их,  дошел  до
семьмого шатра своей младшей звезды, Отхан-Юлдуз, где пожелал  пить  ку-
мыс, привезенный кипчакскими ханами.
   Около входа в шатер стояли, почтительно  преклонив  колено,  большой,
тучный Ли-Тун-По, великий строитель стенобитных орудий, и молодой наряд-
ный Мусук-тайджи. Китаец был в просторной шелковой одежде, расшитой  зо-
лотыми драконами, в маленькой синей шапочке с длинным  павлиньим  пером,
сдвинутой на затылок. Молодой брат седьмой звезды  блистал  алмазами  на
пестром индийском тюрбане, золотым поясом и кривой дамасской саблей.
   Лицо джихангир а оставалось невозмутимым, когда он  бросил  на  обоих
беглый взгляд.
   - Я вызвал тебя, великий строитель Ли-Тун-По. Под охраной  вот  этого
храброго воина и сотни нукеров ты поедешь на реку Итиль, к  тому  месту,
где переправлялось мое войско. Там находится заколдованная  гора  Урака.
Ты проедешь вниз по реке Итиль и осмотришь ее берега. Найди  место,  где
наиболее достойно можно построить мой походный дворец. Я хочу,  чтобы  к
ступенькам его могли приставать морские корабли, чтобы  с  крыши  дворца
были видны родные степи, чтобы невдалеке зеленели луга с травой, любимой
кобылицами. Дворец не должен стоять на открытом месте, где на него могли
бы напасть степные разбойники. Поэтому разыщи остров, омываемый рукавами
реки.
   - Слушаю и повинуюсь, - отвечал Ли-Тун-По.
   - Мой дворец будет сердцем и  головой  вселенной.  Мои  приказы,  как
быстрые стрелы, полетят во все страны. Я буду назначать великих  каганов
в Каракоруме. Буду сажать своих баскаков в городах  покоренных  народов.
Моей воле подчинятся земли Востока и Запада... Тогда исполнится поручен-
ный мне завет великого Чингиз-хана!
   - Слушаю и повинуюсь! - повторил Ли-Тун-По.
   - Так будет!.. - сказал Субудай-багатур. - С крыши золотого дворца ты
набросишь аркан на шею вселенной и затянешь его могучей рукой!..
   Бату-хан остановил свой взгляд на загорелом мрачном лице Myсука:
   - Ты будешь начальником  сотни,  которая  должна  охранять  строителя
Ли-Тун-По. Когда он найдет место для постройки дворца и возведет  первую
сторожевую башню, ты отправишь ко мне гонца, и я приеду сам. Дворец дол-
жен быть лучше всех дворцов, какие когда-либо строились на подносе  все-
ленной.
   - Понимаю и повинуюсь, сказал Мусук.
   - Выезжайте сегодня же! - добавил Бату-хан и вошел в  шатер.  За  ним
последовали любимый брат джихангира Орду, непобедимый  полководец  Субу-
дай-багатур и летописец Хаджи Рахим.
   Юлдуз-Хатун, в шафрановой одежде, расшитой золотыми цветами, бледная,
с расширенными глазами, встретила Бату-хана. Она опустилась  на  колени,
пала ниц и поцеловала красный шагреневый сапог Бату-хана, снятый с  уби-
того коназа Гюрга. Китаянка И-Ла-Хэ подняла шатавшуюся Юлдуз  и  помогла
ей дойти обратно до замшевых подушек.
   - Маленькая хатун нездорова, сказала китаянка.
   Она очень горевала, не получая долго известий от  ослепительного.  Ей
сейчас трудно ходить, она ослабела. Нужны опытные лекари, которые вернут
ей силы.
   - Это неверно! - возразила тихо Юлдуз, опустив глаза. Увидев целым  и
невредимым моего повелителя, я могу снова и работать, и петь, и  расска-
зывать сказки...
   Бату-хан опустился возле Юлдуз на ковер. Вошедший  баурши  подал  ему
зеленый шелковый платок. Бату-хан высыпал на ковер драгоценности,  отоб-
ранные в урусутских городах, золотые нательные кресты, иконки,  ладанки,
серьги, ожерелья, браслеты и другие красивые безделушки. Китаянка пооче-
редно брала ладонями каждую вещь и показывала ее  своей  госпоже,  Юлдуз
смотрела равнодушно и говорила:
   - Благодарю тебя, великий джихангир. Все очень красиво. Я не достойна
твоей милости.
   Лицо Юлдуз, набеленное, с длинными нарисованными до висков  темно-си-
ними бровями, оставалось грустным и потухшим. Она оживилась только, уви-
дав небольшое серебряное зеркальце. Она взяла его  в  руки,  внимательно
посмотрела на блестящую полированную поверхность:
   - Вот какая я стала теперь! Раньше, когда я целые дни ходила в степи,
у меня был золотистый загар.
   - Ты можешь и теперь ходить без этих китайских мазей, которые  накла-
дывает тебе на лицо искусная И-Ла-Хэ, отвечал Бату-хан. - Может быть,  у
тебя имеются какие-нибудь желания? Скажи их мне.
   - У меня одна просьба. Для тебя она ничтожна.  В  твоем  отряде  едет
старик. Из-за его неприятного лица я часто слабею. Прикажи, чтобы он уе-
хал обратно в Сыгнак. Тогда моя душа станет спокойной.
   - Если у этого старика дурной глаз и он призывает на тебя болезни,  я
прикажу его утопить в ближайшей луже. Как имя этого старика?  Где  найти
его?
   - Нет! Не делай ему зла. Будь великим, будь щедрым! Подари ему  четы-
рех коней, покрытых коврами, но прикажи, чтобы он,  не  замедлив  ни  на
один день, уезжал на родину. Зовут его  Назар-Кяризек.  Он  сопровождает
непобедимого Субудай-багатура и стережет его будильного петуха.
   - Внимание и повиновение! - сказал Субудай-багатур. Желание Отхан-Юл-
дуз для меня - повеление. Я отпускаю старика вместе с петухом, верблюдом
и двумя кеджавэ. В них он может увезти домой ту святую  добычу,  которую
он собрал в урусутских городах.
 
   Глава двадцатая. ЦЕНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА
 
   В юрту вошел князь Глеб и окинул всех пытливым взглядом. Бату-хан ка-
зался довольным, Субудай-багатур был менее суров, чем всегда. Князь Глеб
согнулся, подполз к Бату-хану, поцеловал перед ним землю. Бату-хан смот-
рел в сторону. Князь Глеб ждал на коленях. Наконец Бату-хан взглянул  на
него:
   - Что ты хочешь, коназ Галиб?
   - Ты великий! Ты щедрый! Помоги своему верному рабу...
   - Что тебе нужно? - повторил Бату-хан, поморщившись.
   - Ослепительный! Я преданно служил тебе во время твоего великого  по-
хода. Теперь непобедимое твое войско возвращается в родные степи...
   Князь Глеб замолчал, стараясь заглянуть в неподвижное лицо  джиханги-
ра.
   - О чем же ты просишь?
   - Прикажи мне снова служить тебе!
   Бату-хан молчал. Князь Глеб продолжал смелее:
   - В цветущих твоих степях я тебе не нужен. Но на русской земле я буду
тебе очень полезен... Будь милостив! Назначь меня в Рязань твоим  баска-
ком! Вспомни мою преданную службу...
   Князь Глеб, ища поддержки, взглянул на  Субудай-багатура.  Тот  сидел
неподвижно, с непроницаемым лицом, смотря в землю немигающим глазом. Юл-
дуз-Хатун отвернулась. Бату-хан заговорил:
   - Кто предает свою родину, тот человек ненадежный. Ему нельзя верить.
Он изменит и господину.
   - Я был верен тебе! с отчаянием воскликнул князь Глеб. - Я оказал те-
бе важные услуги... Я открыл, где находился лагерь князя Георгия...
   - Так...
   - Вспомни, я сам, добровольно пришел к тебе!
   - А куда тебе было идти? Урусуты прогнали тебя, Кипчакские степи ста-
ли покорны мне.
   - Но...
   Бату-хан повернулся к Субудай-багатуру:
   - Мой мудрый советник! Ты обещал рассказать о борьбе  моего  великого
деда с храбрым Ван-ханом.
   Точно проснувшись, Субудай-багатур поднял  голову  и  взглянул  прис-
тально на молодого джихангира. Он начал ровным, спокойным голосом:
   - Бессмертный Воитель, твой славный дед, воевал с  владыкой  караитов
Ван-ханом. Могучее и сильное племя было покорено. Но смелый  Ван-хан  не
сдавался. Собрав своих последних храбрецов, он защищался, как волк.  Это
был могучий, смелый враг! Твой великий дед уважал его храбрость...
   - Что же было дальше.?
   - Воины Чингиз-хана одерживали победы, нельзя  было  противиться  им.
Ван-хан был окружен. Он потерял последних нукеров и бежал с двумя слуга-
ми...
   Бату-хан слушал внимательно и кивал головой. Юлдуз-Хатун придвинулась
ближе. И-Ла-Хэ взволнованно прижала руки к  груди.  Князь  Глеб  обводил
всех злобным взглядом.
   - Славный Ван-хан спасся?
   Субудай-багатур засопел:
   - Нет, ослепительный! Желтоухие собаки, его слуги,  предали  его.  Во
время сна они подкрались к своему господину, убили и принесли его голову
великому Чингиз-хану.
   Все молчали. Субудай-багатур продолжал:
   - Подлые собаки ждали милости Великого Воителя. Но он разгневался.  -
Когда Ван-хан был могущественным и сильным - вы служили ему! Когда он  в
несчастье доверился вам вы воспользовались его горем!.. - И мудрый  Чин-
гиз-хан приказал сломать предателям спину...
   Бату-хан медленно повернулся:
   - Ты слышал?..
   Князь Глеб уцепился за ноги джихангира, Бату-хан оттолкнул его:
   - Ты говоришь, что служил мне? За это тебе давали золото. А за преда-
тельство следует наказывать... Могу ли я доверять предателю?
   Бату-хан покосился на серое, помертвевшее лицо Глеба:
   - Достойный человек не боится смерти...
   - Ослепительный! Прости... сжалься... - бормотал князь Глеб.
   Маленькая дрожащая ручка легла на темную сильную руку Бату-хана.
   - Хорошо... живи!
   Князь Глеб бросился целовать красные сапоги Бату-хана.
   - Уходи! сказал резко джихангир. Арапша! Прикажи нукерам увести кона-
за из лагеря в степь.
   - Куда же я пойду!.. - закричал князь Глеб, - У меня больше нет роди-
ны!
   Бату-хан отвернулся. Два нукера вытащили отбивавшегося Глеба. Арапша,
с непроницаемым, спокойным лицом, опустил за ним тяжелый дверной полог.
 
   Глава двадцать первая. А РУСЬ-ТО СНОВА СТРОИТСЯ!
 
   В марте в Перуновом Бору было безлюдно и тихо.  Ратники,  ушедшие  по
призыву рязанского князя, - как доходили слухи, - бились и под Суздалем,
и на Берендеевом болоте, и на берегах Сити и Мологи.
   Вернутся ли? Вороги немилостивые никого в живых не оставляют...
   На месте  сгоревших  изб  разгромленного  татарами  селения  остались
только глиняные печи и груды черных, обугленных  обломков.  Только  нес-
колько крайних к озеру избенок сиротливо прижались  друг  к  другу.  Там
ютились оставшиеся в живых ребятишки. Их пестовала жена Звяги, еще более
исхудавшая, и две бездомные старухи. Они каждый день проверяли  в  озере
мережи и приносили линей и карасей. Тем все и кормились, да еще коржика-
ми, спеченными из мякины и толченой сосновой коры.
   Весеннее яркое солнце растопило снега, завалившие вековые леса.  Вок-
руг Перунова Бора нельзя было ни пройти,  ни  проехать.  Птицы  налетели
дружными стаями, свистели, перекликались, пестрые дятлы долбили стволы и
вскрикивали:
   Чок-чок!.
   В начале апреля на лодках переехали озеро первые сбеги. Они  говорили
старухам-рыбачкам вполголоса, точно все еще боялись, что их услышат  та-
тары:
   - Много их еще бродит по дорогам, но, кажись, главная сила их ушла  в
Дикое поле. Теперь последние отряды их потянулись туда же, А мы хотим  к
вам пристать. Здесь жито сеять...  Не  откажите!  Тут  нам  любо:  и  от
больших дорог подальше, и тихо, и рыбка  в  озере  поплескивает...  Наши
яровые взойдут, и никто уже нашего хлебушка не отберет.
   Понемногу стали прибывать еще сбеги. Когда спали весенние воды,  под-
сохли дороги, приплелись также первые кони, заморенные, взъерошенные, но
они приволокли сохи и бороны.
   В Перуновом Бору стало весело. Застучали топоры, перекликаясь с мали-
новками, дятлами и грачами. Длинными рядами  вырастали  белые  срубы  из
еловых лесин. Откуда-то прибежали  лохматые  собаки  и  тявкали  днем  и
ночью.
   О татарах было все менее слышно. Мужики судили и рядили,  что  дальше
будет. Все думали, что татары отхлынут в Дикое поле, как  раньше  делали
половцы, и назад на Русь не вернутся.
   Пришла высокая, худая, как скелет, женщина. Она подталкивала  упирав-
шуюся, такую же отощавшую корову. Все кости выпирали. Бабы окружили  ры-
жую корову, покачивали головами, указывая на  высохшее  вымя,  висевшее,
как тряпка. А владелица коровы не унывала:
   - Моя кормилица будет! На весенних травах  поправится.  Я  здесь  все
места знаю, где какая трава растет.
   - Разве здешняя?
   - А то как же! Вот печь от моей избы. С измалетства я здесь выросла.
   - Да ты, поди, Опалениха? - закричала вдова Звяги и выбежала из  тол-
пы. Обе женщины, обнявшись, плакали навзрыд.
   - Где твоя краса девалась, Опалениха? - причитала одна.
   Другая всхлипывала:
   - А где твой семеюшка? Поди, лежит где-нибудь под ракитой?
   Они расспрашивали о всех, ушедших с погоста на ратное дело, но  расс-
казать толком ничего не могли:
   - Савелия, говорят, убили на реке Сити, Ваулу видели среди  сторонни-
ков под Суздалем. Торопка лихим удальцом стал, да и его,  поди,  уложила
татарская стрела.
   В мае на погост явился пеший Торопка, целый и невредимый; только  вы-
рос очень и стал костлявый: давно не ел. Стал он всех расспрашивать  про
своих родителей: живы ли? Где искать следов их? Рассказал про себя,  что
был у него лихой татарский конь, да погнались за ними встречные басурма-
ны, перепрыгнул конь овраг, сорвался, сломал ноги, а  сам  Торопка  едва
спасся, заполз в валежник, татары его и не нашли. В тот же день  приехал
на половецком коне Лихарь Кудряш. Узнав от Торопки о гибели Вешнянки, он
бросился с коня на землю и долго бился и кричал. Старухи над ним  причи-
тали, отливали водой, а Лихарь твердил:
   - Для кого мне теперь жить? Без дочки свет мне стал немил!..
   Потом он долго лежал тихо, точно думал что-то.  Встал  и  спокойно  и
твердо сказал Торопке, сидевшему рядом на земле:
   - Послушай, малец! Вот что я узнал. Татарская сила ушла, но в больших
городах остались татарские отряды:  за  нашими  мужиками  присматривать,
чтобы мы не ворошились. Новый князь  владимирский  Ярослав  Всеволодович
прибыл в Переяславль, свою вотчину, и сказывали  мне,  что  он  собирает
дружину. Я обещал князю привести надежных молодцов.
   Кругом стояли ребятишки и, засунув пальцы в рот, дивились на  Лихаря,
на его половецкие пестрые шаровары и половецкий колпак.
   - Видишь, ребята малы. Их еще надо поднять и прокормить. А отцы все в
боях полегли. Теперь долго мы будем с татарами разговоры разговаривать и
тяготы нести, как покоренные... А потом за  все  рассчитаемся!  Так  сам
князь Ярослав Всеволодович дружинникам говорил.
   - Я пойду с тобой! - решил Торопка.
   Оба вскоре покинули Перунов Бор. Они  направились  просекой  и  долго
слышали в притихшем перед грозой зеленом бору, как на погосте перестуки-
вали топоры и кричали бабы, укладывая лесины на новые срубы.
   Лихарь остановился, указал рукой в сторону Перунова Бора, откуда  до-
носился стук топоров, и сказал:
   - А Русь-то снова строится!
 
   Глава двадцать вторая. НА ДАЛЕКОЙ РОДИНЕ
 
   Старый Назар-Кяризек уехал из орьги Бату-хана вместе с толпой раненых
кипчаков и уйгуров, желавших вернуться на родину.  Они  поехали  обратно
тою же дорогой, по которой прошел Бату-хан, и через четыре месяца, в на-
чале осени, прибыли в Сыгнак.
   Женщины города и окрестных кочевий давно уже стояли на дорогах, веду-
щих с запада, поджидая своих близких.
   Старая Кыз-Тугмас, жена  Назара-Кяризека,  стояла  возле  своей  юрты
вместе с маленьким сыном Турганом и четырьмя невестками. Они  напряженно
всматривались в загорелые до черноты лица подъезжающих всадников.
   К юрте подошел величественной ханской походкой высокий  желтый  верб-
люд, за которым следовали четыре оседланных коня, покрытые  коврами.  На
верблюде важно сидел в кеджавэ неизвестный старик  в  нарядном  парчовом
халате, бобровой круглой шапке, походивший на посланника неведомой стра-
ны. В руках он держал длинноногого петуха.
   Вдруг мальчик Турган воскликнул;
   - Да это тату! А братьев нет!
   Кыз-Тугмас и ее невестки подняли отчаянные крики, от  которых  сбежа-
лись все обитатели кочевья. Всех поразили пустые седла на четырех  конях
и привязанные сверху кривые мечи сыновей Назара-Кяризека. Невестки  бро-
сились к коням, взяли их под уздцы и с горьким плачем повели к своим юр-
там. Кыз-Тугмас упала на сырую землю, скребла ее ногтями и рвала на себе
седые волосы;
   - Мои сыновья! Где мои сыновья? Кто мне их вернет? Назар-Кяризек  со-
шел с верблюда на землю и торжественно сказал жене:
   - Да живет  твоя  сереброкудрая  голова  после  твоих  четырех  сыно-
вей-удальцов! - и старик закрыл глаза парчовым рукавом.
   Вдруг Кыз-Тугмас приподнялась и спросила:
   - А где мой сын Мусук? Ты слышал ли о нем?
   Назар-Кяризек молчал, сдвинув брови, точно что-то вспоминая. Затем он
провел рукой по седой бороде и сказал важно:
   - Имя Мусуку я дал, а долгую жизнь пусть даст ему аллах!
   Подошли соседки, подняли Кыз-Тугмас и отнесли в юрту.  Они  старались
утешить ее, как могли, пели жалобные песни, рвали на себе одежды и цара-
пали щеки, оплакивая четырех кипчакских  удальцов-батыров:  Демира,  Бу-
ри-бая, Янтака и Клыч-Нияза, погибших в великом походе на запад.
   - А где твоя священная добыча? - спрашивали соседи.
   - Моя добыча? Да... где она? Вот хан Баяндер имеет теперь много новых
рабов, и они ведут большой караван верблюдов, нагруженных его  священной
добычей... А я!.. Ведь я не хан!
   Вечером, после плова (в котором был сварен длинноногий будильный  пе-
тух), Назар-Кяризек сидел на конской попоне у двери старой юрты.  Вокруг
теснились кипчаки и жадно слушали рассказ Назара-Кяризека  о  диковинных
народах, живущих за многоводной рекой Итиль, покоренных  смелым  молодым
полководцем Бату-ханом, сыном Джучи, внуком - священного воителя,  вели-
кого Чингиз-хана.
 
   x x x
 
   Много монгольской крови пролилось и на пашнях урусутов, и а их дрему-
чих лесах, и в Кипчакских привольных степях... Еще более пролилось крови
мирных народов, сопротивлявшихся беспощадному войску кочевников. Все это
делалось для величия и ужаса монгольского имени...
   Возвращением в Кипчакские степи закончился  первый  поход  джихангира
Бату-хана для завоевания земель булгар, урусутов, буртасов и других  се-
верных народов.
   Но этим не ограничились грозные замыслы  молодого  полководца,  внука
Чингизова. Пробыв два года в Кипчакских степях и поправив истощенных по-
ходом, монгольских коней, Бату-хан со своей  огромной  ордой  предпринял
новое, еще более потрясающее нашествие на Запад, - сперва на златоверхий
урусутский город Кивамень, а затем дальше, на вечерние  страны,  обрушив
на них ужас и смятение.
   Однако обо всем этом мною написано в другой книге. К  ней  я  отсылаю
любознательного читателя, пожелав ему мирной и  долголетней  жизни,  без
тех страданий, которые приносит народам пожар бушующей войны...
 
   Выписка из Путевых заметок Хаджи Рахима