тело для него незаметно. В жарком  недвижном  воздухе  его  родины
деревья казались безжизненными, но здесь все было иначе: свежий запах травы,
капельки росы, блестящие листья, на которых плясали солнечные зайчики, - все
это было ему в новинку. А больше всего его поражали звуки: посвист  ветра  в
деревьях и птичье пение, которое обрушивалось на него водопадом звонких нот.
   Обитатели леса постепенно возвращались  на  свои  территории,  откуда  их
выгнал вчерашний пожар. Умелый охотник, Язур без труда читал цепочки  следов
на влажной земле и, неслышно подкрадываясь  к  животным,  наблюдал  за  ними
из-за кустов. Надо сказать, что звери и птицы, привыкшие  жить  под  защитой
Эйлин, не обращали особого внимания на человека, тем более что у них хватало
других дел.
   Внезапно Язур остановился и, невольно вскрикнув, наклонился ниже. Во  мху
отчетливо отпечатались следы копыт неподкованной лошади,  которая,  судя  по
всему, неслась с бешеной скоростью. Неужели Искальда? А он и забыл о  ней  -
сначала испугавшись Хеллорина, а потом радуясь его  поражению.  Но  если  ей
удалось сбежать от фаэри, то она наверняка где-то рядом.
   Язур пошел по следам. У ручья он нахмурился, восстановив  происшедшее,  и
нахмурился еще больше, увидев на другом берегу неуверенные  отпечатки  копыт
лошади, передвигающейся на трех ногах.
   Он без труда обнаружил убежище Искальды и, боясь  ее  напугать,  зашел  с
подветренной стороны. Лошадь была  в  плачевном  состоянии.  Передняя  нога,
распухшая, торчала под неестественным углом, морду пересекала длинная рваная
рана, едва не задевающая левый глаз, грива была спутана, шкура - исцарапана.
Глядя на нее сквозь ветки, юноша задумался, как лучше помочь несчастной, и в
этот момент Искальда подняла голову, увидела его и радостно заржала. Язур  с
облегчением улыбнулся. Значит,  человеческой  части  своего  разума  она  не
утратила. Он подошел ближе  и  вдруг  заметил  волчонка,  который  доверчиво
прижимался к теплому боку лошади. Во имя Жнеца, на что Искальде волк?!  Язур
склонился над зверенышем, чтобы разглядеть его лучше, и сначала оцепенел, не
веря своим глазам, а потом пришел в ужас. Вульф едва не умирает от слабости,
а он стоит тут как дурак,  вместо  того,  чтобы  сейчас  же  отнести  его  в
безопасное место! Ух, Ориэлла спустит с него шкуру, если узнает!
   Язур поднял волчонка, сунул  себе  за  пазуху,  а  потом  помог  Искальде
подняться.
   - Прости, - сказал он, - но нужно как можно скорее вернуть Вульфа Эйлин.

***

   Волшебница спустилась к берегу и присела на большой  камень,  торчащий  у
самой кромки воды  По  бирюзовой  поверхности  озера  пробегали  серебристые
солнечные блики, шептал в кронах ветер, пересвистывались в  рощице  птицы  и
нежно, едва различимо, плескались о берег волны.  Эйлин  долго  сидела  так,
упиваясь долгожданным одиночеством. Раздражение и злоба постепенно улеглись,
и, поскольку рядом не было никого, кто мог бы отвлечь волшебницу,  мысли  ее
снова и снова возвращались к тем самым вещам,  о  которых  ей  пока  еще  не
хотелось задумываться. Вздохнув, она посмотрела на развалины башни.  Хватит!
Нечего рассиживаться тут и страдать. Надо работать. Надо возвести  временное
укрытие  на  островке,  надо  собрать  уцелевших  коз,  о  которых  говорила
Дульсина, надо разобрать  обломки,  надо  подумать  о  новом  саде...  Одним
словом, надо строить новую жизнь из осколков старой. Жаль только, что спустя
столько лет опять приходится начинать  все  сначала...  Эйлин  закрыла  лицо
руками и потерла усталые глаза, Она еще  не  принялась  за  работу,  но  уже
чувствовала, что задача слишком сложна для одного человека.

***

   Подходя к острову, Язур увидел Фею в тоске  и  печали.  Ну  уж  теперь-то
госпожа не откажется от его помощи! Она выглядела такой одинокой  -  как  же
тут не обрадоваться человеческому обществу? Впрочем, думая так-, Язур скорее
подбадривал себя. На примере Ориэллы он знал, что маги не принимают в расчет
никакие соображения, когда речь заходит об их  гордости.  Эйлин  и  в  таком
состоянии может запросто вышвырнуть его из Долины - только ради того,  чтобы
назло всем замкнуться в своем одиночестве. Тогда она получит возможность, не
скрываясь, плакать, сколько душе угодно, и гордость ее не пострадает.
   "Но это же глупо!" - в очередной раз сказал самому себе Язур. Она же сама
от этого мучается! Ради ее же блага он должен ее уломать. А  Искальде  нужна
помощь, и  если  волшебнице  спокойно  все  объяснить,  она  же  не  выгонит
раненого? И кроме того... Он  посмотрел  на  волчонка,  которого  держал  на
руках. Она должна по крайней мере поблагодарить его за то, что он  нашел  ее
внука. Он посмотрел на Искальду, которая  терпеливо  ждала  рядом.  Они  шли
очень долго, но кобыла наотрез отказалась остаться в укрытии, пока  Язур  не
вернется за ней вместе с Эйлин. В общем,  тянуть  дальше  нельзя.  Маленький
Вульф нуждается в тепле и пище.
   - Я рассчитываю на твою помощь, - сказал Язур  Искальде.  -  Хотя  одному
Жнецу известно, чем ты мне можешь помочь, -  добавил  он  себе  под  нос  и,
набрав в грудь побольше воздуха, крепче прижал волчонка к груди и  вышел  из
тени.
   Увидев Язура, Эйлин мгновенно пришла в бешенство:
   - Ты! Что тебе надо?! О боги, почему ты не ушел вместе со всеми!
   Речь, которую Язур так старательно подготовил, тут же выветрилась у  него
из головы.
   - Я... - Он прокашлялся и поднял повыше  волчонка.  -  Госпожа,  я  нашел
твоего внука.
   - Что?! Этот волк - мой  внук?  Как  смеешь  ты  надо  мной  насмехаться,
смертный?
   Язур почувствовал, что в нем самом растет гнев, вызванный несправедливыми
обвинениями.
   - Я не насмехаюсь! - заорал он в ответ. - Во имя Ориэллы,  я  никогда  бы
себе этого не позволил! Но посмотри! - Он снова поднял волчонка выше.  -  Ты
только посмотри на него, упрямая ты колдунья! Его заколдовал  враг  Ориэллы,
могущественный волшебник, но все же это твоя плоть и кровь! Ради него,  ради
свой дочери, попробуй взглянуть сердцем - и ты  увидишь,  кто  он  на  самом
деле!
   Эйлин открыла рот, потом снова закрыла.  Она  медленно  подошла  и  взяла
малыша на руки. Язур увидел, как затуманился ее взгляд и  слезы  потекли  по
щекам.
   - Это мой внук, - прошептала она. - Это он... - Фея внезапно оживилась  и
принялась хлопотать:
   - О боги, так же нельзя! Язур, скорее набери хворосту и разведи костер. И
нам нужен навес - бедный ребенок уже достаточно ночей  провел  под  открытым
небом. А ты, бедная моя, - сказала она Искальде так, словно  та  по-прежнему
была человеком, - прости, но тебе придется еще немножко  подождать,  пока  я
смогу тобой заняться...
   Что она говорила дальше, Язур уже не слышал: он  торопился  исполнить  ее
поручение, радуясь в душе, что  нашелся  повод  исчезнуть,  прежде  чем  Фея
успела заметить улыбку у него на лице.

Глава 3

КОРОЛЬ У ПОДНОЖИЯ ХОЛМОВ

   Удивительно, думала Эйлин, как внезапно, в  одночасье,  может  измениться
жизнь человека.  Новые  обязанности  не  оставляли  ей  времени  предаваться
скорби. Язур расчистил прежний очаг в том месте, где когда-то была кухня,  и
теперь сооружал подобие хижины,  используя  единственный  уцелевший  участок
стены.  Эйлин  разослала  во  все  стороны  мысленные  приказы,  но  волков,
пришедших вместе с Ориэллой из южных гор, не  обнаружила:  вероятнее  всего,
они погибли в огне пожара. Тогда Фея призвала волчью семью из Долины  -  это
были потомки тех, с которыми Ориэлла в детстве играла,  а  у  волков  долгая
память  на  такие  вещи,  поэтому  они  были  счастливы  принять  участие  в
воспитании ее сына и внука своей госпожи.
   Искальда выглядела уже гораздо лучше. Правда, у  Эйлин  никогда  не  было
особых способностей к исцелению, но что могла, она сделала: промыла ранки от
шипов, сняла боль, заживила ссадины. У  Искальды,  к  счастью,  оказался  не
перелом,  а  всего  лишь  вывих,  правда,  довольно  серьезный,   и   Эйлин,
послушавшись  совета  Язура,  прибегла  к  средствам  лечения,  принятым   у
смертных, сделав Искальде припарки из мха и лечебных трав.
   Когда Язур впервые сообщил ей, что решил остаться, Эйлин дала ему краткий
и, конечно же, отрицательный ответ, но по зрелом размышлении передумала,  и,
как оказалось, это было лучшее решение, какое она  приняла  на  своем  веку.
Волшебница с удовольствием втянула дразнящий аромат  оленины,  которую  Язур
жарил на костре. "Он не только ловкий охотник и следопыт,  не  только  может
построить навес так же легко, как машет мечом, он еще и  стряпать  умеет,  -
подумала она с улыбкой. - Когда я снова увижу дочь - а я должна верить,  что
снова ее увижу, - надо не забыть похвалить ее за  то,  что  она  так  хорошо
научилась выбирать друзей".
   Итак, Фея больше не собиралась выгонять юношу, тем более что с появлением
Вульфа хлопот у нее прибавилось. Форрал в свое время научил ее  одному:  нет
ничего плохого в том, чтобы принять честно предложенную помощь, равно как  и
в том,  чтобы  признать,  что  невозможно  сделать  все  в  одиночку.  Эйлин
понимала, что, потакая своей гордости, она повредит прежде всего  Вульфу,  а
бедный мальчик и так уже порядочно натерпелся. Эйлин не собиралась повторять
ошибку, которую она допустила, воспитывая Ориэллу.

***

   Несмотря на то что Эйлин публично его унизила, Хеллорин больше не находил
в своем сердце злости. Когда он думал о том, что она осталась одна в Долине,
лишившись дочери, так же, как он - сына, ему становилось ее  жалко.  Тем  не
менее в отличие от нее у него есть целая орава разъяренных фаэри, за которых
он в ответе. Нельзя позволять даже Эйлин перечить Владыке Леса. Поразмыслив,
он решил явиться перед ней со словами: "Видишь? Ты уже скучаешь по  роскоши,
которую я мог бы тебе дать", - а потом предложить взаимовыгодный обмен.
   Перед  этим,  правда,  Хеллорин  произвел  небольшую  разведку  и  теперь
скрежетал зубами, наблюдая идиллические сцены домашних хлопот  на  островке.
Что здесь произошло, пока  его  не  было?  Кто  этот  проклятущий  смертный?
Хеллорин ожидал застать Эйлин  одну-одинешеньку,  убитую  горем,  -  и  вот,
пожалуйста! Он собирался торговаться, предложить ей помощь при условии,  что
она разрешит фаэри поселиться в Долине, и когда увидел, что она вся в  делах
и заботах, а главное - больше не одинока, сердце его неровно забилось.
   Повелитель фаэри продолжал наблюдение до тех пор, пока длинные синие тени
не протянули руки, чтобы обнять Долину. Впервые он задал себе вопрос,  зачем
преследует  эту  женщину,  -  и,  к   своему   удивлению,   обнаружил,   что
просто-напросто скучает по требовательной и острой на язычок волшебнице. Она
напомнила ему Адрину, мать Д'Арвана, до сей поры  его  единственную  любовь.
Кроме того, ему нравились их постоянные стычки, и он  не  хотел,  чтобы  они
переросли в банальную вражду, тем более что  эта  вражда  была  бы  поистине
смертельной - зная Эйлин, Хеллорин ни минуты в этом не сомневался.
   И наконец, хотя такие  понятия,  как  раскаяние  и  совесть,  были  чужды
Владыке Лесов, он сознавал, что его вчерашний поступок потряс Фею и вызвал у
нее отвращение - и у него не было ни малейшего желания, чтобы она укрепилась
в этих чувствах.
   Впервые в жизни Хеллорин был вынужден признать горькую правду: как бы  ни
была велика его власть, ему не избежать ответственности  за  свои  поступки.
Если бы он не пропустил мимо ушей отчаянные просьбы Эйлин, она  не  отвергла
бы его - и, быть может, в эту  минуту  Д'Арван  был  бы  здесь.  Возвращение
скакунов слишком дорого обошлось Повелителю фаэри, и на данный момент они  -
единственное, что он может предъявить миру, в который вернулся.
   Ну что ж, значит, так тому и быть.  Хеллорин  распрямил  затекшую  спину.
Придется проглотить  эту  горькую  пилюлю  и  попытаться  исправить  ошибки.
Угрожать Эйлин силой бесполезно, но  рано  или  поздно  ей  понадобится  его
помощь, а до тех пор можно и потерпеть. И вообще, кому нужна ее  драгоценная
Долина? Не лучше ли возвести прекрасный величественный город -  и  пусть  он
станет домом для вернувшихся фаэри?
   Надо сказать, что  эта  идея  родилась  у  него  еще  прошлой  ночью,  на
негостеприимных вересковых пустошах, и с тех пор не давала ему покоя. Сердце
его стучало от волнения, когда он начинал ее обдумывать. Хеллорин  вспомнил,
что далеко на севере, в высоких горах, где гуляют  холодные  ветры  и  редко
встречаются люди, есть глубокое озеро с крутыми берегами, поросшими  сосной.
Это озеро, над которым в любую погоду висит туман,  в  древности  называлось
Озером Летящей Лошади, и кому, кроме фаэри с их волшебными  табунами,  может
оно предназначаться? У кромки озера возвышается зеленый холм - Холм  Летящей
Лошади, великолепное место для будущего города.
   Губы Хеллорина сами собой растянулись в  улыбке.  Даже  с  помощью  магии
возвести город непросто - понадобится много рабов, и брать их  в  Нексисе  и
других человеческих поселениях будет замечательным развлечением. Совсем  как
в старые добрые времена!
   На мгновение у него мелькнула мысль, что Эйлин это не понравится,  но  он
от нее отмахнулся. Не хватало  еще  Повелителю  фаэри  жить  с  оглядкой  на
какую-то капризную бабу!
   Кроме того, она сама виновата: не прощала бы его,  он  и  не  затевал  бы
никаких строительств, а спокойно  бы  расселил  своих  подданных  в  Долине.
Хеллорин пошел обратно, по пути созывая  фаэрн  и  отдавая  приказы  седлать
скакунов. Пусть Эйлин пока воображает",  что  она  победила  Он  даже  готов
пожертвовать белой кобылой, чтобы она побольше уверилась в этом,  но  скоро,
очень скоро, Эйлин поймет, что она натворила.
   Хеллорин заулыбался еще шире, представив себе панику,  которую  посеет  в
твердыне ненавистных ему чародеев. Впрочем, за  исключением  Эйлин,  в  мире
больше нет чародеев, неожиданно подумал он.  Не  проще  ли  в  таком  случае
захватить Нексис и сэкономить усилия и время? Нет, жить среди бывших  врагов
не пристало фаэри, во всяком случае, сразу после освобождения. А  вот  когда
его сын вернется в этот мир - в чем Хеллорин был твердо уверен, -  тогда  он
подарит ему Нексис.
   Улыбка Повелителя фаэри стала мечтательной. Два великих города,  один  на
севере, другой на юге - и вся земля между ними принадлежит фаэри! Он  решил,
что, построив свой город, первым делом создаст там  новое  магическое  окно,
специально  настроенное  на  Д'Арвана,  чтобы,  как  только  тот   вернется,
отправить ему на подмогу воинов. Правда, их  расставание  было  не  особенно
теплым,  но  Владыка  Лесов  не  терял  уверенности,   что   мальчишка   еще
образумится. А чтобы ускорить этот процесс, существует  немало  способов,  и
когда Д'Арван  примкнет  к  когорте  своего  отца,  мечта  Повелителя  фаэри
исполнится.
   Будь Хеллорин в эту минуту способен заглянуть  в  Нексис,  он,  возможно,
поумерил бы свой пыл. С уходом  Элизеф  город  лишился  правителей-магов,  и
незримые силы, не сдерживаемые более древними заклинаниями,  зашевелились  в
земных глубинах.

***

   Было время, когда он расхаживал по земле в образе великана.  Было  время,
когда он представлял  собой  нечто  большее,  чем  поверженная,  обезумевшая
тварь, заключенная в каменную гробницу. Сознание сжималось за  долгие  годы,
его становилось все меньше... Все меньше... Скованный цепью  чужого  разума,
ослепительного и прочного, как алмаз, острого и безжалостного, словно сталь,
он ждал - ждал целую вечность, беспомощный, лишенный надежды. И вот  впервые
возникло  тревожное  ощущение  -   неуловимое,   словно   тоненький   лучик,
мелькнувший в ночной темноте: незримая трещинка в монолите гробницы.
   Ненависть его  зашевелилась  и  начала  расти  -  и  одновременно  с  нею
возвращалась  и  крепла  мысль.  Сдерживающие  заклинания  обветшали   -   и
бесконечная ночь его заточения приближалась к концу. И  спустя  столько  лет
оказалось, что в нем еще не угасла жажда мщения.
   Медленно, постепенно Габал принялся распространять  вокруг  свою  ожившую
волю, пытаясь раздвинуть безжизненный камень, окружающий его со всех сторон.
Усилием мысли он нащупал в скале слабину, трещинку  не  толще  человеческого
волоса, и расширил ее до размеров щелочки.
   Потом  молдан  отдыхал.  Скала   протестующе   скрипела,   древняя   пыль
просачивалась  сквозь  новые  трещинки,  разбежавшиеся  от   первоначальной.
Восстановив силы, Габал снова налег на щель, стремясь сделать ее еще больше.
Затем он опять остановился передохнуть. Долгожданная свобода была  настолько
близка, что не спешить было очень трудно, но молдан знал, что если он сейчас
надорвется, то останется здесь навсегда.
   Усилие - отдых, усилие  -  отдых.  Мысли  молдана  потонули  в  дремотном
однообразии; он заставил себя забыть даже о надежде - она лишь отвлекала его
от основной задачи. Главное - освободиться, а тогда уж придет черед  строить
планы. Тогда он найдет какую-нибудь пешку, какого-нибудь  мозгляка,  который
переправит его дух через море домой, к любимой горе,  где  он  снова  сможет
стать прежним и обрести былое могущество.
   Габал был готов трудиться до бесконечности - и потому испытал потрясение,
внезапно наткнувшись на пустоту. Свободен! Он наконец  свободен!  Эта  мысль
пронзила Габала подобно ослепительному лучу, и  его  сознание  вновь  обрело
четкость. Молдан осмотрелся.
   Ничего себе! Пока он сидел взаперти,  здесь  многое  переменилось.  Габал
осторожно  заглянул  в  хитросплетение  тоннелей,  коридоров  и   закоулков,
пронизывающих землю под обиталищем магов. Невероятно! Чародеи, должно  быть,
трудились немало столетий, чтобы создать эту  махину.  Молдан  наткнулся  на
место,  где  подземные  коридоры  пересекались  с  канализационной  системой
Нексиса, и злорадно  захихикал:  стоит  только  обрушить  парочку  тоннелей,
проходящих под городом...
   Но, увы, он уже не тот, что прежде. Чародеи  лишили  его  былой  мощи,  и
пройдет много времени, пока силы самой земли не излечат и  не  обновят  его.
Обрушив  город  сейчас,  он  лишится  остатков  энергии,   так   что   лучше
повременить. Все равно чародеев уже не  осталось,  и  то,  что  ему  удалось
освободиться, - лучшее тому подтверждение. Но что, однако, с ними случилось?
Габал всей душой надеялся, что  угасание  Волшебного  Народа  сопровождалось
величайшими мучениями и страданиями.
   Снедаемый любопытством,  молдан  заглянул  в  катакомбы,  что  находились
непосредственно под Академией, но, к своему разочарованию, не обнаружил  там
зашифрованных  в  камне  посланий  -  молдан   пользовались   именно   такой
письменностью, - а необъятное собрание свитков и  фолиантов  было  для  него
всего лишь кучками высохших  растений  и  кожи  животных.  Габал  терялся  в
догадках, зачем чародеям понадобилось хранить этот хлам.
   Потом мысль его дотянулась до комнаты  с  Нихилим  -  и  в  ужасе  бежала
оттуда,  втянувшись  в  ядро  сознания  молдана  подобно  щупальцу  морского
животного. Заклинание времени было ему слишком хорошо знакомо, ибо именно  с
его помощью чародеи тысячелетия назад поработили Габала. О Призраках  Смерти
он не имел ни малейшего понятия, но от них за версту несло ужасной магией, и
молдан подумал, что если чародеи осмелились забраться в такие жуткие  дебри,
то нет ничего удивительного в том, что они вымерли.
   Немного передохнув, он  снова  начал  осторожно  ощупывать  пространство,
готовый к очередным неприятным открытиям. Новые и  новые  комнаты,  новые  и
новые горы мусора. Внезапно  Габал  почуял  знакомый  металлический  холодок
заклинания времени - и остановился как вкопанный. Здесь был чародей! Один из
тех, кого молдан ненавидел больше всего на свете. Будь у Габала голос, он бы
взвыл от ярости - и город содрогнулся бы от этого крика.
   Потом Габал успокоился. Стало  быть,  один  из  этого  нечистого  племени
выжил, хотя бы одному не удастся избежать мести. Молдан с опаской подобрался
к заклинанию и принялся искать  способ  обратить