ой неловкости. Взгляд этот обращает их в камень: он стесняет
их поступь и мысли, мешает им разговаривать и двигаться; это истинная правда, и
сам я зачастую испытывал гораздо более сильную физическую робость в деревнях,
где на меня, чужестранца, были направлены все взоры, нежели в самых пышных
салонах, где на меня никто не обращал внимания. Я мог бы написать целый трактат
о различных видах робости, ибо являю собой совершенный ее образец; никто, как
я, не стенал с самого детства от приступов сей неизлечимой болезни, которая,
благодарение Богу, людям следующего за мною поколения почти вовсе неведома--
лишнее доказательство того, что робость не только плод физической
предрасположенности, но главным образом результат воспитания.
В свете этот физический недостаток принято скрывать, вот и все:
нередко застенчивейшими из людей бывают люди самые выдающиеся по
рождению своему, званию и даже по своим достоинствам. Я долгое время полагал,
что робость -- то же самое, что скромность в сочетании с чрезмерной
почтительностью к социальным различиям либо к умственным дарованиям; но как
тогда объяснить робость у великих писателей и государей? По счастью, в России
члены императорской фамилии отнюдь не робки, они принадлежат своему веку; в
их обхождении и речах нет и следов замешательства, каким
273


     Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
     так долго мучились августейшие хозяева Версаля и их придворные -- ибо что
может стеснять более, чем робкий государь?
     Как бы то ни было, но после ухода великого князя я почувствовал величайшее
облегчение; про себя я поблагодарил его за то, что он сумел так верно угадать мое
желание и так учтиво его исполнить. Человеку полувоспитанному никогда не
придет в голову оставить гостя одного, чтобы сделать ему приятное; однако же
подчас невозможно доставить гостю большее удовольствие. Умение покинуть
гостя, не повергая его в шок, есть вершина обходительности и высшее проявление
гостеприимства. Подобная непринужденность в повседневной жизни света -- то
же, что в политике свобода, не отягощенная беспорядком: все о ней постоянно
мечтают, но достигнуть никак не могут.
     В тот момент, когда великий князь покидал нас, мадемуазель *** стояла
позади своей матери; юный государь, проходя мимо нее, останавливается с весьма
важным и чуть насмешливым видом и молча отвешивает ей глубокий поклон.
Девушка, понимая, что в приветствии этом скрыта ирония, не произносит ни слова
и при всей своей почтительности на поклон не отвечает.
Этот оттенок в отношениях восхитил меня и показался на редкость тонким.
Сомневаюсь, чтобы кто-либо из двадцатипятилетних женщин здесь при дворе
проявил столь необычную смелость;
     одной лишь невинности свойственно сочетать законное чувство собственного
достоинства, которое никто не должен терять, с уважением к особам, облеченным
властью. Образцовая эта деликатность не прошла незамеченной:
     -- Ничуть не изменилась! -- произнес, удаляясь, великий князь наследник
престола.
     Детьми они росли вместе -- разница в пять лет не мешала им нередко играть в
одни и те же игры. Подобная близость не забывается, даже и при дворе. Немая
сцена, которую они разыграли, немало меня позабавила.
Мне было особенно интересно взглянуть на императорскую фамилию изнутри.
Чтобы по достоинству оценить этих государей, надобно видеть их вблизи: они
созданы для того, чтобы стоять во главе своей страны, ибо являются во всех
отношениях первыми среди своей нации. Из всего виденного мною в России
императорская фамилия в наибольшей мере заслуживает восхищения и зависти
иностранцев.
     Под самой крышей коттеджа находится кабинет императора. Это довольно
большая и очень скромно убранная библиотека. С ее балкона открывается вид на
море. Не покидая этого наблюдательного пункта, приспособленного для ученых
занятий, император может сам командовать своим флотом. Для этих целей у него
есть подзорная труба, рупор и маленький переносной телеграф.
Мне хотелось бы изучить эту комнату и все, что в ней находит-
274


     Письмо шестнадцатое
ся, во всех подробностях и задать множество вопросов; но я побоялся, как бы мое
любопытство не показалось нескромным, и предпочел осмотреть все бегло, нежели
выглядеть так, будто явился описывать имущество.
К тому же меня всегда занимает лишь общий порядок вещей: он, как правило,
поражает меня сильнее, нежели отдельные детали. Я путешествую, чтобы видеть
различные предметы и выносить о них суждение, а не для того чтобы измерять их,
пересчитывать и копировать в точности.
     Впустив меня в коттедж, можно сказать, в своем присутствии, обитатели его
оказали мне милость. Посему я почел своим долгом показать, что достоин этой
милости, и, обойдясь без чересчур доскональных разысканий, ограничиться лестно-
уважительным изъявлением почтительности.
     Поделившись мыслями своими с госпожой ***, которая отлично поняла мою
деликатность, я поспешил к императрице и великому князю наследнику престола,
чтобы откланяться.
     Мы нашли их в саду; сказав еще несколько любезных слов, они простились со
мной. Я остался доволен всем, что увидел, но в особенности был признателен им за
доброту и очарован благородством и неповторимым изяществом, с каким меня
принимали.
     Выйдя из коттеджа, я сел в карету и отправился спешно осматривать
Ораниенбаум-- знаменитый дворец Екатерины II, возведенный Меншиковым. Сей
несчастный был сослан в Сибирь прежде, нежели довершил дивное убранство
своего жилища, каковое было сочтено излишне царственным для министра.
Ныне дворец принадлежит великой княгине Елене, невестке нынешнего
императора. Расположен он в двух-трех милях от Петергофа, в виду моря, на
продолжении той же береговой скалы, на которой стоит императорский дворец, и
хоть и выстроен из дерева, но вид имеет внушительный; прибыл я туда довольно
рано, дабы как следует осмотреть все, что есть в нем любопытного, и обойти его
сады. Великой княгини в ту пору не было в Ораниенбауме. Несмотря на
неосторожную любовь к роскоши человека, который возвел этот дворец, и на
пышность, какой окружали себя те великие, что жили там вместо него, само здание
не так уж обширно. Дом соединяется с парком с помощью террас, лестниц,
ступеней крыльца, балконов, покрытых апельсиновыми деревьями и цветами, и уб-
ранство это служит к украшению и того, и другого; сама по себе архитектура
дворца более чем посредственна. Великая княгиня Елена выказала здесь вкус,
проявляющийся во всех ее усовершенствованиях, и превратила Ораниенбаум в
прелестное жилище -- невзирая на унылые окрестности и неотступное
воспоминание о тех драматических событиях, что разыгрались в этих местах.
Выйдя из дворца, попросил я показать мне развалины маленькой крепости, из
которой Петра III вывезли в Ропшу, где он был
275


     Астольф де Кюстин
Россия в 1839 году
     убит. Меня отвели в какое-то сельцо, стоящее на отшибе; я увидел пересохшие
рвы, следы фортификаций и груды камней -- современные руины, возникшие
благодаря скорее политике, чем времени. Однако вынужденное молчание,
неестественное уединение, властвующее над этими проклятыми обломками,
очерчивают перед нами как раз то, что хотелось бы скрыть; как и повсюду,
официальная ложь здесь опровергается фактами; история -- это волшебное зер-
кало, в котором народы, по смерти великих людей, оказавших самое большое
влияние на ход вещей, видят бесполезные их ужимки. Люди уходят, но облик их
остается запечатлен на сем неумолимом стекле. Правду не похоронишь вместе с
мертвецами: она торжествует над боязнью государей и над лестью народов, ибо ни
боязнь, ни лесть не в силах заглушить вопиющую кровь; правда являет себя сквозь
стены любых темниц и даже сквозь могильные склепы; особенно красноречивы
могилы людей великих, ибо погребения темных людей лучше, нежели мавзолеи
государей, умеют хранить тайну о преступлениях, память о которых связана с
памятью о покойном. Когда бы я не знал заранее, что дворец Петра III был
разрушен, я мог бы об этом догадаться; видя, с каким рвением здесь стараются
забыть прошлое, я удивляюсь другому: что-то от него все-таки остается. Вместе со
стенами должны были исчезнуть и самые имена.
Мало было разрушить крепость, следовало бы стереть с лица земли и дворец,
расположенный всего в четверти лье отсюда; всякий, прибыв в Ораниенбаум,
беспокойно ищет в нем следы той тюрьмы, где Петра III заставили подписать
добровольное отречение от престола, ставшее его смертным приговором, ибо,
единожды добившись от него этой жертвы, надобно было помешать ему
передумать.
     Вот как повествует об убийстве сего государя в Ропше г-н де Рюльер в своих
анекдотах из российской жизни, напечатанных в продолжение его "Истории
Польши": "Солдаты были удивлены содеянным: они не понимали, что за
наваждение овладело ими и заставило отнять корону у внука Петра Великого,
чтобы передать ее какой-то немке. Почти все действовали без всякого плана и
умысла, увлеченные порывом других; а когда удовольствие распоряжаться короной
иссякло, каждый, вернувшись в низкое свое состояние, не испытывал ничего,
кроме угрызений совести. В кабаках матросы, не вовлеченные в мятеж, прилюдно
упрекали гвардейцев в том, что те продали своего императора за кружку пива.
Жалость, оправдывающая даже и величайших преступников, заговорила во всех
сердцах. Однажды ночью воинская часть, преданная императрице, взбунтовалась
из пустого страха; солдаты решили, что "матушка в опасности". Пришлось
разбудить императрицу, чтобы они увидели ее собственными глазами. На другую
ночь -- новый бунт, еще более опасный. До тех пор, покуда жив был император,
основания для тревоги находились постоянно, и казалось, что покою не бывать.
276


     Письмо шестнадцатое
Один из графов Орловых -- ибо титул этот им был пожалован с самого
первого дня, -- тот самый солдат по прозвищу "меченый", что утаил записку
княгини Дашковой, и некто Теплев, продвинувшийся из чинов самых низких
благодаря особенному искусству устранять соперников, вместе пришли к
несчастному государю;
     войдя, они объявили, что отобедают вместе с ним; перед трапезой, по русскому
обычаю, подавали стаканы с водкой. Стакан, выпитый императором, был с ядом.
Оттого ли, что они спешили возвестить о победе, оттого ли, что, ужаснувшись
деянию своему, решили покончить с ним поскорее, но через минуту они пожелали
налить государю второй стакан. Он отказался -- внутренности его уже пылали, и
свирепые лица вызвали в нем подозрения; они применили силу, чтобы заставить
его выпить, он -- чтобы их оттолкнуть. Вступив в страшную эту схватку, убийцы,
дабы заглушить крики, которые слышны были уже издалека, набросились на
императора, схватили за горло, повалили наземь; но поскольку он защищался так,
как только может человек, доведенный до крайнего отчаяния, а они избегали
наносить ему раны, ибо им приходилось опасаться за свою судьбу, то они призвали
на подмогу двух верных офицеров из царской охраны, находившихся в тот миг
снаружи, у дверей тюрьмы. То был самый юный из князей, Барятинский, и некто
Потемкин, семнадцати лет от роду. Участвуя в этом заговоре, они выказали такое
рвение, что, несмотря на крайнюю молодость, им было поручено сторожить
императора. Они прибежали, трое убийц завязали и стянули салфетку вокруг шеи
несчастного государя, в то время как Орлов, став коленями ему на грудь, давил его
и не давал дышать;
     так они наконец его удушили, и он безжизненно повис у них на руках.
В точности неизвестно, каково было участие императрицы в этом событии; но
достоверно то, что в день, когда все произошло, государыня в большом веселии
приступала к обеду, как вдруг вошел к ней тот самый Орлов, встрепанный,
покрытый потом и пылью, в разорванных одеждах и со смятенным лицом,
выражавшим ужас и нетерпение. Войдя, сверкающими, тревожными глазами
своими искал он взора императрицы. Та молча поднялась и прошла в кабинет, куда
он последовал за нею и куда через несколько минут велела она призвать графа
Панина, назначенного уже ее министром; она известила его о том, что император
скончался. Панин посоветовал переждать ночь и распространить весть назавтра,
так, словно она получена ночью. Совет был принят, и императрица, как ни в чем не
бывало, возвратившись к столу, продолжала обед с прежней веселостью. Назавтра
же, когда всех оповестили, что Петр скончался от геморроидальной колики, она
явилась на людях заплаканной и огласила утрату свою посредством указа".
Осматривая парк в Ораниенбауме, обширный и красивый, я посетил многие из
беседок, в которых императрица Екатерина
     277


     Астольф де Кюстин
     Россия в 1839 году
назначала любовные свидания; есть среди них великолепные; есть и такие, где
владычествуют дурной вкус и ребячество в отделке;
в целом архитектуре сих сооружений недостает стиля и величия; но для того
употребления, к какому предназначало их местное божество, они вполне пригодны.
Вернувшись в Петергоф, я в третий раз ночевал в театре.
Нынче утром, возвращаясь обратно в Петербург, я поехал через Красное Село,
где разбит весьма любопытный на взгляд военный лагерь. Одни говорят, что здесь
в палатках либо по окрестным деревням размещаются сорок тысяч человек
императорской гвардии, другие говорят -- семьдесят тысяч. В России каждый
убеждает меня, что его цифра верна, но ничто не привлекает менее моего интереса,
нежели сии произвольные подсчеты, ибо нет ничего более лживого. Восхищает
меня лишь упорство, с которым здесь стараются вас обмануть относительно
подобных вещей. Притворство тут такого рода, что отдает ребячеством.
Народы избавляются от него, когда из детства вступают в зрелость.
Мне доставило удовольствие наблюдать разнообразие мундиров и сравнивать
между собою выразительные, дикие лица отборных солдат, свезенных сюда со всех
концов империи; длинные ряды белых палаток сверкали под солнцем, повторяя
неровности местности, которую издали можно было почесть плоской, но которая,
если по ней ходить, оказывается сильно пересеченной и довольно живописной.
Всякий миг сожалею я о том, сколь бессильны слова мои изобразить некоторые
северные места и в особенности некоторые световые эффекты. Несколько мазков
на холсте позволили бы вам лучше представить себе эту унылую, ни на что не
похожую страну, нежели целые тома описаний.


        "ПИСЬМО СЕМНАДЦАТОЕ"
Политическое суеверие.-- Последствия абсолютной власти.-- Ответственность императо-
ра. -- Число утонувших в Петергофе. -- Гибель двух англичан. -- Их мать. -- Отрывок из
одного письма.-- Рассказ живописца об ятом происшествии.-- Извлечение из "Журналь де
Деба" за октябрь 1842 года. -- Пагубная осмотрительность. -- Беспорядок на пароходе. --
Судно, спасенное одним англичанином. -- Что означает в России вести себя тактично. --
Чего России недостает. -- Следствие здешнего образа правления: что должен испытывать
из-за него император.-- Дух русской полиции.-- Исчезновение горничной.-- Замалчивание
подобных фактов. -- Учтивость простолюдинов. -- Что она означает. -- Два кучера. --
Жестокость фельдъегеря.-- Для чего в подобной стране нужно христианство.--
Обманчивое спокойствие. -- Ссора грузчиков на судне, груженном дровами. -- Проливается
кровь. -- Как действуют полицейские. -- Возмутительная жестокость. -- Подобное
обращение унизительно для всех. -- Как смотрят на это русские. -- Острота архиепископа
Торонтского. -- О религии в России. -- Два вида цивилизации. -- Общество, движимое
тщеславием. -- Император Николай возводит Александрову колонну.-- Реформа языка.--
Как придворные дамы обходят повеления императора.-- Собор Святого Исаака.-- Его
необъятность.-- Дух греческой веры.-- Различие между католической церковью и церквями
схизматическими.-- Порабощенность греческой церкви -- плод насилия, учиненного над нею
Петром I. -- Беседа с одним французом. -- Арестантская повозка.-- Какая существует
связь между политикой и богословием.-- Бунт, вызванный одной фразой императора. --
Кровавые сцены на берегу Волги. -- Лицемерие русского правительства. -- История поэта
Пушкина. -- Особое положение его как поэта. -- Его ревность. -- Дуэль со свояком. --
Пушкин убит. -- Действие, произведенное его смертью. -- Как император отдал дань
всеобщей скорби.-- Юный энтузиаст.-- Ода к императору.-- Какого вознаграждения она
удостоилась. -- Кавказ. -- Характер пушкинского дарования. -- Язык великосветских особ в
России. -- Злоупотребление иностранными языками. -- Последствия маниакального
пристрастия к английским гувернанткам во Франции.-- Превосходство китайцев. --
Смешение языков. -- Руссо. -- Революция, грозящая французскому вкусу.
Петербург, 29 июля 1839 года
     Сегодня утром сумел я получить последние сведения о бедствиях,
случившихся во время празднества в Петергофе, и они превзошли все мои
ожидания. Впрочем, мы никогда не узнаем точно истинных обстоятельств этого
происшествия. Всякий несчастный
     279


     Астольф де Кюстин
     Россия в 1839 году
случай считается здесь делом государственной важности -- ведь это значит, что
господь Бог забыл свой долг перед императором.
Душа этого общества есть политическое суеверие, которое возлагает на
государя заботу обо всех невзгодах слабых, терпящих от сильных, обо всех земных
жалобах на то, что ниспослано небесами;
     когда мой пес поранится, он приходит за исцелением ко мне; когда Господь карает
русских, они взывают к царю. Государь здесь ни за что не несет ответственности
как политик, зато играет роль провидения, которое отвечает за все: таково
естественное следствие узурпации человеком прав Бога. Если монарх соглашается,
чтобы его считали кем-то большим, нежели простым смертным, он принимает на
себя все то зло, какое небо может ниспослать на землю во время его правления;
подобного рода политический фанатизм порождает такие щекотливые ситуации,
такую мрачную подозрительность, о каких не имеют представления ни в одной
другой стране. В довершение всего тайна, которой здешняя полиция почитает
нужным окружать несчастья, ни в коей мере не зависящие от воли человека,
бесполезна постольку, поскольку оставляет свободу воображению;
всякий рассказывает об одних и тех же событиях по-разному, в соответствии со
своими интересами, опасениями, в зависимости от своего тщеславия или нрава, от
того, какого мнения велит ему держаться должность при дворе и положение в
свете; происходит из этого то, что истина в Петербурге становится чем-то
умозрительным -- тем же, чем стала она во Франции по причинам прямо
противоположным: и произвол цензуры, и ничем не ограниченная свобода
способны привести к сходным результатам и сделать невозможной проверку
простейших фактов.
     Так, одни говорят, что позавчера погибло всего лишь тринадцать человек, в то
время как другие называют цифру в тысячу двести, две тысячи, а третьи -- в сто
пятьдесят: судите сами, насколько неуверены мы во всем, если уж обстоятельства
происшествия, случившегося, можно сказать, на наших глазах, навсегда останутся
неясными даже для нас самих.
     Я не перестаю удивляться, видя, что существует на свете народ настолько
беззаботный, чтобы спокойно жить и умирать в этой полутьме, дарованной ему
неусыпным надзором повелителей. До сих пор я полагал, что дух человека уже не
может больше обходиться без истины, как тело его не может обходиться без
солнца и воздуха; путешествие в Россию вывело меня из этого заблуждения.
Истина -- потребность лишь избранных душ либо самых передовых наций;
простонародье довольствуется ложью, потворствующей его страстям и
привычкам; лгать в этой стране означает охранять общество, сказать же правду
значит совершить государственный переворот '".
• См. примечание на странице 282.
     з8о


     Письмо семнадцатое
     Вот два эпизода, за достоверность которых я ручаюсь. Семейство, недавно
перебравшееся из провинции в Петербург,-- господа, прислуга, женщины, дети, в
общей сложности девять человек,-- опрометчиво погрузились в беспалубную
лодку, слишком хрупкую, чтобы выдержать морские волны;