а ты,  молодой,  будешь
снова блистать победами... Подожди оставлять этот мир!..
   Привлеченная шумом и криками, на  крыльцо  вышла  Опалепиха.  Сдвинув
брови, она смотрела на кричавшего Субудай-багатура и поняла: "Косоглазый
сына жалкует!"
   Она быстро сбежала по ступенькам. Сильной рукой оторвала  Субудая  от
сына. Уверенными, спокойными движениями развязала и сняла тело Урянх-Ка-
дана, взвалила себе на плечо и, осторожно придерживая, поднялась по сту-
пенькам, вошла в сени и положила замерзшего на соломе.
   Князь Глеб оказался тут же. Опалениха, стоя на коленях,  расстегивала
замерзшему одежду и приговаривала:
   - Жив еще покойничек! Мне не впервой застывших оттирать. Дайте сукон-
ку, войлок, лампадное масло и миску снега.  Нельзя,  косоглазый,  тащить
его в избу - мясо будет отрываться клочьями.
   Субудай, пораженный властными движениями Опаленихи, сидел на  корточ-
ках рядом с неподвижным телом и наблюдал, положив палец в рот.
   Опалениха стянула с Урянх-Кадана замшевые гутулы  и  стала  быстро  и
умело растирать побелевшие ступни снегом и войлоком. Два монгола, поняв,
что она делает, начали тереть кисти рук. Опалениха переходила поочередно
от одной части тела к другой, наконец ловко и осторожно занялась лицом.
   - Вот возьми, чадо мое, потри гусиным сальцем,-  косясь  на  Субудая,
сказал священник, хозяин дома, протягивая деревянную миску.- Да еще влей
ему в рот винца.
   Долго возилась Опалениха. В сенях стало тепло и душно  от  набившихся
нукеров. Наконец раскрылись глаза, взгляд, далекий и неясный,  скользнул
по собравшимся, остановился на искривленном лице Субудай-багатура и зас-
ветился сознанием.
   - Отец! Слушай...- прошептали губы.- Урусуты дикие волки... Их  нужно
убить... Они не сдаются!..
   - Что ты видел, сын мой, Урянх-Кадан? Что с тобой случилось? Кто тебе
причинил зло? Я его живого рассеку на мелкие куски.
   - Я был в плену!
   Урянх-Кадан снова забылся. Субудай принялся теребить его.
   - Не мешай!-строго отстранила Субудая Опалениха.- Не трогай!
   - Слушай ты, урусутка,- робко попросил Субудай.-  Спаси  жизнь  моему
сыну, славному багатуру Урянх-Кадану! Я дам тебе свободу и награду,  ко-
торой ты не видела даже во сне.
   - Постараюсь и без награды. Мы и скотину хворую милуем. А он  хоть  и
нехристь, а душа все же человечья...
   Субудай спустился во двор, подошел к своему саврасому жеребцу, шептал
ему в ухо, дул в ноздри и слушал, что ему скажет, какой знак подаст муд-
рый конь.
   - Укажи мне, мой верный товарищ: срубить ли ей голову,  или  одеть  в
парчовую шубу? Взять ли с собой дальше в поход, или раздеть и  вытолкать
в лес? Какая урусутка! Багатур - а не женщина! Я таких еще не видал...
   Конь качал головой, точно соглашаясь, и мягкими губами хватал хозяина
за рукав.
 
   Глава восьмая. ТРЕВОЖНЫЕ НОЧИ
 
   Враг замыслов своего врага не знает.
   Восточная поговорка.
 
   Всю ночь Савелий провел в тревоге. Всматривался сквозь бойницы вдаль,
прислушивался к шуму взбаламученного города. Обычная ночная тишина  вок-
руг Рязани исчезла. Тысячи огней горели внизу под стенами и  на  равнине
за рекой, точно щедрая рука разбросала вокруг раскаленные угли. Это  та-
тары всю ночь напролет жгли костры, безжалостно  растаскивая  для  этого
избы, сараи и заборы. Вдали, под небосклоном, полыхали огромные  пожары.
На низких тучах дрожали их багровые отблески.
   Подошли ратники. Беспокойно смотрели вдаль.
   - Вон горит Пронск!
   - Сказал тоже! До него верст пятьдесят будет.
   - А что же это?
   - Ведь в самом деле Пронск...
   - Гляди, Соболевку подпалили!
   - Братцы, братцы!.. Ухорскую жгут...
   - Где?
   - Да вон, за лесом...
   - А не Переволоки?
   - Нет, их пока нс тронули...
   - Да что же это, братцы?!. Изверги проклятые!..
   - Вон еще горит! Вон - далеко!..
   - Это Ярустово...
   - Как Ярустово? - застонал Савелий.- Да ведь Ярустово верст  тридцать
за Рязанью! - И он подумал о своих, которым советовал,  в  случае  беды,
бежать к Пахому-рыбаку в Ярустово.
   - Зачем им ждать, пока возьмут Рязань?  Что  им,  окаянным,  тридцать
верст! Вишь их сколько! Кругом так и рассыпались. Жгут да грабят  погос-
ты...
   В стороне Ярустова зарево было особенно сильным. Яркое  желтое  пламя
поднялось высоко и лизало облака.
   - Дурни! - сказал молодой ратник, - Это татары себе на голову стога с
сеном подожгли.
   - Нет! Зря сказал!-возразил Савелий.-Татарам сено дороже  хлеба.  Ко-
ни-то без сена пропадут... Куда эти стервецы тогда денутся? Это наши са-
ми сено подожгли. Будем жечь скирды и стога, татар выморим.
   - Да! Уж им здесь не житье!.. Мы им не покоримся!
   Ночь прошла тревожно. Стража не смыкала глаз. Утром за рекой  пропели
петухи. В Рязани отозвались другие. Покрытые инеем воины всматривались в
затухавшее зарево. Татарские костры продолжали мигать тысячами огней.
   Солнце поднялось над синей бахромой  дальних  лесов.  Пробежавшие  по
снежной равнине розовые лучи осветили татарские отряды, черными потоками
направлявшиеся к городу.
   Лошади и люди тащили розвальни с бревнами, жердями, досками. На стене
с любопытством и волнением толпились рязанцы и гадали, что будут  делать
татары. Стали прибывать группы пленных. Вокруг них  вертелись  татары  и
стегали плетьми, подгоняя отстававших. Со стены было ясно видно, что  па
многих татарах уже надеты русские крестьянские  полушубки  и  армяки,  а
пленные идут раздетые, оборванные, многие в одних портах и рубахах.  Не-
которые падали; на них набрасывались татары и били, пока те не  вставали
снова или же не затихали навсегда.
   Пленные начали возводить  внизу,  вокруг  города,  деревянный  забор,
складывая растасканные из домов бревна и доски.
   - Гляди, точно баранов огораживают!.. - говорили на стенах.
   - И шкуру сдерут, как с барана...
   - Посмотрим, кто кого! Пусть сюда, стервецы, сунутся!..
   К воротам подъехало несколько всадников. Среди них был князь Глеб. Он
кричал, клялся, что никакого вреда никому в Рязани не будет:
   - Откройте ворота и выходите в поле! Только добро свое оставьте дома.
Свободно пойдете, куда хотите, татары пальцем вас не тронут.
   - Это Глеб Владимирович,- заволновались на стене.- Братоубийца,  ока-
янный! Сродственников обманом перебил. Каин  проклятый!..  Недаром  тебе
анафему поют!
   - Братьев сгубил, теперь родину продаешь... Кол тебе осиновый в  спи-
ну!
   Со стены полетели стрелы. Ловко пущенный камень ранил Глеба. Он  пос-
пешно повернул коня и умчался обратно.
   На рассвете камнеметная машина придвинулась ближе к  городским  воро-
там. Татары, скрываясь за большими деревянными щитами,  начали  обстрел.
Они оттягивали бревно с железной  чашкой  на  конце,  опускали  в  чашку
большой камень. Бревно с грохотом откидывалось  вперед,  швыряя  камень.
Невдалеке, за развалинами дома, скрывались в засаде татарские  всадники,
поджидая, не выйдут ли смельчаки из ворот. Воевода Кофа  приказал  стро-
го-настрого:
   - Сохраняйте свою силу! Отбивайте неверных! Но не выходите из  ворот.
Они нам готовят лукавую затею!
 
   Глава девятая. "ЧЕЙ БОГ СИЛЬНЕЕ!"
 
   Вечер накануне штурма Рязани  Бату-хан  проводил  в  той  же  церкви.
Юртджи писали последние приказы отрядам. Самые строгие наказания угрожа-
ли тем, кто не ворвется в город, а откатится обратно.
   Субудай-багатур сидел около Бату-хана мрачный и  неразговорчивый.  На
вопросы кивал головой или отрицательно подымал палец. Наконец сказал:
   - Сегодня ты, ослепительный, дал приказ о наступлении. Нельзя вернуть
пущенную стрелу. Прикажи завтра сделать из глины тысячи дзаголма,  чтобы
варить мясо для пира, для праздника победы. Но эту ночь надо спать и го-
товиться к бою.
   Ханы, сидевшие около Бату-хана, поддакнули и сказали обычное  пожела-
ние:
   - Да не будет у нас недостатка в кровавой войне и  в  пирах,  залитых
жиром и маслом!
   Бату-хан забеспокоился:
   - Я приказал привести моего учителя, мирзу Хаджи Рахима.
   - Он здесь, около твоего шатра. Он охраняет иноземных мусульман,
   - Это не его дело. Я звал его,- он должен быть здесь.
   - Ослепительный! Он сам не идет.
   Бату-хан встал и быстро вышел из церкви.  Около  паперти,  прижавшись
друг к Другу, сидела группа людей в больших  белых  тюрбанах  и  цветных
ватных халатах, отороченных мехом. Одни причитали, другие  твердили  мо-
литвы. Около них стоял Хаджи Рахим с поднятой рукой, в которой при ярком
лунном свете блестела золотая пайцза.
   Группа монгольских воинов стояла в нескольких шагах, подняв над голо-
вой мечи. При каждом их движении мусульмане принимались кричать, а Хаджи
Рахим поднимал выше золотую пластинку.
   Бату-хан сказал несколько слов стоявшему рядом  толмачу.  Сторожившие
монголы отшатнулись. Они пытались убежать, по из темноты выступили  "не-
победимые" с обнаженными мечами и остановили их. Толмач обратился к мон-
голам:
   - Пожравшие своего отца, желтые дураки! Бродячие глупые собаки! Зачем
вы здесь, около порога джихангира? Пожалейте свою красную жизнь толщиной
в нитку!
   Монголы загалдели, перебивая друг друга:
   - Мы поймали добычу, она наша... Ее у нас отнимают. Это торгаши... Мы
их зарубим, возьмем их золото и серебро. Они были вместе с урусутами!  А
этот мусульманский колдун с длинной  бородой  поднял  над  ними  золотую
пайцзу Священного Воителя. Пока он держит пайцзу, мы их не тронем. Когда
он опустит руку, мы заколем торгашей и разделим добычу...
   Бату-хан топнул ногой:
   - Сейчас вы услышите мое решение, А вы,  мусульмане,  отвечайте!  Где
ваша родина? Как ваши имена? К кому у вас нужда? Говорите скорее!
   Купцы, стоявшие на коленях, склонились до земли. Один, благообразного
вида, с длинной черной бородой, выпрямился и сказал:
   - Мы люди разных стран, но мы одной веры - сыны Мухаммеда. Мы -  куп-
цы, приехали торговать в твоем войске. Наше золото  и  серебро  послужит
для общей пользы: мы скупаем у воинов продаваемые ими вещи и сами прода-
ем сушеный виноград, фисташки, имбирь, вино, хлеб и все, что  нужно  для
твох великолепных храбрецов.
   Бату-хан указал на Хаджи Рахима:
   - Вы знали раньше этого человека?
   - Нет, мы его увидели впервые в тот миг, когда он поднял над нами зо-
лотую пластинку.
   - Вы обещали ему награду?
   - Мы обещали и снова обещаем награду за наше спасение. Но он  сказал,
что дервиши и имущества не имеют и золото презирают.
   Хаджи Рахим прервал:
   - Да, презирают золото, кроме золотой пластинки с твоим именем.
   Бату-хан заговорил горячо и резко:
   - Слушайте вы, купцы! Бату-хан проходит по разным странам и  покоряет
народы. Кто мне не покоряется, тот увидит смерть. Кто вносит беспорядок,
как вы,- указал он на монголов,- тому мои "непобедимые" ломают спину...
   Монголы упали в снег и завопили:
   - Прости нас, великий джихангир!
   - Вы, купцы, пойдите к Субудай-багатуру.  Он  проверит,  кто  из  вас
действительно купец. Каждый купец получит пайцзу и будет ездить  с  моим
войском и свободно торговать. Кто же окажется лгуном, тому разобьют  за-
тылок и бросят собакам. А вы, шатуны, бродяги, отошедшие от своего отря-
да, вы из какого тумена?
   - Из тумена сына великого кагана Гуюк-хана.
   - Я так и знал. Вы не цените того, что находитесь в войсках  будущего
кагана, и позорите имя Гуюк-хана. Субудай-багатур, проверь, из каких от-
рядов эти шатуны, отрежь каждому правое ухо и с охраной отошли их обрат-
но в лагерь Гуюк-хана.
   Монголы снова подняли вопли, прося милости. Бату-хан, не  обращая  на
них более внимания, взял за рукав Хаджи Рахима и повел его за собой.
   В церкви, у широко раскрытых царских врат, были  разостланы  ковры  и
шубы. На них, поджав ноги, сидел Бату-хан. Он рассеянно  кивал  головой,
слушая, что рассказывал сидящий рядом Хаджи Рахим. Дервиш был в  русском
нагольном полушубке и меховых сапогах - подарок Бату-хана.
   Священник в рясе, придерживая рукой серебряный крест на  груди,  тихо
ходил по церкви и, крестясь, прилеплял восковые свечи перед каждой  ико-
ной. Это он делал по приказу монгольского владыки,  который  ему  заявил
через толмача: "Я хочу выразить почтение каждому урусутскому богу. Я  не
хочу, чтобы какой-нибудь урусутский бог на меня сердился и мне вредил".
   Священник косился на Бату-хана, который продолжал  безмолвно  сидеть.
Хаджи Рахим ему говорил:
   - Я снова умоляю тебя - отпусти меня. Я не хочу быть в этом море кро-
ви. Зачем ты истребляешь столько народов, которые  хотят  жить  мирно  и
свободно?..
   - Пусть охраняют мечом свою свободу! Монголы сильнее всех.  Вся  все-
ленная должна покориться потомкам моего деда - Священного Воителя.
   - Зачем я тебе? Отпусти меня.
   - Нет, ты будешь следовать за мной. Я слышу кругом одну лесть. Правду
говорят мне только Субудай-багатур, Юлдуз-Хатун и ты...  Мое  желание  -
иметь всегда человека, который говорит правду. Конечно, ты должен  гово-
рить правду, только когда мы вдвоем. Если ты начнешь меня  осуждать  при
других, я прикажу переломить также и тебе хребет, чтобы другие меня боя-
лись...
   - Кто говорит правду, умирает не от своей болезни.
   Бату-хан повернулся к  священнику,  проходившему  мягкими  шагами  по
церкви:
   - Почему хорошо пахнет?
   - Я кадил перед священными иконами.
   - Что такое "кадил"? Покажи.
   Священник подсыпал на угли кадила ладана и начал кадить перед иконой.
Бату-хан засопел:
   - Дзе-дзе! Это хорошо! Махай на меня!
   Священник испуганно перекрестился:
   - Господи, прости мое прегрешение!.. - И он стал размахивать  кадилом
перед Бату-ханом.
   - Чьи боги  сильнее?  -  продолжал  Бату-хан.-  Урусутские  или  мон-
гольские?
   - Бог один.
   - Неправда. Сколько у вас богов навешано по  стенам?  Богов  много  и
добрых и злых. А самый могучий - наш бог Сульдэ, бог войны. Он даст  нам
победу, и все покорятся нашему мечу. Тогда монголы  будут  править  всей
вселенной!..
 
   Глава десятая. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ РЯЗАНИ
 
   ...Погибе град и земля Рязанская,
   изменися доброта ея и небе что в
   ней. благо видети, токмо дым и
   аемлч и пепел.
   Повесть о приходе хана
   Батыги XIII век.
 
   С утра татары подошли близко к рязанским стенам, подтаскивая за собой
лестницы. Они были разные: и связанные из нескольких коротких  тесин,  и
сбитые сосновые лесины с перекладинами, были и сделанные наспех из длин-
ных бревен с двухсторонними зарубками.
   Под городскими стенами  раздавались  крики  татар,  вопли  избиваемых
пленных, стук топоров и заунывный визг дудок, которыми  татарские  воины
подбодряли себя перед штурмом.
   Лестницы стали выдвигаться на стены одновременно со всех сторон.  Они
представляли некоторую опору для нападающих.
   Первыми полезли русские пленные, подкалываемые сзади копьями. Полуго-
лые, в рваных посконных рубахах, посиневшие от холода, они с трудом  по-
дымались по лестницам и кричали, умоляя защитников Рязани не бить их:
   - Пощадите нас, братья! Дайте перевалить через  тын.  Вместе  с  вами
обернемся на татар... Не своей волей идем, нас сзади рубят...
   Сверху отвечали:
   - Поворачивайте назад! Трусы, заячьи хвосты! Вырывайте мечи у  татар,
бейте их, ломайте лестницы!
   Некоторые пленные, не желая биться со своими же  братьями  рязанцами,
дойдя до половины лестницы, бросались вниз и  скатывались  по  застывшим
наледям. Внизу они схватывались с татарами и падали изрубленные.
   Повсюду кипел отчаянный бой.
   Савелий, вооруженный топором на длинной рукояти, ждал на стене, гото-
вый сбить всякого, кто подымется по лестнице. Приблизились  сразу  концы
трех лестниц. По ним быстро, один за другим, карабкались люди. Кто они -
русские или татары? Полуголые, в отрепьях, с дубинами в руках, они лезли
с отчаянием ужаса и кричали, не помня себя. Савелий крикнул:
   - Наш аль нет?.. Перекрестись!
   Первый не ответил, а вопил диким голосом, держа над головой дубину, и
хотел ударить ею Савелия. Но дубина вылетела, и  он  покатился  вниз  со
ската. Следующий кричал:
   - Дикорос! Сват! Не тронь... Я Баула! За мной Звяга...
   Топор Савелия застыл в воздухе. Мужики грузно перевалили через  дубо-
вую стену. За ними быстро карабкался молодой татарин с кривым, блестящим
мечом. Он полетел вниз с рассеченной головой. Савелий бил  с  яростью  и
силой, так же уверенно, как привык рубить в лесу старые вековые ели.
   Звяга и Ваула встали рядом с Савелием. Они сталкивали жердями  каждо-
го, кто подымался по лестнице. Тут же на стене отчаянно  защищались  ос-
тальные рязанские ратники, отбивая приступ.
   Им помогали женщины. Они выливали ведра кипящей воды  на  штурмующих.
Бросали камни и глыбы льда на всех, кто пытался взобраться по лестнице.
   К полдню штурм был отбит. Татары притихли и отошли. Внизу, под стена-
ми, двигались, ползали и отчаянно кричали раненые. Татары  ходили  между
ними, своих они оттаскивали, а русских добивали.
   Штурмы повторялись и днем и ночью в течение пяти суток. Рязанцы упор-
но стояли на своих местах. Но ряды их уменьшались, и некому  было  заме-
нить павших. Женщины становились на место мужчин,  убитых  стрелами  или
раздробленных пудовыми камнями. А татары посылали на приступ все  новые,
свежие отряды. Они лезли упрямо, надеясь на скорую  поживу:  кто  первый
ворвется, будет грабить все, что захочет.
   Савелий, Звяга и Ваула помогали друг другу, чередуясь. Во  время  не-
долгого затишья они ложились тут же, на стене, и засыпали мгновенно, су-
нув под голову руку.
   Вслед за камнеметной машиной к воротам подползли два тарана - большие
бревна с железными концами, подвешенные на прочных подставках.  Работав-
шие возле таранов монголы и пленные, прячась за кожаные щиты, раскачива-
ли бревна, с страшной силой ударяя ими в городские ворота.
   Дубовые доски трещали, отлетали щепки. Со стены лили кипяток, горячую
смолу, метали стрелы и камни.
   А тараны упорно били и били без остановки и, наконец, раскололи воро-
та.
   С криками торжества ворвались в ворота татары и натолкнулись на толс-
тую каменную стену, наглухо закрывавшую вход. Ее сложили за  дни  штурма
рязанские женщины, которым помогали дети.
   Татары не прекращали натиска и, добавив лестниц, снова посылали отча-
янных воинов, старавшихся сломить упорство рязанцев.
   Защитники города видели, что силы их  слабеют,  понимали,  что  конец
близок.
   Двадцатого декабря вдова князя рязанского, Агриппина, с молодыми сно-
хами и ближними боярынями сошлись в соборной церкви. Они  решили  встре-
тить здесь неминуемую гибель.  Их  окружили  многие  рязанские  женщины.
Епископ и священники пели молитвы и сулили райское блаженство всем, при-
нявшим мученическую кончину.
   Слепой звонарь неустанно продолжал звонить в большой  набатный  коло-
кол. Звон, казалось, говорил, что борьба продолжается, что никто не сда-
ется, что русские люди лягут костьми за родную дедовскую землю.
   На шестой день осады, 21 декабря, татары снова двинулись  по  лестни-
цам, неся горящие факелы. Непрерывные потоки татар  ползли  одновременно
со всех сторон. Одни бились кривыми саблями, другие стрелами сбивали за-
щитников.
   Наконец татары стали одолевать. Дикий, радостный вой  несся  со  всех
концов города. Татары уже бежали по улицам, врывались в  дома  и  рубили
всех, старых и малых, никому не давая пощады.
   Они разбили церковные двери, вбежали внутрь храма, изрубили женщин  и
священников, подожгли здание. Они бросали в огонь маленьких детей, выры-
вая их у матерей, которых тут же, на глазах у  всех,  насиловали,  после
чего распарывали им животы.
   К вечеру в Рязани в живых не осталось никого. Современник пишет:
   "Некому было стонать и плакать, некому скорбеть о погибших, родителям
о детях, детям о родителях, братьям о братьях - все вместе лежали  мерт-
вые..."
   Савелий, взглянув в этот день со стены, ужаснулся: к нему ползли  во-
семь лестниц, а внизу чернела толпа татар, готовых идти на приступ.  Са-
велий сбрасывал глыбы земли, сбивал влезавших, по лестницы  поднялись  и
справа и слева. Т