му от 6 июля 1832 г.;
     Архив братьев Тургеневых. СПб., 1921. Вып. 6. Т. I. С. 98).
С. 65. ...в Вергилиевых Елисейских полях...-- Энеида, VI, 638--665.
С. 66. ...степи! ...восточное слово...-- Кюстин именует слово "степи" восточным,
потому что во французский язык оно пришло (в середине XVIII века) из русского, т. е. "с
востока".
     С. 67. В прошлом году... на нем случился пожар... -- Это произошло в ночь с 18/30 на
19/3' мая ^3^ г. Трагедия на пароходе быстро стала предметом обсуждения в России и в
Европе. "Два парохода счастливо прибыли из Петербурга в Любек, третий же, "Николай I", в
ночь с 30 на 31 мая вспыхнул в виду Травемюнде. На борту находились i6o пассажиров, из
них погибли только трое: русский полковник, чье имя неизвестно, некий г-н Мейер,
управляющий сахарной фабрикой Бобринского, и один слуга. Из вещей ничего спасти не
удалось, и некоторые женщины сошли на берег в одной рубашке и босиком", -- сообщал И.
С. Гагарин, в эту пору секретарь русского посольства в Париже, в начале июня А. И.
Тургеневу (РО ИРЛИ. Ф. 309- ^њ 3544- -^- 7--8; подл. по-фр.), а тот з июля 1838 г.
пересказывал брату Н. И. Тургеневу детали происшествия уже со слов другой
корреспондентки, очевидицы пожара графини Мусиной-Пушки-. ной: "Подробности ужасны.
Она приготовилась погибнуть вместе с тремя детьми. Некий Тургенев воскликнул:
"Погибнуть в 19 лет! Бедная мое матушка!" Люди спорили из-за мест в шлюпке; с одной
стороны их обжигало пламя, едва не касавшееся уже их платья, с другой стерегло море" (РО
ИРЛИ. Ф. 3њ9- ^њ 95њ- -^- 94; подл. по-фр.). Упоминаемый в последнем фрагменте Тургенев
     -- будущий знаменитый романист, который затем подробно описал это происшествие в
позднем (1883) автобиографическом
     424


     Комментарии
     очерке "Пожар на море" (см.: Тургенев И. С. Сочинения. М., 1983. Т. 11. С. ^З--3њ5; 520--
526) • По официальным данным, на борту находились 132 пассажира и 38 человек экипажа;
погибли, согласно "Северной пчеле" (1838, No и7), пятеро: трое пассажиров и двое членов
экипажа; капитан Шталь в самом деле, как и пишет Кюстин, действовал грамотно и спас
жизнь пассажирам тем, что "в последнюю минуту, когда еще можно было добраться до
машины, изменил направление нашего судна, которое, идя прямо на Любек, вместо того,
чтобы круто повернуть к берегу, непременно сгорело бы раньше, чем вошло в гавань"
(Тургенев И. С. Указ. соч. С. з0')-П. А. Вяземский, также находившийся во время пожара на
борту "Николая I" (хотя М. Буянов и утверждает, что он "поехал сухопутным путем, а на
корабле отправил свой багаж",-- Буянов М. И. Маркиз против империи... М., 1993-С. 35),
естественно, не преминул в своем опровержении указать Кюстину на допущенные им
ошибки: "Правда в этом рассказе только то, что на пароходе случился пожар. Все остальное
преувеличено или искажено и принадлежит к области выдумок. Я был одним из пассажиров
и могу рассуждать на сей счет как очевидец. Во-первых, дело происходило не в октябре, а в
мае. Вся история молодого француза лжива с первого слова до последнего. Никакого
француза, служащего во французском посольстве в Дании, на борту не было, и все
приписываемые ему подвиги-- выдуманы. . Я поистине не знал, что предпринять...-- "Полный паралич воли,
глубочайшее равнодушие ко всему на свете и в особенности к себе самому" (из
письма к Э. де Лагранжу; цит. по кн.: Florcnne Y. Custine. Р., 1963. Р- б?) были
основополагающими чертами характера Кюстина и составляли предмет его
постоянных рефлексий. "Деятелен я только с виду; единственное, что я умею, это
отказываться от собственных планов",-- признавался он в том же письме, а в
другом месте утверждал:
     "В каком-то смысле можно сказать, что испытываем мы только то, что желаем
испытать, а ведь желать-- это самое сложное; с помощью воли мы способны на все,
но не в нашей власти повелеть себе обрести волю, а это значит, что мы не способны
ни на что" (Custine A. de. Souvenirs et portraits. Monaco, 1956. P. 99). В этом
отношении Кюстин в полной мере был человеком романтической эпохи, для
которого одной из главных психологических проблем была проблема "шагреневой
кожи", иначе говоря, способности желать, проявлять волю.
...я позвал слугу... -- Слугой Кюстина в течение полутора десятка лет был
итальянец Антонио Ботти, "один из достойнейших людей в мире" (Lettres a
Vamhagen.. P. 408; письмо от 22 февраля 1841 г.).
С. 77- Гримм Фридрих Мельхиор, барон фон (1723--1807) -- немецкий
франкоязычный литератор, автор многотомной "Литературной переписки" (изд.
1812--1813), в течение всей второй половины XVIII столетия знакомивший
европейских монархов с культурной жизнью, слухами, сплетнями и анекдотами
дореволюционного Парижа.
     С. 78. --это был вылитый Людовик XVI... русский князь К***, потомок
завоевателей-варягов...-- Князь Петр Борисович Козловский (1783--1840) в самом
деле принадлежал к древнему аристократическому роду (28-е колено от Рюрика).
Так как к моменту публикации "России в 1839 году" Козловского уже не было в
живых, Кюстин позволил себе в данном случае нарушить правило,
декларированное в предисловии: "не только не называть имен своих собеседников,
но даже не намекать на их положение в обществе и происхождение" (см. наст. том,
с. 2о). Современники поняли это; см., например, в письме П. А. Плетнева к Я. К.
Гроту от 22 августа 1845 г.: "О нем ^Козловском): упоминает Кюстин в начале
своего путешествия: к счастью, Козловский тогда уже был покойник, когда вышла
книга, а то она повредила бы ему" (Плетнев П. А., Грот Я. К. Переписка. СПб.,
1896. Т. 2. С. 525)• Тем, кто знал Козловского, не составляло труда узнать его, и
даже такой неприятель Кюстина, как Вяземский (автор двух статей.. о Козловском,
собиравший материалы для его обширной биографии), скрепя сердце признавал,
что "основа речей, ему приписываемых (у Кюстина), справедливо ему
принадлежит, но наверно много и прибавлено, а в ином отношении и убавлено"
(НЛО. С. ia6). Точность страниц, посвященных Козловскому, подтверждает и
давний знакомей и близкий друг князя, Н. И. Тургенев, который 15 июня 1843 г.
сообщал брату А. И. Тургеневу:
     "Я начал читать первый том Кюстина. Он описывает рассуждения и бол-
426


     Комментарии
товню Козловского на пароходе. Забавно и должно быть верно" (РО ИРЛИ. Ф. 3њ9-
^њ '494' л- 2!)- С другой стороны, тем, кто не знал князя, легко было заподозрить
Кюстина в создании традиционной марионетки, подающей автору необходимые
реплики (см., например: Due,!.. P. 4~~5)-Были и другие варианты истолкования
этого персонажа. Я. Н. Толстой, прекрасно знавший Козловского, намеренно
искажал истину и, дабы лишний раз уязвить Кюстина, приписывал все
вольнодумные суждения князя К*** самому автору "России в 1839 году": "Когда
любезный старец изрекает очередную нелепость, мы без труда догадываемся, кому
ею обязаны, и восстанавливаем истинное авторство"; князя К*** Толстой именует
"подставным редактором, выставившим свое имя под фантазиями маркиза"
(Tolstoy. P. 21, 34)- Наконец, автор анонимной рецензии на книгу В. Дорова "Князь
Козловский" (1845) в "Journal de Francfort" (3 октября 1845) утверждал, что
"старый сатир" Козловский просто морочил голову легковерному маркизу,
изображая, например, Россию страной религиозной нетерпимости. Та же версия
была высказана и рецензентом английского "Quarterly Review": "Нетрудно
заметить, что князь Козловский, известный в Лондоне и в других местах как
неутомимый шутник, развлечения ради в течение всего плавания морочил голову
парижскому простофиле, с которым свел его случай. Кое-какие из анекдотов,
которые Кюстин пересказывает со ссылкой на Козловского, неглупы; они отлично
смотрелись бы на страницах альманаха, но невозможно понять, как мог умный
человек принять их всерьез, пересказывать друзьям и, в довершение всего,
перепечатать без комментариев" (цит. по французскому переводу: Bibliotheque
universelle de Geneve. 1844. Т. 52. Р. ю8).
     Сходство Козловского, полного и низкорослого, с последними Бур-бонами
(Людовиком XVI или Людовиком XVIII) отмечают многие мемуаристы: "в голосе и
походке натуральная важность, а на лице удивительное сходство с портретами
Бурбонов старшей линии" (Вигель Ф. Ф. Записки. М., 1928. Т. I. С. 117); "в
Варшаве многие отставные туристы находили в князе П^етре) Борисовиче)
большое сходство с Лудовиком XVIII (Прмсибыльский. Л. з об.). Полнота
Козловского с самой его юности была предметом острот (на английской карикатуре
1813 г. он изображен в обществе высокой и сухощавой супруги русского посла в
Лондоне Дарьи Христофоровны Ливен, а под картинкой выставлена подпись:
"Широта и долгота Санкт-Петербурга"). Ноги у князя распухли от водянки,
которая и свела его в могилу; передвигался он с трудом в результате несчастного
случая, происшедшего с ним в 1834 г. в Варшаве: кучер направил лошадей прямо в
глубокий овраг, и Козловский поплатился за внезапное помрачение ума возницы
переломом правой бедренной кости.
     ...вспомнил, что уже давно слышал о мм...-- Кюстин мог слышать о Коз-
ловском от Варнгагена фон Энзе (см. примеч. к наст. тому, с. 6 и 62 и к т. 2, с. з'5)'
который занимал должность прусского посланника при дворе герцога Баденского в
1819 г., в то же самое время, когда Козловский был там русским посланником. С
тех пор взаимная симпатия связывала Козловского с четой Варнгагенов-- Карлом
Августом и его женой Рахилью
     427


     Комментарии
     (урожд. Левин; i77'--1833), хозяйкой знаменитого литературного салона. Варнгаген
в 1819 г. признавался Козловскому, что дорожит его "просвещенным умом и
советами", а Козловский в 1825 г. называл чету Варнгагенов поразительной, потому
что невозможно сказать, кто из двоих "более справедлив в суждениях и более
своеобычен в творениях ума" (ВЛ". .HAF. No 16607. Fol. 212; РГАЛИ. Ф. i95- On. 3.
No 47. Л. 4; в обоих случаях подл. по-фр.); ср. также дневниковую запись Варнгагена
от 23 апреля 1841 г.-- отклик на смерть "остроумного, живого, красноречивого"
князя Козловского: "Он был человеком величайших способностей, не нашедшим,
однако, себе употребления. Родина его не предложила ему дела, а свет, в котором он
жил, никогда не умел его оценить. (...) Рахиль любила его оригинальный ум и
манеры, равно как и его доброе сердце. Я был ему очень предан, хотя часто
посмеивался над ним, что он переносил с величайшим терпением" (Zeitshrifft fur
Slawistik. 1990- Bd. 35. S. 165; подл. по-нем.).
...дотоле мы никогда не виделись.-- В принципе Козловский и Кюстин могли
встретиться задолго до описываемого плавания на борту "Николая I" -- осенью
1814 г. в Вене, где Козловский, в эту пору чрезвычайный и полномочный посланник
России при сардинском дворе, находился для урегулирования на Венском конгрессе
вопроса о присоединении Генуи к владениям сардинского короля, а Кюстин состоял
в качестве начинающего дипломата при Талейране, представлявшем на конгрессе
Францию. Однако документальных свидетельств о подобной встрече не
сохранилось. Козловский упомянул о плавании в обществе Кюстина "из
Травемюндс в Петербург" в Письме от 17/29 августа 1839 г. к наместнику Царства.
Польского И. Ф. Паскевичу (1782--1856), при котором Козловский в 1836--1840 гг.
состоял в качестве чиновника по особым поручениям (см.:
НЛО. С. и 6); в этом письме Козловский рекомендует Кюстина своему начальнику
как "автора нескольких недурных романов".
     ...тоном истинного аристократа... настоящая вежливость...-- Професси- "
ональный дипломат (в 1803--i8n гг.-- служащий русской миссии при сардинском
дворе; в i8i2--1818 гг.-- чрезвычайный и полномочный посланник при том же
дворе; в i8i8--1820 гг.-- в той же должности при дворах герцога Баденского и
короля Вюртембергского, в 1820--1827 гг.-- оставлен в ведомстве Коллегии
иностранных дел без определенной долж- ! ности, в 1827 г. уволен от службы, в
1836--1840 гг. состоял в Варшаве при наместнике Царства Польского в качестве
чиновника по особым поручениям) , Козловский оставил значительное
литературное наследие, из которого . ныне более или менее известны лишь три
статьи научно-популярного '-. характера, опубликованные в пушкинском
"Современнике" (1836--1837)" -французские же политические брошюры
практически неизвестны, а некого-' рые ("Социальная диорама Парижа",
написанная в 1824--1825 гг.) и неиа-даны. Европейская известность Козловского,
близко знакомого с такими политическими и литературными знаменитостями, как
Талейран и Каи-нинг, Луи-Филипп и герцог Ришелье, Шатобриан и Байрон,
основывалась прежде всего не на его печатных трудах (хотя Пушкин ценил его слог
и манеру изложения так высоко, что признавался: "Козловский стал бы
428



     Комментарии
     моим провидением, если бы захотел раз и навсегда сделаться литерато-
ром" -- Пушкин, т. ю. С. 465, 689--690; подл. по-фр.), но на его
репутации блистательного собеседника, рассказчика и говоруна, в
котором "дар слова был такое же орудие, такое же могущество, как дар
поэзии в поэте, дар творчества в художнике" (Вяземский П. А. Эстетика
и литературная критика. М., 1984- С. 155)- В гостиной князя "малейшее
дневное событие подавало тему для обильных и поучительных
рассказов, рассуждений и заключений, приправляющихся зачастую
незлобным юмором, который пробивался у князя сквозь всю ткань
выпавшего ему невеселого существования. Никто никогда не выносил из
его беседы ни малейшего неудовлетворительного чувства, -- а всяк
уходил или с новым запасом сведений, или с исправленным воззрением
на вещи, или с облегчением своего тайного горя, или, наконец,
уврачеванный от какого-нибудь своего тщеславного недуга, для чего
одно даже вступление в эту атмосферу сердечной доброты, изящного
ума и философской простоты было уже достаточно" (Прмсибыль-ский.
Л. 5--5 об.). Козловский поражал собеседников "блестящими, игривыми,
полусерьезными беседами, характер которых с точностью передает лишь
французское causerie (беседа)" (Пржецлавский О. А. Князь Петр
Борисович КОЗЛОВСКИЙ//РО ИРЛИ. Ф. 265. On. 2. No 2138. Л. ю), незаем-
ной информацией о жизни и мнениях европейских мыслителей ушедшей
эпохи, осколком которой казался сам. Любопытно, что точно такое же
впечатление производил на беспристрастных наблюдателей и Кюстин;
"он очарователен, благороден и прост в обращении, как последний
представитель старинной аристократии (...),-- писал в марте 1854 г.
литератор следующего поколения, Ж. Барбе д'0ревийи. -- Он ведет
беседу, как человек, знавший г-жу де Сталь и сохранивший самый дух
настоящей беседы. Он-- дерево, ломящееся под тяжестью
(исторических) анекдотов. (...) Нужно видеть его, когда за десертом он
извлекает из кармана одну за другой всех европейских знаменитостей..."
(цит. по: Custine A. de. La Russie en 1839. P., 1991. Т. i. P. 478--479;
совпадает не только общая характеристика, но и упоминание г-жи де
Сталь, с которой был хорошо знаком и Козловский -- см. ниже примеч.
к наст. тому, с. 105).
     ...в Англии нет дворянства... ничто не способно сделать человека
дворянином.-- Последнее утверждение вполне отвечает известным нам
убеждениям Козловского, который в неопубликованном при жизни
фрагменте "Опыт истории России" назвал главным изъяном российского
общественного устройства "мнимую мощь" русского дворянства, не
образующего сословия, "подобного   дворянскому   сословию   других
европейских   монархий", и погубленного петровской табелью о рангах,
которая отменила наследственные преимущества и открыла путь в
дворянство людям любого звания (см.: Из наследия П. Б. Козловского. С.
303--3њ5); как и Пушкин, Козловский выступал сторонником сильной,
независимой аристократии. Что касается Англии, где так свято, как ни в
одной европейской стране, "уважаются права государей как залог
общественного спокойствия, как живые щиты, оберегающие
общественный порядок от дерзких самонадеянных честолюбцев" (цит.
по: Dorow. P. 72---73)> то ее Козловский почитал образцовым
429


     Комментарии
государством и "мерил ею свои взгляды и суждения даже в области нравственности и
повседневных привычек" (R^ewuska. Т. а. Р. 149)- Скептическое восприятие английского
общественного устройства, при котором политической свободе сопутствует рабская
зависимость людей всех сословий от моды и привычки, было свойственно скорее самому
Кюстину, выразившему его в книге "Записки и путешествия" (1830).
Дороге Луи Леон Фелисите де Бранка, маркиз де Виллар, граф дс ('733--1824),
литератор и остроумец, начавший свою карьеру драматурга и эпиграмматиста во времена
Вольтера, в царствование Людовика XV, а кончивший ее пэром Франции, притом
сочувствующим либеральной оппозиции, при Людовике XVIII, аристократ по
происхождению и фрондер по характеру; основатель его рода, выходец из Испании Бюфиль
де Бранка обосновался во Франции еще при Карле VII (XV век) и тогда же получил титулы
маркиза де Виллара и графа де Лораге.
     С. 79- ...сопровождал императора Александра в его поездке в Лондон.-- Александр
находился в Англии с а6 мая/7 июня по 14/26 июня 1814 г. по приглашению принца-регента, в
1820 г. ставшего английским королем Георгом IV (1762--1830); в Лондоне состоялась
встреча европейских монархов, членов антинаполеоновской коалиции, предшествовавшая
Венскому конгрессу, где победителям предстояло окончательно решить судьбу послевоенной
Европы. Перед этим Козловский пробыл в Англии целых полгода (с января по август 1813 г.),
покорил английское светское общество и даже -- первым из русских -- удостоился звания
почетного доктора Оксфордского университета по разделу гражданского права (Sim-monsJ. S.
G. Turgenev and Oxford//0xoniensia. 1966. V. 31. P. 146).
С. 8о. ...очень любит своего лейб-медика...-- Лейб-медиком Александра I,
сопровождавшим его во всех поездках, был Джеймс (Яков Васильевич) Виллие (1765--1854)'
выходец из Шотландии, с 1790 г. живший в России;
в 1814 г. английский принц-регент "в знак особого внимания к императору Александру
даровал лейб-медику Виллие сначала достоинство кавалера ^sir), а вскоре затем и титул
великобританского баронета, на что ему была выдана грамота с гербом, оригинал которого
сочинен и рисован был самим Государем" (Русский биографический словарь. СПб., 1896. Т. i.
С. 309). Описание Кюстином непонятливости русского монарха вызвало недоумение-- на сей
раз вполне оправданное-- Греча (см.: Gretch. P. 15).
...секретарь князя К***...-- Карл Франц (Шарль Франсуа) Штюбер (1801 -- не раньше
1869) -- уроженец Швейцарии, секретарь Козловского в течение последних полутора
десятков лет жизни, после смерти князя -- служащий русского консульства в Париже, член-
корреспондент Француз- . ского Восточного общества префектуры Сона-и-Луара,
"неразлучный домочадец, заслуживающий добрую память за его беспредельную преданность
своему обожаемому патрону. ^...) Секретарь под диктовку и по поручению, чтец газет и
писем, комиссионер, казначей (sic!), расходчик и эконом, он с французскою дружбою
снисходил до всех услуг, какие потребовались в отсутствие единственного лакея или
вызывались несметливостию полагавшейся на даче кухарки -- по части яиц всмятку.
Честный, добросердечный,
     43њ


     Комментарии
     но иногда угрюмый воркун этот, обходясь сам бессменным серым вроде наполеоновского
сюртуком, застегнутым до галстука для избежания прочих прихотливостей туалета,
сдерживал благотворительную расточительность князя и заводил горячий с ним спор о
распределении изредка появлявшихся денежных посылок }:
"Присвоив своему толстому русскому другу-князю звание радикала, маркиз прибавляет с
торжествующим видом, что в России все, что ни есть либерального, склоняется к римской
религии. Если вспомнить, что до сей поры так называемые русские либералы прославились в
основном планами цареубийства, осуществить которые им мешала лишь собственная трусость,
то можно усомниться в том, что Его Святейшество сочтет этот комплимент лестным для себя"
(цит. по французскому переводу в "Bibliotheque universelle de Geneve". 1844. Т. 52. P. 109).
...иллюзии, которыми обольщают