атары перевалили через стену. Савелия они не  тронули,-
им было не до него. Стараясь перегнать друг друга, побежали они к детин-
цу, где были княжеские хоромы, кладовые, склады и скотные дворы.
   Савелий попал в волну убегавших рязанцев, которые, отбиваясь  от  та-
тар, теснились к выступу стены, нависшей над рекой.  Рязанцы  перелезали
через стену, скользили по обледенелым накатам и падали в реку в том мес-
те, где был проломан лед. У кого хватало силы, тот переплывал реку и бе-
жал полем в сторону леса.
   Татары спешили поскорей начать грабеж и  не  преследовали  убегавших:
"Далеко не уйдут, все равно наши будут".
   В числе немногих спасшихся был Савелий. Несмотря на ледяную воду,  он
переплыл Оку. В мокрой одежде, с топором за поясом, он вылез на противо-
положный берег и остановился. В последний раз оглянулся на Рязань.
   В вихре пламени и дыма выделялись колокольни горевших церквей.  Саве-
лий ясно слышал покрывавший вой и крики победителей равномерный одинокий
звон набатного колокола, в который продолжал бить слепой звонарь.
   Так, до последнего вздоха, пока его не прикончил разъяренный татарин,
звонил старый слепой звонарь, призывая русский люд на защиту родины.
 
   Глава одиннадцатая. ПРОЩАНИЕ С ПАВШИМИ
 
   Штурм окончен. Пожар угасал. Рязань, за ночь засыпанная снегом, вся в
обугленных развалинах, лежала как страшно  изуродованная  покойница  под
парчовым серебристым покровом.
   Бату-хан пожелал проехать через покоренный им стольный  город.  Гонцы
поскакали в ближайшие отряды "непобедимых" с приказом через день к  вос-
ходу солнца выстроиться против ворот Рязани.
   Татарские отряды растянулись неровной волнующейся линией вдоль берега
замерзшей Оки. Сотни построились в десять рядов. Перед  каждой  полусот-
ней, с копьем, увенчанным цветным лоскутом, сидел на коне лихой багатур.
Сотню возглавлял полновластный джагун. Позади неподвижно  застыли  бара-
банщик с двумя котлами, обтянутыми кожей, трубач с  рожком  на  перевязи
через плечо и щитобоец с круглым медным гонгом.
   Сотни заметно поредели. Во многих десятках не хватало где по  одному,
где по три всадника. Среди оставшихся было немало перевязанных - со сле-
дами русских мечей и стрел.
   Вдоль реки, на скатах городских валов и на  дороге,  валялись  трупы.
Голые человеческие тела, уже запорошенные снегом, лежали в самых  необы-
чайных положениях: одни - свернувшись, другие - раскинув  руки  и  ноги,
некоторые - упав головой вниз, в выбоину. Из глубокого снега торчали ра-
зутые ноги, на которых сидели крикливые галки.
   Тысяча "непобедимых" уже давно выстроилась вдоль реки.  Кони  застоя-
лись и тянули повод. Вдали протрубил боевой рожок. Другие рожки повтори-
ли сигнал. Джагун первой сотни проревел:
   - Внимание и повиновение!
   - Внимание и повиновение! - повторили за ним сотники и десятники.
   Воины выпрямились, подобрали поводья. Тысяча  замерла  в  напряженном
ожидании.
   Из посада, со стороны уцелевшей  от  пожара  церкви,  выехала  группа
всадников. Впереди скакали трое, средний держал белое пятиугольное знамя
с девятью широкими развевающимися лентами. Под  золотой  маковкой  копья
висел рыжий конский хвост жеребца Чингиз-хана. На знамени был вышит  зо-
лотыми нитками кречет, державший в когтях ворона.
   Позади ехал другой всадник. Он вез воткнутую на копье голову  рязанс-
кого воеводы Вадима Данилыча Кофы. Глаза были закрыты,  лицо  строгое  и
спокойное; ветер развевал длинную седую бороду и серебряные кудри.
   Далее, два скорохода в белых кафтанах, белых замшевых сапогах и высо-
ких белых шаманских колпаках вели под уздцы ослепительной красоты белого
жеребца с черными горящими глазами. Он изгибал  шею,  перебирал  легкими
ногами с черными копытами и плясал, стараясь вырваться. Покрытый малино-
вой бархатной попоной с золотыми вышивками, конь, как нарядная  игрушка,
блистал в лучах утреннего солнца.
   Монголы с почтением смотрели на белого коня. Они верили, что  на  нем
невидимо едет бог войны Сульдэ, любящий монголов, давший им новую  побе-
ду.
   - Бату-хан своеволен,-шептали монголы.-Сегодня  он  посвящает  белого
коня богу Сульдэ, а захочет - завтра сам на нем поедет. Сегодня  он  сел
на вороного коня урусутов, а завтра взберется на бурого медведя...
   Бату-хан ехал на рослом вороном жеребце с белыми до  колен  ногами  и
белой отметиной на лбу. Джихангир был в  серебристой,  переливающейся  в
солнечных лучах кольчуге и в золотом шлеме с длинным белым пером. На ко-
не была серебряная с золотыми бляхами сбруя, чепрак, расшитый  золотом,-
все сделанное русскими мастерами. Конь был убран так, как обычно  ездили
русские князья.
   За джихангиром на разукрашенных жеребцах ехали ханы. Среди них  выде-
лялся странный толстый и сутулый Субудай-багатур на саврасом  коротконо-
гом иноходце в самой простой ременной сбруе.
   Бату-хан проехал вдоль линии войск. Татары и  монголы  кричали:  "Ур-
рагх!". Им вторили кипчаки: "Яшасын!"
   Джихангир повернул обратно. Сотня "непобедимых" отделилась и последо-
вала за ним. Бату-хан со своей свитой переехал реку, где на льдинах чер-
нели большие промоины и человеческие трупы.
   Городские ворота были уже расчищены. У стены работали пленные. За ни-
ми присматривали монгольские воины, держа на правом плече блестящие кри-
вые мечи.
   Город был совершенно разрушен. Деревянные дома сгорели.  Повалившиеся
обугленные бревна чадили. Пахло паленым мясом. Из тлеющих пожарищ стека-
ли грязные ручейки.
   Бату-хан подъехал к развалинам соборной церкви и поднялся на каменное
возвышение, возле которого прежде собирался народ. Здесь еще  сохранился
почерневший от дыма медный колокол. Перекладины, на  которых  он  висел,
обгорели, и колокол-вечник боком лежал на снегу.
   Мрачное зрелище открылось перед глазами монгольского владыки. На  се-
редине площади были сложены бревна, доски, двери, оконницы, колеса,  са-
ни, оглобли и обугленные остатки рязанских домов.  На  этой  груде  пра-
вильными рядами тесно лежали мертвые воины Бату-хана - монголы,  татары,
кипчаки, все, кто пал, штурмуя Рязань.
   Сколько их? Кто сосчитает! Кто узнает, откуда они родом? Кто  скажет,
что будет с юртами, где целыми днями родные глаза смотрят на запад, ожи-
дая возвращения сына, отца, брата, обещавшего вернуться с конями и верб-
людами, нагруженными богатой добычей?..
   Безмолвные, со страшными ранами,  с  застывшими  лицами,  искаженными
страданием, лежали они на спине, уставив открытые глаза в чужое холодное
небо.
   Шумливые спутники джихангира затихли при виде недавних товарищей. Они
ушли навсегда в тот неведомый небесный мир, где за облаками умершие вои-
ны призрачными тенями собираются в отряды Священного Воителя. Так  учили
шаманы...
   Мертвые воины оставались в своих обычных одеждах. Никто не  осмелился
бы снять с покойника синий чапан или расшитую узорами  безрукавку:  воин
должен явиться к тени Чингиз-хана в благообразном виде, У многих  воинов
на груди стояла медная или деревянная чашка, наполненная зерном или  ку-
сочками мяса. Выдающиеся багатуры уходили в царство сказок  и  песен  со
своим кривым мечом, привязанным к застывшей ладони.
   В наступившей тишине прозвучал протяжный жалобный стон. Он донесся из
середины нагроможденных обледеневших тел. Стон повторился, отчетливо до-
неслись слова:
   - Тяжело... Воды!..
   Монголы заволновались:
   - Нельзя разбирать священный костер!..
   Бату-хан оставался неподвижен. Он процедил сквозь зубы:
   - Начинайте скорей!
   Один из приближенных ханов сказал нараспев:
   - Счастлив тот, кто вместе с  багатурами,  павшими  за  величие  мон-
гольского улуса, улетит, захваченный дымом священного костра! Он попадет
за облака в алмазный дворец бога Сульда!
   Загремели барабаны. Затрубили рожки. Тридцать шаманов в  белых  одеж-
дах, с медвежьими шкурами на плечах, издавая пронзительные вопли,  прип-
лясывая и ударяя в бубны, пошли вокруг огромного костра. Некоторые  мон-
голы, потерявшие близких, сойдя с коней, последовали за шаманами, подняв
в правой руке шелковый расшитый платок.
   Китайские мастера с восьми сторон подожгли паклю, намоченную  горючей
жидкостью. Черный дым заклубился над костром и быстро побежал  по  сухим
бревнам и доскам. Пламя разгоралось, охватывало лежащие тела  и  желтыми
языками взлетало к небу.
   Жар становился все сильнее. Монголы попятились от костра, ни никто не
смел удалиться, пока джихангир, неподвижный и  молчаливый,  прощался  со
своими нукерами. Джихангир не уезжал, ожидая, пока его верные  слуги  не
пошлют ему прощального привета.
   Пламя облизывало трупы. Промасленная одежда вспыхивала желтыми языка-
ми. От жара трупы шевелились, скрючивались, двигали руками. Мертвый мон-
гольский сотник, большой и могучий, приподнялся и точно прощаясь, повер-
нул голову, оглянулся на стоящих вокруг боевых товарищей.
   Воины, прикрывая глаза ладонями, жадно вглядывались в огненные  языки
и клубы сизого дыма. Им казалось, что багровые языки пламени  обращаются
в призрачных скачущих всадников на коротконогих монгольских конях, кото-
рые в снопах ярких искр взметаются вверх, улетая  в  заоблачный  мир,  в
священное царство воинственного правителя, Чингизхана...
   Жар стал нестерпим. Горячий вихрь закрутился по площади. К небу поле-
тели раскаленные головни и обломки досок. Бату-хан,  закрываясь  руками,
крикнул:
   - Бай-аралла, баатр дзориггей!.
   Он хлестнул плетью коня и, вырываясь  из  дыма,  поскакал  с  площади
вниз, к реке. За ним, звеня оружием, теряя порядок и сталкиваясь, помча-
лись монгольские всадники с прощальными криками:
   - Байартай! Байартай!
   Подожженная поминальным костром  Рязань  загорелась  вторично.  Целые
сутки были видны вспышки огней и доносился удушливый запах паленого  мя-
са.
   Войско отдыхало три дня. Воины резали пригнанный скот. Ханы ели варе-
ную жеребятину и пили вино, найденное в подвалах рязанского князя. Прос-
тые нукеры пили чай, сваренный с коровьим салом и мукой, и переговарива-
лись шепотом;
   - Гей, о-й-о! Если при штурме каждого города  будет  гибнуть  столько
воинов, то много ли багатуров вернется на родину... Чуй! Не будем думать
о завтрашнем дне! Сегодня будем веселиться, пить и наедаться!..
 
   * 6. ЧЕРНАЯ ТУЧА НАД РУССКОЙ ЗЕМЛЕЙ *
 
   Приде весть зла...
   смятошася люди.
   Летопись.
 
   Глава первая. "СКРИПИТ!"
 
   Долгой зимней ночью на каменной стене стольного города Владимира-Суз-
дальского стоял дозорный. На нем был бурый армяк, надетый поверх  овчин-
ного полушубка. Похлопывая ногой об ногу, дозорный ходил взад  и  вперед
от одной бойницы до другой, и новые лыковые лапотки его поскрипывали  на
хрустевшем снегу. На уши он надвинул собачий меховой треух. Его  жесткая
борода стала серебристой от инея, глаза зорко посматривали по сторонам и
вдаль, туда, где засыпанные снегом  леса  дремали  в  голубоватом  свете
ущербной луны.
   Дозорный Шибалка следил за дорогой на юг в сторону Рязани. Там, гово-
рят, рубятся. Какие вести прилетят оттуда? Отбили рязанцы безбожных  та-
тар, напирающих из Дикого поля, или вороги обошли город стороной  и  те-
перь скачут по снежным полянам через суздальские погосты прямо на Влади-
мир?
   Шибалка стар. Но по-прежнему крепко держит копье его жесткая мозолис-
тая рука. По-прежнему Шибалка готов идти биться туда, где  чуется  опас-
ность для родной земли. Многое может вспомнить старый воин, и сейчас тя-
желые думы охватывают его, как серые тучи, медленно ползущие по небу.
   Город мирно спит. Ни звука, ни шороха в морозном неподвижном воздухе.
   Тонкие, будто детские, голоса послышались внизу, под стеной.  Шибалка
прислушался.  Голоса  приблизились.  Три  тени,  вынырнув  из-за   угла,
скользили по стене. Три мальчика в длинных шубейках, прижимаясь  друг  к
другу, быстро семенили лапотками.
   - Кто идет? Зарублю! -  сказал  хриплым  голосом  Шибалка  и  стукнул
копьем.
   - Дедушка Шибалка, не серчай! Это я,  Булатко!  -  ответил  голос.-Со
мной соседские, Поспелка и Незамайка!
   - Вижу, что ты, бесенок! Чего не спите? Зачем ночью по стене бродите?
Князь узнает,- распалится!
   - Мы, дедушка, только посмотреть, что такое скрипит?
   - Чего?
   - Вот он, Незамайка, говорит, что земля стонет. А я смекаю, не татары
ли ползут к нам? Если придут татары, мы тоже хотим драться с ними,-  ка-
жись, не маленькие! Вот мы и прибежали узнать, что за скрип?
   - Ишь, чего выдумал! Какой такой скрип? - сказал Шибалка.
   - Да ты сними колпак, в нем не слыхать.
   Шибалка снял меховой треух и наставил ухо. В тишине  лунной,  голубой
ночи ясно доносился отдаленный неумолчный  скрип  и  звуки,  похожие  на
приглушенные голоса и тонкий плач.
   Шибалка пристально смотрел вдаль, желая понять, что за стон,  что  за
горе несется из глубины снежных полей.
   - Смотри-ка туда, дедушка!
   Шибалка махнул рукой.
   - Эх вы, малые ребятки! Да это Зима ходит по полям в медвежьей шкуре,
стучится по крышам, будит баб ночью топить печи. За Зимой бредут  метели
и просят дела: засыпать снегом обоз или заморозить  запоздавшего  путни-
ка... А Зима идет лесом, сыплет из рукава иней, идет по реке и под  сле-
дов своим кует воду льдом на пять локтей... Вот откуда скрипит и потрес-
кивает,-то метелица бабьим голосом воет!..
   Но мальчики не успокоились, а продолжали  всматриваться  и,  указывая
вдаль, говорили:
   - Да вот там, дедушка, на реке!..
   Луна выплыла из-за туч, и в мерцающем  серебристом  свете  были  ясно
видны кони, сани, шагавшие люди, двигавшиеся по укатанной  дороге  вдоль
реки. Несмолкающий тягучий скрип полозьев, и  жалобный  тонкий  плач,  и
всхлипывания нарушали торжественную тишину морозной  ночи.  Люди  и.кони
тонули в голубом тумане, а за ними появлялись  новые  обозы  розвальней,
которые опять, как тени, почти бесшумно, с легким поскрипыванием уходили
вперед.
   - Кто это там едет? - спрашивал мальчик.
   - Это сбеги... спасаются в леса. Знать, татары близко...
   - Дедушка! А какие такие татары? Ты видел их?
   - Не видел, а слышал, что эти дикие люди не имеют смысла человеческо-
го, живут со скотом в Диком поле и злобою всех одолевают.
   - А нас они тоже одолеют? Придут они сюда?
   - Может, придут, а может, их уже порубили и отогнали рязанцы.  С  та-
бунщиками драться надо, что с медведем: коли побежишь от него, он  дого-
нит и задерет, а как полезешь на него с рогатиной, так опрокинешь его  и
будешь с медвежьей шкурой.
   - Глянь-ка: сюда сбеги едут! А за ними воины на конях. Не  татары  ли
это?
   Вереница саней направлялась к воротам крепостной стены; за ними  сле-
дом ехала группа всадников. Лунный блеск вспыхивал на коротких копьях  и
железных шишаках, на пластинках нагрудных броней.
   Шибалка схватил колотушку и начал ударять в висевшее между  бойницами
чугунное било, подымая тревогу, вызывая стражу.
   Груженые розвальни и десятка два всадников подъехали к запертым  кре-
постным воротам, прозванным "Золотыми".
   Снизу отчетливо доносились разговоры  прибывших.  Некоторые  всадники
сошли с коней и стучали в ворота.
   На стену прибежали воины и медленно поднялся, запахивая медвежью  шу-
бу, степенный сотник.
   - Кто такие? - крикнул он со стены,
   - Князь Роман Ингваревич с важной вестью из Рязани.
   - А другие возчики кто такие?
   - Пустите в город. Пострадали от безбожных татар. Мы  -  сбеги.  Ищем
тихие места.
   - Какие у нас тихие места! Ждем ворогов каждый день! Князя с его дру-
жинниками пустим, а вы поезжайте в дальние. погосты, там и отдохнете....
   На нескольких санях послышались крики и плач. На стене  толпа  воинов
прибавилась. Часть их спустилась  к  воротам.  Тяжелые  дубовые  створцы
раскрылись, пропустили всадников и снова закрылись.
   Сбеги, громко проклиная владимирцев и их князя Георгия Всеволодовича,
поехали дальше искать крова и приюта.
 
   Глава вторая. ДЛАНЬ КНЯЗЯ ШИРОКА И ПРИЖИМИСТА
 
   Князь Георгий Всеволодович суздальский был высок, плечист и  дороден.
Окладистая полуседая черная борода украшала могучую грудь. Взгляд темных
строгих глаз из-под черных бровей пронизывал насквозь, приводил  в  тре-
пет. Когда князь стоял в соборе на узком шемаханском ковре, отставив но-
гу в пестром сафьяновом сапоге с серебряной подковкой, и, заложив  левую
руку за золотой пояс, правой истово совершал крестное знамение,  касаясь
перстами белого открытого лба, золотой  пуговицы  на  животе  и  широких
плеч, молящиеся дивились его величественным движениям,  любовались,  как
степенно он оправлял вьющиеся полуседые темные волосы и откидывал их на-
зад.
   В народе говорили, что "хозяин он крепкий  и  прижимистый,  спуску  и
поблажки никому не дает". Когда он отправлялся по  княжеству,  никто  не
мог отвертеться от дани и подарков, со всякого  он  умел  получить  хоть
шерсти клок.
   Он считал себя на голову умнее и смышленнее всех, любил каждого  поу-
чать и не терпел спорщиков:
   - Ты еще молод, чтобы мне перечить! Если бы ты на моем стольце  поси-
дел, то многому бы научился и многое бы понял! Богом указано мне княжить
и судить людей.
   Когда пришли первые вести о нашествии на булгарское царство неведомо-
го народа татар и мунгалов, а затем, когда толпы булгарских сбегов с же-
нами и детьми начали прибывать в Суздальское  княжество,  князь  Георгий
Всеволодович только посмеялся:
   - Ну, что ж! Булгарам худо, а мне оттого лучше. Милости просим, гости
многоценные, скусники кожевенники и сафьянники! Всем место найдется. Мне
такие мастера нужны. Я их расселю по разным городам,  пусть  сколачивают
дубильные чаны, пусть мочат и мнут кожу, пусть шьют  сапоги.  Через  год
все мои бояре и старшие дружинники будут ходить не в лаптях-шептунах,  а
в кожаных сапогах.
   И князь расселил булгарских кожевенников в Кинешме и в других городах
княжества, и стали они выделывать разные кожи - бычьи,  конские,  козьи,
кабаньи - и шить из них сапоги, черевья и чеботы.
   Пришли новые вести: татары появились в Диком поле близ рязанских пре-
делов. Князь нахмурился, но не особенно встревожился:
   - Рязанцы всегда носы задирают, своего князя  "государем"  зовут.  Мы
же, суздальцы, рязанцев били и их город сожгли, князей и бояр  рязанских
сажали в порубы, а мужиков рязанских расселяли у себя по дальним  погос-
там. Казалось, Рязань никогда уже не оправится,- а вот гляди! Снова  за-
селилась и растет Рязань пуще прежнего, как трава-лебеда на пожарище...
   Когда рязанцы направили во Владимир прибывших к ним татарских  послов
- двух соглядатаев и чародейку,- князь Георгий  Всеволодович  принял  их
пышно, показывал свое богатство и могущество:  сам  сидел  на  золоченом
кресле и в парчовом кафтане; бояре и боярыни были в парчовых и аксамито-
вых одеждах. С послами говорил он властно, не подслащивая свои речи.  Он
отослал их обратно, одарив помалу, не так, как мог бы.
   Рязанцы прислали к нему  челобитчиков.  Оставив  свою  гордость,  они
слезно просили подмоги:
   - Присылай свои полки! Сам веди их, главенствуй над рязанской  ратью!
Надо соединиться, станет русская сила грозна. Половецкие лазутчики доно-
сят, что бесчисленно татарское войско, что и не бывало еще  такого.  На-
добно всем, кто может, схватить топоры, грудью встретить ворогов,  иначе
обратят они русские земли в золу и пепел.
   - Ишь, как испугались, невесть чего выдумали!-ответил  князь  Георгий
Всеволодович. Сам прийти отказался и от своих полков не захотел дать  ни
одного ратника: - Вы бы, рязанцы, раньше подумали с Владимиром и  Сузда-
лем в дружбе жить и смуту с нами не заводить. А коли ко мне сюда  татары
и мунгалы докатятся, я сам с ними справлюсь.
   Уехали рязанцы ни с чем. И пришлось полкам рязанскому, пронскому, му-
ромскому и зарайскому одним выйти в Дикое поле, чтобы задержать  татарс-
кий набег.
   Бояре стали осторожно спрашивать князя, что он будет делать, если та-
тары прискачут к стенам стольного города Владимира?  Георгий  Всеволодо-
вич, грозно поводя очами, сказ