е сердце?
Неужели она такая уж безнравственная? Кто же из них ей более мил?  Этот?
Или тот? Или вообще любой мужчина может ее увлечь? Нет! Нет! Она не лег-
комысленна и не вероломна. И все же?.. Может быть, это потому, что Френ-
сис и Генри так похожи друг на друга и ее бедное глупое любящее сердечко
не в состоянии их различить? Прежде ей казалось, что она готова последо-
вать за Генри на край света, делить с ним радости и горе; однако  сейчас
ей казалось, что она готова последовать за Френсисом еще дальше. Она бе-
зусловно любит Генри - сердце говорит ей это. Но она любит и Френсиса  и
почти уверена, что Френсис любит ее: ей не забыть, с каким пылом они це-
ловались там, в тюремной камере. И  хотя  любила  она  этих  двух  людей
по-разному, чувство это не укладывалось в ее сознании, а порой даже  вы-
нуждало прийти к позорному выводу: что она -  последняя  и  единственная
представительница женской линии в роду Солано - безнравственная женщина.
   Кольцо Генри сильно врезалось в палец  Леонсии  -  Торрес  в  приливе
страсти опять крепко сжал ей руку, - и это вернуло ее к  действительнос-
ти, волей-неволей заставив слушать его излияния.
   - Вы шип дивной розы, вонзившийся мне в сердце, острая шпора, терзаю-
щая мне грудь, но это раны  любви,  мучительно-сладостные.  Я  мечтал  о
вас... и о том, что совершу ради вас. И у меня было для вас особое  имя,
всегда только одно: владычица моих грез! И вы выйдете за меня замуж, моя
Леонсия! Мы забудем этого сумасшедшего гринго, который  сейчас  уже  все
равно что мертв. Я буду с вами нежен и добр. Я буду вечно любить вас.  И
никогда образ того, другого, не встанет между нами. Что до меня, то я не
позволю себе вспоминать о нем. Что же до вас... я буду  любить  вас  так
сильно: вы забудете об этом человеке, и воспоминание о нем ни на миг  не
даст вашему сердечку заныть.
   Леонсия молчала, обдумывая про себя, как ей поступить, и молчание это
только разжигало надежды Торреса. Леонсия чувствовала, что надо выиграть
время и не отвечать сразу. Если браться за спасение Генри... ведь Торрес
предлагает ей свои услуги! Зачем же его отталкивать, когда от него, воз-
можно, зависит жизнь человека.
   - Говорите! Я сгораю!.. - молил прерывающимся голосом Торрес.
   - Не надо! Не надо! - мягко сказала она. - Ну как же я  могу  слушать
про чью-то любовь, когда тот, кого я любила, еще жив?
   Любила!.. Она даже вздрогнула, произнеся это слово в прошедшем време-
ни. Вздрогнул и Торрес - и надежда разгорелась в  нем  еще  более  ярким
пламенем. Он считал Леонсию уже почти своей. Ведь она сказала: "любила",
значит, она уже больше не любит Генри. Она любила его, но теперь это все
в прошлом. И, конечно, женщина с такой нежной и чуткой душой,  как  она,
не может говорить с ним о любви, пока тот, другой, еще жив.  Какая  тон-
кость чувств! Торрес с гордостью подумал и о тонкости собственных чувств
и даже поздравил себя в душе с тем, что сумел  так  правильно  разгадать
сокровенные мысли Леонсии. И уде он теперь  позаботится,  решил  Торрес,
чтобы этот человек, которому предстоит умереть на следующий день  в  де-
сять утра, не был помилован и не сбежал из тюрьмы. Для  него  было  ясно
одно: чем скорее Генри Морган умрет, тем скорее он получит Леонсию.
   - Не будем больше об этом говорить... пока, - сказал он  с  рыцарской
галантностью, не менее галантно пожав руку Леонсии; потом встал с  колен
и долгим взглядом посмотрел на нее.
   Она ответила ему благодарным рукопожатием и, высвободив свою руку  из
его руки, тоже поднялась.
   - Пойдемте, - сказала она, - посмотрим, что  делают  остальные.  Ведь
они сейчас разрабатывают - или, вернее, пытаются разработать - план спа-
сения Генри Моргана.
   Когда они подошли к сидевшим на террасе, разговор тотчас прекратился,
словно присутствие Торреса вызвало недоверие собеседников.
   - Ну как, придумали что-нибудь? - спросила Леонсия.
   Старик Энрико, который, несмотря на свой возраст, был такой  же  пря-
мой, стройный и ловкий, как любой из его сыновей, только  покачал  голо-
вой.
   - Я могу, если вы позволите, предложить вам один план, -  начал  было
Торрес, но тут же умолк, поймав предостерегающий взгляд Алесандро.
   На аллее, у самой веранды, появилось  двое  мальчишек-оборванцев.  По
росту им нельзя было дать более десяти лет, но по хитрому выражению глаз
и лиц они казались куда старше. Одеты они были весьма необычно: поделили
между собой рубашку и штаны, так что каждому досталось по одежке. Но ка-
кая рубашка! И какие штаны! Были они старые, парусиновые и в свое  время
принадлежали рослому мужчине; мальчишка натянул их на себя до подбородка
и обвязал бечевкой вокруг шеи, чтобы они не могли с него соскользнуть, а
руки продел в дыры, зиявшие на месте боковых карманов; внизу штаны  были
обрезаны ножом - по его росту. На другом мальчишке была мужская  рубаха,
подол которой волочился по земле.
   - Пошли вон! - рявкнул на них Алесандро.
   Но мальчишка в штанах с самым невозмутимым видом снял камень, который
он нес на голове, и извлек из-под него письмо. Алесандро перегнулся  че-
рез балюстраду, взял письмо и, взглянув на конверт, передал  Леонсии,  а
мальчишки принялись клянчить деньги. Френсис, глядя на это забавное зре-
лище, невольно рассмеялся, бросил несколько серебряных монеток, и рубаш-
ка со штанами тотчас помчались прочь по аллее.
   Письмо было от Генри, и Леонсия быстро пробежала его глазами.  Письмо
это нельзя было назвать прощальным, ибо писал он его как человек,  кото-
рый и не думает умирать, если, конечно, не произойдет чего-то  непредви-
денного. Однако, поскольку такая непредвиденность могла случиться. Генри
считал своим долгом попрощаться с Леонсией; при этом он в  шутку  просил
ее не забывать Френсиса, который заслуживает внимания хотя бы уже  пото-
му, что так похож на него. Генри.
   Сначала Леонсия хотела было показать письмо всем остальным, но строки
о Френсисе заставили ее отказаться от своего намерения.
   - Это от Генри, - сказала она, пряча записку за корсаж. - Ничего  су-
щественного он не пишет. Но, видимо, ни на минуту  не  сомневается,  что
так или иначе ему удастся спастись.
   - Мы уж постараемся, чтоб ему это удалось, - решительно заявил  Френ-
сис.
   Благодарно улыбнувшись ему и с улыбкой же вопросительно  взглянув  на
Торреса, Леонсия сказала:
   - Вы говорили, что у вас есть какой-то план, сеньор Торрес?
   Торрес осклабился, подкрутил усы и принял важный вид.
   - Существует только один способ - способ гринго,  к  которому  обычно
прибегают англосаксы, прямой и действенный. Именно прямой и действенный.
Мы поедем и выкрадем Генри из тюрьмы - нагло, грубо и открыто,  как  это
делают гринго. Уж этого-то они там никак не ожидают, а  потому  операция
наверняка удастся. На побережье можно найти достаточно бандитов, по  ко-
торым плачет веревка, и с их помощью атаковать тюрьму. Пообещайте им хо-
рошо заплатить, только не все деньги давайте сразу, и дело будет  сдела-
но.
   Леонсия восторженно закивала головой.  У  старика  Энрико  заблестели
глаза, а ноздри раздулись, точно он уже почуял запах  пороха.  Глядя  на
него, молодежь тоже загорелась. Все взоры обратились к Френсису: что ду-
мает он об этом, согласен ли? Он медленно покачал головой, и возмущенная
Леонсия даже выкрикнула что-то резкое по его адресу.
   - Этот план безнадежен, - сказал Френсис. - Ну зачем всем нам  риско-
вать головой, пускаясь на эту безумную авантюру, которая заранее обрече-
на в провал? - Говоря это, он поднялся со своего места подле Леонсии  и,
подойдя к балюстраде, стал так, чтобы очутиться  между  Торресом  и  ос-
тальными; улучив минуту, он бросил предостерегающий взгляд Энрико и  его
сыновьям. - Что же до Генри, то похоже, что его песенка спета...
   - Иными словами, вы не доверяете мне? - рассердился Торрес.
   - Помилуйте, что вы! - запротестовал Френсис.
   Но Торрес, не обращая на него внимания, продолжал:
   - Значит, по-вашему, я не должен участвовать в семейном совете  Сола-
но, моих старейших и наиболее уважаемых друзей? И этот запрет накладыва-
ете вы - человек, с которым я едва знаком?
   Старый Энрико, заметив, как вспыхнуло гневом лицо  Леонсии,  поспешил
предостеречь ее взглядом и, любезным жестом прервав тираду Торреса, ска-
зал:
   - У Солано не может быть такого семейного совета, на  который  вы  не
были бы допущены, сеньор Торрес. Ведь вы действительно давний друг нашей
семьи. Ваш покойный отец и я были товарищами и дружили, как  братья.  Но
все это - уж вы простите старику, если он откровенно выскажет  вам  свое
мнение, - не мешает сеньору Моргану быть правым, когда он говорит о без-
надежности вашего плана. Штурмовать тюрьму - чистейшее безумие. Погляди-
те на толщину ее стен. Они могут выдержать многонедельную  осаду.  Впро-
чем, должен признаться, ваша мысль вначале очень подкупила меня. Когда я
был еще совсем молодым человеком и сражался с индейцами в Кордильерах, у
нас был такой случай. Сядемте поудобнее, и я расскажу вам эту историю...
   Но Торрес, которому предстояло немало дел, отклонил приглашение, дру-
жески пожал всем руки, в нескольких словах извинился перед Френсисом  и,
сев на свою лошадь, седло и уздечка которой были отделаны серебром, пос-
какал в Сан-Антонио. Одним из таких важных дел была телеграфная перепис-
ка, которую он поддерживал с конторой Томаса Ригана на  Уолл-стрите.  Он
имел тайный доступ на радиостанцию панамского правительства в  Сан-Анто-
нио и мог передавать депеши на телеграф в Вера-Крус. Союз с Риганом  был
не только выгоден ему, но и совпадал с его собственными планами в  отно-
шении Леонсии и Морганов.
   - Что вы имеете против сеньора Торреса и почему вы отклонили его план
и так рассердили его? - спросила Леонсия Френсиса.
   - Ничего, - отвечал тот, - просто мы не нуждаемся в нем, и он не вну-
шает мне особой приязни. Он дурак и потому способен погубить любой план.
Вспомните, как он сел в калошу, давая показания по моему делу на суде. А
может быть, ему и вообще доверять нельзя? Не знаю. Как бы  то  ни  было,
зачем доверять ему, раз он нам не нужен? Ну, а план его  правильный.  Мы
так и поступим: отправимся прямо в тюрьму и выкрадем оттуда Генри,  если
все вы согласны. И нам вовсе не надо поручать это висельникам, по  кото-
рым плачет веревка, и всяким оборванцам с побережья. Нас шестеро мужчин.
Если мы своими силами не сумеем справиться с этим делом, значит, надо на
нем ставить крест.
   - Но у тюрьмы всегда околачивается с десяток часовых, - возразил брат
Леонсии, восемнадцатилетний Рикардо.
   Леонсия, снова было оживившаяся, с укоризной посмотрела на  него;  но
Френсис поддержал юношу.
   - Правильно сказано! - согласился он. - Мы устраним часовых.
   - А стены толщиной в пять футов? - напомнил Мартинес Солано, один  из
близнецов.
   - Мы пройдем сквозь них, - ответил Френсис.
   - Но как? - воскликнула Леонсия.
   - Вот к этому-то я сейчас и подходку. Скажите, сеньор Солано,  у  вас
много верховых лошадей? Отлично! А вы, Алесандро, случайно не  могли  бы
достать несколько шашек динамита где-нибудь на плантации? Отлично! Вели-
колепно! Ну, а вы, Леонсия, как хозяйка асьенды, должны, конечно, знать,
есть ли у вас в кладовой достаточный запас виски "Три звездочки"?
   - Ага, заговор начинает созревать, - рассмеялся он, получив от  Леон-
сии утвердительный ответ. - Теперь у нас есть все атрибуты  для  приклю-
ченческого романа в духе Райдера Хаггарда или Рекса  Бича.  Так  слушай-
те... А впрочем, подождите. Я сначала хочу поговорить с вами, Леонсия, о
некоторых частностях этого представления...
 
 
   ГЛАВА ПЯТАЯ
 
   Было далеко за полдень; Генри стоял у зарешеченного окна своей  каме-
ры, смотрел на улицу и ждал, когда же, наконец, с лагуны Чирикви  подует
ветерок и хоть немного охладит раскаленный воздух. Улица была пыльная  и
грязная, - грязная потому, что со времени основания города, немало  сто-
летий назад, никто, кроме бродячих псов и отвратительных сарычей,  кото-
рые даже и сейчас парили в небе и прыгали по  отбросам,  не  очищал  ее.
Низкие, выбеленные известкой дома из камня или обожженной глины  превра-
щали эту улицу в настоящее пекло.
   От белизны и пыли у Генри даже заломило глаза,  и  он  уже  собирался
отойти от окошка, как вдруг заметил, что несколько оборванцев, дремавших
в дверной амбразуре дома напротив, встрепенулись  и  с  интересом  стали
смотреть куда-то вдоль улицы. Генри ничего не было видно, но до него до-
носился грохот несшейся вскачь повозки. Затем в поле его зрения показал-
ся небольшой ветхий фургон, который мчала закусившая удила лошадь. Седо-
бородый и седовласый старец, сидевший на козлах, тщетно пытался сдержать
ее.
   Генри с улыбкой подивился тому, как еще не развалился ветхий фургон -
так его подбрасывало на глубоких выбоинах, покосившиеся колеса еле  дер-
жались на оси и вращались вразнобой. Но если фургон еще с грехом пополам
держался, то как не разлетелась на куски ветхая упряжь,  -  это  уж,  по
мнению Генри, было просто чудом. Поравнявшись с окном, у которого  стоял
Генри, старик сделал еще одну отчаянную попытку  остановить  лошадь;  он
приподнялся с козел и натянул вожжи. Одна вожжа оказалась гнилой  и  тут
же лопнула. Возница повалился на сиденье, оставшаяся в его  руках  вожжа
натянулась, и лошадь, повинуясь ей, круто повернула вправо. Что произош-
ло затем - сломалось ли колесо, или сначала отскочило, а уж потом слома-
лось, - Генри не мог разобрать. Одно было несомненно: фургон  разлетелся
на части. Старик упал и, протащившись по пыльной мостовой, но упрямо  не
выпуская из рук оставшуюся вожжу, заставил лошадь описать круг,  и  она,
фыркая, стала мордой к нему.
   Когда он поднялся на ноги, вокруг уже собралась толпа. Но  любопытных
быстро раскидали вправо и влево выскочившие из  тюрьмы  жандармы.  Генри
продолжал стоять у окна и с интересом, поистине удивительным для челове-
ка, которому осталось жить всего несколько часов, смотрел на разыгравшу-
юся перед ним сценку и прислушивался к долетавшим до него репликам.
   Старик дал жандармам подержать лошадь и, даже  не  стряхнув  грязь  и
пыль с одежды, поспешно заковылял к фургону и принялся осматривать груз,
состоявший из нескольких ящиков - большого и маленьких.  Особенно  забо-
тился он о большом, даже попробовал приподнять его и, приподнимая, слов-
но прислушивался.
   Тут один из жандармов окликнул его; старик выпрямился и стал отвечать
охотно и многословно:
   - Вы спрашиваете, кто я? Я старый человек, сеньоры, и живу далеко от-
сюда. Меня зовут Леопольде Нарваэс. Мать моя была немкой - да хранят все
святые ее покой! - зато отца звали Балтазар де  Хесус-и-Сервальос-и-Нар-
ваэс, а его отец был доблестный генерал Нарваэс, сражавшийся под началом
самого великого Боливара [8]. А я - я теперь совсем пропал и даже  домой
не сумею добраться.
   Подстрекаемый вопросами, перемежавшимися с вежливыми выражениями  со-
чувствия, в которых не бывает недостатка даже у самых жалких оборванцев,
он несколько приободрился и с благодарностью продолжал свой рассказ:
   - Я приехал из Бокас-дель-Торо. Дорога заняла у меня пять дней, и по-
ка я ничего не продал. Живу я в Колоне, и лучше было мне не выезжать от-
туда. Но ведь даже и благородный Нарваэс может стать странствующим  тор-
говцем, а торговец тоже должен жить. Разве не так, сеньоры? Теперь  ска-
жите, не знаете ли вы такого Томаса Ромеро, который живет в вашем  прек-
расном Сан-Антонио?
   - В любом городе Панамы сколько угодно Томасов Ромеро, - расхохотался
Педро Зурита, помощник начальника тюрьмы. - Придется вам описать его по-
подробнее.
   - Он двоюродный брат моей второй жены, - с надеждой в голосе произнес
старец и, казалось, очень удивился, услышав взрыв хохота.
   - Да ведь не меньше десятка всяких Томасов Ромеро живет в Сан-Антонио
и его окрестностях, - возразил ему помощник начальника тюрьмы, - и любой
из них может быть двоюродным братом вашей второй жены, сеньор. У нас тут
есть Томас Ромеро пьяница. Есть Томас Ромеро вор. Есть  Томас  Ромеро...
впрочем, нет, этот был повешен с месяц назад за убийство с  ограблением.
Есть Томас Ромеро богач, у которого большие стада в горах. Есть...
   При каждом новом имени Леопольде Нарваэс лишь сокрушенно мотал  голо-
вой, но при упоминании скотовода лицо его  засветилось  надеждой,  и  он
прервал говорившего:
   - Извините меня, сеньор, это, по-видимому, он и есть! Во всяком  слу-
чае, он должен быть кем-то в этом роде. Я разыщу его. Если бы можно было
где-нибудь оставить на хранение мой драгоценный товар, я бы тут же  отп-
равился его искать. Хорошо еще, что эта беда приключилась со мной именно
здесь. Я могу доверить свой груз вам - достаточно одного взгляда,  чтобы
понять, что вы честный и почтенный человек. - Говоря это, старик порылся
в кармане, извлек оттуда два серебряных песо и протянул тюремщику. - Вот
вам. Надеюсь, вы и ваши люди не пожалеете, что оказали мне помощь.
   Генри усмехнулся, заметив, с каким повышенным интересом  и  уважением
стали относиться к старику Педро Зурита и жандармы после  появления  мо-
нет. Оттеснив от сломанного фургона любопытных, они тотчас принялись пе-
ретаскивать ящики в помещение тюрьмы.
   - Осторожнее, сеньоры, осторожнее, - умолял их  старик,  пришедший  в
неописуемое волнение, когда они взялись за большой ящик.  -  Несите  его
тихонько. Это очень ценный товар и уж больно хрупкий.
   Пока содержимое фургона переносили в тюрьму, старик снял с лошади всю
сбрую, кроме уздечки, и положил ее в фургон.
   Но Педро Зурита, бросив красноречивый взгляд на  столпившихся  вокруг
оборванцев, приказал внести и сбрую в тюрьму.
   - Стоит нам отвернуться, как мигом все исчезнет - вплоть до последне-
го ремешка и пряжки, - пояснил он.
   Взобравшись на обломки фургона, старик с помощью Педро Зуриты и стра-
жи кое-как взгромоздился затем на лошадь.
   - Вот и отлично, - сказал он и с благодарностью добавил: - Тысячу раз
спасибо, сеньоры. Как мне повезло, что я встретил таких честных людей, у
которых мой товар будет в целости и сохранности. Правда, товар-то  нику-
дышный, - сами знаете, какой у странствующего торговца может быть товар,
но для меня каждая малость имеет значение. Очень  было  приятно  с  вами
познакомиться. Завтра я вернусь со своим родственником, которого я,  ко-
нечно, найду, и избавлю вас от труда хранить мое жалкое достояние -  Тут
он снял шляпу. - Adios, сеньоры, adios!
   И он не спеша двинулся в путь, с некоторой недоверчивостью косясь  на
свою лошадь - виновницу всей катастрофы. Но Педро Зурита  окликнул  его.
Старик натянул поводья и повернул голову.
   - Поищите на кладбище, сеньор Нарваэс,  -  посоветовал  помощник  на-
чальника тюрьмы. - Там найдете целую сотню Томасов Ромеро.
   - А вы, сеньор, очень вас прошу, особенно берегите  большой  ящик,  -
крикнул в ответ торговец.
   На глазах у Генри улица опустела; жандармы поспешили разойтись и соб-
равшаяся толпа тоже - уж очень сильно пекло солнце.  Ничего  нет  удиви-
тельного, подумал Генри, что в интонациях старого торговца ему  послыша-
лось что-то знакомое. Ведь он только наполовину испанец,  следовательно,
и язык у него наполовину испанский,  а  наполовину  немецкий,  поскольку
мать его была немка. Говорит он все-таки как местный житель. "Ну и обво-
руют его как местного жителя, если в этом тяжелом ящике, который он  ос-
тавил на хранение в тюрьме, есть что-то ценное!"  -  заключил  про  себя
Генри и перестал думать о происшедшем.
   А в караульне, в каких-нибудь пятидесяти футах от камеры  Генри,  тем
временем грабили Леопольде Нарваэса. Начало положил Педро Зурита, внима-
тельно и всесторонне осмотревший большой ящик. Он приподнял ящик за один
конец, чтобы составить себе представление о его  весе,  и,  найдя  щель,
стал принюхиваться, точно собака, в надежде по  запаху  определить,  что
находится внутри.
   - Оставь ты в покое ящик, Педро, - со смехом сказал ему один из  жан-
дармов.