в наркотический сон. Они, должно  быть,  держат
ее все время на наркотиках. Она у них,  видно,  что-то  вроде  верховной
жрицы или верховного оракула... Да не волнуйся ты, старина, -  обратился
он по-испански к жрецу. - Ну что страшного, если мы  ее  разбудим?  Ведь
нас привели сюда, чтобы познакомить с ней, - и, я надеюсь, не со спящей!
   Красавица пошевелилась, словно этот шепот потревожил ее сон; и  впер-
вые за все время шевельнулась и собака: она повернула к хозяйке  голову,
и рука спящей ласковым жестом опустилась на ее  шею.  Жрец  еще  повели-
тельнее загримасничал и замахал руками, требуя  тишины.  Все  застыли  в
молчании, наблюдая пробуждение прорицательницы.
   Она медленно приподнялась на ложе и снова ласково  погладила  осчаст-
ливленного волкодава,  который  залился  радостным  лаем,  обнажив  свои
страшные клыки. Зрелище это внушало благоговейный трепет; но еще больший
трепет ощутили пленники, когда женщина посмотрела прямо на них.  Никогда
до сих пор не видели они таких глаз - в  них  словно  отражалось  сияние
всех подзвездных и надзвездных миров.  Леонсия  невольно  подняла  руку,
точно хотела перекреститься, а Торрес,  потрясенный  этим  взглядом,  не
только перекрестился, но и стал дрожащими губами шептать свою  излюблен-
ную молитву деве Марии. Даже Френсис и Генри смотрели на нее как заворо-
женные, не в силах оторвать взгляда от бездонной синевы этих  глаз,  ка-
завшихся совсем темными под сенью длинных черных ресниц.
   - Синеглазая брюнетка! - прошептал все-таки Френсис.
   Какие глаза! Скорее круглые, чем продолговатые. Но и не совсем  круг-
лые. Квадратные? Нет, все-таки, вернее, круглые. Глаза такой формы,  как
если бы художник, не отрывая от бумаги перо, начертил несколько  квадра-
тов и все углы их заключил в один круг. Длинные ресницы  затеняли  глаза
женщины, отчего они казались совсем бездонными. В глазах этих не  появи-
лось ни удивления, ни испуга при виде незнакомцев, а только мечтательное
безразличие. Впрочем, несмотря на томный взгляд, до  сознания  красавицы
явно доходило все, что она видела. Внезапно,  к  вящему  изумлению  при-
шельцев, в ее глазах отразилась целая гамма земных чувств. Где-то в глу-
бине, все нарастая, задрожала затаенная боль. Сострадание вдруг заволок-
ло их влажной пеленой, как заволакивает голубую  морскую  даль  весенний
дождь или утренний туман - горы. Боль, все та же боль таилась в их  дре-
мотной безмятежности. Огонь безграничного  мужества,  казалось,  вот-вот
вспыхнет в этих глазах электрической искрой воли,  действия.  Но  сонное
оцепенение тут же готово было опуститься, точно мягкий узорный полог,  и
отгородить спящую от всех переживаний и чувств. Однако все это  отходило
на задний план перед мудростью веков, которой веяло от всего облика нез-
накомки. Это впечатление особенно усиливалось при взгляде на  ее  впалые
щеки, свидетельствовавшие об аскетическом образе жизни.  На  щеках  этих
горел яркий - не то чахоточный, не то косметический - румянец.
   Когда женщина поднялась со своего ложа, она оказалась тонкой и  хруп-
кой, как фея. Она была узка в кости и худощава, но не  производила  впе-
чатления тощей. Если бы у Генри и Френсиса спросили мнение о  ней,  они,
пожалуй, сказали бы, что она самая  соблазнительная  из  всех  худощавых
женщин на свете.
   Старый жрец Солнца распростер свое дряхлое  тело  на  полу,  уткнувши
морщинистый лоб в травяную циновку. Остальные продолжали стоять, хотя  у
Торреса и подгибались колени, - и он, несомненно, последовал бы  примеру
жреца, если бы заметил со стороны своих спутников хоть малейшую к  этому
готовность. Вообще говоря, колени у него подогнулись,  но,  взглянув  на
стоявших очень прямо Леонсию и Морганов, он заставил себя выпрямиться.
   Сначала Та, Что Грезит глядела только на Леонсию; внимательно  осмот-
рев девушку, она повелительным кивком приказала ей подойти. Слишком  по-
велителен был этот кивок, по мнению Леонсии,  для  такого  воздушного  и
прекрасного создания, и она сразу почувствовала неприязнь  к  красавице.
Поэтому она не сдвинулась с места, пока жрец Солнца свистящим шепотом не
приказал ей повиноваться. Тогда Леонсия направилась к красавице, не  об-
ращая внимания на огромного лохматого пса; она прошла между треножниками
мимо собаки и остановилась лишь по вторичному знаку,  столь  же  повели-
тельному, как и первый. Целую минуту обе женщины в упор смотрели друг на
друга, и тут, с невольным чувством торжества, Леонсия увидела,  как  та,
другая, опустила глаза. Но радость ее была преждевременной: Та, Что Гре-
зит просто с высокомерным любопытством разглядывала ее платье. Она  даже
протянула свою тонкую бледную руку и чисто по-женски пощупала ткань.
   - Жрец! - резким тоном сказала она. - Сегодня у нас третий день Солн-
ца в Доме Манго. Я давно уже предсказывала тебе, что произойдет  в  этот
день. Напомни, что именно.
   Угодливо извиваясь перед ней, жрец Солнца прогнусавил:
   - Что в этот день произойдут необычайные события. Так и случилось,  о
королева!
   Но королева уже забыла, о чем его спрашивала.  Продолжая  поглаживать
ткань, из которой было сделано платье Леонсии, она внимательно разгляды-
вала его.
   - Ты очень счастливая, - сказала королева, жестом показывая  Леонсии,
что она может вернуться к своим. - Тебя любят мужчины. Мне  еще  не  все
ясно, но я чувствую, что тебя слишком любят мужчины.
   Голос ее, мягкий и низкий, отличался какой-то  удивительной  чистотою
звука и напевностью; он был как вечерний звон, призывающий  верующих  на
молитву, а скорбящих духом - к вечному упокоению. Но Леонсии не дано бы-
ло оценить этот чудесный голос.  Она  лишь  чувствовала,  как  от  гнева
вспыхнули ее щеки и сильнее забилось сердце.
   - Я видела тебя раньше - и не раз, - продолжала королева.
   - Ничего подобного! - воскликнула Леонсия.
   - Т-сс! - зашипел на нее жрец Солнца.
   - Там, - сказала королева, указывая на большой золотой котел, - я те-
бя часто видела там.
   - И тебя тоже, - произнесла она, обращаясь к Генри.
   - И тебя, - сказала она Френсису, но тут ее большие синие  глаза  еще
больше расширились, и она впилась в Френсиса таким долгим взглядом,  что
Леонсия почувствовала, как сердце ее, точно кинжалом, пронзила ревность,
какую только женщина может внушить другой женщине.
   Глаза королевы сверкнули, когда она перевела  взгляд  с  Френсиса  на
Торреса.
   - А ты кто, чужеземец? Ты так странно одет: на голове у тебя шлем ры-
царя, а на ногах сандалии раба!
   - Я да Васко, - храбро ответил тот.
   - Это очень древнее имя, - улыбнулась она.
   - Так я и есть древний да Васко, - сказал он и  без  зова  подошел  к
ней; она усмехнулась при виде его дерзости, но не остановила его. - Этот
шлем был на моей голове четыреста лет назад, когда я привел предков  За-
терянных Душ в эту долину.
   Королева недоверчиво улыбнулась и тихо спросила:
   - Значит, ты родился четыреста лет назад?
   - И да - и нет. Я никогда не был рожден. Я да  Васко.  Я  существовал
вечно. Мой дом - Солнце.
   Изящно очерченные брови королевы недоуменно приподнялись, но она про-
молчала. Своими тонкими, почти прозрачными пальцами она взяла из золото-
го резного ящичка, стоявшего подле нее на ложе, щепотку какого-то порош-
ка и небрежно бросила в большой котел на треножнике, при этом ее  тонкие
красивые губы искривились в слегка насмешливой улыбке. Из котла поднялся
столб дыма, который тотчас растворился и исчез.
   - Гляди! - приказала она.
   И Торрес подошел к котлу и заглянул в него. Что он  там  увидел,  его
спутники так никогда и не узнали. Но королева также склонилась над  кот-
лом и, заглядывая в него со своего возвышения, увидела то, что увидел  и
он, и на лице ее появилась презрительно-сострадательная усмешка. А  уви-
дел Торрес спальню на втором этаже домика в Бокас-дель-Торо, доставшего-
ся ему по наследству, и в ней колыбель с новорожденным. Жалостливое  это
зрелище раскрывало тайну его рождения - и жалостливей была улыбка на ли-
це королевы. Яркое видение, вызванное волшебством перед глазами Торреса,
открыло ему то, о чем он догадывался и что давно уже подозревал.
   - Ты увидишь еще кое-что, - с мягкой усмешкой произнесла королева.  -
Я показала тебе начало твоей жизни. А теперь посмотри на ее конец.
   Но Торрес, уже и без того потрясенный виденным, вздрогнул и отшатнул-
ся от котла.
   - Прости меня, красавица! - взмолился он. - И разреши мне  уйти.  За-
будь то, что ты видела, как и я надеюсь это забыть.
   - Там уже ничего нет, - сказала она, махнув рукой над  котлом.  -  Но
забыть я не могу. То, что я видела, навсегда остается в моей  памяти.  И
тебя, о Человек, такого молодого годами и такого старого, судя по шлему,
я тоже видела прежде в моем Зеркале Мира. Ты не раз возмущал меня  своим
поведением. Но не тем, что носишь этот шлем. - Она улыбнулась спокойной,
мудрой улыбкой. - Всю жизнь, мне кажется, я видела  перед  собой  пещеру
мертвецов, где давно умершие рыцари стоят  навытяжку,  охраняя  в  веках
тайны, чуждые их религии, чуждые их расе. И среди этих  мертвецов,  пом-
нится мне, я и видела того, на ком был твой старинный  шлем...  Говорить
дальше?
   - Нет, нет! - взмолился Торрес.
   Та, Что Грезит наклонила голову, давая этим понять Торресу, чтобы  он
отошел. Затем взгляд ее остановился на Френсисе, и она кивком  подозвала
его к себе. И тут же, видимо, спохватившись, что  со  своего  возвышения
она смотрит на него сверху вниз, смущенно ступила на пол и теперь, глядя
на него уже снизу вверх, протянула ему руку. Френсис нерешительно  пожал
ее, не зная, что делать дальше. И, точно прочитав его мысли,  она  воск-
ликнула:
   - Сделай это! Мне никогда и никто до сих пор не целовал руки.  Я  ни-
когда не видела, как это делают в жизни, а видела лишь в своих грезах да
в картинах, которые мне показывало Зеркало Мира.
   Френсис склонился и поцеловал ей руку. И так как она не проявляла  ни
малейшего  желания  отнять  руку,  он  продолжал  держать  ее,   ладонью
чувствуя, как еле уловимо, но бесперебойно пульсирует  кровь  в  розовых
кончиках ее пальцев. Так они оба стояли, не говоря ни слова. Френсис был
смущен, королева легонько вздыхала, а в сердце  Леонсии  бушевала  чисто
женская ревность. Вдруг Генри весело выпалил по-английски:
   - Да поцелуй ты ей руку еще раз, Френсис! Ей же это понравилось!
   Жрец Солнца зашикал на него. Но королева, с девическим смущением  ис-
пуганно выдернувшая было руку из руки Френсиса, поспешно вложила ее  об-
ратно.
   - Я тоже говорю на этом языке, на котором говоришь ты, - сказала  она
Генри. - И я, никогда не знавшая мужчины, не постыжусь  признаться,  что
мне это понравилось. Это первый поцелуй в моей жизни. Френсис - ведь так
назвал тебя твой друг? - повинуйся ему. Мне  это  понравилось.  Мне  это
очень понравилось. Поцелуй мне руку еще раз.
   И Френсис повиновался; рука ее по-прежнему оставалась в его  руке,  а
сама королева, забыв обо всем на свете, словно  завороженная,  смотрела,
не отрываясь, ему в глаза. Наконец, призвав на помощь всю свою волю, она
овладела собой, быстро высвободила руку, жестом приказала Френсису отой-
ти и обратилась к жрецу Солнца.
   - Итак, жрец, - начала она, и в голосе ее опять зазвучали резкие нот-
ки, - мне уже известно, зачем ты привел сюда этих пленников. Но  все  же
мне хотелось бы, чтобы ты рассказал об этом сам.
   - О королева! Разве не повелевает нам долг убить этих пришельцев, как
требует обычай? Народ смущен, он не доверяет моему  суждению  и  просит,
чтобы решила ты.
   - А ты полагаешь, что их следует убить?
   - Да, таково мое суждение. Но я хочу знать твое, чтобы оно было у нас
с тобой одинаковым.
   Она еще раз оглядела четырех пленников: Торреса - с жалостью. Генри -
с сомнением, Леонсию - хмуро; на Френсиса же смотрела целую минуту  взо-
ром, полным безграничной нежности, - во всяком  случае,  так  показалось
взбешенной Леонсии.
   - Есть ли среди вас не имеющие жен? - неожиданно спросила королева. -
Впрочем, нет, - продолжала она, не дожидаясь ответа,  -  ведь  мне  дано
знать, что вы все не имеете жен. - И она быстро повернулась к Леонсии: -
А разве правильно, - спросила она, - чтобы у женщины было два мужа?
   Как Генри, так и Френсис не  могли  сдержать  улыбки,  услышав  столь
странный и неуместный вопрос. Однако Леонсии он вовсе  не  показался  ни
неуместным, ни странным, и щеки ее снова вспыхнули  от  возмущения.  Она
поняла, что перед нею настоящая женщина, которая и будет поступать с ней
как женщина.
   - Нет, неправильно, - ответила Леонсия громко и без заминки.
   - Это очень странно, - продолжала размышлять вслух королева. - Стран-
но и несправедливо. Раз в мире равное число мужчин и  женщин,  не  может
быть справедливым, чтобы у одной женщины было два мужа, - ведь это  зна-
чило бы, что у какой-то другой его вовсе не будет.
   Она взяла щепотку порошка и бросила в свой золотой  котел.  Из  него,
как и прежде, взвился клуб дыма и тотчас растаял.
   - Зеркало Мира скажет мне, жрец, как должно поступить с нашими  плен-
никами.
   Она склонилась было над котлом, но вдруг ее осенила новая мысль.  Ши-
роким жестом, точно раскрывая им объятия, она подозвала всех к котлу.
   - Давайте смотреть все вместе - сказала она. - Я не обещаю  вам,  что
все мы увидим одно и то же. И я не буду знать, что увидит каждый из вас.
А каждый увидит лишь то, что его касается. Ты тоже можешь подойти, жрец.
   Котел, достигавший шести футов в диаметре, был до половины полон  ка-
ким-то неизвестным жидким металлом.
   - Вроде бы ртуть, но это не ртуть, - шепнул Генри Френсису. -  Я  ни-
когда не видел такого металла. По-моему, он расплавленный.
   - Напротив, он совсем холодный, - возразила ему королева  по-английс-
ки. - И тем не менее это огонь... Ну-ка, Френсис, пощупай котел снаружи.
   Френсис повиновался и без колебания приложил ладонь к стенке котла.
   - Он холоднее, чем воздух в комнате, - объявил Френсис.
   - А теперь смотрите! - воскликнула королева и подбросила в котел  еще
немного порошку. - Это огонь, хоть он и холодный.
   - Просто это порошок, который самовоспламеняется  и  дымит,  -  изрек
Торрес, шаря в кармане своего пиджака: он вытащил оттуда  горсть  искро-
шенного табака, несколько сломанных спичек и лоскутик материи. -  А  вот
это гореть не будет! - И он с вызывающим видом приготовился  кинуть  все
это в котел.
   Королева кивнула ему в знак позволения, и на  глазах  у  всех  Торрес
выбросил в котел все, что было у него в руке. В ту же секунду  из  котла
вырвался столб дыма и сразу исчез в воздухе. На гладкой поверхности  ме-
талла не осталось ничего - даже пепла.
   - И все-таки он холодный, - настаивал Торрес и  по  примеру  Френсиса
пощупал стенку котла.
   - Опусти туда палец, - предложила ему королева.
   - Ну нет! - сказал он.
   - И ты прав! - согласилась она. - Если бы ты это сделал, у тебя стало
бы сейчас одним пальцем меньше, чем было, когда ты родился. - Она  подб-
росила в котел еще порошку. - Теперь глядите, и каждый  увидит  то,  что
суждено видеть только ему одному.
   Так оно и произошло.
   Леонсии дано было увидеть океан, разделивший  ее  и  Френсиса.  Генри
увидел королеву и Френсиса, которых венчали таким странным образом,  что
он лишь под конец понял, какой это обряд. Сама же королева увидела  себя
в каком-то большом доме: она стоит на хорах и смотрит вниз на  роскошную
гостиную, в которой Френсис признал бы гостиную в доме  своего  отца.  А
подле себя королева увидела Френсиса, который обнимал ее за талию. Френ-
сису же предстало видение, наполнившее тревогой его душу: лицо  Леонсии,
застывшее, как у мертвой, а во лбу, между глаз,  торчит  острый  кинжал,
воткнутый по самую рукоятку. Однако ни капли крови не вытекло из  глубо-
кой раны. У Торреса перед глазами мелькнуло то, что, как он понял,  было
началом его конца; он перекрестился и, единственный из всех, отпрянул на
шаг, не желая смотреть дальше. А жрец Солнца увидел  свой  тайный  грех:
лицо и фигуру женщины, ради которой он нарушил обет богу Солнца, а затем
лицо и фигуру девочки из Большого дома.
   Когда видения потускнели и исчезли и все, точно сговорившись,  отошли
от котла, Леонсия, сверкая глазами, как тигрица, накинулась на королеву:
   - Твое Зеркало Мира лжет! Лжет твое Зеркало Мира!
   Френсис и Генри, все еще находившиеся под сильным впечатлением виден-
ного, даже вздрогнули, пораженные вспышкой Леонсии.  Но  королева  мягко
возразила:
   - Мое Зеркало Мира никогда не лжет. Я не знаю, что оно тебе показало.
Но я знаю: то, что ты видела, - правда.
   - Ты чудовище! - воскликнула Леонсия. - Мерзкая, лживая колдунья!
   - Мы обе женщины, - с мягким укором возразила ей королева, -  а  пос-
кольку мы женщины, то сами не знаем порой, что делаем и  говорим.  Пусть
мужчины решат, кто я: лживая ведьма или женщина с женским любящим  серд-
цем. А пока - уж раз мы обе женщины и, значит, существа слабые  -  будем
великодушны друг к другу.
   Теперь, жрец Солнца, поговорим о нашем решении. Как жрец бога Солнца,
ты лучше, чем я, знаешь старинные наши обычаи и обряды. Ты лучше, чем я,
знаешь все, что касается меня, и то, как я здесь очутилась.  Ты  знаешь,
что всегда от матери к дочери и через мать и дочь наше племя  передавало
и сохраняло тайну этого дома, в котором обитала Та, Что Грезит.  Настало
время и нам подумать о будущих поколениях. К нам пришли  чужеземцы,  все
они неженаты. Надо объявить день свадьбы, если мы хотим, чтобы у  нашего
племени в будущем тоже была Та, Что Грезит.  Так  должно  быть  -  время
пришло, потребность назрела и место предопределено. Я вопрошала видения,
и они подсказали мне, как поступить. И вот каково мое решение:  я  выйду
замуж за того из этих трех, кто был предназначен мне судьбой еще до  ос-
нования мира. Да будет так: если ни один из них не женится  на  мне,  то
они все умрут и их еще теплую кровь ты принесешь в жертву на алтаре бога
Солнца. Если же один из них женится на мне, то все останутся живы и вре-
мя определит нашу дальнейшую судьбу.
   Жрец Солнца, дрожа от гнева, попытался  возразить,  но  она  прервала
его:
   - Молчи, жрец! Ты только благодаря мне правишь  этим  народом.  Стоит
мне сказать слово и... ты сам знаешь, что тебя ждет. Это будет  нелегкая
смерть. - И она повернулась к трем мужчинам со словами: - Так кто же  из
вас женится на мне?
   Они смущенно и растерянно посмотрели друг на друга,  но  ни  один  не
произнес ни слова.
   - Ведь я женщина! - подзадоривая их, сказала королева. - Так  неужели
ни один мужчина не пожелает меня? Разве я не молода? Разве я не красива?
Неужели мужчины такие странные, что ни одному я не кажусь  прекрасной  и
ни один не хочет заключить меня в объятия и поцеловать в губы, как  доб-
рый Френсис поцеловал мне руку?
   Она посмотрела на Леонсию.
   - Будь ты судьей! Ты женщина, которую любит много мужчин. Разве я  не
такая, как ты, и разве я тоже не могу быть любимой?
   - Ты всегда будешь добрее к мужчинам, чем к женщинам, -  отвечала  ей
Леонсия, и смысл ее слов, загадочный для всех троих мужчин,  был  вполне
ясен для женского ума королевы. - Как женщина, - продолжала  Леонсия,  -
ты на редкость хороша и обольстительна; на свете, конечно, найдется  не-
мало мужчин, которые все отдадут за право заключить тебя в свои объятия.
Но предупреждаю тебя, королева: среди мужчин встречаются всякие.
   Выслушав Леонсию и поразмыслив над ее словами, королева резко  повер-
нулась к жрецу.
   - Ты все слышал, жрец. Сегодня я должна выйти замуж. Если ни один  из
чужеземцев на мне не женится, все трое будут принесены в жертву на твоем
алтаре. И эта женщина тоже! Ей, видно, очень хочется  опозорить  меня  и
унизить. - Королева говорила это жрецу, но слова ее явно предназначались
для всех. - Их здесь трое, и одному из них,  еще  задолго  до  рождения,
суждено было стать моим мужем. Итак, жрец, вот что я тебе  скажу:  уведи
пленников куда-нибудь в дру