непростительной
оплошности. Успех хорош тем, что придает силы для исправления ошибок". 24 ноября 1843 г.
газета "Journal des Debats" поместила примечательную рекламную заметку, где сообщалось, что
второе издание книги Кюстина, "выпущенное в более удобном формате, придаст еще больший
вес суровым истинам, встревожившим Россию", а сам текст книги аттестовался как "простой,
серьезный и точный". Реклама эта, а главное, сам факт появления второго издания меньше чем
через полгода после первого так возмутил добропорядочных русских патриотов, что один из
них, князь Элим Петрович Мещерский (1808-- 1844), бывший корреспондент министерства
народного просвещения в Париже, 30 ноября 1843 г- сообщил своему преемнику на этом посту
графу Я.Н.Толстому (см. о нем наст. т., с. 39' 394^ "Эта реклама заставляет жаждать крови; моя
же кровь кипит и приливает к вискам вот уже четыре месяца. Я подожду еще немного, а затем
напишу опровержение, какого не написать другим ^...) В апреле я вернусь в Париж, в мае-
опубликую мою брошюру о Кюстине, в июне кого-то одного из нас -- либо его, либо меня -- на
свете уже не будет; это решено" (цит. по: Mazon A. Deux Russes    ecrivains francais. P., 1964. P.
422; опровержение на Кюстина написал в результате не Мещерский, а Толстой). Третье и
четвертое издание "России в 1839 году" вышли в 1846 г.; пятое-- в 1854 г.; шестое-- в 18551'.)
Ha этом история прижизненных изданий книги Кюстина о России кончается. Предисловия
автора к третьему
     398


     Комментарии
     и пятому изданию см. в Дополнениях i и з. Добавления, внесенные Кюстином в третье издание,
см. ниже в наших примечаниях.
     ...бельгийские контрафакции...-- Тарн {Тот. Р. 799) указывает в общей сложности шесть
таких контрафакций -- "пиратских" перепечаток без согласия автора: две с указанием года
издания (1843 и 1844) и четыре без года. По свидетельству Я. Н. Толстого (в его донесении
Бенкендорфу) до марта 1844 г. в Бельгии было продано 30 ooo экземпляров книги Кюстина
(ГАРФ. Ф. Ю9. СА. Оп. 4. No 195. Л. 136). См. также т. а, Дополнение з. ...немецкий перевод...--
Перевод Дизмана вышел в Лейпциге в 18431'-;
     там же вышло второе издание (без года), а в 1847 г.-- третье.
...перевод английский... -- Вышел в Лондоне в 1843 г. чод названием "The Empire of the
Czar" ("Империя царей"); а-е издание-- там же, в 18441". ...молчание крупнейших французских
газет.-- Кюстин не совсем прав:
     газеты активно участвовали в рекламной кампании. Первый анонс книги был опубликован в
газете "La Presse" за три года до ее выхода, f марта 1840 г. (см.: Тот. Р. 769; отрывки из "России
в 1839 году" были напечатаны в "La Presse" 17 и 18 апреля, в журнале "La Mode" 5" i5> 25 мая
1843 г., в журнале "Le Voleur" 20 и 25 мая; объявления о выходе книги появились в течение мая
едва ли не во всех крупных парижских газетах. До выхода второго издания во французской
прессе успели появиться и несколько аналитических статей, причем весьма сочувственных. 15
августа рецензию в католическом журнале "Correspondant" опубликовал граф Мари Жозеф
д'0ррер (i775--1849)' который до начала Реставрации (1814) состоял в русской службе, затем
служил секретарем французского посольства в Петербурге и потому хорошо знал русскую
жизнь; одобряя взгляд Кюстина на положение религии в России, д'0ррер, однако, критикует
автора за некоторые неточности и скороспелость суждений (см.: Cadot. Р. 243)- i^ я ю сентября
1843 г. рецензию на книгу "Россия в 1839 году" опубликовал протестантский еженедельник
"Semeur", главный редактор которого Анри Лютерот, хотя и не разделял католических
пристрастий Кюстина, выразил восхищение его стилистическим мастерством и "уважением к
правде". Почти одновременно с выходом второго издания (14, i6 и 17 ноября) в газете
"National" появились три пространные статьи Гюстава Эке (Hequet), который, хотя и порицал
Кюстина за аристократизм, одобрял его критику Российской империи. Раздражение Кюстина
"молчанием крупнейших французских газет" объясняется, по-видимому, тем, что о книге не
высказались подробно влиятельные французские критики, такие, как Сен-Марк Жирарден (его
весьма хвалебные статьи появились в "Journal des Debats" лишь в 1844 г.: статья первая 4
января, статья вторая 24 марта) или Сент-Бев, который уклонился от подробного анализа
"России в 1839 году" и в дальнейшем посвятил ей всего один абзац, да и то в статье, предназ-
наченной для швейцарского, а не парижского журнала ("Revue suisse", 3 июня 1843 г.; см.: Tarn.
P. 499; Cadot. P. 244); TAG) отпустив несколько колкостей по поводу манерности и многословия
Кюстина, засвидетельствовал, однако, что новая книга "производит впечатление". После
второго
     399


     Комментарии
     издания положение резко изменилось; "Кюстин, -- докладывал 5/17 января 1844 г. в Петербург
Я. Н. Толстой,-- жалуется в предисловии ко второму изданию на молчание крупнейших
французских газет, но если он когда-нибудь опубликует третье издание, он будет уже не вправе
жаловаться, ибо возникает впечатление, что газеты только и дожидались второго издания,
чтобы начать говорить об этой книге, и никогда еще общественное внимание не было так
возбуждено" (ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 4. No 192. Л. до об.;
подл. по-фр.).
     ...избранный же нами формат... -- Первое издание вышло в формате in-8њ;
второе-- in-12њ.
     Яростные напайки... со стороны русских...-- Ко времени выхода из печати второго
издания "России" была написана и издана (на французском языке) лишь одна антикюстинская
брошюра -- "Реплика о сочинении г-на де Кюстина, именуемом "Россия в 1839 году"" за
подписью "Русский"; она появилась в конце сентября 1843 г- (объявлена в "Bibliographic de la
France" 23 сентября I8431'-)" а позже была переведена на английский и немецкий языки.
Автором ее был Ксаверий Ксавериевич Лабенский (1800--1855)) польский дворянин,
состоявший в русской службе (и одновременно, сочинитель французских стихов под
псевдонимом Jean Polonius). Входя в ряд опровержений Кюстина, опубликованных с ведома
русского правительства, брошюра Лабенского выделялась среди них спокойным,
уважительным тоном; ругая Кюстина за необъективность и ошибочность его суждений о
русских, автор "Реплики" признает, что иные из злоупотреблений, обличаемых французским
автором, существуют в действительности; впрочем, замечает он, правительство сознает их и
поощряет их обличение, свидетельство чему-- пьеса Гоголя "Ревизор" [Labinski. P. 46--47)-
Брошюра Лабенского, "пикантная сатира, колкая и саркастическая", по свидетельству Я. Н.
Толстого, который по поручению русского посольства в Париже занимался ее изданием, имела
среди французов такой успех, что уже в январе 1844 г. стараниями Толстого вышло ее второе
издание (ГАРФ. Ф. log. СА. Оп. 4. •No i95- ^- '25 њб-> подл. по-фр.). По мнению М. А. Корфа, в
брошюре Лабенского вся книга Кюстина "покрыта язвительною насмешкою, и весь он, так
сказать, одурачен: лучший способ ответа, и особенно во Франции, где насмешка составляет
такое опасное оружие" (дневник, 5 ноября 1843 г.-- ГАРФ. Ф. 728. On. i. No 1817. Ч. 6. Л. 253
об.). Говоря о нападках русских, Кюстин, по-видимому, имел в виду не только брошюру
Лабенского, но и устные известия о реакции на первое издание его книги, которая, как сообщал
30 июня 1843 г. поверенный в делах французского посольства в Петербурге министру
иностранных дел, Гизо, была запрещена цензурой (после недолгого колебания императора,
желавшего вначале разрешить продажу, дабы показать, что он придает Кюстиновым "наветам"
очень мало значения; см.: Cadot. P. 229; НЛО. С. ill, 132); в новейшей работе указана точная
дата, когда книга Кюстина была запрещена Комитетом цензуры иностранной -- 1/13 июня 1843
г. (см.:
     Гримгюсо. С. 74)- Во французском свете летом 1843 г. шли толки о том, что "в Петербурге
читают Кюстина с яростью -- именно с яростью, ибо у рус-
400


     Комментарии
ских книга вызывает ужасный гнев" (слова дочери российского вице-канцлера К. В.
Нессельроде, зафиксированные 4/16 июня 1843 г. в дневнике герцогини де Дино-- Dim. P. 289).
Наиболее резкой критике со стороны русских авторов книга Кюстина подверглась уже после
выхода второго издания (см. подробнее во вступительной статье).
С. 7- --дабы представить Францию страной идиотов...-- Этот прием неоднократно
использовался и в печатных опровержениях на книгу Кюстина, и в приватных репликах на нее;
ср., например, у Лабенского утверждение, что недоброжелатель мог бы опорочить Францию,
представив ее страной, природа которой исчерпывается бордоскими ландами и меловыми рав-
нинами Шампани, а история -- отравлениями и массовыми убийствами соотечественников
{Labinski. Р. 33--35); язвительный пассаж на ту же тему занес в дневник секретарь русского
посольства в Париже Виктор Балабин:
     "Будь у меня время и место, я забавы ради показал бы, как можно описать в той же манере, в
какой г-н де Кюстин пишет о России, Францию и французов. Возьмем, например, таможни: вы
приезжаете на границу, у вашего ребенка с собою азбука, изданная в Брюсселе; ее конфискуют
     -- вот вам и свободный обмен мыслями; у вас в кармане несколько сигар -- их конфискуют;
чай также, кружева, шелка и проч. -- также; вот вам и свобода торговли! Содержание
заключенных в наших русских тюрьмах жестоко! -- а Мон-Сен-Мишель с заключенными, о
здоровье которых ежедневно извещает нас "National"? И что же мы там читаем? Тот повесился,
этот зарезался, тот сошел с ума..." [Balabine. P. 158); ср. также в одном из донесений Я.
Толстого: "Славную книгу мог бы сейчас написать о Франции кто-нибудь из русских, в
отместку за книгу о России маркиза де Кюстина:
стоило бы только перечислить все обвинения, которыми осыпают друг друга различные
партии; стоило бы только воспроизвести все то, что высказывается в печати о непорядках,
безнравственности, корыстолюбии, недобросовестности и даже бесчеловечности французов!"
[ЛН. М., 1937- Т. у1у.
     С. боз).
...упрек в неблагодарности...-- Имеется в виду неблагодарность по отношению к
Николаю I. Во всех свидетельствах, касающихся реакции императора на книгу Кюстина,
подчеркивается его глубокая уязвленность поведением Кюстина, ответившего на любезный
прием "клеветническим" отчетом о путешествии. Ср., например, один из рассказов,
циркулировавших летом 1843 г. среди русских за границей: "Мне сейчас рассказывал
приезжий из Петербурга, что Государь был очень рассержен книгою Кюстина и сказал, что в
другой раз его так не поймают, т^о) е^сть) что он с чужестранцами-- разговаривать не будет.
Он раз пришел в и часов вечера -- в салон к Императрице, проведя весь вечер в чтении
Кюстина и весь в гневе; сказал Императрице, что покажет ей кое-что, что удивит ее. Он не
мог спокойно говорить о книге Кюстина" (письмо А. И. Тургенева к Н.И.Тургеневу из
Мариенбада от 13/25 июля 1843 г.; НЛО. С. i2o). Кюстин был в курсе атих слухов; 24 июня
1843 г. он писал Софи Гэ: "Я узнал от очевидца, что большая часть книги была прочитана в
присутствии императора и его семейства, которые постоянно прерывали чтение своими
401


     Комментарии
комментариями, возражениями, а порой и подтверждениями: хотел бы я, как говорится,
проскользнуть туда маленькой мышкой". Позднейшие мемуаристы объясняли гнев
императора получением им-- уже после первой встречи с Кюстином -- компрометирующей
информации о нравственности визитера, после чего отношение к гостю переменилось -- "и
книга явилась как мщение" (Бутурлин М. Д. Записки//?^. IQOI, No ia. 0.434)- Сам Кюстин
энергично оспаривал такое объяснение в своих письмах 1843 г.:
"Многие утверждали, что убеждения мои переменились от того, что Император и,
следственно, двор переменили свое обращение со мной. Я снес молча многие другие
несправедливости, не стал бы возражать и на эту, даже говоря с вами, но на сей раз дело идет
не только обо мне, но и о благополучии всего человечества, и я обязан отвечать на клевету,
опровергнуть которую легко одним словом: я ездил в Россию в 1839 году, а в 1840 году
императрица была в Эмсе и на глазах всей находившейся там публики обращалась со мною
точно так же, как и в Петербурге, иначе говоря, с такой любезностью, что мне пришлось
выдержать суровую битву с самим собой, прежде чем опубликовать сочинение, которое не
могло не опечалить ее и не лишить меня ее милостей, хотя, несомненно, в нем невозможно
найти ни единой строчки, неблагодарной по отношению к ней лично" (письмо к В.Гюго от i3
декабря 1843 г.). Тем не менее молва о неблагодарности Кюстина прочно утвердилась в
критике; ср. восклицание императора, пересказываемое в брошюре Ф. Вигеля: "Итак, г-н дс
Кюстин, вы являетесь ко мне, представляетесь легитимистом, втираетесь ко мне в доверие, а
потом отдаете меня и мой народ на поругание Луи-Филиппу! А ведь и вы делали мне
признания... но, будьте покойны, я честнее вас, я не предам их огласке!" {Wiegel. P. XI). С
другой стороны, доброжелательные западные читатели разрешали вопрос о корректности
Кюстиновой критики Николая I в положительном смысле. Ср., например, размышления
герцогини де Дино в дневниковой записи от а6 мая 1843 г.:
"Я продвинулась в чтении второго тома книги г-на де Кюстина. Он рассказывает в этом томе о
своих беседах с императором и императрицей, которая радовала его речами изысканными и
кокетливыми, явно рассчитанными на позднейшую огласку. Читая все это, я задавалась
вопросом, должен ли путешественник, обязанный гостеприимным приемом исключительно
страху, какой внушает хозяевам его ремесло -- ремесло сочинителя, желанию хорошо
выглядеть на страницах его будущей книги и опасению, как бы автор не изобразил их
чересчур строго и пристрастно,-- так вот, должен ли этот путешественник отвечать хозяевам
так же благодарно и сдержанно, как отвечал бы он им, принимай они его любезно и гостепри-
имно без всякой задней мысли, просто потому, что его общество им приятно. • Признаюсь, я
не знаю точного ответа; хотя вообще деликатность и скромность кажутся мне в любом случае
предпочтительнее, я не могу не извинить литератора, полагающего, что заинтересованная
любезность стоит куда дешевле благожелательности бескорыстной и непроизвольной.
Впрочем, Кюстин передал разговоры императора в тоне вполне лестном; самый свободный и
критический ум в той или иной мере подпадает под влияние
402


     Комментарии
августейших любезностей. Тем не менее книга эта придется русским совсем не по вкусу;
разумеется, после нее путешественников в России будут принимать холоднее и сдержаннее"
{Dino. P. 274)-
     С. 8. ...ныне, когда у них не осталось ни судей... ни самих этих правил! -- Намек на
Июльскую монархию; Кюстин был убежден, что после 1830 г. к власти пришли выскочки и
посредственности, которые под прикрытием красивых речей о свободе и счастье человечества
подавляют любую духовно
     независимую личность.
...сочинялись в два приема...-- IQ октября 1839 г. из Эмса, куда он прибыл прямо из
России, Кюстин писал Виктору Гюго: "Я описал свое путешествие, но не стану публиковать
написанное. Меня слишком хорошо принимали, чтобы я мог сказать то, что думаю, а иначе я
писать не умею". В основу книги легли реальные письма Кюстина; одно из них, к г-же
Рекамье из Нижнего Новгорода, от 22 августа / з сентября 1839 г., опубликовано в кн.: Cadot.
P. 2i9--222; известно также, что писатель пользовался письмами, написанными "по свежим
следам", при работе над двенадцатым и двадцать третьим письмом (см.: Тат. Р. 521).
Впрочем, все эти письма он подверг радикальной переработке. 20 декабря 1841 г. Кюстин
писал Виктору Гюго из Милана:
     "Все лето я провел за пополнением четырех толстых томов, посвященных России,-- книге,
которой я страшусь не из трусости, а из сознания собственной слабости; выходить на бой с
колоссом, с которого я намереваюсь сорвать маску, имея так мало боеприпасов, как я, --
предприятие слишком дерзкое, особенно если учесть, что я провел в России всего три
месяца! Я знаю, что правота на моей стороне, я полагаю также, что разглядел в верном свете
хотя бы самое основное, а главное -- что я оценил по заслугам плоды восточного
деспотизма, подкрепляемого европейской цивилизацией, но я не чувствую в себе довольно
сил для того, чтобы изобразить эти очевидные истины публике и вселить мои убеждения в
души читателей. Я успокаиваю себя мыслью, что я сделал все, что мог, и что большего с
меня спрашивать не приходится". 6 марта 1842 r. Кюстин сообщал Софи Гэ: "Я работаю над
моей книгой; это сущая гидра..."; 11 марта 1842 г. подтверждал: "Я по-прежнему работаю,
как уже писал вам, и надеюсь выпустить книгу ближайшей осенью". Вчерне рукопись была
закончена 6 мая 1842 г.;
     полностью -- 9 сентября 1842 г.; в начале 1843 г. (не раньше 22 января) был подписан
контракт с издателем Амио (см.: Тат. Р. 487--495)-
...слышанными от поляков.   После подавления польского восстания 1830--1831 гг.
(см. подробнее примеч. к наст. тому, 0.85) "анекдоты" о России, слышанные от поляков во
Франции, главном центре польской эмиграции, могли быть лишь недоброжелательны. О
польском семействе Гуровских, связанном с Кюстином особенно тесными узами, см.
примеч. к наст. тому, с. 270. Русские власти приписывали большую роль в "распространении
клевет и лжей на Россию" польским выходцам: "они участвуют и в составлении
французских пасквилей: это обнаруживается, между прочим, из того, что в статьях и
книжках с клеветами на Россию все иноязычные собственные имена искажены и только
польские написаны правильно: (Отчет III Отделения за 1845 год-- ГАРФ. Ф. 109. On. 223. No
ю. Л. 91 об.-- 92).
     403


     Комментарии
     ...переменило обращение с иностранцами... не по отношению к нашему автору. --
Вероятно, намек на холодный прием, оказанный в Петербурге Бальзаку -- писателю,
пользовавшемуся не только на родине, но и в России гораздо большей славой, чем Кюстин.
Бальзак побывал в Петербурге в августе 1843 г- и, хотя в русских дипломатических кругах от
него ожидали опровержения "России в 1839 году" (ср. отражение этих слухов в письме
Кюстина к Варнгагену от 7 августа 1843 г.: "Вот уже и Бальзака призвали опровергать
меня".-- Lettres a Vamhagen. P. 469)" прямых предложений ему не сделали и Николаю I он
представлен не был (см.: Гроссман Л. П. Бальзак в России //ЛН. М., IQ37- Т. у132- С. 205--аоб;
см. также в статье, наст.
     том, с. 392--393)-
С. 9- Эпиграф-- предшествует книге, начиная со второго издания. В первом издании
эпиграфом служила цитата из поучения Владимира Мономаха, почерпнутая Кюстином из
"Истории государства Российского" (т. II, гл. VII; о французском издании Карамзина, которое
читал Кюстин, см. примеч. к наст. тому, с. 126): "Всего же более чтите гостя, и знаменитого, и
простого, и купца, и посла; если же не можете одарить его, то хотя брашном и питием
удовольствуйте: ибо гости распускают в чужих землях и добрую, и худую об нас славу".
Московский почтмейстер А. Я. Булгаков (1781--1863), которому "случалось два раза обедать"
с Кюстином в Москве (см.: НЛО. С. и7)> занося в свой дневник "Современные происшествия
и воспоминания мои" впечатления от знакомства с первым изданием книги Кюстина, заметил:
"Он как будто нарочно из бесстыдства или для собственного своего обвинения вставил в книге
своей следующий эпиграф, заимствованный из Российской истории Карамзина... ( далее
приводятся слова Поучения). Кюстин поступил совершенно вопреки советов великого князя,
хотя был принят царскою фамилией) с особенною ласкою и всеми русскими со свойственным
им радушием" (НЛО. С. 122). Во втором и последующих изданиях цитата из Мономаха
сохранилась в "Кратком отчете о путешествии", входящем в письмо з6-е (см. Т. а, с. 338)-
Предисловие
     С. ю. ...путешествовать... неисчерпаемый запас...-- Это ощущение сформировалось у
Кюстина еще в юности; ср. его признания в письмах: "Мне необходимо покидать самого себя;
иной раз я ощущаю такую потребность скитаться по свету, словно, изменив место
пребывания, смогу изменить свое существо" (маркизу де Лагранжу, 14 августа i8i8r.) или: "