. Все ей доверяли, и  она  всем  доверяла.
Узнаешь Фей поближе - и не захочешь ей вредить. Ее заведение не  соперничало
с двумя другими. Оно их дополняло.
     Каков хозяин в лавке или на ферме, таковы и работники; точно так же и в
борделе девушки бывают весьма схожи с хозяйкой -  отчасти  потому,  что  она
подбирает подобных себе, отчасти же потому, что v хорошей хозяйки все  дело,
весь дом носят ее отпечаток. У Фей редко можно было  услыхать  скверное  или
сальное  слово.  Отлучка  в   спаленки,   оплата   происходили   так   тихо,
неподчеркнуто, словно бы по случайности. В общем  и  целом  дом  у  нее  был
отменнейший, и это знали шериф и начальник полиции. Фей делала щедрые взносы
во  все  благотворительные  фонды.  С  омерзением  относясь  к  венерическим
болезням, она оплачивала регулярный медосмотр своих девушек. Риск заразиться
у Фей был столь же мал, как от учительницы из  воскресной  школы.  В  скором
времени Фей стала солидной и вполне приемлемой гражданкой  растущего  города
Салинаса.

2

     Новенькая - Кейт - озадачила хозяйку: такая молодая и  красивая,  такой
дамой держится, такая образованная. Фей пригласила ее в свою недоступную для
клиентов спальню и расспросила гораздо подробнее, чем любую другую желающую.
А желающих работать в борделе всегда достаточно, и Фей, как  правило,  умела
раскусить их  тут  же.  И  мысленно  распределяла  по  разрядам  -  ленивая,
мстительная,  похотливая,  неудовлетворенная,  жадная  до   денег   или   до
известности. Но Кейт не подходила ни под один такой разряд.
     - Вы, надеюсь, не обидитесь на мои вопросы. Так странно, что вы  пришли
сюда. Да вам стоит пальцем шевельнуть, и  у  вас  будет  муж,  и  экипаж,  и
особняк здесь в городе, - говорила Фей, вертя широкое обручальное кольцо  на
толстеньком мизинце.
     Кейт смиренно улыбнулась.
     - Мне так трудно  говорить  об  этом.  Прошу  вас,  не  настаивайте  на
объяснении. От моего молчания зависит счастье очень близкого и дорогого  мне
человека. Пожалуйста, не надо.
     Фей кивнула понимающе-серьезно.
     - Я уже сталкивалась с подобным.  У  меня  одна  девушка  работала  для
своего ребеночка, и долго-долго никто об атом не знал. Теперь у этой девушки
красивый дом и муж в... Ну вот, чуть не выболтала адрес.  А  я  скорее  язык
себе откушу. У вас ребенок, душенька?
     Кейт потупила глаза, как бы  скрывая  блеснувшие  слезы.  Казалось,  ей
сжало горло; наконец она прошептала:
     - Простите меня, не могу об этом.
     - Ну что ж. Успокойтесь. Торопить вас не буду.
     Фей звезд с неба не хватала, но была далеко не глупа.
     Чтобы чего не вышло, она сходила к шерифу. Рисковать в таких  делах  не
стоит. Фей чувствовала - что-то у Кейт нечисто; но если заведению  вреда  не
будет, то, в сущности, Фей это не касается.
     Кейт могла оказаться мошенницей, но нет, не  оказалась.  Она  сразу  же
вошла в работу. И если клиенты  возвращаются  снова  и  снова  и  спрашивают
именно  ее,  то,  значит,  она  кой-чего  стоит.   Смазливого   личика   тут
недостаточно. Фей стало ясно, что Кейт в деле не новичок.
     О новенькой всегда полезно выяснить,  во-первых,  работник  ли  она  и,
во-вторых, поладит ли она с другими девушками. Если сварливая,  со  вздорным
характером - для дома ничего нет хуже,
     Но и насчет этого Фей вскоре успокоилась. Кейт из кожи вон лезла, чтобы
всем понравиться. Помогает девушкам прибирать их комнатки.  Ходит  за  ними,
когда захворают.  Участливо  советует  в  житейских  затруднениях,  любовных
бедах. А обзавелась деньгами - и деньги всегда готова одолжить. Не  девушка,
а прелесть. Лучшею подружкою всем стала.
     Ни от какого тяжкого и нудного труда  не  бегает,  забот  и  хлопот  не
жалеет и вдобавок увеличила  число  клиентов.  При  ней  вскоре  образовался
постоянный контингент. А какая внимательная!  Все  дни  рождения  помнит,  и
непременно у нее готов подарок и торт со свечками. Фей поняла, что Кейт  для
нее - клад.
     Люди несведущие думают, что быть хозяйкой заведения просто - сиди  себе
в кресле, пей пиво и клади в карман половину всего заработанного  девушками.
Но в действительности это отнюдь не так. Девушек  надо  кормить,  а  значит,
закупать продукты, держать повара. И  с  прачечной,  с  бельем  хлопот  куда
больше, чем в любой гостинице. И надо следить, чтобы девушки были здоровы  и
веселы, а ведь иные и злобиться умеют. Число  самоубийств  надо  сводить  до
самого-самого минимума: проститутки, особенно стареющие,  склонны  хвататься
за бритву, а от самоубийц дому худая слава.
     Не так-то легко  заботиться  обо  всем  этом,  и  если  еще  не  блюсти
экономию, то можно влезть и в убытки. Так что Фей обрадовалась,  когда  Кейт
предложила помогать в закупках, в  составлении  меню;  непонятно  лишь,  как
ухитрится Кейт находить  время.  Но  ухитрилась,  -  и  в  первый  же  месяц
хозяйствования Кейт не только питание в доме улучшилось,  а  и  по  лавочным
счетам расходы снизились на треть. И счета прачечной -  Фей  не  знает,  что
такое Кейт сказала там приемщику,  но  подешевело  вдруг  на  двадцать  пять
процентов. Теперь уж Фей не представляла, как могла  прежде  обходиться  без
Кейт.
     Перед вечером - перед началом работы - они теперь сидели у Фей вдвоем и
пили чай. Кейт покрасила в комнате  деревянные  панели,  повесила  кружевные
гардины, и стало гораздо уютней. Девушки начали уже понимать, что у  них  не
одна, а две хозяйки, - и девушки были рады, потому что ладить и Кейт просто.
Она, правда, велела им ввести в обслуживание клиентов дополнительные штучки,
но не повредному велела. Девушкам самим было забавно и потешно.
     Прошел год, и теперь Фей с Кейт было водой  не  разлить.  "Вот  увидите
когда-нибудь дом перейдет к ней", говорили девушки.
     А она  оказалась  и  усердной  рукодельницей  -  занималась  вышиванием
тончайших батистовых платочков. У нее прелестно получались вензеля. Почти  у
каждой девушки был носовой платок работы Кейт, и девушка им дорожила.
     В конце концов случилось то, что и должно было случиться, - Фей, в  ком
было очень сильно материнское начало, стала смотреть на Кейт как  на  родную
дочь. В сердце Фей возникла нежность, и взяла свое врожденная  порядочность:
"Не хочу, чтобы моя дочь была проституткой". Нежелание весьма естественное и
резонное.
     Фей задумалась, как завести об этом речь. Ведь целая проблема. Напрямик
заговорить было не в характере Фей. Не могла она брякнуть  "Хочу,  чтобы  ты
перестала быть шлюхой". Фей начала так;
     - Я все хочу тебя спросить, если только это не секрет. Что  шериф  тебе
сказал тогда - о боже! уже год прошел с тех пор. Как быстро  идет  время.  И
чем ближе к старости, тем, видимо, быстрей. Он  у  тебя  почти  час  пробыл.
Разве он - но нет, конечно, нет. Он человек семейный. Он к Дженни ходит.  Но
если секрет, тогда не говори.
     - Да никакого секрета, - отвечала Кейт.- Спроси ты меня, и я  тогда  же
рассказала бы. Он велел мне уехать домой. Но был не груб. Я  объяснила,  что
не могу, и он все понял, был так мил.
     - Ему-то ты открыла, почему не можешь? - спросила Фей ревниво.
     - Конечно, нет. Тебе не открываю, а ему неужели открыла бы?  Не  глупи,
родненькая. Какая ты смешная.
     Фей улыбнулась успокоение, уютней устроилась в кресле.
     Храня безмятежное  выражение  на  лице,  Кейт  мысленно  вспомнила  тот
разговор  с  шерифом  слово  за  словом.  Шериф  ей,  правду  сказать,  даже
понравился - своей прямотой.

3

     Затворив дверь, он окинул комнату цепким взглядом хорошего полицейского
и не увидел ничего личного, приметного - ни фотоснимка, ничего, кроме одежды
и туфель.
     Он сел в ее камышовое креслице-качалку,  и  зад  его,  не  уместясь  на
сиденье, выпятился с боков. Потом шериф сплел пальцы,  и  они  зашевелились,
засовещались меж собой, точно муравьи. Он заговорил бесстрастным тоном,  как
будто его не  слишком  занимали  собственные  слова.  И,  может,  этим-то  и
произвел впечатление на Кейт.
     Сперва она приняла свой смиренный, слегка глуповатый вид, но,  послушав
шерифа минуту-другую,  сбросила  эту  личину  и  впилась  в  него  взглядом,
стараясь прочесть его мысли. Он не то чтобы глядел ей в глаза и не  то  чтоб
не глядел. Но она чувствовала, что и он изучает ее. Она ощутила, как  взгляд
его скользнул по ее лбу, по шраму - точно пальцами прошелся.
     - Я не хочу заводить на вас папку, - сказал он негромко. - Я уже  давно
на должности. Еще один срок - и, пожалуй, с меня хватит.  А  лет  пятнадцать
назад я бы, знаете  ли,  покопался  в  вашем  прошлом,  проверил  и,  думаю,
обнаружил бы у вас там, мадмуазель, что-нибудь препакостное. - Он  помолчал,
давая ей возможность возразить, но возражения не услышал и  медленно  кивнул
головой. - Дознаваться не хочу, - сказал он.- А хочу, чтобы  в  моем  округе
было тихо-мирно. Во всех смыслах - чтобы люди могли спокойно спать ночью.  Я
с вашим мужем не знаком, - продолжал он, и Кейт поняла, что он заметил,  как
она вся слегка напряглась.-  Но  слыхал,  что  человек  он  хороший.  И  что
досталось ему крепко. - Он кратко глянул ей в глаза.
     - Вам ведь интересно узнать, легко вы его ранили или же насмерть?
     - Да, - сказала Кейт.
     - Что ж, он поправится - плечо разбито, но  он  встанет,  За  ним  этот
китаец здорово ухаживает. Конечно,  он  наскоро  сможет  поднять  что-нибудь
левой рукой. Сорок четвертый калибр дырявит человека основательно.  Если  ом
не вернулся китаЁза, он бы истек кровью и вы бы сейчас были у меня в тюрьме.
     Кейт не дышала - слушала, старалась по словам,  по  тону  угадать,  что
будет дальше, - и не могла.
     - Мне так жалко, - сказала она тихо.
     Глаза шерифа ожили.
     - А вот это уж вы оплошку допускаете, - сказал он. Жалко вам, как же. Я
знал одного вашей породы - вздернул его  двенадцать  лет  назад  на  площади
перед окружной тюрьмой. У нас тогда вешали.
     Комнатка с кроватью темного красного дерева, с умывальником  (мраморная
раковина, таз, кувшин и дверца, где ночной горшок), а  по  стенам  бессчетно
повторенные розочки обоев - комната была бездыханно тиха.
     Шериф поглядел на  репродукцию,  изображающую  трех  лишенных  туловища
ангелочков, три головки, кудрявые и ясноглазые, а  там,  где  положено  быть
шее, - крылышки вроде голубиных. Шериф нахмурился.
     - Странная картинка для бардака, - сказал он.
     - До меня еще висела, - сказала Кейт, чувствуя, что сейчас он  перейдет
к делу.
     Шериф выпрямился в креслица, разнял пальцы, сжал ими подлокотники. Даже
ягодицы его несколько поджались.
     - Вы двоих младенцев бросили,  -  сказал  он.-  Сыновей  своих.  Но  не
бойтесь. Я вас возвращать домой не стану. Я бы даже приложил немалые усилия,
чтоб не дать вам возвратиться. Знаю вашу породу. Я могу выгнать вас за черту
округа, а соседний шериф погонит вас дальше - и так, пока  не  плюхнетесь  в
Атлантический океан. Но не стану этого  делать.  Блядь  есть  блядь.  Живите
себе. Только не доставляйте мне хлопот. Кейт спокойно спросила:
     - Как я должна себя вести?
     - Вот так-то лучше, - сказал шериф.- Сейчас объясню. Вы здесь, я слышу,
изменили имя, взяли другую фамилию. Ее и держитесь.  Придумали,  наверно,  и
место, откуда родом. Вот и будем считать, что прибыли вы в Салинас  прямиком
оттуда. А болтнуть захочется в пьяном виде, по какой причине прибыли, -  так
пусть причина ваша держится подальше от Кинг-Сити.
     Кейт улыбнулась, и улыбочка была  не  напускной.  Шериф  ей  уже  начал
нравиться; она ощутила к нему доверие.
     - Еще об одном  я  подумал,  -  сказал  он.  У  вас  много  знакомых  в
Кинг-Сити?
     - Нет.
     - Я слышал насчет той вязальной спицы, - заметил шериф как бы вскользь.
Так вот, сюда может зайти кто-нибудь из знакомых. Волосы у вас не крашеные?
     - Нет.
     - Покрасьте в черный цвет, брюнеткой побудьте. А схожие лица  сплошь  и
рядом встречаются.
     - А это? - Она коснулась шрама тонким пальцем.
     - Ну, это у нас будет просто... как его... Забыл слово, черт его  дери.
С утра еще помнил.
     - Совпадение?
     - Вот именно, случайное совпадение. На этом шериф, очевидно, кончил. Он
достал табак, курительную  бумагу  и  свернул  корявую,  неровную  сигарету.
Отломил спичку от блока, чиркнул ею, подождал,  пока  едко-серный  синеватый
огонек не пожелтеет. Сигарета закурилась косо, одним боком.
     - Вы мне грозите чем-то? - спросила Кейт.- То есть вы что-то  сделаете,
если я...
     - Нет, не  грожу.  Хотя  если  придется,  то  смогу,  пожалуй,  прижать
крепенько. Нет, я не хочу, чтобы из-за вас, из-за  ваших  поступков  и  слов
вышел вред мистеру Траску  или  его  малышам.  Считайте,  что  миссис  Траск
умерла, а живет другая женщина - и у нас с вами не будет ссор.
     Он встал, пошел к дверям. Обернулся. - У меня есть сын -  ему  двадцать
исполняется. Рослый, довольно красивый, со сломанным носом. Его все любят. Я
не хочу, чтоб он сюда ходил. Я Фей скажу тоже. Пускай к Дженни  ходит.  Если
придет сюда, отправьте его к Дженни.
     И закрыл за собой дверь. Кейт  усмехнулась,  глядя  себе  на  руки,  на
пальцы.

4

     Фей повернулась в кресле, взяла ломтик ореховой паночи.  И,  набив  рот
сладким, заговорила снова:
     - Мне и теперь не нравится. Тогда тебе сказала и повторю  сейчас.  Твои
светлые волосы шли тебе больше. Не знаю, с какой  стати  ты  покрасилась.  У
тебя такая светлая кожа.
     "Что она - мысли читает?" - Кейт невольно поежилась, вспоминая как  раз
о совете шерифа. Ногтями указательного и большого пальцев зацепила  волосок,
слегка потянула. Отменно умна Кейт. И в ответ сказала  ложь,  лучше  которой
нет, - сказала правду.
     - Я не хотела говорить тебе. Я покрасилась, чтобы меня не узнали, чтобы
не вышел вред моим близким.
      Фей встала с кресла, подошла, поцеловала Кейт.
     - Какая ты славная, детка. Какая заботливая.
     - Давай попьем чаю, - сказала Кейт. - Я принесу.
     Вышла и в коридоре, по пути на кухню, кончиками пальцев стерла со  щеки
поцелуй.
     Фей села, взяла еще один коричневый ломтик - с цельным орехом. Положила
в рот, куснула и наткнулась на кусочек скорлупы. Острый этот клинышек угодил
в дупло больного зуба, на самый  нерв.  Нестерпимо-голубым  огнем  вспыхнула
боль. Лоб взмок от пота. Когда  Кейт  вернулась  с  чайником  и  чашками  на
подносе, Фей мычала в муке, скрюченным пальцем копаясь во рту.
     - Что с тобой? - вскричала Кейт.
     - Зуб... скорлупка попала...
     - Дай взгляну. Открой, покажи - где. Поглядев  в  раскрытый  рот,  Кейт
подошла к столу с бахромчатой скатертью, взяла из вазы  с  грецкими  орехами
острую стальную ковырялку. В мгновение ока вынула кусочек скорлупы  из  зуба
и, положив на ладонь, показала:
     - Вот он.
     Освобожденный нерв утих, боль из нестерпимой перешла в тупую.
     - Такой крохотный? А казалось, кол вонзился. Душенька,  выдвинь  второй
ящик сверху, где мои лекарства.
     Возьми камфарную настойку опия и вату. Вложи, пожалуйста, мне  ватку  в
зуб.
     Кейт принесла опий и, макнув, вложила ватку в дупло все той же палочкой
для выковыривания орехов.
     - Его вырвать надо.
     - Я знаю. Я вырву.
     - У меня целых трех нет с этой стороны.
     - А вовсе и не видно... Я даже ослабла вся. Дай,  пожалуйста,  микстуру
Пинкем. Фей отлила из  бутылки  с  микстурой,  выпила.  -  Что  за  чудесное
лекарство, - произнесла со вздохом облегчения. - Эта Лидия Пинкем была прямо
целительница божья.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

1

     День был ясный, вечерело. В окне виднелась  гора  Фримонт-Пик,  залитая
розовым закатом. Издали, с Кастровилльской улицы,  донесся  мелодичный  звон
колокольцев - восьмерка лошадей, везущая зерно, спускалась в долину. В кухне
сражался с кастрюлями повар. Что-то прошуршало вдоль стены,  раздался  тихий
стук в дверь.
     - Входи, слепенький, - отозвалась Фей.
     Дверь открылась, щуплый и сгорбленный слепой  тапер  встал  на  пороге,
ожидая звука, чтобы определить, где она.
     - Чего тебе? - спросила Фей.
     Он повернулся к ней.
     - Приболел я, мисс Фей. Мне бы лечь и не садиться сегодня за рояль.
     - Ты уже два вечера лежал на прошлой неделе. Ты недоволен службой?
     - Приболел я.
     - Что ж, ложись. Но надо лечиться.
     - Ты бы, слепенький, недели на две бросил опиум, негромко сказала Кейт.
     - А, мисс Кейт. Я не знал, что вы здесь. Я нынче не курил.
     - Курил, - сказала Кейт.
     - Да, курил, мисс Кейт. Я  брошу,  брошу.  Нездоров  я  через  это.  Он
затворил дверь, и слышно было, как он ведет рукою вдоль стены коридора.
     - А мне сказал, что бросил, - проговорила Фей.
     - Не бросил он.
     - Бедняжка, - вздохнула Фей. - В жизни у него так мало радостей.
     Кейт подошла, встала перед ней.
     - Ты такая милая, - сказала Кейт.- Всем веришь. За ними  нужен  глаз  -
твой или хотя бы мой, - а то дождешься, что у тебя крышу с дома украдут.
     - Кто у меня захочет воровать? - спросила Фей.
     Кейт положила руку на ее пухлое плечо.
     - Не все такие хорошие, как ты.
     В глазах у Фей блеснули слезы. Она взяла  с  кресла  платочек,  вытерла
глаза, слегка коснулась носа.
     - Ты заботишься обо мне, Кейт, как родная дочь.
     - Мне кажется, я тебе и вправду дочь. Я матери не  знала.  Она  умерла,
когда я была совсем маленькая.
     Фей глубоко вздохнула и, набравшись духу, приступила:
     - Кейт, мне не хочется, чтобы ты работала с клиентами.
     - Не хочется? Почему?
     Фей покачала головой, нахмурилась, подыскивая слова.
     - Я не стыжусь. У меня дом хороший. А другая на  моем  месте  могла  бы
превратить его в плохой. Я никому вреда не причиняю. Я не стыжусь.
     - Да чего тут стыдиться? - удивилась Кейт.
     - Но я не хочу, чтоб ты обслуживала клиентов. Не хочу, и  все.  Ты  мне
как дочь. И не хочу, чтобы моя дочь обслуживала клиентов.
     - Не будь глупышкой, родненькая, - сказала Кейт. Я должна работать - не
здесь, так в другом доме. Я ведь тебе говорила. Мне  обязательно  нужны  эти
деньги.
     - Нет, не обязательно эти.
     - А какие же? Где еще я могу их заработать?
     - Ты будешь моей дочерью. Будешь управлять домом. Смотреть за  всем,  а
не работать в спальне. Ты ведь знаешь, я иногда прихварываю.
     - Знаю, моя бедненькая. Но мне нужны деньги.
     - Денег нам обеим хватит, Кейт. Ты у меня будешь получать  столько  же,
сколько сейчас, даже больше. Ты стоишь этого.
     Кейт грустно покачала головой.
     - Я так тебя люблю, -  произнесла  она.  -  И  так  бы  хотела  сделать
по-твоему. Но то немногое, что ты скопила, тебе надо беречь. И вдруг с тобою
что-нибудь случится - что тогда я?.. Нет, нельзя мне бросать работу. Знаешь,
родненькая, я ведь сегодня приму пять постоянных клиентов.
     Фей вскинулась, как от толчка.
     - Не хочу, чтоб ты работала.
     - Нельзя иначе, мама.
     И это "мама" довершило дело. Фей разрыдалась. Кейт  присела  к  ней  на
подлокотник, гладя ей щеку, вытирая ручьи слез. Всхлипы утихли.
     В долине сгущались сумерки. Лицо Кейт  лучезарно  светлело  под  черной
прической.
     - Ну вот и успокоилась. Я пойду гляну, как там на кухне, и переоденусь.
     - Кейт, а ты не можешь сказать своим клиентам, что заболела? - Конечно,
нет, мама.
     - Кейт, сегодня среда. Работа, вероятно, к часу ночи кончится.
     - Лесовики <"Лесовики Всего Мира" - общество взаимопомощи, основанное в
1890 г.> сегодня празднуют.
     - Ах, да. Но ведь среда - лесовики позже двух не пробудут.
     - Ты к чему это?
     - Кейт, когда  кончишь,  постучись  ко  мне.  У  меня  будет  для  тебя
небольшой сюрприз.
     - Какой сюрприз?
     - Это секрет! На кухне скажи, пожалуйста, повару, пусть зайдет ко мне.
     - Торт будет! Угадала?
     - Не допытывайся, душенька. Это секрет.
     - Что ты за дорогулечка, мама, - сказала Кейт, целуя ее.
     Вышла в коридор, закрыла дверь. Минуту  постояла,  пальцами  поглаживая