луха молодого человека вдруг донесся легкий  плеск,
будто кто-то осторожно греб. Он прислушался и, всмотревшись  в  ту  сторону,
откуда доносились эти слабые  звуки,  увидел  скользившую  по  глади  залива
лодку, которая так легко и плавно пристала к  усыпанному  галькой  берегу  у
подножия холма, что даже волны не набежало.
   Желая узнать, кто это в такой поздний  час  тайно  пробирается  в  город,
Лайонел уже хотел встать и спуститься к воде,  но  тут  из  лодки  выпрыгнул
человек и стал подниматься вверх по склону прямо к нему.  Затаив  дыхание  и
отступив  в  тень,  отбрасываемую  выступом  скалы,   Лайонел   ждал,   пока
неизвестный  приблизится  шагов  на  десять,  однако  тот  остановился   как
вкопанный и, видимо, так же, как он сам, затаив  дыхание  стал  настороженно
прислушиваться. Молодой человек наполовину извлек шпагу из  ножен,  а  затем
произнес:
   - Не слишком  ли  это  уединенное  место  и  поздний  час  для  прогулок,
любезный?
   Даже бесплотный призрак и тот не встретил бы эти неожиданно  прозвучавшие
слова с большим спокойствием, чем человек, к которому они были обращены.  Он
медленно повернулся к Лайонелу, внимательно оглядел его с головы  до  ног  и
угрожающе прошептал:
   - Там, на холме, ходит гренадер, у него ружье со штыком, если он услышит,
что тут разговаривают, сразу  обоих  схватит,  хоть  один  из  них  и  майор
Линкольн.
   - Так это ты, Джэб, крадешься, как вор, ночью?  -  сказал  Лайонел.  -  С
каким же поручением тебя послали?
   - Если Джэб вор, потому что пришел поглядеть на могилы  Копс-Хилла,  так,
значит, воров тут двое.
   - Молодец, хорошо сказано! - сказал Лайонел с улыбкой. -  А  все-таки,  с
каким это поручением явился ты в город в такой поздний час?
   - Джэб любит ходить по кладбищу  до  петухов.  Говорят,  мертвые  гуляют,
когда живые спят.
   - А ты что ж, хотел бы поговорить с мертвецами?
   - Задавать им много вопросов грех и спрашивать их надо именем  Христовым,
- ответил  дурачок  с  такой  мрачной  торжественностью,  что  Лайонела,  на
которого не  могли  не  подействовать  ночная  пора  и  уединение  кладбища,
пробрала дрожь. - Но Джэб любит бывать  рядышком  с  покойниками,  он  хочет
привыкнуть к здешней сырости, ведь, когда бог его приберет,  он  тоже  будет
гулять в саване в полночь.
   - Тише! - произнес Лайонел. - Что это за шум?
   Джэб замолчал,  вслушиваясь  не  менее  напряженно,  чем  Лайонел,  потом
ответил:
   - Никакого шума нет. Это стонет ветер в  заливе  и  волны  накатывают  на
берег.
   - Нет, это ни то и ни другое, - сказал Лайонел. - Я отчетливо слышал  гул
сотен голосов, или меня обманул слух.
   - Может быть, это души  покойников  беседуют  друг  с  другом,  -  сказал
дурачок. - Говорят, их голоса похожи на шелест ветра.
   Лайонел  провел  рукой  по  лбу,  пытаясь  обрести  душевное  равновесие,
нарушенное торжественно-мрачным тоном своего собеседника, и  медленно  пошел
прочь, а за ним по пятам молча последовал  Джэб.  Только  дойдя  до  ограды,
которой была  обнесена  обитель  мертвых,  молодой  человек  остановился  и,
прислонившись к ней, снова прислушался.
   - Не знаю, быть может, меня смутили твои глупые разговоры, - сказал он, -
но этой  ночью  тут  в  самом  деле  слышатся  какие-то  сверхъестественные,
потусторонние звуки!.. Вот опять раздаются эти  голоса,  будто  над  заливом
носятся сонмы живых существ... А сейчас  мне  почудилось,  словно  на  землю
бросают что-то тяжелое.
   - Это комья земли падают на гробовые крышки, - сказал  Джэб.  -  Мертвецы
ложатся в могилы, нам пора уходить отсюда.
   Тут Лайонел не стал больше раздумывать и с тайным ужасом, в  котором  при
иных обстоятельствах постыдился бы признаться,  чуть  ли  не  бегом  покинул
кладбище и, пока не оставил позади себя почти половину Линн-стрит,  даже  не
заметил, что Джэб по-прежнему следует за ним.
   Здесь его спутник пробормотал, как всегда тихо и невнятно:
   - Вот дом, который построил губернатор, что пустился в море за  деньгами!
Он был такой же бедняк, как Джэб, а теперь, говорят, его внук важный лорд  и
его самого король тоже сделал лордом. Где бы человек  ни  добыл  деньги,  на
море или на земле, король за них делает его лордом.
   - Невысоко же ты ставишь монаршьи  милости,  -  возразил  Лайонел,  кинув
взгляд на "Дом Фипса" <Уильям Фипс (1651 - 1694) был  первым  губернатором>,
мимо у которого они проходили. - Ты забываешь, что и я стану одним  из  этих
столь презираемых тобой лордов.
   - Я знаю, - сказал Джэб, - а ведь вы тоже из Америки.  Мне  кажется,  все
бедняки едут из Америки к королю, чтобы стать важными лордами, а все сыновья
важных лордов едут в Америку, чтобы стать бедняками. Нэб говорит,  что  Джэб
тоже сын важного лорда!
   - Значит, Нэб не умнее своего сына, - ответил Лайонел. - Но  послушай,  я
хочу утром повидаться с твоей матерью; дай мне знать, в котором часу я  могу
прийти.
   Не получив ответа, Лайонел обернулся и увидел, что  дурачок  уже  покинул
его  и  пробирается  назад,   к   любимому   своему   месту   среди   могил.
Раздосадованный этой новой сумасбродной выходкой Джэба, Лайонел  поспешил  к
себе домой и сразу же бросился в постель, но долго ворочался и слышал оклики
"Слушай!", прежде чем осаждавшие его видения позволили ему обрести  желанный
покой.

Глава 15

   О, конечно, мы куда более благородные джентльмены, чем простые мужики,  с
которыми нам предстоит встретиться на поле брани. Кокарды  на  наших  шляпах
куда  красивее,  шляпы  мы  носим  куда  изящнее  и  в  бальном  зале  будем
чувствовать себя гораздо свободнее; однако не следует  забывать,  что  самый
блестящий щеголь среди нас покажется в Пекине неуклюжей деревенщиной.
   Из письма боевого офицера.

   Когда Лайонел под утро забылся наконец в тяжелом сне, картины прошлого  и
будущего смешались в его грезах. Он увидел отца, каким знал его  в  детстве:
высокий, красивый человек, в самом расцвете сил, глядел на него с  нежностью
и кроткой печалью, появившейся в его взоре  с  тех  пор,  как  мальчик  стал
единственной радостью одинокого вдовца. На сердце у Лайонела  потеплело,  но
дорогой ему образ тут же растаял, уступив место полчищу страшных  призраков,
плясавших среди могил на Коис-Хилле, а жуткий хоровод скачущих мертвецов вел
дурачок Джэб Прей, скользя между надгробиями, как пришелец с другого  света.
Вдруг мощный громовой раскат разогнал призраков, и они попрятались кто куда,
но Лайонел видел, как из склепов и могил тут и там выглядывают  позеленевшие
лица, уставившись на него остекленевшими глазами, словно мертвецы знали, что
в их власти леденить кровь живых. Видения были настолько живы и  мучительны,
что сознание порвало гнетущие путы кошмара, и он проснулся. Из-за  занавесок
веяло утренней свежестью, и солнце уже озаряло серые крыши  города.  Лайонел
встал и несколько раз прошелся по комнате, тщетно пытаясь забыть свои ночные
видения, как вдруг воздух потряс грохот, слишком хорошо ему знакомый,  чтобы
он мог его не узнать.
   - Ого! - пробормотал Лайонел. - Значит, не все было сном и  это  не  гром
воображаемой бури, а говор пушек,  понятный  каждому  солдату!  Он  поспешил
открыть окно и выглянул  наружу.  Гул  тяжелой  артиллерийской  канонады  не
утихал, и Лайонел посмотрел по сторонам, чтобы узнать, что  произошло.  Гедж
придерживался выжидательной тактики, думая  нанести  решающий  удар  лишь  с
прибытием подкреплений, а американцы были  слишком  плохо  вооружены,  чтобы
потратить хотя бы один заряд пороха  на  подготовку  штурма,  который  почти
наверное был обречен  на  неудачу.  Все  это  было  хорошо  известно  майору
Линкольну, и потому он с  удвоенным  любопытством  пытался  разгадать  тайну
неожиданной канонады. В соседних  домах  открывались  окна,  и  оттуда  тоже
выглядывали встревоженные и удивленные лица. По безмолвным улицам спешил  то
полуодетый солдат, то озабоченный  горожанин,  и  торопливые  шаги  выдавали
снедавшее их тревожное любопытство.
   Женщины в смятении выбегали из своих жилищ, но на открытом воздухе грохот
канонады слышался с удесятеренной силой, и они в страхе кидались назад,  под
защиту  стен.  Лайонел  окликнул  трех-четырех  спешивших  мимо  людей,  но,
растерянно взглянув на него, они, не  останавливаясь,  устремлялись  дальше,
словно  опасность  была  слишком  велика,  чтобы   вступать   в   разговоры!
Убедившись, что так он ничего не добьется, молодой человек наспех  оделся  и
спустился вниз. Выйдя из дома, Лайонел увидел бежавшего  мимо  артиллериста:
одной рукой тот застегивал мундир, а в другой держал запальные трубки.
   - Что это за стрельба, сержант, - спросил Лайонел, - и куда вы торопитесь
с этими запалами?
   - Мятежники, ваше благородие, мятежники! - ответил  солдат,  оглядываясь,
но не сбавляя шага. - Бегу к своим пушкам!
   - "Мятежники"! - повторил  Лайонел.  -  Нам  ли  бояться  толпы  каких-то
пахарей?  Лентяй  проспал  дежурство  и  со  страху,  что  его  распекут  за
нерадение, выказывает усердие!
   Горожане  теперь  сотнями  высыпали  на  улицу,  и  многие   спешили   на
близрасположенный Бикон-Хилл. Лайонел последовал их примеру. Вместе с  двумя
десятками бостонцев он карабкался вверх по  крутому  склону,  ни  о  чем  не
спрашивая, поскольку все были столь же удивлены грохотом пушек,  пробудившим
их в такую рань, и через несколько минут уже стоял  в  толпе  любопытных  на
поросшей травой плоской вершине холма. Солнце рассеяло тонкую пелену тумана,
стлавшегося над водой, и взору открывался  весь  простор  залива.  Несколько
судов стояло на якоре вблизи устья рек Чарлза и Мистика, прикрывая  подступы
к городу с северной стороны, и, когда  Лайонел  увидел  столб  белого  дыма,
окутавшего мачты одного из фрегатов, он сразу понял, откуда велась стрельба.
Пока он смотрел, все еще не понимая, чем вызван этот военный  парад,  густые
клубы дыма  вырвались  из  борта  линейного  корабля,  пушки  которого  тоже
заговорили зычным голосом; почти тут же его  примеру  последовали  несколько
плавучих батарей и более легких судов, и скоро  холмы,  широким  амфитеатром
окружающие Бостон, огласились эхом сотен выстрелов.
   - Что все это значит? - обращаясь к Лайонелу, воскликнул  молодой  офицер
из его же полка. - Моряки не шутят, пушки бьют  картечью,  я  это  слышу  по
звуку.
   - Я тоже ничего не понимаю, - ответил  Лайонел.  -  Противника  нигде  не
видно, но, поскольку пушки наведены на соседний полуостров, надо думать, что
американский отряд пытается уничтожить копны сена в лугах.
   Молодой офицер уже готов был согласиться с его догадкой, когда  откуда-то
сверху вдруг послышался крик:
   - А вот ударила и пушка с Копс-Хилла! Все равно народ не запугают! Как бы
ни грохали, пусть палят хоть до второго пришествия, массачусетцы с  горы  не
уйдут!
   Все подняли голову,  и  перед  удивленными  и  посмеивающимися  зрителями
предстал  Джэб  Прей:  дурачок  забрался  за  решетку  маяка;   его   обычно
бессмысленное лицо сияло от восторга, и он яростно махал шляпой,  когда  все
новые и новые пушки присоединялись к грохоту канонады.
   -  Что  там  такое?  -  крикнул  Лайонел.  -  Что  ты  видишь?  Где  твои
массачусетцы?
   - Где? - повторил дурачок и, как ребенок, радостно захлопал в  ладоши.  -
Да там, куда они пробрались темной ночью и будут стоять насмерть среди  бела
дня! Наконец-то массачусетцы смогут заглянуть в  окна  старого  Фанел-Холла!
Пусть теперь подходят королевские  войска  -  наши  научат  безбожных  убийц
уважать законы!
   Лайонел, раздосадованный словами Джэба, сердито прикрикнул на него:
   - Слезай со своего насеста, малый, и говори толком, не  то  я  скажу  вон
тому гренадеру, он тебя живо снимет оттуда да еще проучит как следует!
   - Но вы же обещали, что больше не позволите солдатам бить бедного  Джэба,
- захныкал дурачок,  съежившись  в  своей  клетке  и  исподлобья  с  опаской
поглядывая на  рослого  гренадера.  -  А  Джэб  взялся  выполнять  все  ваши
поручения и не брать за это ни одной королевской кроны.
   - Ну, так спускайся быстрей, и я не нарушу нашего уговора.
   Успокоенный этим заверением и более мягким тоном Лайонела, Джэб  соскочил
с железного сиденья и, обхватив столб, легко соскользнул на землю, где майор
Линкольн сразу же схватил его за плечо.
   - Где твои массачусетцы? Отвечай!
   - Там, - отвечал Джэб, указывая поверх крыш  домов  в  сторону  соседнего
полуострова. - Они вырыли на Бридсе себе погреб, а сейчас укрепляют стены, и
скоро им увидите, на какое угощение они пригласят народ.
   Стоило ему назвать место, как  взоры  толпы,  которые  до  сих  пор  были
обращены на корабли, вместо того чтобы искать противника, сразу  устремились
на зеленый холм, поднимавшийся чуть  правее  селения  Чарлстон,  и  тут  все
объяснилось. Высокая коническая вершина Банкер-Хилла, как и  накануне,  была
пуста и безлюдна, но на оконечности более  низкой  гряды,  тянувшейся  вдоль
берега, вырос невысокий вал, назначение которого каждому веерному было  ясно
с первого-взгляда. Редут, как ни был он мал и  немудрящ,  по  самому  своему
расположению господствовал над всей внутренней  гаванью  Бостона  и  даже  в
какой-то мере угрожал расквартированному в городе гарнизону.
   Именно неожиданное появление этой словно по волшебству  выросшей  насыпи,
когда рассеялся утренний туман, подняло на ноги спавших моряков, и она сразу
сделалась  мишенью  всех  корабельных  пушек.   Пораженные   отвагой   своих
соотечественников, горожане молчали, а майор Линкольн и  несколько  стоявших
тут же офицеров сразу поняли, что этот шаг противника поставит осажденных  в
тяжелое положение. Тщетно оглядывали они соседние холмы и всю видимую  часть
полуострова - других укреплений там, очевидно, не  было.  Их  невежественные
противники,  не  думая  о  последствиях,  выбрали  наилучшую  позицию  и  за
несколько коротких часов  под  покровом  темноты  воздвигли  редут  с  такой
быстротой, с  какой  могла  состязаться  только  их  отвага.  Теперь  майору
Линкольну вдруг открылась правда,  и,  вспомнив  приглушенный  шум,  который
ночной ветерок донес до его ушей, и воображаемые призраки на  кладбище,  что
продолжали преследовать его даже во сне, пока их не рассеял дневной  свет  и
грохот пушек, он почувствовал,  как  щеки  заливает  горячая  краска  стыда.
Приказав Джэбу следовать за собой, он поспешно спустился с  холма,  а  затем
обернулся и сказал:
   - Ты тоже этой ночью потрудился!
   - Джэбу хватает дела днем. Зачем ему работать ночью, когда  одним  только
мертвым не лежится? - ответил дурачок с таким бессмысленным видом, что сразу
обезоружил рассерженного молодого человека.
   Лайонел улыбнулся, вспомнив свои ночные страхи, и пробормотал:
   - Мертвые! Нет, это потрудились живые  и  вдобавок  смельчаки,  если  они
отважились на такое дело. Но скажи, Джэб, - больше  все  равно  ты  меня  не
обманешь, - сколько было американцев на холме, когда ты  ночью  переправился
через Чарлз, чтобы навестить покойников на Копе-Хилле?
   - Оба холма кишмя кишели: Бридс-Хилл - людьми, а Копе - призраками;  Джэб
думает, мертвые встали поглядеть, как их дети копают землю  по  соседству  с
ними.
   - Очень может быть, - согласился Лайонел, решив не противоречить дурачку,
чтобы не возбудить у него подозрений. - Но если мертвые невидимы,  то  живых
можно сосчитать?
   - Джэб насчитал пятьсот человек, когда они при свете звезд проходили мимо
Банкер-Хилла с кирками и лопатами, но потом сбился - забыл, что дальше идет:
семьсот или восемьсот.
   - А после того как ты сбился, еще проходили?
   - Массачусетс не так уж беден  людьми,  чтобы  не  набрать  тысячи,  если
кликнуть.
   - Но у вас, вероятно, был мастер по таким сооружениям? Уж не  охотник  ли
на волков из Коннектикута?
   - Мастер рыть погреба найдется и здесь,  -  незачем  так  далеко  ходить!
Дикки Гридли, бостонец.
   - А, так он главарь! Ну, раз командует не коннектикутский  зверобой,  нам
бояться нечего.
   - А вы думаете, старый Прескот уйдет с  холма,  пока  у  него  есть  хоть
зернышко пороха? Нет, нет, майор Линкольн, в храбрости он может поспорить  с
самим Ральфом, а Ральфа ничем не испугаешь!
   - Но, если они начнут часто палить из пушен, их не большого запаса пороха
ненадолго хватит и им поневоле придется отступить.
   Джэб презрительно рассмеялся:
   - Да, если б массачусетцы были так же глупы, как  королевские  войска,  и
стреляли из больших пушек. Но пушкам  колонистов  надо  лишь  самую  малость
серы, да их не больно много. Пусть только  королевские  солдаты  сунутся  на
Бридс, народ научит их уважать законы!
   Узнав от дурачка все, что  было  возможно,  о  численности  и  вооружении
американцев, Лайонел не стал терять драгоценные минуты на  пустые  разговоры
и, велев Джэбу зайти к нему вечером,  расстался  с  ним.  Вернувшись  домой,
Лайонел заперся у себя в кабинете и несколько часов писал и разбирал бумаги.
Одно письмо доставило ему особенно много труда. Он писал, рвал начатый диет,
брал новый по крайней мере раз пять пли  шесть,  прежде  чем  запечатать,  а
конверт надписал с какой-то даже небрежностью,  показывавшей,  что  терпение
его иссякло. Затем письма были  вручены  Меритону  с  наказом  доставить  их
адресатам, если до утра не последует другого распоряжения.  И  только  тогда
молодой человек наспех проглотил давно дожидавшийся его не слишком  обильный
завтрак.
   Пока Лайонел сидел запершись в кабинете, он несколько раз откладывал перо
и прислушивался к проникавшему в комнату шуму, который говорил  о  том,  что
волнение успело распространиться по всему городу. Покончив наконец со  всеми
делами, он взял шляпу и быстрыми шагами направился к центру.
   По мостовой с грохотом катили пушки, за ними двигались повозки с  боевыми
припасами и спешили  артиллерийские  офицеры  и  прислуга.  Мчались  галопом
адъютанты с важными донесениями, то и дело  из  какого-нибудь  дома  выходил
офицер, на мужественном лице которого гордость боролась  с  унынием,  когда,
обернувшись, он ловил на себе сокрушенный взгляд провожавших его удаляющуюся
фигуру прелестных  глаз,  обычно  встречавших  его  с  доверием  и  любовью.
Впрочем, Лайонелу некогда было  размышлять  над  этими  мельком  замеченными
грустными сценками, слишком красочным и оживленным было окружающее зрелище.
   Время  от  времени  звуки  военной  музыки  вырывались  из-за   поворотов
причудливо изгибавшихся  улиц  и  какой-нибудь  батальон  дефилировал  мимо,
направляясь  к  назначенному  для  переправы  месту.  Лайонел  на  мгновение
задержался на перекрестке, любуясь твердой  поступью  отряда  гренадеров,  и
вдруг увидел могучую фигуру и  суровое  лицо  Макфьюза.  Капитан  маршировал
впереди своей роты с  важностью,  доказывавшей,  что  для  него  четкий  шаг
немаловажная вещь. Неподалеку от  него  крутился  Джэб  Прей,  взиравший  на
стройные ряды с немым  восхищением;  уши  дурачка  бессознательно  впитывали
воодушевляющую музыку оркестра, и он старался идти в ногу  с  солдатами.  За
бравыми гренадерами показался батальон,  который,  как  увидел  по  нашивкам
Лайонел, принадлежал к его полку.  Во  главе  колонны  шел  добряк  Полуорт.
Помахав рукой, он крикнул приятелю:
   - Слава богу, Лайонел! Слава  Богу,  теперь  повоюем  по  всем  правилам,
оленьей травли у них больше не выйдет, Но тут  звуки  рожков  заглушили  его
голос, и Лайонелу оставалось только помахать ему в ответ. Однако,  глядя  на
проходивших мимо однополчан, он вспомнил,  зачем  и  куда  шел,  и  поспешил
дальше, к дому главнокомандующего.
   У  дверей  губернаторского  дворца  толпились   военные;   одни   ожидали
аудиенции, другие с озабоченным видом торопливо входили и выходили, очевидно
исполняя какие-то важные поручения. Едва только доложили о майоре Линкольне,
как к нему вышел адъютант и, к  немалому  недовольству  полдюжины  офицеров,
напрасно дожидавшихся уже несколько часов, с учтивой поспешностью  пригласил
его к губернатору.
   Ла