родственницы. На каждом перекрестке толпились кучки горожан, жадно внимавших
рассказам о сражении; кое-кто отходил с поникшей  головой,  удрученный  тем,
что колонисты, служившие прежде мишенью  для  насмешек,  сумели  дать  такой
отпор угнетателям своей  страны,  однако  большинство  не  без  удовольствия
поглядывало  на  разорванный  и  потемневший  от  порохового   дыма   мундир
проходившего мимо офицера.
   Когда Лайонел постучал в дверь дома  миссис  Лечмир,  его  усталость  как
рукой сняло, а когда дверь  отворилась  и  он  увидел  Сесилию,  стоявшую  в
прихожей, все только что пережитые опасности изгладились из его памяти - так
отчетливо прочел он  в  каждой  черточке  прекрасного  лица  волновавшие  ее
чувства.
   - Лайонел! -  воскликнула  девушка,  радостно  прижав  руки  к  груди.  -
Лайонел! Целый и невредимый! - Она залилась краской, разрыдалась  и,  закрыв
лицо руками, выбежала из комнаты.
   Агнеса Денфорт также не скрыла своей радости при виде Лайонела и, хотя  и
сгорала от любопытства, не позволила себе, однако,  ни  единого  вопроса  по
поводу происшедших событий, пока не удостоверилась в том, что  ее  кузен  не
получил ни царапинки. Лишь после этого  с  выражением  глубокого  торжества,
написанного на ее лукавом личике, она не удержалась, чтобы не заметить:
   - Вашей экспедиции, майор  Линкольн,  были  возданы  должные  почести.  Я
наблюдала из верхних окон нашего дома, какой прием добрый народ Массачусетса
оказал своим гостям.
   - Говоря по чести, я радовался бы сегодняшним  событиям  вместе  с  вами,
если бы не боялся тяжелых последствий, - сказал Лайонел. - Ведь народ до тех
пор не может быть уверен в своих правах, пока не заставит уважать себя.
   - Так расскажите же мне подробнее все,  что  произошло,  кузен  Линкольн,
чтобы я могла гордиться моими соотечественниками.
   Линкольн в нескольких словах, но живо  и  беспристрастно  описал  ей  все
события истекших суток. Прелестная собеседница выслушала его с  нескрываемым
волнением.
   - Ну, наконец-то, - воскликнула она, когда Лайонел умолк, - будет  раз  и
навсегда покончено с язвительными насмешками,  которыми  вечно  терзали  наш
слух! Но как вам известно, - слегка зарумянившись, добавила она  с  улыбкой,
полной кокетливого лукавства, - там, на поле брани, на карту была поставлена
честь моей родины против жизни моего верного рыцаря.
   - О, не тревожьтесь. Ваш поклонник вернулся целехонек, тело его невредимо
и страдает только душа - оттого, что вы к нему жестоки... Он с поразительной
стойкостью проделал весь поход и в минуты опасности показал  себя  настоящим
солдатом.
   - Не может быть, майор Линкольн, - возразила Агнеса, смеясь и краснея еще
больше. - Уж не хотите ли вы сказать, что Питер Полуорт находился  на  ногах
от восхода до заката солнца и прошагал все сорок миль пешком?
   - Он проделал это между двумя заходами солнца, и лишь  ничтожный  отрезок
пути был им покрыт на моем коне,  которого  братец  Джонатан  заставил  меня
бросить, а он поймал и оседлал, невзирая на разнообразные грозившие ему  при
этом опасности.
   - Нет, не верю! - воскликнула своенравная девушка, в притворном изумлении
всплеснув  руками,  однако  Лайонелу  показалось,  что  его  сообщение  явно
пришлось  ей  по  душе.  -  Подвиги  капитана  Полуорта  превосходят  всякое
вероятие! Поистине нужно обладать несокрушимой верой, чтобы не усомниться  в
возможности подобного чуда! Впрочем, после того как  кучка  фермеров  сумела
дать отпор двум тысячам английских солдат, я уже приготовилась к  тому,  что
мое легковерие будет и в дальнейшем подвергаться неслыханным испытаниям.
   - В таком случае, мой друг появляется в благоприятный  для  него  миг,  -
промолвил Лайонел, поднимаясь со стула навстречу выросшему в дверях Полуорту
и собираясь последовать за Сесилией Дайнвор, впорхнувшей в соседнюю комнату.
- Говорят, что легковерие - один из главнейших  пороков  вашего  пола,  а  я
вынужден покинуть вас как раз в ту минуту, когда вы, по-видимому, находитесь
целиком во власти этой  слабости,  да  еще  в  опасном  обществе  того,  кто
является предметом нашей беседы.
   - Ну, капитан Полуорт, вас тут сейчас так аттестовали, что вы бы,  верно,
отказались от всякой надежды на повышение в чине и на военную удачу, лишь бы
это услышать! - снова залившись румянцем, воскликнула Агнеса. -  Впрочем,  я
не собираюсь удовлетворять ваше любопытство - пусть оно лучше вдохновит  вас
на более высокие дела, чем те, которые вы совершали за  время,  истекшее  со
дня нашей последней встречи.
   - Я полагаю, что майор Линкольн отдал должное моим стараниям,  -  отвечал
добродушный капитан, - и, надеюсь, он не преминул упомянуть  о  том,  как  я
уберег от мятежников его коня.
   - От кого, сэр? - нахмурившись, перебила его Агнеса. -  Как  изволите  вы
величать добрый народ Массачусетса?
   - Вероятно, я должен был сказать - потревоженных обитателей  этого  края.
Ах, мисс Агнеса, сколько страданий перенес я за этот день! Право же, ни один
человек на земле так не страдал! И все ради вас...
   - Ради меня! Ваши слова нуждаются в пояснении, капитан Полуорт.
   - Это невозможно, - ответил капитан. - Поступки и чувства, продиктованные
движением души, не нуждаются в словах. Я знаю только, что весь день  страдал
ради вас невыразимо, а то, что невыразимо, - то необъяснимо.
   - - О, я понимаю, это часто описывается в романах: изъяснение  того,  что
нельзя изъяснить словами. Право, майор Линкольн не  ошибся,  сказав,  что  я
стану жертвой своего легковерия.
   - Вы клевещете на себя, прелестная Агнеса! - сказал Полуорт, стараясь изо
всех сил придать себе самый жалостливый вид. - Ни легковерие, ни  милосердие
не свойственны вашей натуре, иначе вы бы уже давно поверили мне и  сжалились
надо мной.
   - Но я боюсь, что сострадание в известной  мере..,  в  некотором  роде..,
словом, что  сострадание  в  какой-то  степени  является  грозным  признаком
некоего опасного сердечного  недуга,  -  промолвила  Агнеса,  потупившись  и
старательно изображая девичье смущение.
   - Кто же посмеет это отрицать? - воскликнул капитан.  -  Несомненно,  это
самый безошибочный способ для юной девушки узнать, куда  влечет  ее  сердце.
Сотни людей находятся в неведении о движениях своего сердца до  той  минуты,
пока сострадание не пробудится в их душе.
   Но к чему клонится ваш вопрос, мой прелестный  мучитель?  Осмелюсь  ли  я
льстить себя надеждой, что вы наконец прониклись жалостью к моим мукам?
   - Увы! Боюсь, что это именно так, капитан Полуорт, -  ответила  Агнеса  с
видом глубочайшей серьезности, сокрушенно покачивая головой.
   Полуорт, окрыленный ее словами, придвинулся к  проказнице  ближе  и  даже
осмелился взять ее за руку, говоря:
   - Ваше столь сладостное для меня признание воскрешает мою  душу...  Шесть
месяцев кряду, взирая  на  ваше  хмурое  чело,  я  чувствовал  себя  побитой
собакой, но одним добрым словом вы пролили целительный бальзам на мои  раны,
и я снова стал самим собой!
   - В таком случае, моя жалость испарилась! - заявила  Агнеса.  -  За  этот
долгий, исполненный тревоги день я, казалось мне, достигла более преклонного
возраста, чем моя почтенная двоюродная бабушка, и, когда некоторые известные
мне одной мысли приходили в мою голову, мне чудилось даже, что  все  недуги,
свойственные этому возрасту, терзают меня: и ревматизм, и подагра, и  астма,
и еще бесчисленное  множество  других,  никак  не  приличествующих  девушке,
которой едва минуло девятнадцать лет. Но вы все разъяснили мне, и страхи мои
развеялись - я поняла что все это было лишь жалостью. Судите сами,  Полуорт,
что за жену приобретете вы, если когда-нибудь в припадке слабости  я  решусь
выйти за вас замуж, - ведь я уже обзавелась половиной ваших недугов!
   - Человек, мисс Денфорт, не создан для того, чтобы пребывать в постоянном
движении, как маятник этих часов, да еще не испытывать при этом усталости, -
отвечал чрезвычайно расстроенный Полуорт,  безуспешно  пытаясь  скрыть  свое
разочарование. - Однако я тешу себя уверенностью, что во всей легкой  пехоте
- прошу заметить, я сказал: во всей легкой пехоте - не  найдется  ни  одного
офицера, который за двадцать четыре часа покрыл бы большее  расстояние,  чем
тот, кто, невзирая на все перенесенные им испытания, спешил  пасть  к  вашим
ногам, прежде чем насладиться естественным отдыхом.
   - Капитан Полуорт,  -  сказала  Агнеса  вставая,  -  если  ваши  слова  -
комплимент, то благодарю вас за него. Но, - добавила  она,  невольно  прижав
руку к сердцу и утратив напускную серьезность под наплывом  более  глубокого
чувства, которое отразилось в ее темных глазах и осветило прелестное лицо, -
тот, кто хочет пасть, как вы изволили выразиться,  к  моим  ногам  и  занять
место в моем сердце, не должен  приходить  ко  мне  с  поля  битвы,  где  он
сражался с моими соотечественниками и  помогал  закабалить  мою  отчизну.  А
теперь позвольте мне, сэр, покинуть вас на несколько минут:  майор  Линкольн
здесь у себя дома и выполнит за меня долг гостеприимства.
   И, проскользнув мимо Лайонела, который в эту минуту  появился  в  дверях,
она удалилась.
   - Нет, лучше уж быть выносной  лошадью  в  упряжке  почтовой  кареты  или
скороходом, нежели влюбленным! - вскричал Полуорт. - У меня  и  так  собачья
жизнь, Лео, а эта девушка обращается со мной хуже, чем с водовозной  клячей!
Но боже, какие у нее глаза! От них хоть сигару прикуривай.  Мое  сердце  уже
куча пепла!.. А что терзает тебя, мой друг? За весь этот проклятый  нынешний
день я еще ни разу не видел тебя таким встревоженным!
   - Пойдем ко мне, на мою квартиру, - прошептал Лайонел, который и в  самом
деле был чем-то чрезвычайно взволнован. - Пора уже привести себя в приличный
вид после такого похода.
   - Я уже все для этого приготовил, -  сказал  Полуорт,  ковыляя  за  своим
приятелем Однако поспевать за размашистым  шагом  Лайонела  было  не  так-то
просто, и лицо Полуорта  то  и  дело  искажалось  разнообразными  гримасами,
отражавшими его страдания. - Когда мы с тобой расстались, я попросил  одного
приятеля одолжить мне на время его экипаж и поехал прямо к тебе на квартиру.
   Вслед за этим я немедленно написал малышу Джимми Крэгу  и  предложил  ему
поменяться со мной ротами, ибо с этого часа и впредь я навсегда отрекаюсь от
легкой пехоты и при первой же возможности  постараюсь  перебраться  назад  в
драгуны, а как только мне удастся это осуществить, майор Линкольн, я намерен
вступить с тобой в переговоры о покупке у тебя  лошади.  После  того  как  я
вышеозначенным образом выполнил свой долг - ибо направлять  свои  усилия  на
то, чтобы уцелеть и продлить свое существование, я полагаю долгом каждого, -
после этого, повторяю, я составил меню для Меритона,  позаботившись  о  том,
чтобы ничего не было упущено, а затем поспешил, так же как и ты, припасть  к
стопам моей возлюбленной... Ах, майор Линкольн, ты счастливый человек,  тебя
встречают чарующими улыбками .
   - Ах, не говори  мне,  пожалуйста,  о  чарующих  улыбках!  -  нетерпеливо
прервал  приятеля  Лайонел.  -  Все  женщины  на  один  лад  -  капризны   и
непостижимы.
   - Подумать только! -  воскликнул  Полуорт,  в  изумлении  уставившись  на
своего приятеля. - Как  видно,  тот,  кто  сражался  под  знаменами  короля,
напрасно будет искать  у  наших  дам  благосклонности!  Непостижимыми  узами
связаны здесь Купидон и Марс, любовь и война Вот я,  проведя  целый  день  в
сражении, словно какой-нибудь сарацин, турок  или  Чингис-хан,  словом,  кто
угодно, только не добрый христианин, спешу сюда, исполненный самых серьезных
намерений, и готов предложить мою руку,  офицерский  чин  и  имение  Полуорт
некой вероломной особе, а она встречает меня  столь  хмуро  и  неприветливо,
словно ее держали целые сутки на хлебе и воде, и не скупится на  язвительные
намеки Но какие глаза у этой девушки! И какой румянец, когда она  поджарится
чуть больше обычного! Так, значит, и с тобой, Лайонел, тоже обошлись, как  с
дворовой собакой?
   - Как  с  дураком,  каким  я  поистине  и  являюсь,  -  отвечал  Лайонел,
устремляясь вперед так поспешно, что  вскоре  его  приятель  остался  далеко
позади, и беседа их прервалась и не получила возможности возобновиться, пока
они не добрались до своего дома.
   Здесь, к  немалому  изумлению,  они  застали  целое  общество,  встретить
которое никак не предполагали. У стены за небольшим столом сидел Макфьюз и с
завидным аппетитом поглощал холодные остатки  позавчерашнего  пира,  запивая
каждый кусок изрядными глотками лучшего вина из запасов хозяина.
   В углу стоял Сет Седж; руки у него  были  связаны  веревкой,  один  конец
которой свисал до полу и мог, по-видимому, в  случае  необходимости  служить
петлей. Напротив пленника сидел Джэб и с не меньшим аппетитом,  чем  капитан
гренадеров, уплетал подачки, которые тот бросал ему в шляпу. Меритон и слуги
Седжа прислуживали за столом.
   - Что тут  происходит?  -  вскричал  Лайонел,  удивленно  оглядываясь  по
сторонам. - Кто связал мистера Седжа и почему? В чем он провинился?
   - О, в сущих пустяках! Он повинен всего-навсего в измене  и  убийстве,  -
отвечал Макфьюз. - Если, конечно, того, кто стреляет в  человека  с  твердым
намерением его убить, можно назвать убийцей...
   - Нет, нельзя, - произнес Сет Седж, отрываясь от  молчаливого  созерцания
пола и поднимая глаза. - Для того чтобы совершить убийство,  человек  должен
убивать злонамеренно...
   - Вы послушайте, как этот негодяй разбирается в тонкостях закона,  словно
он верховный судья королевства! - прервал Седжа,  капитан  гренадеров.  -  А
какое же еще другое злонамерение было у тебя, мерзавец  ты  этакий,  как  не
убить меня! Вот за это самое тебя и  будут  судить  и  повесят,  помяни  мое
слово.
   - Вряд ли найдутся присяжные, которые признают меня виновным  в  убийстве
неубитого человека, - сказал Сет-Седж. - Во  всем  Массачусетсе  не  сыщется
таких присяжных.
   - "Во всем Массачусетсе"!.. Ах  ты,  убийца,  разбойник  и  бунтовщик!  -
вскричал капитан. - Ты у меня отправишься в Англию! Ты у меня отправишься  в
Англию, где и будешь повешен. Я заберу тебя с собой в Ирландию, черт побери,
и сам, собственноручно, вздерну там и похороню зимой в болоте, - Но в чем он
провинился? - спросил Лайонел. - Почему угрожаете  вы  ему  столь  страшными
карами?
   - Этот негодяй был там!..
   - Где - там?
   -  Да  там!  Черт  побери,  сэр,  разве  весь  край  не   гудел,   словно
потревоженный улей? Неужто у вас такая короткая память, майор Линкольн,  что
вы уже позабыли, как эти бродяги преследовали нас по горам и  по  долам  без
отдыху и сроку?
   - И что же, мистер Седж оказался в рядах наших неприятелей?
   - Да! И я видел собственными глазами, как он  три  раза  в  течение  трех
минут прицеливался мне прямо в грудь и спускал курок! - отвечал разгневанный
капитан. - И кто, как не он, сломал эфес моей шпаги? И разве этот  разбойник
не всадил мне в плечо добрый кусок свинца, который, он величает дробинкой?
   - Закон не позволяет называть человека разбойником, когда у вас нет на то
доказательств, - сказал Джэб. - А входить в город и выходить из него,  когда
кому вздумается, это законом не запрещено.
   - Вы слышите, что говорят эти мерзавцы! Они знают все  статьи  закона  не
хуже, а пожалуй, еще лучше, чем я!
   А ведь мой отец судья, графства Корк! Я подозреваю, что  ты  тоже  был  с
этими бунтовщиками и тоже заслуживаешь виселицы, как этот  твой  досточтимый
сообщник.
   - Что я слышу! - воскликнул Лайонел, поспешно отворачиваясь от  Джэба  из
опасения, как бы дурачок не сболтнул чего-нибудь, что могло бы его погубить.
- Неужто вы  не  только  примкнули  к  бунтовщикам,  мистер  Седж,  но  даже
покушались на жизнь человека, которого не раз принимали как гостя под  своим
кровом?
   - Мне думается, - сказал Седж, - что, чем меньше  я  буду  говорить,  тем
лучше - ведь будущее никому не ведомо.
   - Вы слышите, как хитрит этот негодяй! Он  не  может  сознаться  в  своих
преступлениях как честный человек - духу не хватает, - перебил Макфьюз. - Но
я избавлю его от  этой  неприятной  необходимости...  Мне,  майор  Линкольн,
признаться,  порядком  надоело,  что  в  меня  с  самого  утра   палили   из
огнестрельного оружия, словно в  какого-нибудь  хищного  зверя,  и  я  решил
должным образом отблагодарить за это джентльменов,  засевших  в  холмах,  и,
воспользовавшись поворотом дороги, зашел со своими солдатами  в  тыл  отряда
этих дикарей. Так этот вот господин трижды стрелял в  меня,  прежде  чем  мы
приблизились, пустили в ход штыки и прикончили их всех, кроме него.
   Физиономия  этого  мерзавца  показалась  мне  уж  очень  подходящей   для
виселицы, и я решил прихватить его с собой скуки ради и вздернуть при первой
удобной возможности.
   - Если так, то мы должны передать его в руки властей, - сказал Лайонел, с
улыбкой выслушав сбивчивый рассказ рассерженного капитана. - Пока еще никому
не известно, как решат поступать с  пленными,  захваченными  в  этом  весьма
необычном бою.
   - Я не стал бы обращать внимания на подобные пустяки, - сказал Макфьюз, -
но этот негодяй со своим дробовиком вздумал охотиться  на  меня,  словно  на
дикого зверя, - так ведь и норовил пристрелить, словно бешеную  собаку!  Как
же ты, мерзавец этакий,  хочешь  называться  человеком,  а  сам  целишься  в
ближнего своего, словно в какую-нибудь скотину!
   - Что ж, - угрюмо сказал Седж, - если человек  вышел  сражаться,  так  уж
нужно целиться лучше, чтобы не тратить попусту ни времени, ни пороху.
   - Так, значит,  вы  признаете  предъявленные  вам  обвинения?  -  спросил
Лайонел.
   - Майор - человек рассудительный и справедливый, и ему я готов  объяснить
все толком, - сказал Сет Седж, как будто решившись нарушить обет молчания. -
У меня, понимаете ли, было сегодня утром небольшое дельце в Конкорде...
   - В Конкорде! - воскликнул Лайонел.
   - Да, в Конкорде, - подтвердил  Седж  с  крайне  невинным  видом,  -  это
городок милях этак в двадцати...
   - Провались ты со своим Конкордом и  со  своими  милями!  -  не  выдержал
Полуорт. - Да разве есть теперь во всей армии хоть один человек, который мог
бы забыть это проклятое  место!  Говори  о  деле,  а  не  растолковывай  нам
расстояние - мы измерили его ногами.
   - К чему так  горячиться  и  спешить,  капитан!  -  неторопливо  произнес
пленник. - Так вот, я был в Конкорде,  а  потом  вместе  с  тамошними  моими
знакомыми отправился за город. А когда  мы  решили  вернуться  и  подошли  к
мосту, примерно так в миле от города, то стоявшие  там  королевские  солдаты
оказали нам довольно-таки грубый прием...
   - Что же они сделали?
   - Они всячески нам угрожали, стреляли в нас и убили  двоих.  Кое-кому  из
нас это, знаете ли, не понравилось, и  произошла  небольшая  свалка,  однако
через несколько минут закон восторжествовал.
   - Закон?!
   - Разумеется... Я полагаю, майор не может не признать, что это  настоящее
беззаконие - стрелять в мирных граждан на проезжей дороге!
   - Хорошо, продолжайте. Что было дальше?
   - Да вот, пожалуй, и все, -  осторожно,  проговорил  Сет  Седж.  -  Народ
принял все это, да и то, что случилось в Лексингтоне,  близко  к  сердцу,  и
остальное, наверно, уже известно майору.
   - Да какое все это имеет отношение к тому, что  ты  пытался  меня  убить,
лицемерная  ты  скотина?  -  спросил  Макфьюз.   -   Признавайся   в   своем
преступлении, разбойник, чтобы я мог повесить тебя с чистой совестью.
   - Довольно, - сказал Лайонел, -  Признания,  сделанного  этим  человеком,
вполне достаточно, чтобы мы могли передать его в руки властей... Мы  отошлем
его в казармы как захваченного сегодня в плен.
   - Я надеюсь, что майор приглядит  за  моим  домом,  -  сказал  Сет  Седж,
который не мешкая направился было к двери, но приостановился на пороге. -  Я
буду считать майора ответственным за порчу моего имущества.
   - Ваша собственность будет ох