, навалившиеся на Торопку.  Он  крях-
тит, шепчет непонятные слова. Торопке стало свободнее, он может  двинуть
второй рукой. Еще нужно вытащить ноги из-под трупа  лошади.  С  крайними
усилиями это удается.
   Торопка приподымается, садится. Знахарь ощупывает голову, плечо.  Во-
лосы на голове слиплись от крови. Затылок саднит, правая рука плохо дви-
гается. Знахарь опускается на корточки, осторожно расстегивает полушубок
Торопки, открывает плечо, залитое черной, запекшейся кровью. Он  достает
цветную тряпку, мочит ее из бутылки,  перевязывает  рану  и  застегивает
снова полушубок.
   - Здоров буди! - Он указывает рукой себе на грудь и говорит:  -  Зна-
кар, Хаджи Рахим!..
   Тихими, спокойными шагами знахарь удаляется,  направляясь  туда,  где
слышатся новые стоны. Торопка сидит на боку павшего коня и  думает.  Что
теперь делать? Куда девались татары? В какую сторону ушли? Надо пройти в
лес, где стоит привязанный голодный конь. Надо  вывести  его  и  лесными
тропами пробраться домой, назад, в Перунов Бор. Два друга у  него  оста-
лись - конь и Пегаш, Где отец? Не погиб ли он в этой страшной битве? Его
надо разыскать...
   Торопка старается втолковать это Погашу, который повизгивает, переби-
рает нетерпеливо передними лапами, желая понять, что от него требует хо-
зяин.
   - Пегаш! Побегай по полю, загляни в лица павших, нет ли нашего хозяи-
на? Где хозяин? Где хозяин? Поищи!
   Торопка гладит Пегаша по морде и толкает в сторону поля:
   - Ищи, где Хозяин!
   Пегаш бросается со всех ног, несется  вперед,  прыгает  через  трупы,
ищет, обнюхивает, кружится и вдруг останавливается, лает и  воет  тонким
голосом.
   Торопка встает, осторожно шагает через лежащие тела. Ноги,  отдавлен-
ные тяжелым конем, еще плохо слушаются, но Торопка все же заставляет се-
бя идти вперед.
   Торопка ускоряет шаги. Вероятно, Пегаш нашел отца. Верный  пес  стоит
около нескольких тел, упавших в беспорядке, как  их  настигла  татарская
стрела или копье.
   С дрожью и робостью Торопка приближается, склоняется над  неподвижны-
ми, уже запорошенными снегом телами... Нет! Это не отец! Молодое, краси-
вое, но бледное, как воск, лицо... Это мальчик. Глаза, серые с  длинными
ресницами, спокойно смотрят в небо. На ресницах искрятся белые снежинки.
На щеках заметны мелкие веснушки, красивый рот полуоткрыт, точно  шепчет
ласковые слова...
   Какое знакомое лицо!.. Вешнянка! Как ты сюда попала? В одежде мальчи-
ка!.. И тебя сразил страшный удар татарина!
   Торопка присел около неподвижного тела... Вот  лежат  еще  девушки  в
мужской одежде, и они бились с татарами за родину!
   Осторожно наклонился Торопка и коснулся губами мертвого лица. Вешнян-
ка!.. Он вспомнил ее ласковую улыбку и грустные речи при прощании...
   - Вешнянка! - шептал Торопка. - Скажи  хоть  одно  слово,  последнее,
прощальное! Ты обещала дождаться меня! И вот дождалась встречи  на  этом
мертвом, скорбном поле!..
   Он еще раз коснулся ледяных губ, потрогал руки холодные и  твердые...
Затих и задумался.
   Вдруг заунывные звуки пронеслись в тихом морозном  воздухе.  Знакомая
песня, какую он не раз слышал дома, в Перуновом  Бору  на  кургане,  где
теснились родные могилки. Пел женский голос, тонкий и  высокий,  к  нему
пристал второй голос, низкий и грудной. Потом оба голоса,  точно  обняв-
шись, слились вместе. Звуки плавно неслись над затихшей нежной равниной,
где, словно прислушиваясь, лежали с расклеванными глазами мертвые  русс-
кие ратники.
   Тонкий голос жалобно пел:
 
   Укатилось красное солнышко
   За горы оно да за высокий,
   За лесушки оно да за дремучий,
   За облачки оно да за ходячий,
   За часты звезды да подвосточныи...
   Покидат меня, победную головушку,
   Со стадушком оно да со детиною.
   Оставлят меня, горюшу, горе-горькую,
   На веки-то меня да вековечные!
 
   Второй низкий голос продолжал:
 
   Подходила скорая смеретушка,
   Она крадчи шла злодейка-душегубица,
   По крылечку ли она шла да молодой женой,
   По новым ли шла сеням да красной девушкой,
   Аль каликой она шла перехожею;
   Потихоньку она да подходила
   И черным вороном в окошко залетала;
   Скрытно садилась на крутоскладно изголовьице
   И впотай ведь взяла душу со белых грудей...
 
   Пошатываясь от слабости, Торопка подошел к певшим женщинам. Они сиде-
ли  полукругом.  В  середине  на  снегу  лежали  рядом  трупы  ратников.
Большинство женщин было одето по-мужски. Возле них валялись на снегу то-
поры и рогатины. Женщины замолчали. С робостью и  любопытством  смотрели
они на подходившего Торопку.
   - Здоровы будете! Можно ли к вам положить еще одну девушку?
   - Иди, иди к нам. Ты откуда?
   - Из-под Рязани...
   - Поболезнуем и о ней. Вместе с нашими семеюшками похороним, как смо-
жем, без домовины.
   Две женщины встали, пошли за Торопкой. Они перенесли Вешнянку,  поло-
жили ее рядом со своими покойниками. Торопка сидел на снегу и слушал,  а
женщины продолжали петь то вместе, то по очереди:
 
   Ты расти, моя тоска, травой незнаемой,
   Процветай да всяким разныма цветочками,
   Мимо людушки бы шли да любовалися.
   Шли бы старые старушки - порасплакались,
   Стогодовые старики да поужахнулись...
 
   Бесшумными шагами подошел к сидевшим Хаджи Рахим. Он приблизился  так
тихо, что женщины вздрогнули и замолчали. Он сделал приветственный знак,
приложив руку к груди, к устам и ко лбу.
   - Крестится - по-ихнему! - сказал - чей-то - голос. - Кто такой?
   - Это знахарь татарский, - отвечал Торопка. - Святой, вроде как  юро-
дивый. Всех без отказу лечит, что своих, что наших,  и  ничего  зато  не
спрашивает.
   Хаджи Рахим долго стоял, опершись на посох,  и  неподвижными  глазами
смотрел на лежавших покойников. Он стоял так долго, что женщины,  перег-
лянувшись, начали снова заунывно петь. Пегаш,  поджав  хвост,  осторожно
подошел сзади к чужому знахарю и обнюхал полы его одежды.  Потом  равно-
душно отошел в сторону и, свернувшись, лег в ногах у Торопки.
   Хаджи Рахим повернулся и поднял руку. Его черные глаза блестели,  от-
ражая огоньки костра. Певшие  затихли...  Он  говорил  горячо,  вставляя
русские слова. Женщины, раскрыв рты, внимательно слушали.
   - Вишь, чего он говорит! И не понять - ученый! - зашептали женщины.
   А татарский знахарь снова повторил рукой приветственный жест  и  мед-
ленными шагами удалился в темноту.
 
   Глава семнадцатая. ОСТАНОВКА БЛИЗ ИГНАЧ-КРЕСТА
 
   Пишет Хаджи Рахим: -...Я видел смерть вокруг себя. Копье, меч и стре-
лы пока меня пощадили. Но я знаю, что острие несчастья продолжает висеть
надо мной и поразит в тот миг, когда я менее всего буду ждать его...
   При тусклом свете бледного полумесяца Хаджи Рахим пошел лесной  доро-
гой, где проехали тысячи татар. Кони измололи  снег,  ноги  скользили  и
проваливались.
   На перекрестке дорог Хаджи Рахим услышал свое имя. Кто-то  звал  его.
Показались четыре всадника. Один держал в поводу его пятнистого Барсика.
Это были Арапша и татарские воины.
   Арапша сошел с коня, поцеловал руку Хаджи Рахима и провел ею по своим
глазам.
   - Я твой мюрид и не смел оставить тебя в час бедствия. Твой конь ска-
кал без всадника между монгольскими отрядами, джихангир заметил и  узнал
его. Он приказал мне вернуться и разыскать твое тело. Урусуты,  конечно,
зарезали бы тебя, если бы ты им попался.
   - Урусуты такие же люди, как и мы все, - сказал Хаджи Рахим. - Я  по-
могал раненым урусутам и слушал их погребальные песни.  Они  не  сделали
мне зла. Рука судьбы и добрый друг снова вытащили меня из  колодца  нес-
частья.
   Арапша придержал стремя и помог Хаджи Рахиму сесть на пятнистого Бар-
сика.
   Всю ночь и утро монгольское войско продвигалось в направлении богатой
северной урусутской столицы Новгорода. Но к полудню идти вперед уже ста-
ло невозможно. Кони постоянно проваливались по брюхо в рыхлый снег. Рос-
тепель обращала еще недавно крепкие дороги в набухшие бурные потоки. Ко-
ни падали. Всадники, подымая их, выбивались из сил. Проводники из  плен-
ных урусутов говорили, что дальше дорога будет еще хуже, что на  пятьде-
сят дней всякая езда по дорогам прекратится, пока поднявшаяся вода в ре-
ках не утечет в море.
   Бату-хан был в ярости. Он сам зарубил урусута, который громко  смеял-
ся, широко раскрывая рот, при виде проваливавшихся в болото воинов.  Ба-
ту-хан говорил:
   - Для смелого и упорного нет преграды. Проводники нарочно завели  нас
в эти болота, чтобы погубить, но мы будем сильнее и хитрее их. Мы  добе-
ремся до славного торговлей богатого Новгорода!
   Воины стали громко роптать. На одном перекрестке, где был вкопан  вы-
сокий, в три человеческих роста, деревянный крест, войско  остановилось.
Татары сошли с коней, чтобы дать им передышку. Субудай-багатур посовето-
вал обратиться к богам-покровителям и призвать шаманку Керинкей-Задан.
   Она подъехала на небольшой черной лошади, обросшей за  время  морозов
густой лохматой шерстью. Увидев Бату-хана, шаманка стала бить  в  бубен,
прыгать в седле и выкрикивать слова молитв и заклинаний.
   - Скажи, служительница заоблачных богов, - спросил Бату-хан,  -  идти
ли мне вперед, будет ли мне в Новгороде удача, или я там погибну? Спроси
у небожителей.
   Керинкей-Задан, с медвежьей шкурой на плечах и в колпаке  с  нашитыми
птичьими головами, соскочила с коня, приплясывая и ударяя в бубен, забе-
гала по кругу и вдруг, в несколько прыжков, бросилась к одинокой высокой
сосне, стоявшей на поляне.
   - Я поговорю с облаками, посмотрю вдаль! - кричала она.  -  Боги  все
знают, боги все скажут!
   Шаманка ловко вскарабкалась на верхушку сосны и стала  раскачиваться.
Сосна постепенно склонялась в  сторону.  Монголы  закричали:  "Берегись!
Слезай скорее!"
   Сосна наклонялась все быстрее и  наконец  рухнула.  Шаманка  упала  в
снег, пробила лед, бывший под ним, и погрузилась в мутную воду. Она  ба-
рахталась, засасываемая черной вязкой топью...
   - Арканы! Бросайте ей арканы! - кричал Субудай-багатур, Он  отстегнул
от седельной луки аркан и ловко бросил его левой рукой. Конец не  достал
до шаманки. Субудай стал снова наматывать аркан и направил коня ближе  к
гибнущей Керинкей-Задан. Саврасый осторожно шагал, погружаясь по  колено
в снег. Субудай снова бросил аркан, и конец его хлестнул шаманку по  го-
лове. Она ухватилась за аркан  рукой,  продолжая  погружаться  в  черную
грязь. Конь Субудая сделал еще шаг вперед и вдруг тоже провалился. Субу-
дай, пытаясь соскочить с коня, откинулся назад, но лед  трескался,  конь
быстро опускался, ударял ногами и вязнул еще более. Монголы завопили:
   - Непобедимый тонет! Скорей на помощь!..
   Несколько монголов с разных сторон с опаской приблизились к тому мес-
ту, где тонул старый полководец. Черные арканы  мелькнули  в  воздухе  и
захлестнули поднятую руку и шею Субудая. Монголы  напрягались  изо  всех
сил, таща своего начальника. Арканы натянулись, как струны. Субудай кри-
чал:
   - Спасите коня!.. Спасите моего саврасого!
   Монголы выволокли Субудая на дорогу. Его конь провалился по шею,  го-
лова, фыркая, еще несколько мгновений подымалась над  болотом.  Саврасый
заржал отчаянным человеческим криком... Голова исчезла.  Никаких  следов
не осталось от двух жертв жадного болота. Только круглый бубен плавал на
поверхности страшного черного - окна, где навеки скрылись шаманка и вер-
ный конь Субудая.
   Монголы с трудом удерживали вымазанного грязью Субудая, который поры-
вался броситься к коню и кричал:
   - Саврасый! Ты всегда выручал меня из беды! Ты всегда был мудрым  со-
ветником! Как я останусь без тебя, саврасый! Проклятая  урусутская  зем-
ля!..
   Старые монголы, сойдя с коней, обступили тесным  кольцом  своего  на-
чальника и, навалившись, пригнули его к земле:
   - Сиди так и больше туда не смотри! Здесь проклятое место! Урусутские
черные мангусы искали кровавой  жертвы.  Они  проглотили  смелую  Керин-
кей-Задан, они сгубили твоего мудрого неутомимого коня. Здесь мы  должны
остановиться и повернуть назад. Видишь этот  большой  деревянный  крест?
Его урусуты ставят на могилах своих шаманов. Здесь  уже  погибло  немало
путников от руки разбойника Игнача, который бросал убитых им в болото...
Скажи джихангиру, что не надо нам богатого Новгорода. Повернем  назад!..
Другие кони преданно послужат тебе. Выбирай любого!
   Субудай-багатур тряхнул плечами, отбросил монголов и встал. Не  огля-
дываясь на болото, он сел на ближайшего коня  и  подъехал  к  Бату-хану.
Джихангир стоял, держа в поводу своего серого в яблоках жеребца,  потем-
невшего от пота и прилипшей грязи, и кормил его коркой черного хлеба.
   Субудай-багатур сошел с коня и сел на корточках у ног Бату-хана.  Ты-
сячники стали кругом тесной толпой. Все  молчали,  жадно  прислушиваясь,
что решат их начальники. Бату-хан сказал:
   - До сих пор не было ничего, что могло бы удержать меня.  Мое  войско
прошло через пустыни, переплыло многоводный Итиль и другие большие реки.
Теперь урусутские злые мангусы хотят погубить всех  моих  воинов,  когда
реки разольются и обратят дороги в озера. Я поворачиваю назад.  Мы  едем
отдыхать в Кипчакские степи.
   - Назад! В степи! - закричали монголы.
   Радостный клич пронесся по всему  войску,  растянувшемуся  по  черной
разрытой дороге.
 
   Глава восемнадцатая. ЗАТУШИТЬ КОСТЕР НЕПОВИНОВЕНИЯ!
 
   ...За честь нашей родины я не боюсь...
   А если над нею беда и стряслась,
   Потомки беду перемогут!
   А. К. Толстой. Змей Тугарин,
 
   Пишет Хаджи Рахим: - Рука с трудом повинуется, излагая печальные и  в
то же время славные страницы...
   Татарское войско несколькими потоками двинулось из  урусутской  земли
назад в Кипчакские степи. По пути татары захватывали и уничтожали  горо-
да, грабили и сжигали села,  убивали  жителей.  Были  разрушены  Торжок,
Тверь, Волок, Дмитров и другие города. Татары ничего не  жалели,  ничего
не берегли, не рассчитывая поселиться здесь. Пусть  помнят  урусуты  та-
тарскую грозу!..
   Кормов не было. Кони исхудали и дохли. Им приходилось идти по  размы-
тым, вязким, топким дорогам. Встречные речки раздулись после снежной зи-
мы. Где нельзя было найти бродов, приходилось перебираться вплавь. Осла-
бевшие кони тонули, не справляясь с быстрым многоводным течением.
   Повсюду по дорогам валялись сани, нагруженные облезлыми шубами, окро-
вавленными одеждами, мешками, набитыми старыми, изношенными сапогами без
подошв, тряпками, битой посудой, треснувшими деревянными мисками,  пере-
сохшими хомутами и седелками - всем, что попадалось под цепкую татарскую
руку. Все это везли отобранные у крестьян лошади. Для огромной прожорли-
вой татарской орды не хватало ни сена, ни зерна. Голодные, тощие, с  вы-
пиравшими ребрами кони с трудом тащили сани; на раскатах запрокидывались
кверху ногами, не имея сил подняться. Пленные мужики  старались  поднять
коней, - кто за хвост, кто за плечи, и плакали, видя, как беспомощно ле-
жат их кормильцы, обессиленные от голодухи, Монголы посвистывали и  рав-
нодушно бросали целые обозы. Часть татарских войск задержалась у крепос-
ти Козельска, обычно бойкого и шумного  сторожевого  поста  урусутов  на
границе половецкой степи.
   Над татарскими войсками здесь начальствовал  Гуюк-хан.  Ему  хотелось
прославиться громкими победами, но его все время опережали другие воена-
чальники.
   Осада Козельска затянулась. Жители, вооруженные короткими мечами, от-
чаянно дрались, делали ночные вылазки, убивая отдыхавших татар, и  смело
сбрасывали тех, кто пытался взобраться на крепостные стены.
   Гуюк-хан видел, что татарские отряды проходили  мимо,  отправляясь  в
Кипчакские степи. Его воины тяготились трудной осадой, стремясь поскорее
уйти из урусутских болот в приволье Дикого поля.  Гуюк-хан  решил  снять
осаду. Об этом узнал Бату-хан и сейчас же примчался.  Он  обложил  город
тесным кольцом своих - непобедимых. - Бешеные - Субудай-багатура загоро-
дили отступление отряду Гуюка и погнали его обратно к стенам Козельска.
   Город принадлежал малолетнему князю Василию. Защитники города  бились
упорно и резали татар. Захваченные в плен воины говорили:
   - Наш князь - младенец! Мы верные сыны родины и будем драться до пос-
леднего. Мы умрем, если нужно, чтобы оставить о себе в мире добрую  сла-
ву...
   Сорок девять дней стояли татары под Козельском и не могли ничего  по-
делать с мужественными защитниками города. Ни уговоры, ни  обещания,  ни
угрозы не могли поколебать твердости жителей. Наконец под ударами стено-
битных машин стены Козельска были проломаны. Горожане пошли в ножи.  Они
дрались с бешенством отчаяния. Четыре тысячи татар пали в один день. Ря-
дом с ними полегли защитники Козельска. Бату-хан приказал вырезать  всех
без жалости, не оставив ни жен, ни младенцев.
   - Злой город! - сказал он. - Надо стереть его с лица  земли!  Если  я
оставлю без наказания этих дерзких разбойников, здесь будет тлеть посто-
янный костер неповиновения и тайных заговоров. Тогда и булгары, и  морд-
ва, и Рязань, и Владимир. и прочие сто городов - все начнут точить рога-
тины, чтобы ударить мне в спину, когда я поведу войска дальше на  запад.
Пусть знают злобные урусуты, что никто не  останется  без  наказания  за
сопротивление моей священной власти, утвержденной  Великим  Потрясателем
мира, Чингиз-ханом. Если урусуты хотят жить и дышать -  они  должны  мне
почтительно покориться!..
   Нукеры Бату-хана искали повсюду в пылающем  городе  маленького  князя
Василия, но найти его не могли. Некоторые уверяли, что младенец утонул в
крови.
   Не задерживаясь более ни на один день, Бату-хан повел войско  в  Кип-
чакские степи.
   На месте шумного, людного города Козельска были груды золы и каменных
обломков.
   Позади оставалась урусутская земля, покоренная, разгромленная, умира-
ющая...
   - Страна урусутов никогда больше не залечит  своих  ран,  никогда  не
встанет на ноги! Такова моя воля! сказал Бату-хан.
 
   Глава девятнадцатая. ОПЯТЬ СТЕПИ!
 
   Пишет Хаджи Рахим: - Лучшее благо - немедленное! Высшее счастье чело-
века - иметь юрту на родине близ светлого ручья, а кто без конца  скита-
ется по чужим странам, тот погибает без снисхождения!..
   Монгольское войско непрерывным, широко разлившимся потоком  продвига-
лось на юг через Кипчакские степи. Солнце раскрыло свои бирюзовые дверцы
и, ослепительное и горячее, смотрело с небес на широкую равнину, по  ко-
торой ехали всадники, довольные и веселые, распевая песни, бесконечные и
однообразные, как степные дороги. Взлохмаченные  истощенные  кони  жадно
тянулись к первым зеленым побегам степной травы.
   Порывы весеннего ветра доносили аромат вереска и полыни, который сме-
нялся острым запахом тления от валявшихся повсюду  растерзанных  зверями
трупов.
   Отлогие увалы сменялись долинами, где еще белели сугробы тающего сне-
га и поблескивали недолговечные весенние озерки. Над ними носились туча-
ми утки, отливающие серебром лебеди и гуси.
   Отряды делали остановки, удаляясь один от другого,  выбирая  места  с
лучшими кормами.
   Бату-хан потребовал свежих коней. Покорные половецкие  ханы  пригнали
табуны отборных коней и кобылиц. В одном из табунов находился  белоснеж-
ный жеребец Акчиан, на котором Бату-хан двинулся в поход.  Щадя  нежного
арабского аргамака, джихангир после взятия Рязани поручил половецким ха-
нам беречь его. Они исполнили Батыеву волю.
   Бату-хан пересел на горячего серебристого Акчиана и с охранной сотней
- непобедимых - и небольшой свитой поехал вперед  к  заранее  выбранному
месту на берегу степной речки.
   В долине, окруженной старыми курганами, был поставлен  золотисто-жел-
тый шатер. Возле него снова появились шатры семи ханских жен.
   Джихангир поочередно заходил в каждый шатер, начиная с самой  почтен-
ной старшей жены, Буракчинь. Он оставлял каждой жене подарки:  браслеты,
ожерелья, перстни, куски аксамита и шелка. Жены пытались  задержать  его
просьбами, слезами и воплями.  Но  Бату-хан,  не  слушая