Астольф де Кюстин
Россия в 1839 "МУ
     драчунов, являются к месту ссоры и требуют, чтобы зачинщик ее слез с реи. Тот
отказывается, один из городовых прыгает на борт лодки, бунтовщик вцепляется в
мачту, представитель власти повторяет свои требования, мятежник по-прежнему
сопротивляется. Полицейский в ярости пытается залезть на мачту сам, и ему
удается схватить строптивца за ногу. И что он делает, как вы думаете? он изо всех
сил тянет противника вниз -- без всяких предосторожностей, нимало не заботясь о
том, как бедняга будет спускаться; тот же, отчаявшись избежать наказания,
отдается наконец на волю судьбы:
     перевернувшись, он падает навзничь, головой вниз, с высоты в два человеческих
роста, на поленницу дров, и тело его распластывается на ней, словно куль.
Судите сами, насколько жестоким было падение! Голова несчастного
подскочила на поленьях, и звук удара достиг даже моего слуха, хотя я стоял в
полусотне шагов. Я считал, что этот человек убит; кровь заливала его лицо; однако
ж, оправившись от первого потрясения, бедный, попавший в ловушку дикарь
встает на ноги;
     лицо его, насколько видно под пятнами крови, ужасающе бледно; он принимается
реветь, как бык; жуткие эти крики ослабляли отчасти мое сострадание -- мне
казалось, что теперь это всего лишь зверь, и напрасно я переживал за него, словно
за себе подобного. Чем громче выл этот человек, тем сильнее ожесточалось мое
сердце -- ибо нельзя отрицать, что по-настоящему сочувствовать живому существу
и разделять его муки можно, только если существо это хоть отчасти сохраняет
чувство собственного достоинства!.. жалость есть сопереживание -- а какой
человек, сколь бы ни был он сострадателен, захочет сопереживать тому, кого он
презирает?
     Грузчик сопротивляется отчаянно и довольно долго, но наконец сдается;
быстро подплывает маленькая лодчонка, пригнанная в тот же миг другими
полицейскими, арестанта связывают и, стянув ему руки за спиной, швыряют
ничком на дно лодки; за этим вторым падением, не менее жестоким, следует целый
град ударов; но и это еще не все, предварительная пытка не кончилась --
городовой, поймавший его, едва увидев свою жертву поверженной, вспрыгивает на
нее ногами; я подошел ближе и потому рассказываю о том, что видел своими
глазами. Палач спустился в лодку и, ступив на спину несчастному, стал пинать
ногами этого беднягу пуще прежнего и топтать его так, словно это были
виноградные гроздья в давильне. Поначалу дикие вопли узника возобновились с
удвоенной силой; но когда по ходу сей ужасающей экзекуции они стали слабеть, я
почув" ствовал, что силы оставляют и меня самого, и поспешно удалился;;
я не мог ничему помешать, но видел слишком много... Вот чтч'ет Батюш-ка, он нас вознаградит.
знает,
     * Ссылка эта не удивит тех, русским наша история. Примечание Путешественншга.
насколько досконально известна
     328


     Письмо восемнадцатое
     -- Подойдите, если посмеете, -- тоже кричит Федор в припадке отчаяния,-- она
же позволила мне обнять ее и не сопротивлялась. Вы сами видите, что она сошла с
ума!! Но она что-то говорит:
     слушайте!
Все подступают ближе и слышат одну только фразу:
     -- Так значит, он любил меня!
     Лишь Федор понимает смысл ее слов; возблагодарив Бога, он падает на колени
и разражается рыданиями.
     Палачи с невольной почтительностью отступают от Ксении. "Сошла с ума!" --
шепотом твердят они...
     С того дня она каждую минуту все повторяла одни и те же слова: "Так значит,
он любил меня!.."
     Многие, видя, как она спокойна, сомневаются в ее безумии: они полагают, что
любовь Федора, в которой тот невольно признался, пробудила в сердце сестры
невинную и страстную нежность, которую бедная девушка давно уже питала к
нему, хоть они оба о том и не ведали, и что это запоздалое прозрение разбило ей
сердце.
     И поныне никакие увещевания не в силах помешать ей повторять эти слова,
механически слетающие с ее уст с поразительной легкостью и без передышки: "Так
значит, он любил меня!"
     Ее мысль, ее жизнь остановилась, сосредоточившись на невольном любовном
признании Федора, и мозг, продолжающий, так сказать, по инерции свою
деятельность, повинуется, словно во сне, тому последнему остатку воли, что
повелевает ему снова и снова повторять загадочную, священную фразу, которая
продлевает ей
     жизнь.
Федора не убили вслед за Теленевым, но спасение пришло к нему не из-за
усталости палачей, а из-за усталости зрителей, ибо человек бездействующий
утомляется преступлением быстрее, нежели человек, который его совершает: толпа,
насытившись кровью, потребовала, чтобы пытка юноши была отложена до
завтрашней ночи. За это время со всех сторон подоспели значительные военные
силы. Уже с раннего утра уезд, где зародилось восстание, был окружен; по всем
деревням наказывали каждого десятого; наиболее виновных приговаривали не к
смерти, а к ста двадцати ударам кнута, и они погибали; остальных затем сослали в
Сибирь. Однако ж обитатели соседних с Вологдой краев не смирились; всякий день
мы видим, как крестьян, из разных губерний в массовом порядке, целыми сотнями
отправляют в сибирскую ссылку. Помещики, владеющие этими опустошенными
деревнями, теперь разорены, ибо здесь богатство хозяев измеряется количеством их
крестьян. Богатые владения князя *** превратились в пустыню.
Федору с матерью и женой пришлось вслед за другими жителями своей
обезлюдевшей деревни отправиться в Сибирь.
     Ксения присутствовала при отправке ссыльных, но даже не попрощалась, ибо новая
эта беда ни на миг не вернула ей рассудка.
     329


     Астольф де Кюстин
     Россия в 1839 году
В ту роковую минуту жестокие страдания Федора и его семьи еще усилились
из-за неожиданного происшествия. Жена его и мать уже сидели на телеге; он готов
был вот-вот присоединиться к ним и навсегда покинуть Вологду; однако он ничего
не видел, кроме Ксении, его сердце обливалось кровью из-за сестры, сироты, кото-
рая утратила все чувства, или по крайней мере память, и которую он вынужден был
оставить одну на нсостывшем пепелище родной деревни. Ей теперь все время
нужна помощь, думал он, а защиты искать будет не у кого, кроме чужих людей; и
слезы его иссякали от отчаяния. Тут с телеги доносится душераздирающий крик,
Федор бросается к жене и находит ее без чувств: кто-то из солдат охраны только
что унес его ребенка.
     -- Что ты делаешь? -- кричит отец, обезумев от боли.
     -- Хочу положить его тут, у дороги, пусть кто-нибудь похоро* нит; он же
умер, ты что, не видишь? -- отвечает казак.
     -- А я хочу увезти его с собой!
     -- Нечего.
     В эту минуту сбегаются на шум другие солдаты и хватают Федора; уступая
насилию, он поначалу впадает в оцепенение, потом плачет, умоляет:
     -- Он не умер, он просто в забытьи, позвольте мне его поцеловать,-- твердит
он, рыдая,-- обещаю, что если сердце у него не бьется, я не возьму его с собой.
Может быть, и у вас есть сын, и у вас есть отец, так сжальтесь надо мною,-- просит
несчастный юноша, сраженный столькими ударами судьбы. Смягчившись, казак
отдаст ему ребенка; но стоит отцу прикоснуться к его ледяному телу, как волосы
его встают дыбом; он оглядывается крутом, взгляд его встречается с одушевленным
свыше взором Ксении -- ничто на свете, ни горе, ни несправедливость, ни смерть,
ни безумие не в силе воздвигнуть преграду между двумя сердцами, рожденными,
чтобы понимать друг друга: то Божья воля.
     Федор делает Ксении знак, солдаты почтительно расступаются перед бедной
сумасшедшей, та подходит и принимает из рук отца тельце ребенка, но по-
прежнему не произносит ни слова. Дочь Теленева молча снимает с себя платок,
отдает его Федору, а потом сжимает в объятиях младенца. Благоговейно держа
свою ношу, она стоит неподвижно до тех пор, покуда ее возлюбленный брат, сидя-
щий между плачущей матерью и умирающей женой, не скрывается из виду
навсегда. Она долго провожает глазами обоз ссыльных мужиков; наконец, когда
последняя повозка исчезает на дороге, ведущей в Сибирь, и она остается одна, она
уносит с собой ребенка и принимается играть с его хладными останками и
ухаживать з",| ними с величайшей изобретательностью и нежностью.
     -- Значит, он не умер! -- говорили окружающие. -- Он воскреснет, она его
воскресит!..
     .0 сила любви!.. кто положит тебе предел?
330


     Письмо восемнадцатое
Мать Федора не уставала винить себя за то, что не сумела удержать Ксению в
хижине сумасшедшего старика.
     -- По крайней мере ей бы не пришлось смотреть на казнь отца, -- твердила
добрая Елизавета.
     -- Вы бы сохранили ей рассудок, и она страдала бы еще больше,-- отвечал
матери Федор, и оба снова погружались в угрюмое молчание.
Бедная старуха долго и, казалось, безропотно сносила все;
ни резня, ни пожар не исторгли из груди ее ни единой жалобы;
но когда ей, вместе с другими жителями Вологды, пришлось в наказание ехать в
ссылку, покинув избу, где родился ее сын, где умер отец ее сына, когда ее
разлучили с умалишенным братом, мужество оставило ее: вконец обессилев, она
цеплялась за бревна избы, целовала их, в отчаянии вырывала из щелей
пропитанный дегтем мох. Женщина эта, не жалуясь, потеряла все, но разлука с
семейным очагом сделала ее безутешной. В конце концов ее оттащили и привязали
к телеге, где, как мы видели, оплакала она новорожденного сына своего дорогого
Федора.
     Трудно поверить, но заботы Ксении, ее животворное дыхание, быть может, ее
молитва вернули к жизни ребенка, которого Федор считал погибшим. Благодаря
этому чуду нежности или набожности чужаки-северяне, присланные, чтобы
заселить пустынные развалины Вологды, почитают Ксению как святую.
Даже те, кто считает ее сумасшедшей, никогда бы не осмелились забрать у нее
ребенка брата; никому и в голову не приходит отнимать у нее драгоценную, у
смерти похищенную добычу. Это чудо, сотворенное любовью, послужит
утешением ссыльному отцу, и сердце его еще откроется для счастья, когда он
узнает, что сын его спасен, и спасен ею!!
     По пятам за Ксенией ходит коза; она кормит ребенка. Иногда можно видеть
словно ожившую картину: дева-мать сидит на солнышке близ черных развалин
родной усадьбы и братски улыбается сыну своей души, ребенку ссыльного.
С чисто девичьей грацией она качает малыша на коленях, и воскресшее дитя с
ангельской радостью обращает к ней свою непередаваемую улыбку. Сама о том не
подозревая, она перешла от милосердия к любви, от любви к безумию, а от безумия
к материнству; Бог хранит ее; ангел и безумная целуются, паря над юдолью плача
     -- так перелетные птицы встречаются за облаками.
Иногда вдруг чудится, что ее посещает какое-то мягкое печальное
воспоминание: тогда уста ее, бесчувственное эхо минувшего, машинально шепчут
загадочные слова, единственное и высшее выражение ее жизни, и смысла этих слов
не постичь никому из новых обитателей Вологды: "Так значит, он любил меня!"
331


     Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
     КОНЕЦ ИСТОРИИ ТЕЛЕНЕВА
Ни русский поэт, ни я не остановились перед тем, чтобы отнести к Ксении
слова "дева-мать"; ни он, ни я не считаем, что чем-либо оскорбили возвышенный
стих католического поата:
     О дева-мать, Ночь своего же сына *
или осквернили глубочайшую тайну, обозначенную им в столь кратких словах.
•* "Рай" Данте, песнь XXXIII, 1-й стих.


        "ПИСЬМО ДЕВЯТНАДЦАТОЕ"
Петербург в отсутствие императора.-- Погрешности архитекторов.-- Женщины редки на
петербургских улицах. -- Государево око. -- Волнение придворных. -- Метаморфозы. --
Особенный склад русского честолюбия.-- Военный дух.-- Необходимость, которой
подчиняется даже император.-- Чин.-- Дух сего установления.-- Петр I.-- Его понимание
чина.-- Россия превращается в полк. -- Дворянство уничтожено. -- Николай более русский,
чем Петр I. -- Чин разделяется на четырнадцать классов. -- В чем преимущество человека,
принадлежащего к последнему классу. -- Соответствие гражданских классов воинским
званиям. -- Продвижение по службе зависит единственно от воли императора.--
Удивительная сила честолюбия.-- Его последствия.-- Мысль, подчинившая себе русский
народ.-- Различные мнения относительно будущего зтой империи.-- Взгляд на характер
русского народа.-- Сравнение между простолюдинами в Англии, во Франции и в России. --
Бедственное положение русского солдата. -- Опасность, которой подвергается Европа.--
Русское гостеприимство.-- Какова его цель.-- Затруднения, какие вызывает желание
осмотреть что-либо самостоятельно. -- Формальности, считающиеся изъявлением
учтивости. -- Память о Востоке. -- Ложь по необходимости. -- Воздействие способа
правления на национальный характер. -- Родство русских с китайцами. -- Оправдание
неблагодарности. -- Манеры людей, приближенных ко двору. -- Предубеждение русских
против иностранцев. -- Различие между русским и французским характером. -- Всеобщая
недоверчивость. -- Слова Петра Великого о характере своих подданных. -- Византийцы.--
Суждение Наполеона.-- Самый искренний человек во всей империи.-- Испорченные
дикари.-- Маниакальная приверженность к путешествиям.-- Ошибка Петра Великого,
которую повторяли и его преемники.-- Император Николай единственный попытался ее
исправить.-- Дух его царствования.-- Острота г-на де ла Ферронне.-- Удел государей.--
Бессмысленная архитектура.-- Красота и польза петербургских набережных.-- Описание
Петербурга, сделанное Вебером в iyi8 году.-- Три площади, сливающиеся в одну.-- Собор
Святого Исаака.-- Отчего государи чаще, нежели народы, ошибаются, выбирая место для
городов.-- Казанский собор.-- Греческое суеверие.-- Церковь в Смольном.-- Женская кон-
грегация с военным уставом.-- Таврический дворец.-- Античная Венера.-- Дар папы
Климента XI Петру I.-- Соображения по этому поводу.-- Эрмитаж.-- Картинная
галерея.-- Императрица Екатерина.-- Портреты, написанные г-жой Лебрен.-- Устав
кружка, собиравшегося в Эрмитаже, который был составлен императрицей Екатериной П.
Петербург, i августа 1839 года
     Когда я последний раз писал вам, я обещал, что не вернусь во Францию,
покуда не доберусь до Москвы; с тех пор вы не можете
333


     Астольф де Кюстин Россия
в 1839 году
     думать ни о чем другом, кроме этого легендарного города -- легендарного вопреки
историческим фактам *. И в самом деле, пускай название "Москва" звучит весьма
современно и вызывает в памяти достовсрнейшие события нашего столетия,--
удаленность бывшей столицы и величие этих событий придают ей поэтичность, как
никакому другому городу. В этих эпических сценах есть нечто величественное и
странным образом контрастирующее с духом нашего века, века геометров и
торговцев ценными бумагами. Так что я с огромным нетерпением жду, когда
окажусь в Москве: такова теперь цель моего путешествия; я выезжаю через два дня,
однако в эти дни буду писать вам прилежней, чем когда-либо, ибо непременно хочу
представить сколько возможно полную картину сей обширной и ни на что не
похожей империи.
     Вы не можете даже вообразить, насколько печальное зрелище являет собой
Петербург в отсутствие императора; город сей, по правде говоря, и в другое время
не назовешь веселым; но лишившись двора, он превращается в пустыню, -- к тому
же, как вы знаете, ему постоянно грозит гибелью морская стихия. И вот нынче
утром, прогуливаясь по его безлюдным набережным и опустевшим променадам, я
говорил себе: "Значит, Петербург скоро затопит; люди бежали из него, и вода
возвратится на свое законное место-- на болото; на сей раз природа воздала по
заслугам ухищрениям искусства". Ничего подобного: Петербург вымер, потому что
император отбыл в Петергоф -- вот и все.
     Море выталкивает воды Невы, и они поднимаются так высоко, а берега ее так
низки, что широкое, с бесконечным множеством рукавов устье похоже на
застывшее наводнение, на трясину,-- рекой Неву называют за недостатком более
точного определения. Нева в Петербурге -- это уже море; выше по течению это
водоспуск длиною в несколько лье, сток Ладожского озера, воды которого текут по
нему в Финский залив.
     В ту пору, когда возводились петербургские набережные, у русских царила
мода на низкие здания -- мода весьма неразумная для страны, где высота стен
уменьшается на шесть футов из-за снега, покрывающего землю восемь месяцев в
году, и где ни одна возвышенность не сообщает пейзажу живописности и не
нарушает ровного круга -- недвижной линии горизонта, обрамляющей города,
плоские, как морская гладь.
     Серое небо, стоячая вода, пагубный для жизни климат, топкая почва
бесплодной, слякотной низины, монотонная, плоская равнина, где земля похожа на
воду чуть более темного оттенка, -- лишь поборов все эти неприятные
обстоятельства, человек мог придать живописность Петербургу и его окрестностям.
Без сомнения, толькб прихоть, прямо противоположная чувству прекрасного, могла
пону-
     • Слова оти -- ответ на письмо, полученное из Парижа. 334


     Письмо девятнадцатое
     дить кого-то расположить рядами на ровной поверхности очень плоские
сооружения, едва выступающие из болотного мха. В юности я приходил в восторг,
стоя у подножия гористых берегов Калабрии:
     передо мной был пейзаж, все линии которого, за исключением моря, были
вертикальными. Здешняя же земля, наоборот,-- плоскость, очерченная абсолютно
горизонтальной линией, что проведена между небом и водой. Дома, дворцы и
присутственные места, стоящие по берегам Невы, кажется, почти сливаются с
землей, или, вернее, с морем; среди них есть и одноэтажные, а самые высокие -- в
три этажа: на вид все они как будто расплющены. Корабельные мачты вздымаются
выше крыш; крыши эти крыты железом и покрашены, отсюда их чистота и
легкость; но их сделали очень плоскими, на итальянский манер -- и снова вопреки
здравому смыслу! Для стран, где много снега, годятся лишь островерхие крыши. В
России вас на каждом шагу поражают последствия непродуманного
подражательства.
     Меж четырехугольных зданий якобы романской архитектуры взору вашему
открываются обширные проемы, прямые и пустынные;
они именуются улицами; с виду они нисколько не похожи на южные, несмотря на
обрамляющие их классические колоннады. Ветер беспрепятственно гуляет по этим
дорогам, спрямленным и широким, словно аллеи внутри военного лагеря.
Печальный вид города еще усиливается от того, что здесь редко встретишь
женщин. Те, что недурны собой, никогда не ходят пешком. Люди богатые, если им
захочется пройтись, не преминут взять с собой лакея, чтобы он сопровождал их, --
обычай, имеющий в основании осмотрительность и необходимость.
Одному императору под силу заселить это скучное место, один только он
способен создать толпу на этом бивуаке, что немедля опустеет, как только его
покинет господин. В механизмы вдыхает он живописную страсть и мысль; короче,
это чародей, чье присутствие пробуждает Россию, а отсутствие погружает в сон:
едва двор покидает Петербург, как великолепная столица превращается в зритель-
ный зал после спектакля. Император -- это зажженная лампа. По возвращении из
Петергофа я не узнаю Петербург; четыре дня назад я уезжал из совсем другого
города -- но когда бы нынче ночью император возвратился, наутро все то, что
теперь нагоняет скуку, пробуждало бы живейший интерес. Надобно быть русским,
чтобы понимать могущество государева ока: это нечто совсем иное, нежели око
влюбленного, о котором говорил Лафонтен.
     Вы думаете, девушка в присутствии императора думает о своих сердечных
делах? Вы ошибаетесь: она думает, как добиться повышения для брата; старуха,
едва ощутив близость двора, забывает о своих недугах; пускай у нее нет семьи и ей
не о ком печься -- неважно, ведь царедворством занимаются ради удовольствия,
раболепствуя бескорыстно, так, как игрок бескорыстно любит игру ради
335


     Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
     самой игры. У лести нет возраста. И вот, стряхнув с себя бремя прожитых лет, эта
морщинистая кукла утрачивает и достоинство, отличающее старость: никто не
сжалится над суетливой дряхлостью, ибо она смешна. П