благородная задача! - сказал Макфьюз с выражением величайшего  презрения.  -
Майор Линкольн, хотя вы еще молодой офицер, однако принадлежите к  штабу,  и
поэтому вам, вероятно, известны намерения Геджа: не хочет ли  он  воевать  с
безоружным противником?
   Теперь, когда после долгого затишья  блеснула  наконец  надежда,  что  мы
будем участвовать в деле, нам приказывают  уничтожить  то,  без  чего  война
становится невозможной.
   - Не знаю, правильно ли я  понял  вас,  сэр,  -  сказал  Лайонел,  -  но,
конечно, мы не  покроем  славой  наш"  знамена,  воюя  с  безоружными  и  не
обученными военному искусству жителями этой страны.
   - Именно это я и имел в виду, сэр. Очевидно, мы без излишних околичностей
хорошо понимаем друг друга. Эти американцы неплохо постигают военную  науку,
и если бы мы оставили их в покое еще на два-три месяца, то после того с ними
уже можно было бы вести честную войну.
   Вы не хуже меня знаете, майор Линкольн, сколько времени требуется на, то,
чтобы обучить толкового солдата, а навязывая им войну  в  такой  спешке,  мы
прославим себя не больше, чем если бы нас послали сгонять  скот  вон  с  тех
холмов.  Благоразумный  командующий  дал  бы  хорошенько  разгореться  этому
пламени, вместо того чтобы сразу принимать столь крутые меры. На мой взгляд,
сэр, этот распростертый перед нами на земле человек пал не в честном бою,  а
был зверски убит!
   - К сожалению, есть  все  основания  опасаться,  что  ваше  мнение  будут
разделять многие, - отвечал Лайонел. - Как знать, быть может, нам еще не раз
придется . - пожалеть о смерти этого бедняги!
   - Ну, о нем-то можно только сказать, что с ним произошло то,  что  должно
было произойти и чего ему уже никогда не придется испытать снова, -  холодно
сказал капитан. - Для него самого смерть  не  такое  уж  большое  несчастье,
каким она может обернуться для нас. Если бы эти "мгновенные" -  а  это,  как
видно, очень справедливая кличка: ведь они не продержались и минуты, -  если
бы, повторяю, они стояли у вас на пути, сэр, вы могли бы прогнать их с  этой
лужайки просто шомполами.
   - Здесь есть один человек, который скажет вам, что с ними все  же  нельзя
обращаться как с детьми, - молвил Лайонел, оборачиваясь к Джэбу Прею.
   Однако, к немалому его  удивлению,  Джэб  исчез.  Пока  Лайонел  озирался
вокруг, удивляясь, куда мог столь внезапно  скрыться  этот  малый,  барабаны
забили сигнал "строиться",  и  все  пришло  в  движение  -  отряд  готовился
двинуться дальше. Майор и капитан поспешили присоединиться к батальонам; они
шли,  раздумывая  о  только  что  происшедших  событиях,  но  придерживались
противоположной точки зрения на них.
   Во время короткого привала была на скорую  руку  приготовлена  и  роздана
пища. Если в первую минуту после неожиданной стычки  с  противником  офицеры
были ошеломлены, то теперь они испытывали несколько преувеличенную, принимая
во внимание обстоятельства, гордость. И на  многих  лицах  был  уже  написан
военный азарт, когда,  блистая  оружием,  с  развевающимися  знаменами,  под
веселую музыку барабанов и труб, они зашагали,  горделиво  и  четко  отбивая
шаг, и, покинув место своей роковой стоянки, снова вышли на большую  дорогу.
Если  первая  стычка  с  неприятелем  произвела  подобное   впечатление   на
кичившихся своей выдержкой офицеров, то ее  воздействие  на  наемных  солдат
было еще более явным и еще более  пагубным.  Проходя  мимо  случайных  жертв
своего  воинственного  рвения,  они  окидывали  их  вызывающим  взглядом   и
отпускали грубые шутки; почти на всех лицах были написаны свирепая радость и
наглое торжество, и  становилось  ясно,  что,  отведав  крови,  они  теперь,
подобно диким зверям, готовы упиваться ею до полного пресыщения.

Глава 10

   Был клан Нэзерби тоже тревогой объят,
   Вмиг конных и пеших собрался отряд,
   И мчалась погоня по Кэнноби Ли.
   В. Скотт, "Мармион"

   Отряд  покидал  Лексингтон  -  так  называлось  селение,  где   произошли
вышеописанные события,  -  в  приподнятом  настроении,  маршируя  словно  на
параде, но опьянение боем тут же уступило место более  трезвому  и  деловому
стремлению поскорее выполнить стоявшую перед ними задачу. Уже ни для кого не
было тайной, что им предстояло отмерить еще миль девять  в  глубь  страны  и
уничтожить не раз упоминавшиеся выше склады, расположенные, как теперь  тоже
стало известно,  возле  Конкор-.  да,  города,  где  заседал  провинциальный
конгресс - новое  законодательное  собрание,  созванное  колонистами  взамен
прежних. Так как продвигаться дальше  тайком  было  теперь  уже  невозможно,
приходилось спешить, чтобы  поход  мог  увенчаться  успехом.  Старый  вояка,
командир  морской  пехоты,  тоже  уже   не   раз   упоминавшийся   в   нашем
повествовании, снова занял свое место впереди; легкая пехота по-прежнему шла
в голове колонны, за нею - гренадеры. Полуорт, таким образом, опять оказался
среди тех, от кого - вернее, от проворства чьих ног - зависело столь многое.
Когда Лайонел  присоединился  к  своему  приятелю,  он  увидел,  что  тот  с
чрезвычайной серьезностью шагает впереди своих солдат, и невольно отдал  ему
дань уважения, подумав, что на сей раз капитан сокрушается о событиях,  куда
более значительных, нежели грозившие его органам пищеварения.  Войско  снова
двигалось, разомкнув ряды, чтобы было просторнее шагать  и  легче  дышалось,
так как жаркие лучи солнца уже рассеяли  утренний  туман  и  теплое  дыхание
американской весны начинало оказывать на солдат свое  обычное  расслабляющее
действие.
   - Слишком поспешили они  с  этой  стрельбой,  майор  Линкольн,  -  сказал
Полуорт, когда Лайонел занял свое уже ставшее привычным место рядом с ним  и
зашагал в ногу. - Сдается мне, нет такого закона  -  убивать  человека,  как
скотину.
   - Значит, ты тоже согласен со  мной,  что  наше  нападение  на  них  было
слишком поспешным, если не сказать - бесчеловечным?
   - Поспешным? Да тут двух мнений быть не может!
   Следует сказать, что поспешность  -  главная  отличительная  черта  всего
этого похода, и, конечно, все то, что портит аппетит  честным  людям,  может
быть названо бесчеловечным. Мне, Лео, за сегодняшним завтраком кусок не  шел
в глотку. Нужно иметь аппетит гиены и желудок страуса, чтобы есть и спокойно
переваривать пищу, когда у тебя перед глазами такие дела, как то, что мы там
натворили.
   - Однако солдаты очень довольны собой.
   - Они делали только то, что им приказано. Но ты видел, какие угрюмые лица
у колонистов. Мы должны всеми возможными средствами загладить свою вину.
   -  А  может  быть,  они  отвергнут  наши  соболезнования  и  извинения  и
предпочтут найти удовлетворение в том, чтобы отомстить нам?
   Полуорт презрительно улыбнулся, и даже  его  тяжелая  поступь  стала  как
будто бы более упругой, когда он горделиво ответил:
   - Это была скверная  история,  майор  Линкольн,  позорная,  если  хочешь,
история, однако поверь тому,  кто  хорошо  знает  здешний  народ:  никто  не
решится мстить нам из-за угла, ну, а чтобы отыграться в открытом бою  -  это
им просто не по силам. Я, майор Линкольн, два года провел в глубине страны -
в трехстах милях от населенных мест, -  продолжал  Полуорт,  не  поворачивая
головы и не сводя пристального взгляда с уходившей вдаль дороги, - и я  знаю
страну, знаю, чем она располагает. Так вот, должен тебе сообщить, что  в  ее
пределах не сыщется ни одного сколько-нибудь пригодного в  пищу  предмета  -
будь то колибри или бизон, артишок или арбуз, - которого мне не пришлось  бы
в свое время отведать, и поэтому я могу с уверенностью сказать и  скажу,  не
колеблясь, что колонисты никогда  не  полезут  в  Драку.  Даже  если  бы  им
захотелось воевать, у них нет для этого необходимых средств.
   - А может быть, вы, сударь, слишком большое  внимание  уделяли  животным,
населяющим эту страну, и это помешало вам постичь дух населяющего ее народа?
- довольно резко возразил Лайонел.
   - Одно тесно связано с другим: скажи мне, какой пищей  питается  тот  или
иной человек, и я скажу тебе, какая у него  натура.  Люди,  которые  сначала
едят пудинг, а потом  мясо,  как  эти  колонисты,  не  могут  быть  хорошими
солдатами,  потому  что  они  притупляют  свой  аппетит  еще  до  того,  как
полноценная мясная пища попадает в...
   - Избавь меня, прошу, от дальнейших подробностей! - прервал его Линкольн.
-  Уже  более  чем  достаточно  было  сказано  для  того,   чтобы   доказать
превосходство европейцев над американцами, и твои рассуждения  убедили  меня
окончательно.
   - Парламент должен сделать что-то для семей погибших.
   - Парламент! - с горечью повторил Лайонел. - Да,  конечно,  нас  призовут
вынести  резолюцию,  в  которой  будут  восхваляться  решительность   нашего
полководца  и  отвага  солдат.  А  затем,  когда  мы   в   сознании   своего
воображаемого превосходства нагромоздим на причиненное нами  зло  еще  целую
кучу всевозможных оскорблений и обид, тогда, возможно, в знак нашей щедрости
мы великодушно проголосуем, чтобы вдовам и сиротам выдали  несколько  жалких
грошей.
   - Прокормить шесть-семь выводков молодых янки - это не такой  уж  пустяк,
майор Линкольн, - возразил Полуорт,  -  и  надеюсь,  что  на  этом  вся  эта
прискорбная история и закончится. Сейчас мы направляемся В Конкорд, где  нас
ждет благодатный отдых под сенью крыш и припасы,  собранные  по  приказу  их
доморощенного парламента. Вот какая мысль поддерживает меня, не то  я  давно
свалился бы с ног от усталости, в этой сумасшедшей  гонке,  которую  устроил
нам старик Питкерн - он, никак, вообразил себя на охоте, а нас принимает  за
свору гончих!
   Высказанное капитаном мнение о трусости американцев не удивило Лайонела -
ему уже не  раз  приходилось  слышать  подобного  рода  высказывания,  -  но
высокомерно-пренебрежительный  и  непререкаемый   тон   и   оскорбительность
суждений   Полуорта   о   его    соотечественниках    задели    его    своей
несправедливостью, и он продолжал путь  в  молчании,  да  и  капитан  вскоре
утратил свою говорливость - усталость его сморила.
   Бесконечные учения, на которые  столь  часто  жаловался  капитан,  теперь
сослужили им всем неплохую  службу.  Нетрудно  было  заметить,  что  тревога
охватила весь край, и на вершинах холмов по обе стороны  дороги  то  и  дело
появлялись кучки вооруженных людей; впрочем, ни единой попытки отомстить  за
убитых в Лексингтоне сделано  не  было.  И  английские  войска  продвигались
форсированным маршем только из опасения, что колонисты могут перевести  свои
склады куда-нибудь в другое место, после чего разыскать их будет невозможно.
Но чтобы американцы осмелились преградить дорогу отборным частям  английской
армии - такая мысль никому не приходила в голову. Солдаты уже зубоскалили по
поводу   слабого   сопротивления,   оказанного   американцами   в   утренней
перестрелке, и говорили, что, верно, потому и называют их "мгновенными", что
они так проворно бросаются наутек.
   Словом, самая отборная брань и грубые насмешки, на какие только  способно
невежество  в  соединении  с  заносчивостью  щедро  изливались   на   головы
колонистов, проявивших кротость и выдержку  в  тяжелый  час  испытаний.  Вот
каким  было  настроение  батальонов,  пока  впереди  наконец  не  показались
скромная колокольня и кровли Конкорда.
   Небольшой отряд колонистов отступил и скрылся при появлении  англичан,  и
они, не  встретив  ни  малейшего  сопротивления,  вошли  в  городок,  словно
победители.  Лайонел,  перекинувшись  несколькими  словами  кое  с  кем   из
оставшихся на  месте  жителей,  вскоре  убедился,  что,  хотя  весть  об  их
приближении уже достигла городка, однако о происшедших  утром  событиях  тут
еще ничего не известно. В различных направлениях были  немедленно  разосланы
дозоры легкой пехоты: одни отправились  на  розыски  амуниции  и  провианта,
другие - охранять подступы к городку. А  один  взвод  устремился  по  следам
отступившего из города отряда американцев и расположился невдалеке на мосту,
через который проходила дорога на север.
   Тем временем оставшиеся  в  городе  солдаты  начали  почти  повсюду  свою
разрушительную  работу  под  непосредственным  наблюдением  майора   морской
пехоты. Те немногие  мужчины-колонисты,  которые  не  покинули  городка,  не
могли, конечно, оказать сопротивление, но по их горящим  глазам  и  пылающим
щекам Лайонел без труда угадывал, какое возмущение кипит в душах этих людей,
привыкших чувствовать себя под защитой  закона  и  ставших  теперь  жертвами
военного произвола. Все двери были распахнуты настежь - солдаты грубо шарили
повсюду, не считаясь ни с чем и ни  с  кем.  Поначалу  обыски  производились
более или менее благопристойно  и  с  соблюдением  порядка,  но  вскоре  уже
послышались брань и насмешки, и даже офицеры испускали торжествующие  крики,
когда из кладовой какого-нибудь колониста извлекались  его  скудные  запасы.
Уважение  к  праву  собственности  было  позабыто,   и   солдаты   настолько
распоясались, что их бесчинство начало принимать угрожающие  размеры,  но  в
эту минуту со стороны моста, где расположился взвод легкой пехоты, донеслась
стрельба.
   Сначала  раздалось  несколько  беспорядочных  выстрелов,  затем  загремел
ружейный залп, и тотчас в ответ был другой, и вот уже, нарастая,  завязалась
жаркая перестрелка. Услышав ее, находившиеся в городе английские  солдаты  и
офицеры застыли на  месте,  онемев  от  удивления.  Старшие  офицеры  начали
поспешно совещаться, ординарцы  поскакали  во  весь  опор  выяснить  причину
стычки.
   Майору Линкольну, благодаря его чину, вскоре стало известно то, что почли
неблагоразумным сообщать всему отряду. Хотя  принесшие  эту  весть  всячески
выгораживали  своих,  Лайонел  довольно  быстро  обнаружил,  что   произошло
следующее. Американцы, покинувшие  город  при  появлении  англичан,  сделали
попытку вернуться домой,  но  с  моста  по  ним  открыли  огонь.  Завязалась
перестрелка,  в  результате  которой  английские  солдаты   вынуждены   были
отступить, понеся значительные потери.
   Этот внезапный и решительный отпор со стороны колонистов произвел  весьма
основательную перемену  как  в  настроении,  так  и  в  поведении  англичан.
Барабаны забили тревогу, и впервые за время похода все - как солдаты, так  и
офицеры - неожиданно вспомнили, что им еще предстоит десять  миль  обратного
пути среди враждебного им населения. Однако неприятеля по-прежнему  не  было
видно, если не считать тех  жителей  Конкорда,  которые  уже  пролили  кровь
захватчиков, посягнувших на их  домашние  очаги.  Убитые,  а  также  раненые
солдаты были оставлены на милость доведенных до исступления  американцев,  и
кое-кто увидел дурное предзнаменование в том, что их участь разделил и  один
молодой  прапорщик  -  юноша  из  богатой  семьи.   Растерянность   офицеров
передалась солдатам, и Лайонел стал свидетелем  того,  как  самодовольная  и
наглая уверенность, с которой их отряд  входил  в  Конкорд,  уступила  место
сознанию опасности, подстерегающей их на предстоящем им долгом  пути.  Когда
был дан приказ выступать, многие  уже  со  страхом  поглядывали  на  вершины
холмов.
   И опасения их были не напрасны. Едва отряд тронулся  в  путь,  как  из-за
стоявшего на окраине городка амбара загремел ружейный залп. За первым залпом
последовал второй, потом третий, и вскоре стреляли уже со всех сторон  -  из
каждого дома, из-за каждого угла. Поначалу  эта  беспорядочная  стрельба  не
особенно пугала солдат. Быстрый и дружный ответный залп мгновенно  рассеивал
неприятеля, после чего англичане в  течение  некоторого  времени  продолжали
совершенно беспрепятственно продвигаться вперед. Однако  прозвучавший  ночью
набат собрал людей  из  самых  отдаленных  селений,  и  теперь,  узнав,  что
произошло,  они  торопились  оказать  помощь  своим   соотечественникам.   У
американцев не было порядка, они действовали без всякого  плана,  но  каждый
отряд, прибыв на место, сразу принимался обстреливать неприятеля  или  делал
отчаянные, хотя и безуспешные попытки остановить его продвижение вперед.
   И, в то время как отряды из селений, расположенных за Конкордом, наседали
на англичан с тыла, впереди, разрастаясь, как снежный  ком,  собирались  все
новые отряды, и на полпути между Конкордом  и  Лексингтоном  Лайонелу  стало
ясно, что хваленая английская рать попала в трудное положение. Вначале, пока
нападения колонистов были еще беспорядочными, а залпы - редкими, Лайонел шел
рядом с Макфьюзом, который только презрительно покачивал головой всякий раз,
как у него над ухом свистела  пуля,  и  не  уставал  твердить,  что  так,  с
бухты-барахты, начинать войну - непростительная глупость, а вот  если  бы  к
ней хорошенько  подготовиться,  то,  по  его  мнению,  могло  бы  получиться
что-нибудь красивое и увлекательное.
   - Вы заметили, майор Линкольн, - прибавил он, -  что  колонисты  обладают
некоторыми начатками знаний  в  области  военного  искусства?  Эти  мерзавцы
стреляют на редкость метко, если принять во  внимание  расстояние,  так  что
полгода, ну, самое большее год хорошей муштры  было  бы  вполне  достаточно,
чтобы сделать из них более или менее достойного противника.  Они  не  так-то
плохо действуют своими мушкетами, а если бы их обучили  стрелять  повзводно,
то эти мальчики уже и сейчас могли бы задать жару нашей легкой пехоте, а еще
через год-два с ними, пожалуй, не погнушались бы сразиться и наши гренадеры.
   Лайонел рассеянно слушал эти разглагольствования.
   По мере того как перестрелки становились  все  жарче,  воинская  гордость
заговорила в нем,  молодая  кровь  сильнее  заиграла  в  жилах,  и  наконец,
возбужденный шумом битвы и все возраставшей опасностью, он вскочил в  седло,
подскакал к командиру отряда с предложением своих  услуг  и  тотчас  получил
приказ повести солдат в наступление. Тогда, пришпорив  коня,  он  устремился
туда, где отстреливался от противника усталый и измученный  авангард.  Здесь
несколько рот усердно расчищали путь для всего отряда, а все новые  и  новые
враги вырастали перед ними через каждые сто - двести шагов.  Как  раз  в  ту
минуту, когда Лайонел вырвался вперед, из ближайшего сарая открыли  жестокую
стрельбу по передним рядам, и смертоносный свинец полетел в самую их гущу.
   - Возьмите роту, капитан Полуорт! - закричал старик майор морской пехоты,
стойко сражавшийся в авангарде, - и выбейте этих негодяев из их укрытия!
   - Клянусь сладостным  отдыхом  и  упоительной  надеждой  на  привал,  вон
подходит еще одно племя этих белых дикарей! - воскликнул несчастный капитан.
Берегитесь, ребята! Стреляйте по этой  изгороди  слева!  Не  давайте  пощады
мерзавцам! Заставьте их замолчать! Проткните их насквозь! -  Выкрикивая  эти
кровожадные приказы и не  менее  кровожадные  угрозы,  к  которым  вынуждали
нашего миролюбивого капитана обстоятельства, Полуорт бросился во двор  фермы
и исчез там в клубах дыма, впереди своих солдат.
   Через несколько минут, когда отряд начал взбираться на холм,  на  вершине
которого стояла ферма, Полуорт появился снова. Лицо его было совсем черно от
порохового дыма, а над домом злосчастного фермера  взвились  языки  пламени.
Скоро на месте дома тлела груда развалин.
   - Майор Линкольн! - закричал, направляясь  к  Лайонелу,  капитан.  -  Вы,
может быть, скажете, что это называется  наступательными  действиями  легкой
пехоты? А по-моему, это больше похоже на пытки грешников в аду!..
   Вы человек с влиянием, а главное - с лошадью, так  поезжайте  к  Смиту  и
скажите ему: если он отдаст приказ сделать привал, я  берусь  с  одной  моей
ротой засесть в любом месте, которое будет ему по вкусу,  и  отбивать  атаки
неприятеля  в  течение  часа,  чтобы  солдаты  могли  спокойно  отдохнуть  и
подкрепиться, при условии, конечно, что после  этого  нашему  заслону  будут
предоставлены  возможность  и  время  совершить  ту   же   самую   операцию.
Маршировать всю но