иведу их,  -  вызвался
Генри, после того как они, пройдя по длинным коридорам  и  миновав  ряды
мертвецов, вышли, наконец, из пещеры на яркий солнечный свет.
   А в это время на поющих песках пеон и его отец продолжали  стоять  на
коленях в круге, начертанном стариком. Шел сильный тропический дождь,  и
пеон весь дрожал от холода, а старик как ни в чем  не  бывало  продолжал
молиться, не задумываясь над тем, выдержит ли  его  бренное  тело  такой
дождь и такой ветер. Именно потому, что пеону было тревожно и не по  се-
бе, он и заметил то, что ускользнуло от внимания его  отца.  Сначала  он
увидел Альвареса Торреса и Хосе Манчено, вышедших из джунглей  и  краду-
чись пробиравшихся через пески. А затем увидел чудо. Чудо это состояло в
том, что Торрес и Манчено преспокойно шагали по песку - и песок  молчал.
Когда они скрылись из виду, пеон боязливо дотронулся пальцем  до  песка,
но никаких жутких звуков не последовало. Он ткнул пальцем глубже  -  все
по-прежнему было тихо; и так же было тихо, даже когда он  стал  колотить
по песку всей ладонью: ливень лишил песок голоса.
   Пеон тряхнул  отца  и,  заставив  его  оторваться  от  своих  молитв,
объявил:
   - Песок больше не кричит. Он немой, как могила. Я своими глазами  ви-
дел, как враг богатого гринго прошел по песку. А ведь он  очень  грешный
человек, этот Альварес Торрес, и все-таки песок молчал.  Песок  умер.  У
него нет больше голоса. А там, где могут идти грешники, мы с тобой, ста-
рик, тоже можем пройти.
   Старый индеец дрожащим указательным пальцем принялся чертить в  круге
кабалистические знаки - песок не издал ни звука; он молчал,  даже  когда
старик попытался чертить и за пределами круга. Песок  отсырел,  а  пески
могут петь, лишь когда их насквозь прокалит солнце. Пальцы старика забе-
гали по узелкам священной кисти.
   - Тут сказано, - сообщил он, - что, когда песок  перестает  говорить,
можно спокойно идти дальше. До сих пор я свято  следовал  всем  велениям
бога. Будем следовать им и впредь; а потому пойдем, сын мой.
   И они зашагали так быстро, что вскоре вышли из полосы песков и  почти
нагнали Торреса и Манчено, а сия достойная пара,  завидя  их,  поспешила
спрятаться в кусты. Пропустив старика с сыном вперед и держась на почти-
тельном расстоянии, они двинулись за ними следом.  Тем  временем  Генри,
выбравший более короткий путь, разминулся как с первой, так и со  второй
парой.
 
 
   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
 
   - И все-таки напрасно я остался в Панаме, это было ошибкой и проявле-
нием слабости с моей стороны, - заметил Френсис Леонсии. Они сидели  ря-
дом на камнях у входа в пещеру, поджидая возвращения Генри.
   - Неужели нью-йоркская биржа так много для вас  значит?  -  кокетливо
поддразнивая его, спросила Леонсия. Но слова эти были лишь частично про-
диктованы кокетством: главное - Леонсии хотелось выиграть время. Она бо-
ялась оставаться наедине с этим человеком, которого любила такой  удиви-
тельной и пугавшей ее любовью.
   Но Френсис не хотел ждать.
   - Я человек прямой, Леонсия. Я говорю то, что думаю, - прямо, коротко
и открыто...
   - Ив этом вы отличаетесь от нас, испанцев, - прервала она  его.  -  У
нас самые простые мысли принято облекать в цветистые слова.
   Френсис настойчиво продолжал, как если бы она и не прерывала его:
   - Вот вы, Леонсия, как раз и принадлежите к числу таких хитрюг. Я го-
ворю прямо и откровенно, как говорят мужчины. А вы хитрите и увиливаете,
точно бабочка, избегающая сачка, -  что,  должен  признать,  свойственно
женщинам, и мне следовало ожидать этого. И все-таки это несправедливо...
по отношению ко мне. Я ведь прямо выкладываю вам, что у меня на  сердце,
и вы все отлично понимаете. А  сами  ничего  не  говорите  мне  о  своих
чувствах. Вы хитрите и изворачиваетесь. И я уже просто ничего  не  пони-
маю. Следовательно, вы ставите меня в невыгодное положение. Вы же  знае-
те, что я люблю вас. Я вам откровенно в этом признался.  А  вы  ответили
что-нибудь?
   Леонсия сидела красная, опустив глаза, и не знала, что сказать.
   - Вот опять! - не унимался Френсис. - Вы мне не отвечаете! Вы  держи-
тесь со мной теплее и оттого кажетесь мне  прелестнее  и  желаннее,  чем
когда-либо, и все-таки вы лукавите и ничего не говорите о своих чувствах
и намерениях. Почему? Потому что вы женщина или потому что испанка?
   Его слова взволновали Леонсию до глубины души. С трудом владея собой,
но внешне сохраняя, однако, полную невозмутимость, она спокойно  посмот-
рела на него и так же спокойно произнесла:
   - Я могу быть англичанкой, американкой или кем угодно, но я умею пря-
мо смотреть на вещи и называть их своими именами. - Она помолчала, хлад-
нокровно обдумывая, что сказать дальше, и столь же хладнокровно  продол-
жала: - Вы сетуете на то, что вы вот сказали мне о своей любви, а я мол-
чу. Сейчас я все вам объясню, - и вполне откровенно. Я люблю вас...
   Он протянул к ней руки, но она оттолкнула его.
   - Подождите! - повелительно сказала она, - Кто же из нас  ведет  себя
как женщина... или как испанка? Я ведь еще не кончила. Я люблю вас. И  я
горжусь тем, что люблю вас. Но это не  все.  Вы  спросили  меня  о  моих
чувствах и намерениях. На вопрос о чувствах я ответила. А  что  касается
намерений, то вот вам мой ответ: я собираюсь выйти замуж: за Генри.
   Такая англосаксонская прямолинейность положительно ошеломила  Френси-
са, и он с трудом выдавил:
   - Но, ради бога, объясните почему?
   - Потому что я люблю Генри, - ответила она, смело глядя ему в глаза.
   - Но вы же... вы же говорите, что любите  меня,  -  дрожащим  голосом
произнес он.
   - Вас я тоже люблю. Я люблю вас обоих. И я вовсе не такая  уж  дурная
женщина - по крайней мере так мне всегда казалось. И до сих пор так  ка-
жется, хоть разум и подсказывает мне, что добродетельная женщина не  мо-
жет любить одновременно двух мужчин. Ну и ладно. Значит, я дурная, - та-
кая уж я родилась, ничего не поделаешь.
   Она помолчала, но Френсис все еще не мог произнести ни слова.
   - Ну, так кто же из нас ведет себя как англосакс? -  спросила  она  с
легкой улыбкой, не то бросая ему вызов, не  то  забавляясь  его  замеша-
тельством. - Я сказала вам, не хитря и не увиливая, о своих  чувствах  и
намерениях.
   - Но это нелепо! - горячо запротестовал он. - Не можете же  вы,  любя
меня, выйти замуж за Генри!
   - По-видимому, вы меня не поняли, - с упреком сказала  Леонсия.  -  Я
собираюсь выйти замуж за Генри. Я люблю вас. И Генри тоже люблю.  Но  не
могу же я выйти замуж за вас обоих! Это не разрешается законом. А потому
я выйду замуж только за одного из вас. И я остановила свой выбор на Ген-
ри.
   - Тогда почему... почему же вы уговаривали меня остаться?  -  спросил
он.
   - Потому что я люблю вас. Я ведь уже сказала вам!
   - Если вы будете повторять это, я с ума сойду! - воскликнул Френсис.
   - Мне самой подчас кажется, что я схожу с ума, - сказала она. -  Если
вы считаете, что мне легко сохранять англосаксонскую выдержку, то ошиба-
етесь. Зато ни один англосакс, даже вы, которого я так люблю,  не  может
презирать меня за то, что я таю в душе какие-то постыдные  чувства.  Мне
представляется куда менее постыдным сказать об этом вам напрямик.  Если,
по-вашему, это качество англосаксов - что ж, считайте так. Или, быть мо-
жет, это качество испанцев или что-то чисто женское, присущее лично мне,
как представительнице семьи Солано, - мне все равно, считайте как  хоти-
те, ибо - да! - я испанка, я женщина... И я представительница  испанской
семьи Солано, хоть и не жестикулирую, когда говорю, - шутливо  закончила
она после небольшой паузы.
   Френсис только собрался было что-то сказать, но  Леонсия  шикнула  на
него, и оба прислушались: в кустарнике раздался шорох - кто-то,  видимо,
приближался к ним.
   - Послушайте! - быстро прошептала она и умоляющим жестом  дотронулась
до его локтя. - Я буду в последний раз англосаксонкой и скажу вам все. А
потом всегда буду хитрить и вилять, как это свойственно, по вашему  мне-
нию, испанкам, и мне в том числе. Итак, слушайте:  я  люблю  Генри,  это
правда, сущая правда. Но вас я люблю больше, гораздо больше. Я выйду за-
муж за Генри... потому что люблю его и связана с ним клятвой. И все-таки
вас я всегда буду любить больше.
   Прежде чем Френсис успел что-либо возразить, из кустарника, прямо  на
них, вышли старый жрец майя и его сын. Едва ли даже заметив  Френсиса  и
Леонсию, жрец упал на колени и воскликнул по-испански:
   - Впервые глаза мои видят глаза Чиа! Он пробежал пальцами по  узелкам
священной кисти и стал молиться на языке майя. И если бы окружающие мог-
ли понять его, то они услышали бы следующее:
   - О бессмертная Чиа, великая супруга божественного Хцатцла, создавше-
го все сущее из небытия! О бессмертная супруга Хцатцла! Ты, которая есть
мать злаков, божественная сердцевина прорастающего зерна, богиня дождя и
оплодотворяющих солнечных лучей! Ты, которая  питаешь  семена,  корни  и
плоды, необходимые для поддержания жизни человека! О  славная  Чиа,  чей
рот повелевает уху Хцатцла! Тебе смиренно возносит  молитву  твой  жрец!
Будь снисходительна ко мне и всемилостива. Выдай из твоего  рта  золотой
ключ, открывающий ухо Хцатцла. Дозволь твоему верному жрецу добраться до
сокровища Хцатцла... Не для себя прошу, о богиня, а для сына моего,  ко-
торого спас гринго. Твои дети - племя майя - исчезают с земли. Им теперь
уже не нужны сокровища. Я твой последний жрец. Вместе со  мной  умрет  и
то, что людям известно о тебе и о твоем великом супруге, чье имя я  про-
изношу лишь шепотом, пав ниц. Услышь меня, о Чиа, услышь меня! Я пал пе-
ред тобою ниц!
   Целых пять минут старый жрец лежал, распростершись на камне, содрога-
ясь и корчась, точно эпилептик, а Леонсия и Френсис с любопытством смот-
рели на него, невольно захваченные торжественностью молитвы, хоть она  и
была им непонятна.
   Не дожидаясь Генри, Френсис снова вошел в пещеру.
   Он и Леонсия шли впереди, показывая старому жрецу дорогу.  А  старик,
не переставая перебирать свои узелки и что-то шептать про себя, следовал
за ними, тогда, как пеон, остался на страже у входа. Когда они подошли к
мумиям, жрец благоговейно остановился - не столько из-за мумий,  сколько
из-за священных узелков.
   - Тут вот что сказано, - важно молвил он, выбирая  одно  из  усеянных
узелками волокон. - Это были злые люди, разбойники. Их удел - вечно  до-
дать у порога пещеры, где скрыта тайна племени майя.
   Френсис поскорее провел старика мимо груды костей его отца и ввел  во
вторую пещеру, где старый майя сразу же распростерся перед двумя идолами
и долго и горячо молился. Потом он внимательно осмотрел узелки священной
кисти и сообщил Френсису с Леонсией то, что прочел, на языке майя. Френ-
сис знаком показал, что они ничего не поняли. Тогда старик  повторил  на
ломаном испанском языке:
   - "Изо рта Чиа в ухо Хцатцла" - так говорят узлы.
   Френсис выслушал эту загадочную фразу, заглянул в темную глубину  рта
богини, сунул острие своего охотничьего ножа в замочную  скважину,  вид-
невшуюся в огромном ухе бога, постучал по камню рукояткой ножа и заявил,
что статуя полая. Потом он вернулся к статуе Чиа и, постучав по ней  но-
жом, убедился, что она тоже полая. Но тут старый майя пробормотал:
   - "Ноги Чиа покоятся на пустоте".
   Френсис, заинтересовавшись этим, заставил старика проверить свои сло-
ва по узелкам.
   - Ноги у нее действительно большие, - рассмеялась Леонсия, -  но  под
ними крепкий каменный пол, а вовсе не пустота.
   Френсис толкнул богиню рукой, - оказалось, что она легко сдвигается с
места. Обхватив ее, он рывками стал ее передвигать.
   - "Для тех, кто силен и бесстрашен, ноги Чиа сдвинутся  с  места",  -
прочел жрец. - Но дальше три узла говорят:  "Берегись!  Берегись!  Бере-
гись!"
   - Ну, будем надеяться, что эта пустота, какая там  она  ни  есть,  не
укусит меня, - рассмеялся Френсис, выпуская из своих объятий богиню, ко-
торую ему удалось сдвинуть на добрый ярд. -  Итак,  старушенция,  постой
здесь немножко или посиди, отдохни. Ведь ноги у тебя, наверно,  порядком
устали: попробуй-ка опираться столько столетий на пустоту!
   Возглас Леонсии заставил Френсиса взглянуть на то место,  где  только
что стояла Чиа. Шагнув назад, он едва не упал в яму, которую до сих  пор
прикрывали ноги богини. Оказалось, что в скале  выдолблено  круглое  от-
верстие диаметром в целый ярд. Тщетно пытался Френсис определить глубину
ямы, бросая вниз зажженные спички: они падали и, не достигнув дна, гасли
на лету.
   - В самом деле похоже, что тут бездонная пропасть, - заметил Френсис,
бросая вниз камешек.
   Прошло несколько секунд, прежде чем они услышали,  как  он  стукнулся
обо что-то.
   - Но ведь и это, возможно, еще не дно, - заметила Леонсия.  -  Камень
мог удариться о какой-нибудь боковой выступ скалы и  даже  мог  там  ос-
таться.
   - Ну, уж вот это штука даст нам точный ответ,  -  сказал  Френсис  и,
схватив старинный мушкет, валявшийся среди костей на  полу,  хотел  было
бросить его вниз.
   Но старик остановил его:
   - Священные узлы говорят: "Кто посягнет на священную пустоту под  но-
гами Чиа, умрет скорой и страшной смертью".
   - А я вовсе и не намерен посягать на священную пустоту, -  усмехнулся
Френсис, отбрасывая мушкет. - Но что же нам теперь делать, старик? Легко
сказать: "Изо рта Чиа в ухо Хцатцла", - а как это выполнить? Проведи-ка,
старина, пальцами по своим священным узелкам и узнай, как и что.
   А для сына жреца - пеона с израненными коленями  -  пробил  последний
час. Сам того не подозревая, он в тот день последний  раз  видел  восход
солнца. Что бы ни случилось в этот день, какие бы усилия он ни делал для
того, чтобы избежать своей Судьбы, этому дню предстояло быть последним в
его жизни. Останься он на страже у входа в пещеру, его, несомненно, уби-
ли бы Торрес и Манчено, шедшие за ним чуть ли не по пятам.
   Но, вместо того чтобы стоять на страже, боязливый и  осторожный  пеон
решил сделать вылазку и посмотреть, нет ли поблизости каких-нибудь  вра-
гов. Так он избег смерти при свете дня под открытым  небом.  Но  стрелки
часов его жизни передвигались, и предуготованный ему конец был не дальше
от него и не ближе, чем судила Судьба.
   Пока он обследовал окрестности, Альварес Торрес и Хосе  Манчено  дос-
тигли входа в пещеру. Огромные глаза Чиа, выложенные перламутром на  ка-
менном лике скалы, оказались слишком большим испытанием  для  суеверного
кару.
   - Ты иди туда, - сказал он Торресу, - а я останусь  здесь  сторожить,
чтобы никто не вошел.
   И Торрес, в ком текла кровь его предка, честно выстоявшего столетия в
ряду мумий, вошел в пещеру майя столь же храбро, как некогда его предок.
   Едва он скрылся из виду, как Хосе Манчено, не побоявшийся  бы  преда-
тельски убить любого человека, но чрезвычайно боявшийся невидимого мира,
сокрытого за непонятными для него явлениями, забыл свой долг часового  и
телохранителя и поспешно скользнул в кусты. Тем временем  пеон,  убедив-
шись, что вокруг нет злоумышленников, и горя  желанием  узнать  от  отца
тайны майя, вернулся на свое прежнее место. Здесь он тоже никого не  об-
наружил и вошел в пещеру, не зная, что следует по пятам за Торресом.
   А тот продвигался тихо и  осторожно,  из  боязни  открыть  свое  при-
сутствие тем, кого он выслеживал. Да еще он задержался в  пещере,  пора-
женный парадом мертвецов. Он с любопытством принялся рассматривать  этих
людей, которые вошли в историю и для которых история остановилась здесь,
в преддверии святилища майя. Особенно заинтересовала Торреса мумия,  за-
мыкавшая ряд. Ее сходство с ним самим было  слишком  заметно,  чтобы  не
броситься ему в глаза, и он сразу догадался, что это его дальний предок.
   Он все еще в раздумье смотрел на мертвеца, как вдруг услышал звук ша-
гов и оглянулся, ища, куда бы спрятаться. Тут дьявольская  мысль  пришла
ему на ум. Сняв шлем с головы своего предка, он надел его себе на  голо-
ву, потом закутался в его прогнивший плащ, вооружился огромной шпагой  и
натянул ботфорты с отворотами, которые едва не развалились при этом. За-
тем он бережно, чуть ли не с нежностью, положил голую  мумию  на  спину,
позади других мумий - туда, где сумрак  сгущался  до  сплошной  черноты.
Проделав все это, он занял место покойника, замыкавшего ряд, положил ру-
ку на эфес шпаги и замер в той же позе, в какой стоял его предок.
   Подвижными оставались только его глаза, следившие за пеоном,  который
медленно и боязливо продвигался между двойным рядом мертвецов. Поравняв-
шись с Торресом, пеон вдруг остановился и, широко раскрыв от ужаса  гла-
за, забормотал одну за другой молитвы майя. Торресу,  перед  которым  он
стоял, не оставалось ничего другого, как слушать с закрытыми  глазами  и
догадываться о том, что происходит. Услышав, что пеон пошел дальше, Тор-
рес покосился в его сторону: пеон как раз остановился, не решаясь завер-
нуть в узкий проход. Обрадовавшись удобному моменту, Торрес занес шпагу,
готовясь нанести удар, который раскроил бы череп пеона.
   Но, хотя это был и день и час, предопределенный  Судьбою  для  смерти
пеона, последняя секунда его жизни еще не истекла. Не тут, среди двойно-
го ряда мертвецов, и не от руки Торреса суждено ему  было  умереть,  ибо
Торрес придержал руку и медленно опустил оружие, а пеон пошел  дальше  и
скрылся за поворотом. Вскоре он нагнал своего отца, Леонсию и  Френсиса,
- последний как раз просил жреца вторично справиться по узелкам,  как  и
чем можно открыть ухо Хцатцла.
   - Просунь руку в рот Чиа и вытащи ключ, - приказал старик, своему бо-
язливому сыну, и тот с явной неохотой повиновался ему.
   - Да не укусит же она тебя, она ведь каменная! - со смехом сказал ему
Френсис по-испански.
   - Боги майя никогда не бывают каменными, - с упреком заметил ему ста-
рик. - Они кажутся каменными, но на самом деле они  живые,  всегда  были
живыми и под камнем и сквозь камень вечно осуществляют  свою  неизменную
волю.
   Леонсия, вздрогнув, отшатнулась от жреца и, взяв Френсиса  под  руку,
прижалась к нему, словно ища у него защиты.
   - Что-то ужасное должно случиться - у меня такое предчувствие, - выр-
валось у нее. - Не нравится мне это место в недрах горы,  среди  мертве-
цов. Я люблю синее небо, ласковое солнце, безбрежное море. Что-то  ужас-
ное должно случиться здесь с нами. У меня такое  предчувствие  -  что-то
должно случиться.
   Френсис принялся успокаивать ее, а часы жизни пеона  отстукивали  уже
последние секунды. И когда, призвав на помощь всю свою храбрость, он су-
нул руку в рот богини, последняя секунда его жизни  истекла  и  смертный
час его пробил. С криком ужаса он выдернул руку и уставился на свое  за-
пястье, где, как раз над артерией, алела капелька крови.  Пятнистая  го-
ловка змеи высунулась изо рта богини, точно насмешливый язычок, и  снова
спряталась в темной впадине.
   - Ехидна! - закричала Леонсия, распознав змею.
   Пеон, который тоже распознал змею и понял, что  его  ждет  неминуемая
смерть, в ужасе попятился, оступился и полетел прямо в пропасть, которую
столько веков прикрывали ноги Чиа.
   Целую минуту все молчали, потом старый жрец прошептал:
   - Я разгневал Чиа, и она убила моего сына.
   - Не верьте вы этому, - заметил Френсис, стремясь успокоить  Леонсию.
- Все это вполне естественно и объяснимо. Ну что тут удивительного, если
змея поселилась в расщелине? Это часто бывает. И что тут  удивительного,
если человек, укушенный ехидной, отпрянул назад? И, наконец, что же уди-
вительного, если он оступился и упал в яму, находившуюся позади него...
   - Тогда и в этом нет ничего  удивительного?  -  воскликнула  Леонсия,
указывая на струю прозрачной воды, забулькавшую над отверстием и  вскоре
забившую из него фонтаном. - Старик прав. Даже сам камень  служит  богам
орудием для выполнения их неизменной воли.  Жрец  предупреждал  нас.  Он
ведь прочел об этом по своим священным узелкам.
   - Вздор! -