еведомым, пришедшим издалека, из-за Волги. Народ этот злобен  и  силен,
побил половецких ханов, погнал их из кочевий по всему Дикому полю и  ог-
рабил их дочиста, в прах...
   - Слышь-те, православные, что за народ объявился!
   - Самых знатнейших ханов потеснили пришельцы, выбили и сделали своими
конюхами.
   - Какие же это такие люди? Как звать их? Они тоже табунщики?
   Князь продолжал:
   - Зовется этот пришлый народ - безбожные мунгалы и татары. Разгромили
они половецкие вежи, порезали их быков и баранов, а теперь пошли в  нашу
сторону и стали близ наших застав на реке Воронеже.  Видно,  хотят  идти
войной на нас. Прислали татары  нам  послов  бездельных,-  про  все  они
расспрашивают, про все выпытывают, все хотят знать - два мужа  татарских
и одна бабища...
   - Давай их сюда! Мы на них  посмотрим  и  скажем,  какой  дорогой  им
отъезжать обратно...
   - А нуте-ка, приведите сюда татарских посланцев!-сказал князь дружин-
никам.-Да охраняйте их, как свой глаз, чтобы наши ребята не стали с ними
баловаться, долго ли их обидеть! Все же они посланцы могучего  царя  та-
тарского Батыги.
 
   Глава седьмая. ПОСЛЫ ТАТАРСКИЕ
 
   Несколько дружинников поспешили в княжеский дом. Они вернулись оттуда
с татарскими послами и провели их на высокий помост близ вечевого  коло-
кола. Послов было трое: первый - старик в меховой шапке, повязанной  бе-
лой тканью, в длинной до пят желтой лисьей шубе; другой- коренастый  мо-
лодой воин в войлочной шапке с отворотами, в синем кафтане  и  с  кривой
саблей на поясе. Что-то необычное чувствовалось в этом воине -  короткая
шея и богатырские плечи, угрюмое безбородое лицо и властный  взгляд.  Он
посматривал на толпу со спокойствием и равнодушием человека,  привыкшего
повелевать, казнить и миловать. Третий посол своим  видом  изумил  всех.
Это была старая женщина с опухшим лицом и бегающими  безумными  глазами,
на плечах - медвежья шкура, на голове - высокий колпак, на поясе  висели
на ремешках медвежьи когти и зубы, ракушки, узкие длинные ножи и большой
круглый бубен, разрисованный звездами. Ни на мгновение она не оставалась
спокойной, все время оглядывалась кругом, точно чего-то искала, и бормо-
тала вполголоса какие-то странные слова.
   - Да это ведьма-чародейка! - сказали в толпе.
   - Скажи нам, княже, чего хотят посланцы? Чего им от нас надобно?
   Князь сказал ближнему думному боярину:
   - Распорядись, пускай они народу скажут, зачем пожаловал  в  наш  го-
род...
   Возле послов появился переводчик.
   Лихарь Кудряш толкнул локтем Дикороса;
   - Глянь-ка, узнаешь их толмача? Ведь он к нам в Перунов Бор приезжал,
помчишь торговца-булгарина, что на платки, иголки и бусы меха выменивал?
Знать, это был ихний соглядатай, пути и дороги  выведывал!  Разорви  его
лихоманка!
   Переводчик говорил с послами и вполголоса передавал их ответы думному
боярину. Тот, обращаясь к толпе, стал громко объяснять:
   - Слушай, князь со княгиней И  народ  православный,  что  послы  мун-
гальские от нас требуют. Говорят-де, что ихний царь Батыга Джучиевич над
всеми князьями князь, над всеми царями царь. Все народы  покорились  его
деду, хану Чагонизу, и он забрал их под  свою  руку.  Говорят  эти  без-
дельные посланцы, что теперь народ русский должен царю Батыге Джучиевичу
покориться, а буде не захочет ему бить челом, так Батыга всех  растопчет
конями, как раздавил всех ханов половецких и сделал их своими  пастухами
и конюхами...
   - Зря похваляется! Не бывать тому! - закричал Евпатий, стоявший  близ
князя.
   - Вестимо,  брешет,  похваляется,-  сказал  князь  Юрий  Ингваревич.-
Объясни им, чтобы нам не грозили, а толком сказали, чего  они  хотят  от
рязанской земли?
   Боярин опять обратился к переводчику, а тот к послам. Молодой  монгол
говорил резко, топал ногой, хватался за костяную рукоять  кривой  сабли.
Старый посол стоял неподвижно, соединив ладони, а  бабища-ведьма  дерга-
лась, приплясывала и бормотала непонятные слова.
   Боярин снова заговорил:
   - Не гневайся, княже, за слова бесстыжие, что я услышал от этих  мун-
гальских посланцев. Требуют они дани неотступной, десятины во всем: и  в
князьях, и в людях, и в конях, десятое в белых конях, десятое  в  бурых,
десятое в рыжих, десятое в пегих...
   В толпе воцарилась тишина, как перед бурей.  Четко  прозвучали  слова
князя;
   - Когда нас не будет, пусть тогда берут все!
   В толпе прокатился гул, послышались возгласы и смех:
   - Го-го-го! Вишь, чего захотели! Возьми-ка, выкуси! Гони  их,  князь,
назад в Дикое поле и выпусти на них вдогонку собак!
   Поводя злыми глазами, послы наблюдали, как разливается грозный шум на
площади.
   Князь повернулся к Евпатию и сказал:
   - Ты умеешь говорить с нашими крикунами. Успокой-ка их, а то они, то-
го и гляди, разорвут послов.
   Евпатий легко поднялся на вечевой помост и, сделав знак рукой  толпе,
закричал так громко и четко, что слова его донеслись до крайних мужиков,
сидевших на возах с сеном:
   - Слушай меня, народ рязанский! Раньше Рязань слободой  слыла,  дере-
венщиной, а нынче Рязань зовется стольным городом... А для города  нужно
обхождение не как у мужиков кривопятых, а вежливое,  с  улыбочкой...  Не
гоже посланников иноземных встречать словами обидными и провожать  соба-
ками. Вы же все молодцы, узорочье и воспитанье рязанское, не ударьте ли-
цом в грязь и выступайте соколами...
   - Го-го-го! - зашумели в толпе.- Вот как наш Евпатий разливается!
   - Послы мунгальские запросили с нас много, а кто из половецких табун-
щиков, когда коней продавал, не запрашивал  втридорога?  Мы  им  скажем:
спасибо, гости дорогие, на добром слове, но не мы хозяева! Не мы решаем!
Есть хозяин повыше нас, великий князь Георгий Всеволодович  во  стольном
городе Владимире-Суздальском. Вот к великому князю мы  и  пошлем  послов
царя мунгальского Батыги. Отвезем их с  почестью,  на  санях-розвальнях,
крытых коврами и полостью медвежьей, на тройке с  бубенцами  и  с  коло-
кольчиком. И пусть великий князь  суздальский  Георгий  Всеволодович  им
свое слово скажет: отдавать ли нам десятого мужика и десятого коня тата-
рам или же еще повременить?
   - Верно, Евпат! Верно!
   - Проводить гостей в город Владимир!
   - А сейчас князь Юрий Ингваревич просит дорогих гостей в свою горницу
отведать хлеба-соли, пирогов и калачей... - обратился Евпатий к послам.
   Послы удалились с помоста, а народ долго еще не расходился  и  волно-
вался на площади. Все говорили, что надо грудью стать за  родную  землю,
отогнать охального ворога, пока он не ворвался на рязанские земли.
   Князь угостил татарских послов на славу. Слуги приносили всяких  сыт-
ных блюд без счета. Вместе с послами ужинали и бояре-думцы и старые дру-
жинники. Послы ели очень мало, остерегались, каждый кусок сперва обнюхи-
вали, и ни вина, ни меда вовсе не попробовали.
   После ужина к крыльцу подали тройку с плетеным коробом на розвальнях,
обтянутым пушистыми мехами, но послы отказались ехать в санях. Они  пот-
ребовали своих коней и отправились верхом. Князь приказал тройке с саня-
ми следовать неотступно за ними, на случай если послам  в  дороге  спать
захочется. А охрану послов поручил полусотне верховых дружинников.
   Проводив послов до ворот, князь призвал Евпатия и сказал ему:
   - Чует мое сердце, грозная туча идет на нас из Дикого поля. Надо сзы-
вать на подмогу всех, кто может держать меч. Вместе с мунгальскими  пос-
лами я послал во Владимир брата просить великого князя Георгия  Всеволо-
довича подымать весь народ суздальский, ростоцкий и  белозерский,  приз-
вать на помощь и Великий Новгород и спешить сюда навстречу татарам, пока
мы будем вести с ними переговоры. А в Дикое поле  к  царю  татарскому  я
пошлю сына своего Феодора с дарами и с ловкими  думными  боярами,  чтобы
Батыгу улещивать. Ты же, Евпатий, выезжай в Чернигов, кланяйся там земно
князю Михаилу и приведи его рать нам на подмогу. Боюсь туда послать кого
другого: и войска не приведет, и сам не вернется... Тебя же, Евпатий,  я
знаю. Своих кровных братьев, рязанцев, ты не подведешь и вовремя придешь
с подмогой. Бери из моих конюшен сменных коней, сколько тебе надобно,  и
скорей возвращайся! И помчался Евпатий той же ночью в Чернигов.
 
   Глава восьмая. В ДИКОМ ПОЛЕ
 
   Уже три дня ратники шли на юг, все более углубляясь в Дикое поле. Ря-
зань, передовой оплот русской земли, со всеми ее тревогами  и  сумятицей
оралась далеко позади. Первым шел конный  отряд  под  начальством  князя
Всеволода Пронского. Длинной вереницей двигались всадники по веками про-
топтанному через степь шляху. А еще дальше, под самым небосклоном,  рыс-
кали конные разведчики, посланные следить, не покажутся ли где вражеские
отряды. Они подымались на отлогие холмы  и  одинокие  курганы,  подавали
знаки, подбрасывая шапки и кружась на месте, и снова уносились в простор
степи.
   Кругом тянулась  пустынная  безбрежная  равнина,  занесенная  снегом.
Кое-где по отлогим холмам мелькали кусты  осины  с  еще  не  облетевшими
красными листьями или чернели полосы дубняка вдоль врывшейся в землю из-
вилистой речки.
   Шлях уходил на юго-восток сетью тропинок, протоптанных караванами  из
далекого Сурожа, стадами и табунами степняков  и  отрядами  бродячих  по
степи хищников. Все они ездили к Залесью, как тогда называлась  Северная
Русь, одни для мены и торговли, другие для набегов и грабежа.
   Торопка шагал по тропинке, жадно  следя  за  всадниками.  Наслаждаясь
развернувшимся перед ним степным привольем, он мало думал об  опасности,
гордясь, что участвует впервые, как взрослый мужчина, в походе. И  жутко
и весело было думать, что  ему  придется  биться  с  неведомыми  людьми,
страшными татарами. Может быть, он славы себе  добудет,  отличившись  на
глазах других ратников. Отец накануне говорил: "С  тобой  мы  ходили  на
медведя, и ты, небось, уразумел, что зверь страшнее, пока его не видишь,
а как увидел, только и думаешь, как бы он не ушел. Татарин такой же, как
мы, человечина, ничуть не сильнее, и кричит он, нападая, потому что  бо-
ится, и прет он, выпучив глаза со страху. А ты гляди  в  оба,  назад  не
пяться, а не то врагу смелости прибавишь, и принимай его топором или  на
рогатину".
   "Отец знает воинское дело,- думал Торопка.- Он и с суздальцами бился,
и в Дикое поле ходил, и не раз возвращался домой перевязанный побуревши-
ми от крови тряпицами".
   В дружине, по расчету Торопки, было около двух тысяч  ратников.  Люди
шли вразброд, где кому лучше, разбитые на сотни. В сотне люди  теснились
Друг к другу, не смешиваясь с другими сотнями. Вел сотню  "сотский",  из
княжеских дружинников. Ехал он на дородном коне, украшенном медными бля-
хами и цепями. Во главе некоторых  сотен  шли  старосты,  умевшие  "вое-
водствовать" и раньше ходившие в Дикое поле.
   За каждой сотней тянулись "товары".  Они  состояли  из  телег  и  са-
ней-розвальней с плетеными коробами, в  которых  везли  караваи  житного
хлеба, мешки с мукой, пшеном, салом. В эти же сани складывались  кольчу-
ги, брони, оружие и тулупы, чтобы ратникам было легче идти. На спусках и
поворотах сани на деревянных полозьях раскатывались, и ратники сбегались
их поддерживать, чтобы они не опрокинулись.
   Ратники из Перунова Бора шли дружно, в одной сотне с ярустовскими му-
жиками. Впереди семенил в лыковых лапотках низкорослый  и  широкий  Вау-
ла-Мордвин. Он пел свои мордовские песни и круто обрывал их, когда заме-
чал в пути что-либо новое, им не виданное. Он  впервые  попал  в  степь,
прожив всю свою жизнь в лесах. Когда стадо сайгаков (диких  коз)  выбра-
лось из лога и, заметив толпу людей, пустилось прочь длинными  прыжками,
пригнув к спине изогнутые рожки, Ваула присел от восторга,  хлопая  себя
по бедрам.
   Звяга, тощий и долговязый, молча шел за Ваулой,  погруженный  в  свои
невеселые думы.
   - А ну-ка, Звяга, у тебя ноги длинные, поймай-ка козла за хвост!
   - А след ли мне за этими козлами  гоняться?  Это  вы,  мордвины,  все
прыткие, ловите за уши зайца поскакучего. Ты и скачи за ним!
   Лихарь Кудряш шел в стороне. Он часто взбегал на курганы, всматривал-
ся вдаль и указывал:
   Товарами в то время назывались обозы.
   - Там с востока Сосновая Ряса течет, а с запада-Ягодная Ряса. Обе ре-
чушки впадают в реку Воронеж. А вот там, под яром,  прошлый  год  стояли
белые вежи половецких ханов. Они пригоняли баранов и быков на продажу...
Я у них дней двенадцать жил; для ихнего хана набивал на телеги  железные
скобы и на колеса ободья. Ничего люди! По-ихнему говорить научился,  зо-
вут они себя "команами". У меня остались среди них побратаны, кардаши...
Весной в степи хорошо. Трава выше человека. Быка с рогами не видно. Вес-
ной у табунщиков много молока, они делают из овечьего молока сыр,  а  из
кобыльего - хмельной кумыс. Весной все половцы ходят веселые, у  костров
песни поют и пляшут...
   Дикорос шел молчаливый и угрюмый. Раза два он в раздумье  сказал  То-
ропке:
   - Не знаю, вернемся ли мы целы домой...
   Когда стало темнеть, сотня сделала привал в овраге близ отлогого  бе-
рега речки. Другой берег был высокий и обрывистый. Там затаились  дозор-
ные на ночь. Сани поставили кругом. Внутри круга  развели  костры.  Жгли
репей и бурьян; засветло насобирали его много, чтобы всю ночь  не  погас
огонь. Стреноженные кони паслись невдалеке, подъедая прошлогоднюю  траву
и камыши.
   Мужики, разобрав с телег тулупы, лежали вповалку у  костров,  слушали
рассказы бывалых людей о Диком поле, о жизни  русских  "кандальников"  в
плену половецком и о смелом их бегстве.
   Среди ночи отец разбудил Торопку, приказал идти в дозор и до рассвета
сторожить на высоком бугре:
   - Затаись там и виду не показывай, не  шелохнись  -  татаровья  могут
подкрасться и прирезать! А коли что приметишь,- гомони и скликай  подмо-
гу!
   Торопка взобрался на бугор и затаился между кустами сухого репейника.
Кругом было темно. В овраге близ речки догорали костры. Около них  мирно
спали мужики. Невдалеке тревожно, точно чуя близость зверя, фыркали  ко-
ни.
   Торопка сидел насторожившись, крепко сжимая  в  руках  рогатину.  Сон
убегал, усталость была забыта. Ему казалось, что в темноте к  нему  под-
ползает татарин, держа в зубах длинный нож. Сквозь туманные обрывки низ-
ких туч кое-где проглядывало темное небо с мелкими звездами. Тихо шурша-
ли высокие стебли бурьяна. Задумавшись, Торопка вспомнил последние слова
и объятия матери, пронзительные крики баб, цеплявшихся за уходивших  му-
жиков, и в стороне Вешнянку, с  неподвижными  расширенными  глазами.  Но
другой образ заслонил Вешнянку и еще ярче загорелся перед  ним:  легкий,
стройный половецкий конь, скачущий по степи. Передовым дозором проносит-
ся он на коне разыскивать притаившегося татарина - вот  куда  стремились
все мысли, все чаяния Торопки.
   Заунывный тягучий крик донесся из степи. Так иногда ночью  кричала  в
лесу неясыть. Другой тонкий вой послышался где-то ближе. Что это? Волки?
Или татарские лазутчики подают друг другу весть и подбираются  в  темно-
те?..
   Среди темной ночи небо светится, и на нем четко видны  стебли  сухого
репейника. В одном месте стебли сильно закачались. Ото!  Это  неспроста!
Кто-то пробирается через заросли... Показалась голова человека...  Чело-
век приподнялся, повернулся, осматриваясь, и снова бесшумно опустился  в
траву... Свой или враг?.. Закричать, звать на подмогу?  Враг  убежит.  А
если это свой, засмеют, что зря сполошил!
   Торопка вслушивается в каждый шорох и ждет... не покажется  ли  снова
голова?.. Вот опять поднялся неведомый человек, но теперь справа и  бли-
же. Торопка ждет и слышит сиплый шум слева, точно  дыхание  зверя...  Он
чувствует острый запах овчины и шепот... не русский! Непонятная  речь...
Кто-то затаился совсем близко от  него...  Заметит,  поразит  мечом  или
стрелой... Нельзя медлить!.. Надо его опередить...
   "Может, славу получу перед стариками за отвагу?" -  вспоминались  не-
давние думы. Рогатина в руках наготове, ее конец отточен, как жало.
   Все силы напряг Торопка и бросился  вперед.  Рогатина  воткнулась  во
что-то упругое... Стон, хриплый, сдержанный, чтобы себя не выдать, и жа-
лобный... В то же мгновение тяжелая туша навалилась на  Торопку.  Другая
туша свалилась под ноги. Жесткие ладони  обхватили  лицо,  сдавили  нос,
пальцы крепко сжимают рот, не дают вздохнуть...
   Торопка забился, стараясь вывернуться, но  прибавилась  еще  тяжесть.
Кто-то душит горло... Нельзя ни крикнуть, ни застонать. Его  волокут  по
земле. Как дать знать отцу? В беде отец сына не оставить...  Но  Торопке
трудно дышать, не только крикнуть... Его тащат  через  заросли,  колючки
засохшего репейника царапают и рвут одежду.  Руки,  жесткие  и  сильные,
пахнут чужим запахом. Ему заталкивают тряпку в рот,  завязывают  лицо...
Ноги и руки крепко спутаны веревками...
 
   Глава девятая. ТАТАРЫ ПОШЛИ!
 
   В лето от сотворения мира 6745 (1237 г.)
   пришел безбожный царь Батый на русскую
   землю со множеством воинов татарских и
   стал на реке Воронеже, близ Рязанской
   земли.
   Летопись.
 
   Татары шли на север тем путем, что  позднее,  протоптанный  крымскими
татарами, стал называться Калмиусским шляхом, по водоразделу между Доном
и Донцом. Здесь дорога была легкая, не приходилось переправляться  через
многоводные реки; поздний снег слегка запорошил степь, кое-где в оврагах
ветром намело сугробы. Бурьяна, репейника было много для костров.  Степ-
ных пожаров осенью не было, и увядшая трава - готовый корм неприхотливым
татарским коням - лежала повсюду, прибитая осенними дождями. Вели  татар
половецкие проводники. Татары шли отдельными отрядами, родами и  колена-
ми, тысячными скопищами коней, держась широкими  развернутыми  крыльями.
Была особая ревность и соперничество между отдельными отрядами и  племе-
нами, да и грозные приказы Субудай-багатура требовали, чтобы  не  смеши-
ваться, не попадать на чужую стоянку.
   Татарский всадник, почему-либо отставший, затесавшийся  в  чужой  ла-
герь, встречал насмешливые возгласы:
   - Ойе, бродяга, шатун! Какого племени?
   Отставший должен был ответить  своим  боевым  ураном:  "Уйбас",  или:
"Э-э, буганам кайда куянм", или другим,- и сейчас же получал ответ:
   - Токсабаец! Сразу видно: токсабайцы коня с  пришитым  хвостом  купи-
ли!.. Джузнаец никогда не может найти свою плеть, засунутую за  спину!..
Карабиркли заснул на краденом коне, а тот привез вора к хозяину!
   Каждый отряд через гонцов поддерживал связь со своим ханом, а тот - с
главной ставкой, в которой  находились  распоряжавшиеся  всеми  войсками
джихангир Бату-хан и с ним его военный советник, одноглазый  Субудай-ба-
гатур.
   Одиннадцать царевичей-чингизидов шли каждый со своим отдельным  туме-
ном в десять тысяч коней. Особые военные советники, приставленные к  ца-
ревичам, держали в своих руках всю власть над воинами. Царевичи проводи-
ли время беззаботно, охотились с  борзыми  и  соколами  и  пьянствовали,
вполне полагаясь на своих советников, прошедших суровую  школу  войны  в
походах грозного Чингиз-хана.
   Бату-хан вел все отряды на север широким фронтом, особыми  тропами  в
определенные места,  указанные  строгими  повелениями  Субудай-багатура.
Кипчакские проводники, охраняемые монгольскими  дозорными,  под  страхом
казни отыскивали места для стоянок.
   В этом походе трехсоттысячного войска на север коренных монголов было
мало, всего около четырех тысяч, но  в  разноязычной  армии  они  играли
главную роль, являясь руководителями, военными советниками, телохраните-
лями чингизидов. Они же наблюдали за  порядком  и  выполнением  приказов
главной ставки - "орьги".
   Всадники шли налегке, без юрт. Спали они на земле, близ пасущихся ко-
ней: ведь потерять коня в походе - это верная гибель в бескрайней степи!
Многие воины имели двух или несколько коней и в  пути  пересаживались  с
одного коня на другого.
   Шатры и разборные юрты полагались только самым