Другие продолжали заунывно петь: - Со святыми упокой!..
   Бату-хан влетел по ступеням на каменную паперть, заглянул внутрь  со-
бора и бросил толпившимся нукерам:
   - Уррагх! Смелые соколы! Перед вами белоснежные цапли и жирные  утки.
Хватайте их, добыча ваша!
   Монголы радостно закричали:
   - Уррагх! Кху-кху, монголы!
   Двери были слишком узки для толпы теснившихся монголов, желавших про-
никнуть в собор. Монахи в длинных черных подрясниках встречали их ярост-
ными ударами топоров, избивая напиравших воинов.  Куча  изрубленных  тел
росла в дверях, закрывая доступ к добыче.
   - Огня! - шепнул джихангиру Субудай-багатур.
   - Разведите костер! - крикнул Бату-хан.
   Нукеры выломили соседние заборы и сложили на паперти огромный костер.
Высокое пламя закрыло темный вход. Огненные языки врывались внутрь собо-
ра, лизали прочные каменные стены. Из верхних окон собора повалили клубы
черного дыма. Сквозь дым и огонь из собора доносилось все то же  протяж-
ное заунывное пение, прерываемое отчаянными криками женщин.
   Все выше взвивалось пламя, все тише становилось пени, Монголы  ждали,
пораженные упорством и непримиримостью владимирских женщин.
   Последние крики затихли. Донесся одинокий жалобный плач и  оборвался.
Слышался только треск горевших досок.
   Монголы разметали костер и бросились внутрь собора.  Они  вытаскивали
полубесчувственных женщин, волокли их на площадь, вырывали из их рук де-
тей и швыряли в пылающие кругом дома. Они срывали с женщин одежды,  наб-
расывались на них; насытившись, отрезали им груди, вспарывали  животы  и
спешили к своим коням. Нагрузив их узлами с добычей, монголы отъезжали в
поисках новой поживы.
   Бату-хан сохранял надменное спокойствие, ожидая на площади своей доли
- священной добычи.
   На разостланных женских шубах росли груды разноцветных ожерелий,  се-
ребряных и золотых крестов, запястий, колец и других дорогих  украшений.
Сюда же бросали парчовые поповские ризы, боярские шубы, серебро с  икон,
золотые священные чаши. Поверх всего красовалась золотая митра  епископа
Митрофана. Согласно строгим законам - Ясы, каждый нукер  и  просто  воин
после битвы должен был подъехать к джихангиру и, опустившись  на  правое
колено, сложить перед - ослепительным - самую ценную пятую  часть  всего
захваченного. Кроме того, особая часть откладывалась для отправки в Мон-
голию великому кагану.
   Сюда же монголы приволокли потерявшую сознание великую княгиню Агафью
и положили ее у копыт вороного коня.
   Бату-хан равнодушно смотрел, как воины сорвали с нее шелковую одежду,
головные жемчужные подвески, красные чеботы  с  серебряными  подковками,
складывая все в общую груду.
   - Дзе-дзе! Кто хочет урусутскую красавицу? - спросил Бату-хан. -  Ус-
тупаю!
   - Конечно, темник Бурундай! - закричали, смеясь, монголы. -  Бурундай
любит больших женщин!..
   Бурундай подъехал к обнаженному беспомощному, телу, долго  рассматри-
вал его. Чалый конь, опустив голову, фыркал и пятился.  Бурундай  кряхтя
слез с коня. Несколько  тысячников,  сдерживая  нетерпение,  почтительно
теснились полукругом, желая после Бурундая попробовать почетную добычу.
   Княгиня Агафья очнулась... Она не плакала, не кричала. Стараясь прик-
рыть руками свое обнаженное тело, она вся съежилась от стыда и  ужаса  и
остановившимися глазами смотрела на приближавшуюся к пей сухую костлявую
фигуру.
   Монголы притащили к Бату-хану могучего старика. Он был скручен  арка-
нами, но упрямо старался вырваться.
   - Джихангир! Ты приказал показывать тебе смелых вражеских  багатуров!
- сказал подошедший сотник Арапша. Этот старик оставался последним в до-
ме урусутского бога. Он бился один против всех... Ни дым, ни  огонь,  ни
три стрелы в боку не свалили его...
   - Берикелля! - сказал Бату-хан. - Коназ Галиб, расспроси старика!
   Князь Глеб спросил пленного, как его зовут,  давно  ли  он  служит  в
войске.
   - Меня зовут Шибалка. Я тридцать лет простоял дозорным  на  городской
стене у Золотых ворот.
   - Я прощаю твою вину! - сказал величественно Бату-хан, - Я беру  тебя
к себе нукером.
   - Шибалка! - перевел князь Глеб. - Великий царь  татарский  оказывает
тебе большую милость. Он прощает тебе, что  ты  по  неразумию  осмелился
биться против его царского величия. Он берет  тебя  к  себе  на  службу.
Стань на колени и земно благодари!
   Шибалка свирепо поводил налитыми  кровью  глазами,  широко  раскрывал
рот, задыхался, - три стрелы торчали в его боку.
   - Ладно, послужу я ему верой и правдой! Дайте  мне  мою  рогатину,  я
воткну ее в толстый живот великого царя татарского! И тебя,  отступника,
зарублю! - И, собрав последние силы, старик плюнул кровавой пеной  князю
Глебу в глаза...
   - Желтоухая - собака! - завизжал - Бату-хан, - стегнув плетью по лицу
Шибалки. Тот, не дрогнув, продолжал стоять.
   Четыре монгола крепко повисли на его руках.
   - Эй, нукер! - прохрипел Субудай-багатур.
   Ближайший нукер соскочил с коня, вытащил из ножен кривую саблю и  на-
искось вонзил ее по рукоять в живот Шибалки.
   Кровь показалась на губах старика и ручейком потекла по седой бороде.
   - Придет день! Будет свободной наша земля! - крикнул Шибалка, медлен-
но осел и упал лицом в снег...
   Так погиб славный город Владимир - краса северо-восточной Руси, быст-
ро поднявшийся среди остальных городов русской земли, как  бы  на  смену
великому Киеву.
   Замечательные белокаменные храмы украшали его.  Далеко  славился  его
великолепный княжеский дворец, вызывавший восхищение  всех  иностранцев.
Его Золотые ворота соединение триумфальной арки с крепостным сооружением
- говорили о мощи города как военной твердыни. Подобно тому как в Киеве,
на его торговой площади, шумели купцы, прибывшие с востока, юга и  запа-
да. В его ремесленных кварталах шла постоянная работа.  Высоко  ценились
повсюду искусные изделия владимирских  мастеров,  еще  шире  разносилась
слава владимирских каменных дел мастеров, создавших в городах Суздальщи-
ны прекрасные храмы, украшенные снаружи художественной скульптурой.
   Богат и славен был Владимир не только своим материальным благосостоя-
нием, не только богатством своих бояр и купцов, но и своим просвещением,
своей библиотекой, чудесной стенописью своих храмов, собранием художест-
венных произведений великокняжеской казны.
   И вот теперь, растоптанное дикими монгольскими ордами, все это лежало
в прахе и пепле.
 
   * 7. ЕВПАТИЙ НЕИСТОВЫЙ *
 
   Какая тишина повсюду гробовая!
   Какая пустота унылая кругом!
   Все те, что жили здесь, судьбу благословляя,
   Лежали на камнях и спали мертвым сном.
   В. Гюго. Восточные песни.
 
   Глава первая. КОРЕНЬ РЯЗАНСКИЙ
 
   Отряд всадников все в железных кольчугах,  кованых  шлемах,  стальных
наколенниках ехал Диким полем по дороге из Чернигова  на  Рязань.  Отряд
растянулся длинной молчаливой вереницей, сверкающей на солнце. Не слышно
обычных шуток, веселых возгласов и споров. Чем ближе к Рязани, тем  чаще
попадались разоренные погосты, опустошенные гуменники без  единого  сно-
па... Видно, здесь успела похозяйничать татарская орда!
   Впереди отряда, на беспокойном половецком коне, ехал молодой  витязь.
Он часто подымался на стременах, пытливо всматривался в  туманную  даль.
Росла тревога: что ждет его там, в родной Рязани? Ужель отряд  опоздает,
ужели помощь больше не нужна?.. И он вспоминал недавние дни.
   Неласково встретил князь Михаил черниговский Евпатия Коловрата,  при-
бывшего послом из Рязани. Смирив гордыню, Евпатий воздал  князю  великий
почет - поклонился земно:
   - Челом бью тебе, княже, помоги! Великий князь и государь Юрий Ингва-
ревич рязанский прислал молить тебя - не оставь нас без  помощи  в  злой
беде!..
   И Евпатий рассказал князю и боярам черниговским  о  грозных  полчищах
мунгальских, которые, как тучи саранчи, надвигаются через Дикое поле  на
северную Русь. Все рязанцы, и стар и млад, встали на защиту родной  зем-
ли. Но одних рязанцев мало, не справиться им с бесчисленными татарами!..
   - Красно говоришь ты, Евпатий! ответил Михаил черниговский. - Да  над
просьбой твоей поразмыслить надо... Не можем мы отдать своих ратников!
   Бояре зашумели:
   - Нельзя вести на мунгалов наш большой полк!
   - С чем тогда останется Чернигов?
   - Кто его оберегать будет?
   Долго спорили бояре. Долго убеждал и упрашивал их Евпатий.  Порешили,
наконец, созвать охочих людей.
   Бирючи кликнули клич, собрали народ черниговский.  Вышел  на  вечевой
помост Евпатий, рассказал про угрозу Рязани и всей земле русской,  пого-
ворил с народом так, как привык говорить в родном городе на  шумном  ря-
занском вече.
   Дружно откликнулись черниговцы. Много  набралось  охотников,  да  что
толку от такого войска - без оружия, пешие, без теплой одежды...
   Нахмурился Евпатий: в Рязани ждут не дождутся помощи, а тут...
   - Слушай, Евпатий! Я так решил, - сказал князь Михаил черниговский. -
Выбери триста удальцов. Я им выдам отборных коней,  воинские  доспехи  и
запас на дорогу. А больше не взыщи, - помочь не могу!
   Поблагодарил Евпатий народ черниговский, отобрал триста лихих  молод-
цов. Снарядил их князь Михаил, и отряд поспешил в далекую,  изнемогающую
от врага Рязань.
   После трудного пути по степным малоезжим дорогам отряд приблизился  к
Рязани. Всадники ускорили бег коней. На высоком берегу Оки, где  недавно
красовался нарядный город, они увидели пустынные, засыпанные снегом раз-
валины.
   Всадники провели коней по льду через реку.  В  полыньях  и  промоинах
виднелись оледенелые тела. Всюду, на отвесных откосах берега, на городс-
ких валах и на дороге, лежали в беспорядке скованные морозом трупы.
   Крепкие деревянные стены вокруг города были  разрушены.  Из  широкого
пролома на месте главных ворот выскочили одичалые, взъерошенные  собаки.
Они бросились врассыпную и скрылись.
   Всадники осторожно пробирались через рухнувшие балки и груды кирпичей
и мусора. Они въехали на главную площадь. С трудом узнавал Евпатий  мес-
та, где еще недавно шумело народное вече, где пестрели разноцветные  ку-
пола Соборной церкви, где стояли великокняжеские хоромы с нарядными  те-
ремами и высоким резным крыльцом, откуда, бывало, князь говорил с  наро-
дом. Все выжег, все сровнял бушевавший здесь огонь татарского разгрома!
   Среди площади виднелись следы огромного  костра.  Валялись  обгорелые
людские кости, черепа, закоптелые татарские шлемы и щиты.
   - Немало и татар здесь, видно, полегло! говорили ратники.
   Они сошли с усталых коней. Мрачно  смотрели  на  опустошенный  город,
безмолвный и печальный, как заброшенное кладбище. С высоты вечевой  пло-
щади вся разгромленная, сожженная Рязань была как  на  ладони.  Куда  ни
взглянешь - везде смерть, все разрушено...
   Около сохранившегося каменного вечевого помоста лежал па боку  закоп-
телый медный колокол, чей могучий голос сзывал, бывало, рязанцев на мно-
голюдные, шумные сходы.
   Евпатий медленно пошел в сторону. Ратники расступались, давая ему до-
рогу.
   Он с трудом разыскал родные места. Вот каменные ступени церкви на уг-
лу улицы, а вон там, на пригорке, стояла  его  старая  просторная  изба.
Среди рухнувших, обгорелых бревен одиноко высилась теперь лишь  закопте-
лая большая глиняная печь.
   Евпатий пробирался с трудом через валявшиеся бревна, камни,  железные
прутья. На обломках, опустив голову на руки, неподвижно  сидел  человек.
Что-то знакомое показалось в его могучих плечах, в  длинных  седых  куд-
рях...
   Камень покатился под ногами Евпатия. Сидящий обернулся:
   - Евпатий!..
   - Ратибор!..
   - Я ждал тебя, друже, - говорил Ратибор, обнимая молодого воина, -  Я
знал, что ты придешь. Твое слово крепко...
   - Приехал, но поздно! - и Евпатий показал на обугленные развалины.  -
Где мои? Не знаешь?
   - На все воля божья! Мужайся, Евпатий!,. Старуха, мать твоя, еще  ды-
шала, когда я сюда добрался. Жену твою татары хотели в плен утащить. Она
топором отбивалась. Тогда всех зарубили.
   - А дети?
   - Их в плен увели, вместе с другими...
   Евпатий молчал.
   - Евпатий! - продолжал Ратибор. - Догоним ворогов! Посчитаемся с  ни-
ми!.. Привел ли ты черниговцев?
   - Привел, да мало: триста человек. Но все удальцы: каждый десяти сто-
ит.
   - Найдем еще людей! Много народу в лесах схоронилось. Я был у -  сто-
ронников. Их с каждым днем все больше. Соединимся с ними и  нагоним  та-
тар... Идем, друже!
   Евпатий взглянул в последний раз на обломки родного дома.
   - Идем!
   Друзья пошли к вечевой площади. По дороге Ратибор рассказал Евпатию о
гибели рязанских полков в Диком поле, о том, как  его  подобрал  молодой
князь Роман, как они вместе пробирались обратно в  Рязань,  как  раненая
нога заставила его задержаться в пути, а князь Роман покинул его,  торо-
пясь в Рязань. Едва оправившись, Ратибор поспешил домой и прискакал  как
раз к разгрому родного города. Теперь татары ушли в  сторону  Владимира.
Здесь их не видно.
   Черниговские ратники отдыхали на  обугленных  балках.  Они  поднялись
навстречу Евпатию и Ратибору.
   Широкий кряжистый воин, черниговский старшой, выступил вперед:
   - Что надумал, Евпатий? Что будем делать?
   Евпатий снял стальной шлем и обвел всех взглядом:
   - А вы чего хотели бы, братья черниговцы?
   - Ты звал нас помочь рязанцам. А Рязани больше нет! Татары ее в клад-
бище обратили!
   Евпатий молчал.
   - Так неужто мы стерпим это? - продолжал старшой. Вот тебе наш  сказ:
порешили мы, черниговцы, на татар идти, отомстить за русских людей!
   Евпатий низко поклонился:
   - Спасибо, братья! И я и отец Ратибор так же мыслим. Не  станем  мед-
лить, пойдем по татарским следам. Может, пленных кого выручим...
   - Пойдем! Пойдем! - загудели ратники.
   - Порешите сперва, кому воеводой быть.
   - Евпатий! Пусть нас ведет Евпатий!..
   Старшой снова заговорил:
   - Кому же, как не тебе, Евпатий, вести нас на татар?  Ты  все  дороги
здесь знаешь, да и человек ты ратный. А мы ведь пахари! От сохи  воевать
пошли... Да не бойся! Сумеем и мы постоять за Русь! Голов  не  пожалеем.
Будем рубить татар, как лесины рубили. Запомнятся им топоры мужицкие!
   - Верно! Верно!
   - Спасибо, братья черниговцы! - сказал Евпатий.
   Протяжный, будто жалобный звук пронесся над площадью.  Евпатий  обер-
нулся. Несколько человек поднимали тяжелый колокол. Притащили три  брев-
на, подняли их и связали верхние концы. Одни подтягивали веревками коло-
кол, другие помогали, подхватив его за края. Наконец колокол повис. Рат-
ники обсасывали пальцы, на которых от натуги выступила кровь из-под ног-
тей.
   - Не валяться же тут ему, - пояснил старшой. - Вечник, чай, наш,  на-
родный голос!..
   Воины подошли к колоколу.
   - А может, и жив еще кто? - сказал Евпатий. -  Ну-ка,  кто  молодший?
Бей в колокол! Не всех же рязанцев татары перебили.
   Молодой дружинник раскачал язык и ударил с размаху. Раздался сильный,
протяжный звук.
   - Покойников не подымешь! - заметил один из ратников.
   Дружинник продолжал бить в колокол, и медный гул пронесся над опусто-
шенным городом, над спаленными ближними городскими посадами, долетел  до
разгромленных дальних погостов.
   Евпатий стоял на вечевом помосте и зорко смотрел по сторонам.  Неужто
никто не откликнется?..
   Но что это? Из черного погреба, из-под обгорелых обломков,  показался
человек. Он поднялся и, закрывая глаза от солнца, смотрел в ту  сторону,
где звучал вечевой колокол. За ним появился другой, третий...  Отовсюду,
из темных дыр, из под избищ, незаметных тайников  и  подклетей  вылезали
изможденные, выпачканные в саже и пыли ратники, старики, женщины,  дети.
Пошатываясь и ковыляя, они спешили к площади.
   Мертвый город ожил. Люди прыгали с груды на груду, спотыкались, пада-
ли и снова вставали. Их было немного, но все же это были рязанцы!
   Вдали, на снежных полях вокруг города, показались черные точки.  Пря-
тавшиеся долго люди торопились к развалинам старой Рязани, куда звал  их
знакомый призывный звон вечника. Ратибор бросился им навстречу:
   - Жива еще Русь!.. Жив еще корень рязанский!..
 
   Глава вторая. НА ЛЕСНОЙ ПОЛЯНЕ
 
   Тихо в дремучем вековом лесу. Отчетливо слышно, как  падает  с  ветки
клочковатый снег, как прыгает белка или вспорхнет одинокая зимняя птица.
Иногда треск мороза в стволах разбудит тишину и откликнется вдали в гус-
том ельнике. Изредка высоко в  верхушках  стройных  сосен,  покачиваемых
ветром, послышится слабый шорох. И опять торжественная тишина  наполняет
тайной онемевший, словно настороженный старый лес.
   Сугробы снега прикрыли кусты вереска, можжевельника и  волчьих  ягод.
Ни пешком не пройти, ни верхом не проехать. Только  на  коротких  лыжах,
подбитых конской шкурой, можно пробраться через глухую чащу.
   Еле заметная извилистая тропинка, протоптанная в глубину  леса,  вела
на небольшую полянку. На ней собрались - сторонники. Здесь были те, кому
посчастливилось спастись от татарского отточенного меча или тугого арка-
на: мужики из сожженных селений, немногие  уцелевшие  Защитники  Рязани,
оставшиеся ратники уничтоженных отрядов. Там, за лесом, где  протянулись
родные снежные поля, обливается слезами горе, сверкают мечи, течет кровь
русских людей, пылают родные избы...
   Ратники отдыхают, лежа на сосновых ветках, греясь у костров. Тихий, -
задушевный голос затянул песню:
 
   Еще что же вы, братцы, призадумались?
   Призадумались, ребятушки, закручинились?
   Что повесили свои буйные головушки,
   Что потупили очи ясные во сыру землю?
 
   Несколько человек дружно подхватили:
 
   Еще ли лих на нас супостат-злодей,
   Супостат-злодей, татарин лихой...
 
   Молодой сторонник сердито проворчал:
 
   - Распелись не к добру!.. - и отвернулся с недовольным видом.
   Тяжелая рука крепко ударила его по плечу. Он обернулся.  Рядом  стоял
долговязый мужик в нагольном тулупе и собачьем треухе, с топором за поя-
сом.
   - Чего каркаешь? - спросил он.
   Парень потирал плечо:
   - Тьфу, Звяга! И рука ж у тебя!,.
   - Чем тебе песня плоха?
   - Татары услышат...
   - Где им сюда добраться! В снегу утопнут.
   - Все одно, какое нонче пенье...
   - А почему не петь?
   - Избу сожгли... Тятьку зарубили... Любашу увели... плаксиво протянул
парень.
   - Вот оно что!.. Да разве у тебя одного? Чего ты хлюпишь? Все мы  это
видели, все горя хлебнули! А завтра сами косоглазым хвосты отрубим!  Все
одно, прогоним их!
   Парень недоверчиво покачал головой,
   - Нет! Без песни нельзя! - продолжал Звяга, опускаясь на подостланные
еловые ветки, - Наше дело правое. Почему татары весело не поют, а волком
воют? Их дело неверное. А правильный человек завсегда поет! То-то...
   - У меня вон брюхо с голоду поет, - не уступал парень.
   - Ишь ты! - громко засмеялся третий сторонник, подходя  ближе,  -  Щи
про тебя еще не сварены.
   - Ничего! - спокойно возразил Звяга. - Как закипит в котелке вода, мы
болтушки с мучной подпалкой нахлебаемся. Не взыщи только, что соли нет.
   - Да и муки-то последняя горсть...
   - И это нам впрок: заснем покрепче - во сне пироги увидим!
   Неожиданно раздался резкий окрик:
   - Стой! Кто идет?
   По  лесу  пробирался  на  лыжах  широкий,  плотный   и   коротконогий
крестьянин. Оглядывая сторонников, он часто откидывал  голову  назад,  и
тогда черная борода его стояла торчком. На плечах он  тащил  куль  муки.
Несколько сторонников подошли ближе. Остальные продолжали лежать,  подс-
тавляя бока теплым лучам костра.
   Насмешливый голос прокричал:
   - Эй, удальцы, молодцы, гвозди вострые! Прибежал сват от тещи,  прямо
с погоста, отмахал верст со сто! Притащил  муки  аржаной  куль  большой.
Подходи, кто не спесивый, не ленивый, подставляй чашку, ладони аль  шап-
ку! Торопись печь блины, не то опара сядет, кумовьев отвадит!...
   - Откуда мука? Кто принес? - загудели, приподнимаясь, мужики.
   - Да вот - человек тороватый, борода  лопатой.  Татарва  его  с  печи
спугнула, косноязычным стал и зовет