Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
ью и дворянским гербом,
на крышке другого гроба были вырезаны только две буквы: Д. П.
Нетерпеливые взгляды генералов подсказали преподобному Литурджи, что они
торопятся, и быстрее, чем об этом можно рассказать, останки богатого
баронета и его безымянного товарища были опущены в склеп и поставлены рядом
с прахом женщины, которая при жизни причинила столько зла и тому и другому.
Из уважения к молодому человеку в трауре генералы чуть помедлили, но,
заметив, что он еще хочет побыть на кладбище, тотчас же ушли в сопровождении
всех, кроме упомянутого офицера с деревянной ногой, в котором читатель,
конечно, узнал Полуорта. Могильщики закрыли вход в склеп на железный засов,
повесили на нем тяжелый замок и вручили ключ Лайонелу. Молча взяв ключ, он
дал каждому по., золотой монете и знаком велел им удалиться.
Теперь невнимательный наблюдатель мог бы подумать, что, кроме Лайонела и
Полуорта, на кладбище не осталось ни единой живой души. Однако у подножия
стены, примыкающей к склепу, защищенная от постороннего глаза надгробным
памятником, на земле сидела женщина, закутанная в плащ. Убедившись, что они
остались одни, друзья медленно приблизились к убитой горем женщине.
Она услышала шаги, но не оглянулась и, молча повернувшись к стене, стала
машинально водить пальцами по выпуклой надписи на каменной плите, вделанной
в кирпичи и указывающей на местоположение родовой усыпальницы Лечмиров.
- Мы ничего больше не можем сделать, - сказал Лайонел. - Они теперь там,
где им не нужны людские заботы.
Исхудалая рука, высовывавшаяся из-под красного плаща, задрожала, но
пальцы продолжали свое бессмысленное занятие.
- С вами говорит сэр Лайонел Линкольн, - сказал Полуорт, на руку которого
опирался молодой баронет.
- Кто? - дико вскрикнула Эбигейл, отбросив плащ и открыв свое изможденное
лицо, еще больше изменившееся от горя за последние несколько дней. - Ах да,
я позабыла! Сын наследует отцу, а мать должна следовать за сыном в могилу.
- Его похоронили с почестями рядом с родными ему по крови и с человеком,
который любил его за душевную чистоту.
- Да, после смерти он получил лучшее жилище, чем у него было при жизни.
Он уже никогда не будет знать ни холода, ни голода.
- Я позаботился о том, чтобы вы больше ни в чем не нуждались, и надеюсь,
остаток вашей жизни будет счастливее, нежели ее начало.
- Я одна во всем мире, - хриплым голосом сказала женщина. - Старики будут
избегать меня, молодые - презирать. Клятвопреступление и коварная месть
тяжелым бременем лежат у меня на совести.
Молодой баронет молчал, но Полуорт счел себя вправе ответить ей.
- Я не собираюсь отрицать, что то и другое дурно, - сказал почтенный
капитан. - Но, наверно, в библии найдутся строки, которые помогут вам
обрести душевный покой. Кроме того, позвольте мне вам посоветовать хорошо
питаться, и ручаюсь, что совесть перестанет вас тревожить. Я не знаю более
верного лекарства. Оглянитесь вокруг: испытывает ли сытый злодей муки
совести? Нет. Он начинает думать о своих грехах лишь тогда, когда у него
пусто в желудке. Я посоветовал бы также вам сейчас же, не откладывая,
основательно подкрепиться, а то от вас остались только кожа да кости. Мне не
хотелось бы огорчать вас, но мы оба помним случай, когда еда пришла на
помощь слишком поздно.
- Да, да, слишком поздно, - прошептала измученная угрызениями совести
женщина. - Все приходит слишком поздно, и даже раскаяние!
- Не говорите так, - заметил Лайонел. - Божье милосердие безгранично.
Эбигейл бросила на него взгляд, выдававший: ее тайный страх, и почти
шепотом спросила:
- Вы присутствовали при кончине миссис Лечмпр?
Отлетела ли в мире ее душа на небо?
- Сэр Лайонел ничего не ответил.
- Я так и думала, - продолжала Эбигейл. - Такой грех нельзя не вспомнить
на смертном одре. Замышлять втайне злое дело и громко призывать бога в
свидетели своей правоты! Ах, омрачить такой светлый ум, погубить такую
душу!.. Уходите отсюда! - с горячностью добавила она. - Вы молоды и
счастливы, зачем вам так долго оставаться у могил? Оставьте меня, дайте мне
здесь помолиться! Ничто так не помогает в горькие минуты, как молитва.
Лайонел бросил к ее ногам ключ, который держал в руке.
- Этот склеп заперт навеки, - сказал он, - если только когда-нибудь его
не откроют по вашему требованию, чтобы положить вас рядом с сыном. Потомки
тех, кто выстроил этот склеп, уже все собрались здесь, двое еще живущих
уедут завтра на другое полушарие, чтобы там окончить свою жизнь. Возьмите
ключ, и да простит вас небо, как прощаю вам я.
Он положил рядом с ключом тяжелый кошелек и, не проговорив больше ни
слова, ушел, опираясь на Полуорта. Выйдя из ворот кладбища и очутившись на
улице, они бросили последний взгляд на Эбигейл. Она стояла на коленях,
обхватив руками надгробный памятник, и почти касалась земли лицом - по ее
позе; полной глубокого смирения, было видно, что она молит бога о прощении.
Через три дня в город, покинутый английской армией, с триумфом вошли
американцы. Те из них, кто отправился на кладбище поклониться могилам своих
отцов, наткнулись на труп женщины, очевидно замерзшей от холода.
Она открыла склеп, но силы ей изменили, и она не смогла спуститься к
гробу своего сына. Женщина вытянулась на бурой траве; лицо ее было спокойно
и в смерти по-прежнему хранило следы замечательной красоты, отличавшей ее в
юности и сгубившей ее. Кошелек с золотом, к которому она не притронулась,
лежал на том же месте, куда его положил Линкольн.
Испуганные бостонцы отшатнулись от этого страшного зрелища и отправились
бродить по улицам любимого города, чтобы своими глазами увидеть, какой ущерб
причинила ему война. Вслед за ними на кладбище явился английский солдат,
отставший от своей армии, чтобы заняться грабежом. Он сбросил умершую в
склеп, запер его, швырнул ключ в сторону, схватил кошелек и убежал.
Плита давно вывалилась из стены, камни поросли мхом, и теперь уже
осталось мало людей, которые могли бы указать место, где гордые семьи
Лечмиров и Линкольнов хоронили своих мертвецов.
...Сэр Лайонел и Полуорт в глубоком молчании направились к порту, где их
ждала шлюпка, незамедлительно доставившая их на фрегат, которым так
восхищался юный мичман. Корабль лежал в дрейфе, ожидая только их прибытия,
чтобы двинуться в путь. На палубе они встретили Агнесу Денфорт - в ее глазах
еще стояли слезы, но щеки пылали от удовольствия при виде вынужденного
отъезда непрошеных гостей, к которым она всегда питала неприязнь.
- Я здесь задержалась, только чтобы поцеловать вас на прощанье, кузен
Лайонел, - с искренним чувством сказала девушка, сердечно приветствуя его. -
Ну, а теперь в добрый путь! Я не буду говорить вам о своих пожеланиях,
которые часто повторяю в своих молитвах.
- Так вы расстаетесь с нами? - спросил баронет, улыбнувшись впервые за
много дней. - Ведь это жестоко...
Но тут послышалось громкое покашливание Полуорта, который приблизился к
ним и по крайней мере в сотый раз предложил Агнесе руку и сердце. Агнеса
молча и очень внимательно выслушала его, хотя не успел он договорить, как ее
губы тронула лукавая усмешка. Затем она с подобающей вежливостью
поблагодарила его, но отказала решительно и бесповоротно. Капитан принял
этот удар как человек, давно к ним привыкший, и учтиво помог я упрямой
девице спуститься в шлюпку. Там ей помог сесть молодой человек в форме
американского офицера. Лайонелу показалось, что румянец на щеках Агнесы стал
еще гуще, когда ее спутник заботливо закутал ее в плащ, потому что на воде
стало холодно. Шлюпка, над которое развевался флаг, повернула не к городу, а
к берегу, занятому американцами. Через неделю Агнеса в кругу своей семьи.
отпраздновала свадьбу с этим офицером. Они вступили во владение домом на
Тремонт-стрит и всем недвижимым имуществом, оставшимся от миссис Лечмир, -
все это Сесилия подарила Агнесе в качестве приданого.
Как только пассажиры поднялись на фрегат, капитан сообщил об этом
сигналом адмиралу и в ответ получил приказ отправиться в путь. Через
несколько минут быстрый корабль уже плыл мимо Дорчестерского полуострова,
грозя ему пушками, пока матросы поспешно ставили паруса. Американцы, однако,
хранили угрюмое молчание, и фрегат беспрепятственно вышел в открытое море и
отправился в Англию с важным известием о решении главнокомандующего оставить
Бостон.
За фрегатом вскоре последовал весь английский флот, и с тех пор
мужественный город, который так долго подвергался гонениям, не видел в своем
порту ни единого вражеского судна.
В продолжение долгого пути у Лайонела и его нежной подруги было
достаточно времени, чтобы поразмыслить обо всем происшедшем. Они много и с
полной откровенностью говорили о странных прихотях поврежденного рассудка,
породившего такую тесную и загадочную связь между помешанным отцом л
слабоумным сыном, и в конце концов, доискавшись до тайных причин,
скрывавшихся за безумными выходками старика, разобрались в событиях, которые
мы постарались изложить и в которых прежде для них было столько темного и
неясного.
Сторож сумасшедшего дома, которого послали на розыски сбежавшего больною,
больше не вернулся на родину.
Полуорт умер совсем недавно. Несмотря на свою деревянную ногу, он с
помощью Лайонела достиг весьма высоких чинов. К концу своей долгой жизни он
уже имел возможность к своей подписи прибавить слова: генерал, баронет и
член парламента. Когда Англии угрожало нашествие французов, гарнизон,
которым командовал Полуорт, был снабжен съестными припасами лучше любого
другого гарнизона во всем королевстве, и нет никакого сомнения, что мужество
этого гарнизона не уступило бы его сытости.
В парламенте, где Полуорт заседал в качестве депутата от местечка,
принадлежавшего Линкольну, его отличали терпение, с каким он выслушивал
всякого рода дебаты, и замечательная готовность всегда голосовать за
увеличение запасов провианта где бы то ни было. До конца своих дней он рьяно
защищал свою теорию необходимости усиленного питания во время всяких
болезней, "особенно, - упрямо добавлял он, - в случае слабоумия,
сопровождаемого изнурительной лихорадкой".
Через год после приезда Линкольнов в Англию умер дядя Сесилии, незадолго
до того похоронивший единственного сына. Благодаря этому непредвиденному
обстоятельству леди Линкольн стала обладательницей обширных поместий и
древнего баронского титула. С этих пор и до самой французской революции сэр
Лайонел Линкольн и леди Кардонелл, как именовали теперь Сесилию, жили в
самом нежном согласии. Благотворное влияние любящей супруги смягчило
порывистый нрав Линкольна, и, живя в счастье, он позабыл об угнетающих его
приступах наследственной меланхолии, о которой мы часто упоминали.
В трудные дни, когда правительство искало поддержки у талантливых и
состоятельных сынов нации, богатый баронет Линкольн получил звание пэра. К
концу века он, кроме того, получил графский титул, некогда принадлежавший
старшей ветви его рода.
Теперь из главных действующих лиц нашего рассказа уже никого не осталось
в живых. Даже розы на щеках Агнесы и Сесилии давно перестали цвести, и обе
кузины уснули мирным сном могилы, покоясь вместе со всеми предшествовавшими
поколениями. Исторические факты нашего повествования с течением времени
забылись, и весьма вероятно, что богатый и влиятельный английский пэр,
нынешний глава рода Линкольнов, ничего не знает о тайнах, связанных с
годами, когда его предки обитали в отдаленной провинции Британской империи.
КОНЕЦ