на так легко ступала по увядшей траве, что ее  шагов  совсем  не
было слышно, и не раз ей хотелось посоветовать своим спутникам следовать  ее
примеру, чтобы опасность не могла застигнуть их врасплох. Наконец, к  своему
удивлению, она отчетливо различила тяжелый стук колес по  мерзлой  земле,  -
казалось,  поблизости  медленно  и  мерно  двигается  бесконечная   вереница
грохочущих повозок. Когда спустя мгновение Сесилия увидела при  свете  луны,
что слух ее не обманул, ее страхи несколько рассеялись, хотя она по-прежнему
не понимала, в чем дело, Конвоиры изменили  свое  первоначальное  решение  и
вместе со своими пленниками свернули в сторону и остановились в тени яблони,
росшей в нескольких шагах от дороги, по которой приближался обоз. Так стояли
они несколько минут, внимательно наблюдая за всем происходящим вокруг.
   - Наши разбудили англичан стрельбой, - сказал один солдат. -  Теперь  все
только и смотрят что на батареи.
   - Да, сейчас палят здорово, - ответил его товарищ, но если  бы  вчера  не
разорвалась старая медная мортира "Конгресс", шуму было бы больше. Ты  видел
когда-нибудь эту старую мортиру?
   - Нет, ее самой я не  видел,  а  вот  как  летели  ее  бомбы,  видел  раз
пятьдесят. Жуткое было зрелище, особенно темной ночью. Но тес.., вот они!
   В эту минуту к ним приблизился большой пеший  отряд,  в  полном  молчании
проследовал мимо них и, обогнув подножие холма,  направился  к  берегу.  Эти
солдаты были одеты и снаряжены почти так же, как те, что задержали  Сесилию.
Два-три всадника, судя по мундирам, были офицерами в довольно высоких чинах.
Следом за отрядом ехало  множество  повозок,  которые  свернули  на  дорогу,
ведущую вверх по склону холма. За ними появился новый отряд,  гораздо  более
многочисленный, чем первый, но шагавший в таком же сосредоточенном молчании,
словно ему предстояло важнейшее дело. Шествие замыкала новая вереница возов,
нагруженных связками  сена  и  другими  материалами  для  постройки  полевых
укреплений.
   Не успел второй отряд покинуть перешеек, как  с  возов  на  землю  тотчас
посыпались  туго  спрессованные  связки  сена,  которые  с  почти  волшебной
быстротой были уложены так, что сразу образовался легкий  бруствер,  который
перегородил  перешеек  и  прикрыл  его  от  огня   английских   батарей,   -
предосторожность,  отсутствие   которой   было,   как   полагают,   причиной
катастрофы, происшедшей прошлым летом на Бридс-Хилле.
   Стоявшая под деревом кучка посторонних людей привлекла  к  себе  внимание
всадника, который  одним  из  последних  пересекал  перешеек.  Указав  своим
спутникам на этих людей, офицер подъехал к ним и наклонился,  чтобы  получше
разглядеть их лица.
   - Что это значит? - воскликнул он. - Женщина и двое мужчин  под  конвоем!
Разве среди нас еще есть шпионы? Срубите это дерево! Оно нам  пригодится.  И
заодно пусть их осветит луна!
   Приказ был тотчас же приведен в исполнение, и дерево упало  с  быстротой,
показавшейся бы не правдоподобной всем, кроме американцев. Сесилия отошла  в
сторону, чтобы ее не задели ветки падающего дерева, и  ее  одежда  и  манера
держаться сразу выдали в ней женщину, принадлежащую к высшему свету.
   - Здесь, очевидно, произошло недоразумение, - продолжал офицер. -  Почему
эта дама арестована?
   Один из конвоиров в нескольких словах объяснил ему, в чем дело, и в ответ
получил новые распоряжения. Затем офицер пришпорил коня и  ускакал  во  весь
опор, потому что его ждали более неотложные дела, но он оглядывался назад до
тех пор, пока мог видеть фигуру Сесилии в обманчивом свете луны.
   - Нам лучше подняться на холм, - сказал  один  из  конвоиров,  -  там  мы
сможем найти генерала.
   - Ведите куда угодно, - ответила Сесилия, несколько ошеломленная картиной
кипучей деятельности, которая  предстала  перед  ней,  -  лишь  бы  поскорее
покончить с этими мучительными проволочками.
   Через  несколько  минут  они  достигли  вершины  ближайшего  холма,   где
множество солдат торопливо возводили укрепления, и один  из  двух  конвоиров
отправился на поиски командира. С того места, где стояла Сесилия, открывался
вид на  порт,  город  и  его  окрестности.  Английские  корабли  по-прежнему
спокойно дремали, и Сесилия подумала, что юный мичман,  наверно,  уже  уютно
устроился на своей койке на борту фрегата, высокие и стройные мачты которого
красиво вырисовывались на фоне неба.  В  городе  не  чувствовалось  тревоги,
напротив - огни  медленно  гасли  один  за  другим,  несмотря  на  канонаду,
гремевшую на западной стороне полуострова, и, быть может, Хау  и  его  гости
продолжали пировать так же беззаботно, как и два  часа  назад.  Но,  если  в
отдалении все, за исключением  батарей,  казалось  погруженным  в  дремотный
покой, вокруг Сесилии кипела работа. На гребнях  холмов  вырастали  земляные
насыпи, бочки наполнялись песком и землей, укладывались фашины, но над  всем
этим царила тишина,  нарушаемая  лишь  приглушенными  голосами,  неутихающим
стуком лопат или же треском ломаемых сучьев, когда  подрубленные  деревья  -
краса и гордость соседних садов - падали на землю. Необычность этой  картины
заставила Сесилию на некоторое время забыть свою тревогу.
   Прилежно трудившиеся солдаты, очутившись вблизи  от  нее,  отрывались  от
дела, чтобы полюбоваться ее прекрасным лицом, казавшимся  еще  более  нежным
при  мягком  свете  луны,  а  затем  принимались  работать   еще   усерднее,
наверстывая краткую передышку. Наконец конвоир вернулся и объявил о  приходе
генерала, командующего  этим  отрядом.  Это  был  человек  средних  лет,  со
спокойными движениями, скромно одетый, без каких бы то ни было знаков своего
чина, кроме красной кокарды на большой офицерской шляпе тех времен.
   - Вы застали нас среди трудов, -  любезно  заметил  он,  приблизившись  к
Сесилии, - уж не взыщите за задержку. Говорят,  вы  покинули  город  сегодня
вечером?
   - Да, час назад.
   - Скажите, догадывается ли Хау о том,  как  мы  собираемся  развлечь  его
утром?
   - Было бы лицемерием с моей стороны  отказываться  отвечать  на  вопросы,
касающиеся мыслей генералов королевской армии; однако надеюсь,  вы  простите
меня, если я скажу, что в том положении, в  каком  я  сейчас  нахожусь,  мне
хотелось  бы  быть  избавленной  от  необходимости   сознаваться   в   своей
неосведомленности.
   - Признаю свою ошибку, - тотчас ответил генерал.
   После нескольких секунд размышления он продолжал:
   - Сегодня ночь необычная, сударыня, и я считаю своим долгом доставить вас
к генералу, который командует этим крылом армии.  Возможно,  что  он  найдет
необходимым сообщить о вашем аресте главнокомандующему.
   - Именно его-то я и ищу, сударь, и очень хотела бы с ним встретиться.
   Генерал поклонился ей, вполголоса отдал приказание офицеру и ушел,  сразу
затерявшись в толпе работающих на вершине горы. Когда новый  конвоир  сказал
Сесилии, что пора идти, она мгновение помедлила,  задержавшись  взглядом  на
спокойном великолепии бухты, на далеких, подернутых дымкой крышах города, на
солдатах, двигающихся по соседнему холму и занятых тем же делом, что  и  все
вокруг нее, а потом закуталась поплотнее  в  свой  плащ  и  легкой  походкой
спустилась с холма.

Глава 30

   Мятежный дол, мятежный холм,
   Ручьев мятежных волны
   Вдруг клич громовый огласил,
   Мятежной силы полный.
   "Битва при Кегсе"

   Огромная белая кокарда, прикрывающая почти целиком весь  перед  маленькой
шляпы нового проводника Сесилии, подсказала ей, что человек, чьим заботам ее
поручили, носит в армии борющихся за свои  права  колонистов  чин  капитана.
Больше ничего не обличало в нем военного, за исключением висевшей у него  на
боку рапиры, которая, судя по ее серебряной чашке  и  устрашающим  размерам,
очевидно,  принадлежала  одному  из  его  предков,  участнику  первых   войн
американских  колоний.  Однако  нрав  ее  теперешнего  владельца  отнюдь  не
отличался свирепостью, какой можно было  от  него  ожидать  при  виде  столь
грозного оружия, напротив - он был  очень  внимателен  к  своей  пленнице  и
заботливо соразмерял свой широкий шаг с ее шагом.
   У подножия холма этот любезный рыцарь остановил возвращавшуюся повозку  и
после некоторых приготовлений усадил в нее  Сесилию,  и  сам  сел  рядом  на
грубой скамейке, а ее прежние конвоиры, Меритон и незнакомец устроились у их
ног в еще более тесном соседстве. Сперва они двигались медленно и с трудом -
великое множество повозок, спускавшихся с холма, перегораживали весь путь.
   Но, когда они обогнали фургоны, запряженные волами, и въехали на  дорогу,
ведущую в Роксбери, дело пошло веселей. На протяжении первой мили, пока надо
было то и дело выбираться из нескончаемой  вереницы  повозок,  все  внимание
капитана было поглощено  этим  важным  и  сложным  маневром,  но,  когда  их
неуклюжее судно вышло на простор и, если можно так выразиться,  пустилось  в
благополучное  плавание  при  попутном  ветре,  он  уже  не  упускал  случая
оказывать Сесилии мелкие услуги, которых с незапамятных времен  имеет  право
требовать от людей его профессии хорошенькая женщина.
   - Не жалей кнута! - сказал капитан вознице, когда  дорога  очистилась.  -
Поторапливайся,  поддержи  честь  коней  и  посрами   рогатый   скот!   Твоя
пристяжная, должно быть, тори: до чего она не любит налегать на постромки во
имя общей пользы! Обращайся с ней, как  она  этого  заслуживает,  друг  мой;
зато, когда мы сделаем привал, с тобой обойдутся, как  с  добрым  вигом.  Вы
провели зиму в Бостоне, сударыня?
   Сесилия в ответ молча наклонила голову.
   - Королевская армия, без сомнения,  больше  нравится  дамам,  чем  войска
колоний. Однако и среди нас найдется немало таких, кому нельзя отказать ни в
военных познаниях, ни в воинственной внешности, - продолжал он,  высвобождая
старинную дедовскую рапиру, запутавшуюся в складках плаща своей спутницы.  -
Воображаю, сударыня, какое бесчисленное множество балов и вечеров давали для
вас господа офицеры королевской армии!
   - Не думаю, чтобы в Бостоне нашлось много  беспечных  женщин,  пожелавших
принять участие в этих развлечениях, - ответила Сесилия.
   - Это делает им честь! Поверьте мне, каждое  пушечное  ядро,  которое  мы
посылаем в город, все равно что кровь, выпущенная из наших собственных  жил.
А что, после недавнего дела на Чарлстонском перешейке  королевские  офицеры,
наверно, уже не так презирают колонистов?
   - Все те, кого близко касался исход событий того рокового дня,  не  скоро
забудут его!
   Молодой  американец,  пораженный  печальным  тоном  Сесилии,  без   труда
догадался, что в своей откровенной радости  он  невольно  коснулся  какой-то
незажившей раны.
   После этой неудачной попытки завязать разговор они некоторое время  ехали
в глубоком молчании, которое было прервано, только когда в вечернем  воздухе
раздался стук лошадиных копыт, не сопровождавшийся грохотом колес.
   На первом же повороте дороги они увидели нескольких  офицеров,  скакавших
им навстречу. Тот, кто ехал впереди, остановился, увидев повозку, которая по
его знаку тоже остановилась.
   В непринужденной и несколько высокомерной манере всадника,  заговорившего
с капитаном, было что-то заставившее Сесилию прислушаться к его замечаниям с
большим  вниманием,  чем  обычно  уделяется  дорожным   разговорам.   Одежда
незнакомца не была ни вполне штатской, ни военной, хотя выправка у него была
явно военная. Когда он остановил свою лошадь, несколько собак стали  прыгать
и ласкаться к нему, бесцеремонно проскальзывая  между  ногами  чистокровного
скакуна; хозяин досадливо отгонял преданных псов, но  это  их  нисколько  не
обескураживало.
   -  Прекрасная  дисциплина,  черт  побери!  -  воскликнул  этот   странный
американский военачальник. - Я осмеливаюсь  предположить,  господа,  что  вы
возвращаетесь с высот Дорчестера, куда пришли из лагеря  пешком,  а  теперь,
отступая, решили прокатиться.
   Молодой капитан встал и, почтительно сняв шляпу, ответил:
   - Мы возвращаемся с этих холмов, это правда, сударь: но, для  того  чтобы
отступать, надо сначала встретиться с врагом!
   - Ах, у вас белая кокарда! Раз вы в таком чине, сударь,  полагаю,  что  у
вас есть  какие-то  основания  для  подобного  поведения!..  Лежать,  Юнона,
лежать!
   - Эта дама час назад была высажена у  перешейка  со  шлюпки  королевского
корабля, сударь. Мне был дан приказ доставить ее  к  генералу,  командующему
правым крылом.
   - Дама! - многозначительно повторил кавалерист, медленно проводя рукой по
своему орлиному носу. - О, если речь идет о даме, то  ей  надо  предоставить
все удобства... Пошла прочь,  Юнона!  -  И,  повернув  голову  к  адъютанту,
стоявшему рядом с ним, он проговорил, почти не понижая голоса:
   - Должно быть, какая-нибудь любовница  Хау,  которую  он  послал  сюда  в
качестве образца добродетели  и  скромности.  В  таком  случае,  сударь,  вы
правильно сделали, взяв лошадей, - громко продолжал он. - Я удивляюсь  лишь,
почему вы запрягли  не  шестерку,  а  только  пару.  Но  скажите,  как  идет
постройка укреплений?.. Отстань, тебе бы жить при дворе, Юнона,  там  бы  ты
лизала пятки господам министрам и  своей  угодливостью  заработала  бы  себе
ленту!
   - Их строят, сударь, а так как все внимание королевских войск приковано к
батареям,  то  мы  закончим  работы  до  рассвета,  прежде  чем  они  успеют
что-нибудь заметить.
   - Да, землю копать мы мастера, а вот умеем ли мы еще  что-нибудь?..  Мисс
Юнона, ты рискуешь своей драгоценной шкурой! Ах, ты так!  Ну,  пеняй  же  на
себя! - И вспыльчивый генерал вытащил из кобуры пистолет и дважды прицелился
в голову собаке, все еще ласкавшейся  к  нему  в  порыве  слепой  любви,  но
пистолет оба раза  дал  осечку.  Недовольный  собою,  оружием,  собакой,  он
обернулся к своей свите и с досадой крикнул:
   - Господа, если кто-нибудь из вас уничтожит  эту  тварь,  то  за  услугу,
оказанную мне, обещаю отозваться о нем с похвалою в первом же моем донесении
конгрессу!
   Один из сопровождавших его конюхов свистом подозвал к  себе  спаниеля  и,
вероятно, тем самым спас жизнь впавшей в немилость фаворитке.
   Тем временем генерал,  как  видно,  совсем  успокоился  и,  снова  приняв
величавый вид, обратился к капитану и его спутникам:
   - Прошу прощения, что задержал вас. Можете продолжать путь. На холмах еще
до восхода  солнца  может  завязаться  серьезное  дело.  Вы,  без  сомнения,
пожелаете быть там.
   Он поклонился с изысканной вежливостью, и обе группы медленно разъехались
в разные стороны. Однако вскоре генерал повернулся в седле, словно пожалев о
своей снисходительности, и со свойственной ему насмешливостью прибавил:
   -  Капитан,  прошу  вас,  будьте  особенно  предупредительны   со   столь
высокопоставленной дамой!
   С этими словами он пришпорил коня и ускакал вместе со свитой.
   Сесилия не пропустила ни одного  слова  из  этого  краткого  разговора  и
ощутила в сердце холодок разочарования.
   Когда они тронулись в путь, она спросила,  едва  дыша,  и  упавший  голос
выдавал ее чувства:
   - И это Вашингтон?
   - Он-то? - воскликнул ее спутник. - Нет, нет, сударыня! Вашингтон  совсем
другой человек! А это знатный английский офицер, которому конгресс  дал  чин
генерала нашей армии. Говорят, что он столь же храбр в бою, как не сдержан в
гостиной, и все же в его оправдание я должен сказать - хотя я никогда не мог
понять, почему он так заносчив и высокомерен, - что  он  очень  предан  делу
свободы.
   Сесилия предоставила капитану мысленно примирять противоречия в характере
его начальника, а сама с  облегчением  вздохнула,  узнав,  что  это  не  тот
человек,  которому  предстояло  решить  ее   судьбу.   Стараясь   наверстать
потерянное время, возница погнал лошадей, и  они  понеслись  во  весь  опор.
Оставшийся короткий путь-до Роксбери все молчали. Канонада гремела с прежней
силой, и было  опасно  останавливаться  под  обстрелом  противника;  поэтому
капитан выбрал защищенное место в небольшой ложбине  и,  покинув  там  своих
пленников, отправился на  розыски  генерала,  которого  ему  приказано  было
найти. Во время его недолгого  отсутствия  испуганной  Сесилии,  сидевшей  в
повозке, довелось не  только  слышать,  но  отчасти  и  видеть  происходящий
неподалеку бой.
   Единственную тяжелую мортиру американцев разорвало прошлой ночью.  Однако
они били из других  орудий  с  неослабевающим  упорством,  и  не  только  по
английским полевым укреплениям, но и по перешейку, от которого  их  отделяло
устье реки Чарлстон, а также и дальше, к северу, прямо по  позиции,  занятой
неприятелем на роковых холмах Чарлстона. В отместку за эти атаки  английские
батареи, расположенные к западу от Бостона, открыли беспрерывный огонь, в то
время как батареи на восточной стороне города бездействовали, не  подозревая
о грозящей им опасности.
   Офицер возвратился и сообщил Сесилии, что его поиски увенчались успехом и
ему приказано доставить ее к  американскому  главнокомандующему.  Для  этого
требовалось проехать еще несколько миль, и молодой человек,  уже  начинавший
тяготиться своей новой обязанностью, не стал долго мешкать. Путь их лежал по
безопасной ложбине; дорога была хорошая, возница правил бойко, и не прошло и
часа, как они переправились через  реку,  и  Сесилия  очутилась  в  городке,
бывшем колыбелью науки в колониях <Имеется  в  виду  городок  Кембридж  близ
Бостона, где был основан в 1636 году первый в США университет.>.
   Городок находился в дружеских  руках,  тем  не  менее  всюду  можно  было
заметить следы присутствия нерегулярных войск. Университетские  здания  были
превращены в казармы; у дверей трактиров с шумом и гамом толпились  солдаты,
жаждавшие выпить и развлечься. Офицер велел остановить  повозку  у  наиболее
спокойного из этих  пристанищ  бесшабашных  гуляк  и  объявил,  что  Сесилии
придется подождать здесь, пока он не  узнает  намерений  главнокомандующего.
Сесилии это не очень понравилось, но, подчиняясь обстоятельствам, она  вышла
из повозки без  возражения.  Сопровождаемая  Меритоном  и  незнакомцем,  она
прошла вслед за офицером сквозь буйную толпу, и никто не осмелился не только
оскорбить ее, но даже проявить хоть малейшую неучтивость.  Любители  сильных
выражений, которых было там немало, стихали при ее приближении и почтительно
расступались, так что до ее ушей донеслось лишь одно громкое замечание, хотя
приглушенный гул голосов провожал ее до  самого  крыльца.  Это  единственное
замечание было данью восхищения ее грациозной походке, и, как ни странно, ее
спутник счел нужным извиниться перед ней, шепнув, что это  сказал  "один  из
южных стрелков, чей полк славится не только ловкостью  и  храбростью,  но  и
грубоватостью!"
   Внутри трактир имел совсем другой вид, чем снаружи.
   Скромный лавочник, который содержал его, занимался новым для него  делом,
то ли уступая требованию  времени,  то  ли  из  желания  заработать;  но  по
молчаливому  соглашению  с  посетителями,  постоянно  осаждавшими   трактир,
хозяин, снабжая всех желающих  горячительными  напитками,  сохранил  большую
часть помещения  для  своей  семьи.  В  распоряжение  публики,  однако,  был
предоставлен большой зал, куда и провели Сесилию и ее двух  спутников,  даже
не извинившись за царивший в нем беспорядок.
   Там было человек двенадцать: одни спокойно сидели у пылающего  камина,  в
том  числе  и  две  женщины,  другие  расхаживали  по  всему  залу,   третьи
разместились как попало на стульях. При появлении Сесилии все насторожились,
но вскоре забыли о ее  присутствии,  хотя  ее  плащ  из  дорогой  материи  и
шелковый капюшон привлекли внимание женщин, и они посмотрели  на  Сесилию  с
таким оскорбительным любопытством, как еще ни разу никто не глядел на нее за
время ее полного опасностей ночного путешествия. Она села на предложенный ей
стул у  веселого  огня  -  единственного  источника  света  в  комнате  -  и
приготовилась  терпеливо  ждать  своег