке.
   Оскорбленная, Мара откинула голову, чтобы плюнуть ее  в  физиономию,  но,
встретив холодный, безжалостный взгляд, от которого  кровь  стыла  в  жилах,
моментально передумала. Впрочем, женщина догадалась о ее  намерениях  и,  не
торопясь подняв руку, хлестнула Мару по  щекам.  Это  было  похоже  на  ожог
кислотой. Мара закричала, а фаэри, словно не слыша, деловито содрали  с  нее
одежду и надели на шею кольцо  с  цепью  из  какого-то  обжигающе  холодного
металла. Потом они открыли ворота и швырнули Мару туда. Она  прокатилась  по
шести ступенькам и, голая и истерзанная, шлепнулась на пыльный каменный пол.
   - Миленькая, с тобой все в порядке?
   Мара, ослепшая от слез, не видела говорившего, но голос был человеческий,
добрый и, несомненно, принадлежал женщине.
   - Будь я проклята, если со мной хоть что-нибудь в порядке! -  огрызнулась
Мара, едва шевеля разбитыми губами. Но все же она наугад протянула  руку,  и
ей помогли встать. Выплюнув вместе с кровью набившуюся в рот грязь и  утерев
слезы, она подняла голову и увидела высокую костлявую женщину  средних  лет,
на которой, как и на Маре, кроме ошейника с цепью, ничего не было.
   Яростно потирая горящую щеку, Мара моргнула и спросила:
   - Кто ты такая, во имя Чатака?
   Женщина нахмурилась и полным  достоинства  жестом  поправила  каштановые,
чуть тронутые сединой волосы.
   - Я - Лисия, - гордо сказала она. - Кружевница из Нексиса.
   Мара потерла ушибленную скулу. Она ничего не понимала.  Оглядевшись,  она
увидела, что их камера представляет собой  большую  пещеру,  освещенную  уже
знакомыми шарами, висящими на стенах и своде. О боги, что это за место?
   Она опять повернулась к Лисий:
   - Если ты из Нексиса, то что, во имя всех демонов, делаешь тут?
   - Ничего себе вопрос! - искренне изумилась кружевница из Нексиса. - А где
же ты была последние  несколько  лет,  если  не  знаешь,  что  здесь  у  нас
происходит?
   В пещере было тепло и сухо, но Мара дрожала и страстно желала найти  хоть
какую-нибудь тряпку, чтобы прикрыть наготу. Она  раздраженно  уставилась  на
женщину:
   - Что за чушь? Ясное  дело,  я  и  понятия  не  имею,  что  у  вас  здесь
творится... - Впрочем, Мара быстренько осознала, что разговор в  таком  тоне
ей абсолютно ничего не  даст.  На  лице  кружевницы  уже  начало  проступать
каменное  выражение,  ясно  говорящее,  что  ей   не   доставляет   никакого
удовольствия общение с дурой. Взяв себя в руки, Мара вздохнула и, как могла,
спокойно проговорила:
   - Извините меня. Я растерялась и еще не успела опомниться от страха, хотя
это, конечно же, не повод на вас набрасываться.  Меня  зовут  Мара,  в  свое
время я была помощницей командира городского гарнизона.  Но  вы  правы  -  я
долгое время отсутствовала в Нексисе. Лисия смягчилась.
   - Бедняжка, еще бы тебе  не  испугаться.  Похищение  для  всех  нас  было
большим ударом. Пойдем-ка, я дам тебе чего-нибудь горячего...
   - Да, пожалуйста, и, может быть, у вас найдется что-нибудь из одежды? - с
надеждой спросила Мара. - Любая рвань.
   - Тут, к сожалению, ничем помочь не могу, -  покачала  головой  Лисия.  -
Фаэри выдают одежду лишь тем, кто выходит работать снаружи, но и  у  тех  по
возвращении она  опять  отбирается.  В  пещерах  мы  все  ходим  голые.  Как
животные.  -  Она  выплюнула  последнюю  фразу,  словно   эти   слова   были
омерзительны даже на вкус. - Фаэри считают, что в таком состоянии мы быстрее
приручаемся.
   Мара остановилась, пораженная.
   - Вы хотите сказать, что фаэри используют людей  как  рабочий  скот?  Как
рабов? - Она вспомнила Хеллорина, отца  Д'Арвана.  Он  всегда  на  удивление
тепло к ней относился. Знает ли он, что она здесь? Неужели  это  сделано  по
его же приказу? Но не мог же он поступить так  с  возлюбленной  собственного
сына! Впрочем, если  у  него  хватило  совести  на  долгие  годы  лишить  ее
возможности даже поговорить с любимым... В конце концов, она для него  всего
лишь смертная и достойна только презрения. Но в таком случае он не пощадит и
своего непокорного сына. От этой мысли по спине у Мары пробежал холодок.
   Лисия тем временем вновь повела ее  в  глубь  пещер,  осторожно  и  ловко
обходя камни.
   - Разумеется, в качестве рабов, - говорила  она,  периодически  награждая
фаэри эпитетами, которые звучали пугающе в устах столь чопорной дамы. - А ты
думала, что им  просто  приятно  наше  общество?  Ублюдки!  -  Лисия  гневно
сдвинула брови. - Впрочем, некоторые из нас им очень даже нравятся, - горько
прибавила она. - Здесь полно молоденьких вертихвосток, которые  только  рады
вынашивать детишек этим мерзавцам. За  это  им  разрешают  жить  наверху.  И
знаешь, эта бессмертная кровь почему-то всегда пробивает себе  дорогу,  и  у
них рождаются сплошь маленькие фаэри, в которых нет ничего человеческого.  -
Она вздохнула. - Бывают дни, когда я сама  готова  продать  душу  за  глоток
солнца и свежего воздуха, поэтому не могу винить этих девиц. А бывает, что я
готова сама перерезать им глотки... Впрочем,  я  уже  слишком  стара,  чтобы
рожать, и, возможно, во мне говорит обычная зависть.
   - А что делают остальные? - поинтересовалась Мара. Лисия пожала плечами:
   - Кого-то фаэри берут  в  прислугу  -  мыть,  убирать,  готовить.  Другие
таскают камни, третьи роют туннели...  Наши  всемогущие  фаэри,  видишь  ли,
чересчур нежные, чтобы самим копаться в земле или сгребать навоз. Они боятся
запачкать ручки. Но мы - в этих пещерах,  я  имею  в  виду,  -  мы  искусные
мастера. Мы выполняем заказы наших хозяев, а те нас за это  кормят  и  порой
подолгу не причиняют боли.
   Несмотря на наготу, Лисия держалась с удивительным достоинством,  и  Мара
невольно старалась идти с ней в ногу. Потом инстинкт воина подсказал ей, что
за ней наблюдают, и она даже уловила какое-то движение среди камней.
   - Лисия?.. - осторожно спросила она, легким кивком указав в ту сторону.
   - Не волнуйся. - Кружевница махнула рукой - Просто у нас  такое  правило,
что новичка  встречает  кто-нибудь  один  -  обычно  те,  кто  впервые  сюда
попадает, запуган или агрессивен По опыту нам  известно,  что  прежде  всего
нужно дать человеку время опомниться. Ты  еще  познакомишься  с  остальными.
Отдохни, а когда вернутся  люди  с  полевых  работ,  я  тебя  сразу  всем  и
представлю.
   Вскоре они достигли низенького каменного домика  без  окон,  стоящего  на
берегу подземного озера. Лисия ввела Мару в  единственную  комнату,  где  не
было ничего, кроме толстой подстилки на полу и  светильников  под  потолком.
Мара с любопытством протянула руку к одному из шаров и ощутила под  пальцами
ясное глубокое тепло, похожее на тепло солнечного луча.
   - Почему-то в пещере они  мигали,  а  здесь  горят  ровно  ..  Кружевница
хмыкнула:
   - Потому что эти ублюдки таким образом хотят отучить нас думать. Ты  сама
скоро  почувствуешь,  как  от  бесконечного  мигания  пропадает  способность
собраться с мыслями. Но здесь они так сделать не могут, у  меня  же  кружева
Для моей работы нужен яркий и ровный свет, иначе я  просто  ослепну,  а  мои
изделия они ценят. - Лисия озорно улыбнулась. -  Я  -  лучшая  кружевница  в
Нексисе, вернее, раньше была. - Она жестом  указала  на  большой  деревянный
стол в углу, где лежали  мотки  изящнейшего  кружева  и  катушки  с  яркими,
переливающимися нитками  -  тоньше  паутинки.  -  Фаэри,  даже  мужчины,  не
исключая самого Хеллорина, чрезвычайно пекутся о своей внешности. Поэтому  я
у них  в  чести.  Мне  даже  разрешено  пользоваться  столом  и  табуреткой.
Остальным приходится все делать прямо на полу. - Лисия вытащила из-под стола
длинноногую табуретку. - Вот, садись, девочка. Выглядишь ты  ,  неважно,  да
оно и понятно. Устраивайся в углу, там ты сможешь откинуться на стену. - Она
достала из ниши глиняную кружку и тарелку. - Вот. - На тарелке лежало яблоко
и черствая горбушка серого хлеба. - Ужин  дают,  когда  все  возвращаются  с
работ, но я всегда держу запасец на всякий  случай.  Поешь,  и  тебе  станет
легче, а я пока схожу за водой. Не стану  оскорблять  тебя  предложением  не
переживать, но советую отложить переживания на потом. Они ведь как дрожжи  -
могут увеличиваться бесконечно, только пищу им дай. Я скоро, не скучай.
   Оставшись одна, Мара, по совету Лисий, оттащила табуретку в угол и  села,
прислонившись к стене. У нее возникло подозрение,  что  вода  -  это  только
предлог, но в  таком  состоянии  ей,  по  существу,  было  все  равно,  куда
отправилась Лисия. У Мары от голода сводило желудок, но она не  притронулась
к пище. Надо было придумать, как отыскать Д'Арвана, составить план  бегства,
но у нее просто не было сил...
   - Ну вот - быстро я?
   - Что? - Мара открыла глаза. Табуретка качнулась, и она едва не упала.
   Лисия протянула ей кружку. Мара мечтала о  глотке  чего-нибудь  горячего,
но, сделав глоток, скривилась. Это была обычная вода, только очень жесткая и
не горячая, а  еле  теплая.  Кружевница,  увидев  ее  реакцию,  сардонически
подняла бровь.
   - Вы должны извинить нас, но посыльный с вином еще не вернулся.
   - И это все, что они вам дают? - спросила Мара.
   - Отчего же? Кто хочет, может потреблять ее и в холодном виде.
   - Семь кровавых демонов! Это жестокость!
   - А как ты думала? - Светло-голубые глаза Лисий вспыхнули. - Мы  для  них
меньше, чем насекомые. Нам, ремесленникам, еще повезло,  а  жизнь  остальных
работяг не представляет для  фаэри  никакой  ценности.  Всегда  можно  будет
наловить еще.
   Мара  была  потрясена.  Она  как-то  не  думала,  что   соплеменники   ее
возлюбленного могут быть настолько  бесчеловечны.  Неожиданно  та  изоляция,
которой чародеи подвергли фаэри, показалась ей весьма своевременной мерой.
   - И что, никто не пытался бежать? - тихо спросила она.
   Кружевница пожала плечами:
   - Ты считаешь, что они не  предусмотрели  такую  возможность?  Для  чего,
по-твоему, у нас эти ошейники? Для красоты? Говорят, что этот металл - сплав
золота с кровью фаэри и обладает  какой-то  своей  магией.  Цепь,  возможно,
кажется тебе  тонкой,  но  поверь  -  разорвать  ее  совершенно  невозможно.
По-моему, сами фаэри не знают, как ее снять. А если ты все-таки убежишь, то,
когда будешь пересекать границы их владений,  ошейник  раскалится  добела  и
просто-напросто пережжет тебе шею.
   Мара невольно вскинула руку  к  горлу  и,  коснувшись  ледяного  металла,
содрогнулась от страха. Лисия печально наблюдала за ней.
   - Да-да, милочка. Даже проклятые чародеи и то были лучше. При них  мы  по
крайней мере могли свободно передвигаться. Жаль, что они перебили друг друга
и теперь некому приструнить этих фаэри?
   На мгновение в душе Мары затеплился огонек надежды. Ведь не  все  чародеи
погибли! Быть может, у Д'Арвана достанет силы и  мужества  заставить  своего
отца отменить рабство.
   - Мы не животные! - прошептала она. - Нас нельзя держать здесь, как тупую
скотину!
   Впрочем, Мара достаточно трезво  смотрела  на  вещи,  чтобы  понимать:  в
реальной жизни подобные соображения имеют весьма небольшой  вес.  Она  вновь
потрогала холодный ошейник. Рабыня,  словно  бы  говорил  он.  Низкое  тупое
животное. В конечном счете это всего лишь вопрос силы, а фаэри с избытком ее
хватает. Остается  только  надеяться,  что  они  когда-нибудь  изменят  свое
отношение к смертным и отпустят рабов.

***

   Дворец Хеллорина венчала высокая башня - единственная  в  городе.  Отсюда
Повелитель фаэри мог обозревать все свои владения. Д'Арван  стоял  у  южного
окна, глядя на город - символ процветания и богатства  фаэри,  свидетельство
их превосходства и мощи. Противоположное окно выходило  на  зеленые  луга  и
горы. Сквозь него видны были рудники, наполовину скрытые лесом, фермы,  поля
- и все вокруг несло на себе печать порабощения человека.
   В душе у Д'Арвана шевельнулось чувство вины.  После  Катаклизма  чародеи,
народ, к которому принадлежала его мать, точно так же поработил смертных,  и
даже сейчас многие маги считали это чем-то само собой разумеющимся.
   Сердце Д'Арвана разрывалось от стыда и гнева.  Проклятые  фаэри!  А  ведь
Хеллорин - его родной отец. Он уже погасил разум ксандимцев, а теперь  хочет
подмять под себя еще одну расу. И что он сделал с Марой?
   Д'Арван дергал и тряс запертую дверь, дубасил ее кулаками.
   - Отвечайте, чтоб вам пусто было! Есть  тут  кто-нибудь?  Как  вы  смеете
держать меня взаперти - да вы знаете, кто я такой?  Выпустите  меня  отсюда,
безмозглые подонки! Я требую, чтобы меня отвели к отцу, и немедленно!
   При этом он, разумеется, прекрасно  понимал,  что  его  держат  здесь  по
приказу отца. Поэтому он оставил свои бессмысленные протесты и решил  слегка
поразмяться. Если Лесной Владыка желает унизить сына и посеять  в  его  душе
страх, то он глубоко ошибается.
   - Не бывать этому! - шипел Д'Арван,  царапая  каблуками  пушистый  ковер.
Измочалив его, он  пронесся  по  комнате  как  ураган,  расшвыривая  кресла,
опрокидывая столы и вообще переворачивая все вверх дном. - Я ему покажу!
   - Ты бы поласковее с мебелью - когда-нибудь все это станет твоим.
   Д'Арван резко обернулся и увидел в дверях Хеллорина, который  смотрел  на
него с откровенной усмешкой.
   - Ты-ы! - взревел маг и швырнул в отца первое,  что  попалось  под  руку.
Хеллорин спокойно шагнул в сторону, и  тяжелый  стул,  ударившись  о  косяк,
разлетелся в куски.

***

   Улыбка сошла с лица  Хеллорина,  когда  он  увидел,  с  каким  выражением
смотрит на него сын.
   - Ты чудовище! У тебя нет совести! - выпалил Д'Арван. - Ведь это же люди,
а не дрессированные животные! Люди, у  которых  были  семьи,  свои  мечты  и
надежды. А ксандимцы, которых ты начисто лишил человеческого разума? Да  как
ты можешь жить после этого!
   В глазах  Д'Арвана  горел  холодный,  непримиримый  огонь,  который  живо
напомнил Хеллорину тот момент,  когда  он  скрестил  меч  с  этой  проклятой
волшебницей. Не становись у меня на пути! -  говорил  этот  взгляд.  Владыке
фаэри пришлось проглотить заготовленное приветствие и быстро соображать, что
теперь делать. Стычка с Эйлин научила его  тому,  что  с  чародеями  следует
обращаться аккуратнее, чем хотелось бы, а ведь Д'Арван  все-таки  наполовину
чародей. Хеллорин вовсе не собирался терять  сына,  как  потерял  Эйлин,  но
Д'Арван являлся его наследником и должен был  уяснить  свою  ответственность
перед фаэри. Хеллорин попытался  начать  разговор  дружелюбно,  считая,  что
перейти к угрозам никогда не поздно.
   - Не соблаговолишь ли по крайней мере выслушать меня,  прежде  чем  опять
метать в отца предметы обстановки? Д'Арван помрачнел еще больше.
   - Верни мне Мару - тогда я,  может  быть,  соглашусь  тебя  выслушать,  -
ответствовал он. Лесной Владыка покачал головой:
   - Не сейчас, сын мой. Сначала побеседуем, а  уж  потом,  если  мы  придем
соглашению, я освобожу твою ненаглядную смертную.
   - А если не придем? - тихо спросил  Д'Арван,  и  губы  его  вытянулись  в
тонкую линию. - Нет, я не согласен. Я настаиваю, чтобы  она  была  здесь.  Я
хочу убедиться, что с ней ничего не случилось, что она в безопасности.  Пока
я ее не увижу, разговора не будет. - Он решительно повернулся спиной к  отцу
и стал смотреть в северное окно на рабов, копошащихся на полях.
   Чтоб провалиться этому сопляку со всей его поросячьей гордостью чародеев!
От гнева Хеллорин едва не задымился. Кулаки его сжались сами  собой,  но  он
взял себя в руки.
   - Так, значит, ты не желаешь со мной разговаривать? Пусть так, но слушать
тебе все-таки придется. Д'Арван, нам вовсе не из-за чего ссориться.  Ты  мой
сын и, стало быть, мой наследник. Я любил твою мать и люблю тебя.
   Твой дом здесь, ты должен быть со своим народом. Я верю, что ты добьешься
уважения моих подданных и достигнешь большой власти. Я помогу тебе  в  этом.
Неужели ты позволишь горстке смертных встать между нами? Лишить  тебя  того,
что тебе предназначено судьбой? Смертные! Тупые, недолговечные создания!  Не
знающие магии, они ничем не лучше животных и годны только  для  того,  чтобы
служить нам. Лишь это оправдывает их существование.
   Пока Хеллорин говорил, Д'Арван не шевельнул ни одним мускулом.  Но  когда
Владыка фаэри закончил, он повернулся, очень-очень медленно,  и  взгляд  его
был таким холодным и твердым, что Хеллорину на миг стало жутко.
   - А что, если я скажу, что ты дурак, самодур и деспот, и я не желаю  быть
твоим сыном? - прошипел Д'Арван.  -  Что,  если  скажу,  что  я  ненавижу  и
презираю тебя?  Что,  если  я  готов  скорее  утопиться  или  заколоть  себя
кинжалом, чем служить твоим интересам? - Д'Арван не  мигая  смотрел  в  лицо
Хеллорину. - Я хотел бы, чтобы все было иначе. Но я ненавижу рабство.
   Владыка Леса был поражен в  самое  сердце.  Он  чувствовал,  как  горькое
разочарование превращает его душу в  лед.  Этот  щенок  посмел  отречься  от
родного отца!
   Хеллорин сдвинул брови. Это была роковая ошибка, мой мальчик! Я  надеялся
убедить тебя, и не моя вина, что ты  не  прислушался.  Сбросив  человеческое
обличье, словно ненужный плащ, он предстал перед  сыном  во  всем  блеске  и
величии Повелителя  фаэри,  которому  подвластна  древняя  магия  стихий.  И
испытал громадное удовлетворение, увидев, как Д'Арван покраснел  и  отступил
на шаг. Запрокинув голову, Хеллорин проревел со смехом:
   - Жалкое, безмозглое существо! Как это я мог  породить  такое  убожество!
Так, значит, ты прыгнешь в речку  или  воткнешь  в  себя  ножик?  А  как  ты
думаешь, мой ненаглядный сын, что тогда будет с твоей драгоценной Марой?
   - Что?! - вскричал маг. - Ты не посмеешь...
   - Разве? - Короткое слово рассекло воздух, словно клинок. - Мара теперь -
моя собственность. Моя игрушка. И я могу поступать с ней как душа  пожелает,
не говоря уж о тех  двух  ксандимцах,  которых  ты  так  любезно  помог  мне
вернуть. А что касается тебя, ты волен идти куда хочешь. Разумеется, совесть
не позволит тебе использовать ксандимцев в качестве слуг, так  что  придется
топать пешком.
   - Нет! - воскликнул Д'Арван. - Без  Мары  я  не  уйду!  Взгляд  Хеллорина
пригвоздил его к полу:
   - Уж будь  уверен,  ты  уйдешь  без  нее.  Отрекшись  от  своего  отца  и
наследства, ты потерял на нее всякое право. Надеюсь, наследник, которого она
родит мне, будет понятливее.
   Он еще не договорил, как в лицо ему полетел огненный шар.  Хеллорин  едва
успел создать щит. Шар разбился о невидимую преграду, и тысячи  жарких  искр
посыпались на пол, прожигая ковер. Оправившись от изумления, Хеллорин громко
расхохотался.
   - Неплохо, неплохо, сынок! Приятно видеть, что у моего щенка  по  крайней
мере есть зубы! - Д'Арван в  изнеможении  прислонился  к  стене.  Он  тяжело
дышал, а лицо его