-- А я уже летчик...
     -- Нет... Пока что вы -- пилот... Ну, может быть,  чуточку выше пилота,
потому что стреляете.
     -- Вы  меня обижаете, товарищ капитан. Но если вы  действительно такого
плохого обо  мне мнения, то  вот  увидите, я тоже  подам рапорт, чтоб и меня
взяли в космонавты.
     -- Не возьмут! -- уверенно возразил Телюков.
     -- Почему?
     -- Душа не на том месте, где ей быть надлежит.
     -- Где ж она по-вашему? -- начинал злиться Байрачный.
     -- Я уже сказал: там, -- и Телюков кивнул на его ноги.
     --  Неправда!  Вот она где! -- Байрачный с мальчишеским  задором ударил
себя в грудь.
     Телюков  любил  иногда  острым  словом  встряхнуть  кое-кого из молодых
летчиков, чтобы те не зазнавались, не почивали на лаврах, а больше думали об
учении. Но, увидев, что лейтенант уже закипает гневом, сказал примирительно:
     --  Ну ладно, будет. Я  пошутил.  Оставайтесь  в полку.  Я  вам поручаю
вскрывать  все письма, которые будут приходить в мой адрес. Нападете на след
Нины -- с меня будет причитаться... А я буду ждать исполнения заветной своей
мечты -- полета в космос!
     Это было сказано не ради  красного словца. Телюков действительно со дня
на день ждал вызова в  школу космонавтов.  Не имея никакого представления об
этой школе, не зная, чему и как там учат, он тем не  менее настойчиво изучал
планеты  Солнечной системы, забрал  всю  литературу по  астрономии,  которая
имелась в  библиотеке,  и  часто, заложив руки  за  голову, мысленно блуждал
вдоль  берегов марсианских каналов или спускался в лунные кратеры... А  иной
раз  фантазия  переносила  его на Венеру, где он плыл в  какой-то диковинной
гондоле по безбрежному океану...
     Он все  больше  и  больше  проникался мечтой  о  полете  в  космос,  не
пренебрегая,  однако,  и  своими занятиями  на Земле,  отлично  понимая, что
только  с  самолета можно пересесть  на космическую  ракету.  И когда в полк
пришло приказание об откомандировании группы летчиков,  инженеров и техников
для овладения новейшими  самолетами-перехватчиками, Телюков первым  дал свое
согласие ехать на переучивание.
     И однажды  утром он распрощался с МиГом. Так прощается хозяин со старым
своим верным конем, предпочтя ему молодого: с жалостью, но в то же время и с
сознанием жизненной необходимости.

Глава одиннадцатая
     Прошло более трех месяцев.
     Миновал период дождей, досаждавший летчикам и  авиационным специалистам
не  меньше, чем метели и морозы.  Голубым куполом  раскрылось над аэродромом
лето. Летай да  летай  в такую погоду, когда, как  говорят  летчики, миллион
высоты. Только изредка наползали черные  тучи, отбрасывая на  землю зловещие
тени, и  тогда над  горами ослепительно  белыми зигзагами сверкали  молнии и
грохотали раскаты грома.
     За все  это время ни один чужой самолет не нарушил границу, и  в  полку
шутили:
     -- Нагнал Телюков страху на охотников прогулок по чужому небу.
     Шутки шутками, а так оно и было.
     Сосредоточивая,  как и  прежде, главное  внимание на боевом  дежурстве,
подполковник  Поддубный   последовательно  и  методически   проводил  летное
обучение. Днем и ночью, над сушей и  над морем не умолкал грохот моторов. Не
было  реального противника  --  летчики-перехватчики  гонялись  за условным,
прошивая  пушечными   очередями  воздушные  и  наземные  мишени;  прыгали  с
парашютами на землю и в море; взлетали  и садились на  аэродром,  зараженный
радиоактивными   веществами;  отсиживались  в   бомбоубежищах  и  занимались
разминкой на спортивных снарядах.
     И так день за днем, ночь за ночью.
     В свое время великий французский писатель Виктор Гюго  написал роман  о
тружениках моря. Будь он жив, и, если бы довелось ему  побывать на  Холодном
Перевале, он, пожалуй, написал бы роман о тружениках воздуха -- летчиках.
     Подходил к концу срок переучивания на новых самолетах.
     Первыми в полк возвратились на пассажирском военном самолете инженеры и
техники.  Среди них находился  и техник-лейтенант Максим Гречка. На  просьбу
младших авиационных специалистов рассказать о новой технике он только руками
разводил:
     --  Прилетят --  увидите. Это такое,  что не приведи господь!  Как даст
летчик газу, так сразу от земли -- в стратосферу. Мгновение, и уже не видишь
самолета. И  жди,  когда дойдет  до  твоего уха  грохот! И уже  на из  пушек
стреляет летчик, а выпускает  ракеты, и те ракеты сами находят цель. Скажем,
атакованный  самолет --  удирать,  а  ракета  --  за  ним. Бах  -- и  только
металлические брызги в воздухе. Вот что такое эти самолеты!
     Многих  интересовала  новинка. Поэтому  не  удивительно,  что встречать
возвращающихся летчиков собрались  на аэродроме не только служащие полка, но
и  тыла. Прибыли офицеры дивизии. С острова  Туманного прилетел на вертолете
майор  Гришин. И каждый  гость, будь  он даже рангом выше  Поддубного, шел в
будку  СКП и  пожимал  ему  руку. Ведь это  он  воспитал  летчиков,  которые
оказались способны овладеть новейшей, лучшей во всем мире техникой.
     -- Внимание! Самолеты приближаются и через пять минут  будут над  нами,
-- передавал из СКП Поддубный.
     На  аэродроме стало  тихо-тихо. Слышно было  даже, как далеко за летным
полем  в  густых  травах  перекликались  куропатки.  Все  присутствующие  на
аэродроме  устремили свои  взоры на горный хребет, над  которым белоснежными
лебедями плавали одинокие облачка. Между ними вот-вот должны были показаться
сказочные самолеты.
     -- Идут! -- раздался чей-то восторженный возглас.
     -- Идут! Идут!
     Пять самолетов вынырнули из-за  горного  хребта. Летели  они ключом,  в
правом пеленге.
     Возглавлявший группу майор Дроздов запросил разрешения на посадку.
     -- Я  --  "Тайфун", посадку разрешаю, -- передал по радио  подполковник
Поддубный.
     Заранее было оговорено, что капитан Телюков покажет "класс пилотажа", и
летчик повел свой самолет в сторону от посадочного круга.
     -- Наблюдайте с северо-западного направления, --  передал он по  радио,
когда  майор Дроздов,  замполит Горбунов, капитан Макаров и лейтенант  Скиба
приземлились на аэродроме.
     Приближался  самый интересный момент. Максим гречка,  который  стоял  в
окружении младших авиационных специалистов, объяснял им:
     --  Если бы  сейчас Телюков  прошелся над нами на бреющем,  то нас, как
мякину, сдуло бы с  аэродрома. Посему он  пойдет  стороной.  Да вы, пожалуй,
ничего и  не  заметите.  Это  будет  подобно  молнии. Пойдемте-ка поближе  к
динамику.
     Механики-эксплуатационники,   оружейники,   прибористы,   кислородчики,
радисты столпились  возле СКП. Вскоре над горными  вершинами мелькнуло нечто
подобное узкой пике,  затем  эта пика перевернулась  носом вверх  и  стрелой
понеслась в небо.
     -- Пять  тысяч...  десять тысяч...  семнадцать... и еще...  и  еще... и
еще... -- отсчитывал летчик высоту по прибору.
     И просто поразительно: ни звука, ни шума.
     Но  вот,  уже когда  самолет  скрылся  из виду,  внезапно  ударил гром,
дружным эхом откликнулись горы и тайга. Только теперь долетел звук. Самолета
давно уже не видно, а грохот гремит по-прежнему, воем отдается в горах.
     -- Вот єто -- машина!
     --  Вот  она,  авиационная  мощь  нашей  страны!  --  то  там,  то  тут
раздавались взволнованные возгласы.
     Далеко, вероятно,  занесло Телюкова  на  развороте. Вернулся  он  минут
через  десять.  Тем  временем все  толпились  вокруг  прибывших  летчиков. В
скафандрах  и  компенсационных костюмах, они  и на летчиков не  были похожи,
скорее  напоминали водолазов.  Спустись такие "водолазы"  на землю  лет пять
назад, люди несомненно приняли бы их за посланцев какого-нибудь иного мира.
     Но это  были  наши,  советские летчики, которых  ученые,  конструкторы,
инженеры, рабочие подняли  на недосягаемую высоту, на  новую  ступень боевой
готовности.
     -- Как  полагаете, Андрей Федорович, -- Поддубный  подмигнул замполиту,
здороваясь с ним, -- теперь нам "примадонна", надеюсь, не страшна?
     --  Да,  теперь мы  встретим  ее,  как  надлежит  порядочным  кавалерам
встречать высокопоставленных дам...
     Пятерка  новых  самолетов выстроилась в  ряд  на краю  летного  поля. В
сравнении с ними МиГи казались уже старыми тихоходами.

     -- Есть какие-нибудь сведения о Нине? А что слышно о школе космонавтов?
Не вызывали? -- спрашивал у Байрачного Телюков, снимая скафандр.
     Тот отрицательно покачал головой.
     -- И о Нине пока не слыхать, и школа молчит.
     Байрачный был  невесел. Парня  брала  зависть.  Еще бы!  Его однокашник
Скиба уже летает на новой машине, а он --  на МиГе. Телюкову понравилась эта
зависть, и он сказал одобряюще:
     --  Не вешай  носа, Гриша!  Полтора, от  силы два месяца --  и  ты тоже
будешь летать  на  этом самолете. Обещаю тебе это. Машина -- чудо,  проста и
легка в управлении.
     -- Отец  ко  мне собирается в гости...  А вы не знаете моего  отца! Как
услышал, что Скиба -- а ведь он мой земляк  -- летает на новом самолете, а я
--  все еще на старом,  бог знает что с ним сделается!  Он  такой... А кроме
этого, все допытывается в письмах,  кто она да что она -- жена моя. Туркеней
все называет... Слишком уж большое любопытство проявляет.
     -- Не унывайте, Гриша! --  Телюков дружески похлопал товарища по плечу.
-- Не найдется человека, которому Биби могла бы не понравиться...
     --  Да, она у меня... Это  верно...  -- обрадовался лейтенант  и  начал
восхвалять жену, но, вспомнив, что это нескромно, замолчал.
     Вскоре они уехали в городок. Порученные  Телюковым дела по розыску Нины
Байрачный  вел  солидно.  На столе  лежала  объемистая  пачка  распечатанных
конвертов. Каждый город, откуда приходили  ответы, Григорий обводил на карте
кружками,   и   кружки   эти   вытягивались   все  дальше  и   дальше  вдоль
железнодорожной магистрали.
     -- Весьма возможно, что Нина изменила фамилию, -- предложил Телюков. --
Боится тюрьмы.
     Тут же на столе он обнаружил нераспечатанный конверт.  Это  было письмо
от Вано Махарадзе, который уехал в академию "догрызать науку", как он писал.
Вано тоже интересовался Ниной, спрашивал, удалось ли напасть на ее след.
     -- Плохи дела с Ниной, -- грустно заметил Телюков. -- А я, брат,  купил
"Волгу". Думал, буду в свободное время кататься с женой...
     -- "Волгу"?  А где же она? -- заинтересовался Байрачный,  который  тоже
мечтал если не о "Волге", то о "Москвиче".
     -- Отправил по железной дороге. Скоро прибудет. Можно на рыбалку ездить
на  озеро. Говорят, там огромные сомы водятся. Вот такие! -- Телюков  развел
руками.  -- И на аэродром, конечно, будем ездить. Машина,  она ого как нужна
летчику-перехватчику. Чуть что -- и ты на аэродроме, у самолета...

     "Волга" прибыла неделю спустя после того разговора. А еще неделю спустя
из-за  этой "частной собственности на колесах" Телюкова вызвали на заседание
комсомольского комитета.
     А случилось вот что.
     Начальник  клуба  старшина  Бабаян  по совету  Байрачного пригласил  из
местной  филармонии концертную бригаду.  Выехало восемь артистов. Как раз на
две  легковые машины. Подполковник Поддубный  попросил  Телюкова съездить на
станцию в паре с Челматкиным.
     -- Можно, -- согласился Телюков.
     -- Не забывайте только,  что "Волга" --  не самолет, а  пассажиры -- не
дрова.
     -- Ясно.
     В  кабине рядом с  Телюковым уселась молодая актриса,  исполнительница,
как  потом выяснилось,  жанровых песен Вероника Турчевская.  Она,  казалось,
сошла  с модного журнала  и вот сидит живая, грациозная, избалованная славой
и, чего греха таить, довольно-таки привлекательная.
     Дорога долгая, молодые люди познакомились, и Вероника тут  же в  машине
исполнила "очаровательному" владельцу "Волги" песенку про веселую девушку  и
стыдливого  паренька.   Песенка   была  чересчур,   как   говорил   Телюков,
разухабистая и исполнялась с явной целью подзадорить "летчика-провинциала".
     Если не  такой же  песенкой, так соленым  анекдотом ответил  бы  певице
Телюков, не  будь он стеснен: позади сидели  пожилые  люди --  муж  и  жена.
Откровенно говоря, Телюкова удивляло, как Вероника их не стыдится.
     На привале Турчевская попросила летчика  нарвать ей  лесных  цветов  и,
когда молодые люди остались  вдвоем, спросила, не согласится  ли он покатать
ее после концерта? Съездить куда-нибудь в горы, например, за перевал.
     -- С удовольствием,  -- согласился Телюков. --  Я  как раз  на  рыбалку
собирался вечером, на озеро. Уху варить умеете?
     -- Умею.
     -- Вот и прекрасно. Договорились.
     Вероника многообещающе улыбнулась.
     Концерт состоялся  на дворе,  на той самой  площадке,  где  зимой  была
"Ледяная   Венеция".   Со  сцены  Вероника   Турчевская   выглядела   просто
очаровательной и окончательно вскружила  парню голову.  Разумеется,  никаких
серьезных намерений  у  него  не было, просто не  прочь  был приволокнуться,
пользуясь  удобным случаем.  Коль  уж так случилось с Ниной, значит, ему  на
роду написано оставаться "вечным холостяком".
     Он слушал концерт, но все его помыслы были  заняты предстоящей поездкой
на озеро  с очаровательной певицей. Лейтенанту Скибе, который тоже собирался
ехать на озеро, он сказал как мужчина мужчине:
     -- Вы,  Петр, оставайтесь  сегодня  дома... Я  решил  приволокнуться за
артисткой...
     -- Как приволокнуться? -- удивился Скиба, который пока еще ни за  одной
девушкой не ухаживал. -- А Нина?
     Телюков пожал плечами:
     -- Нина... Она покинула меня. А я ведь не монах, в самом деле!..
     Артисты  на  ночь остановились в гарнизонной гостинице. Не  дождавшись,
пока Вероника переоденется и соберется, Телюков сам пошел к ней. Он поднялся
на  крыльцо коттеджа и  вдруг услышал за неплотно притворенной дверью  голос
певицы:
     -- Поедем, Мишель! Я этому рыжему капитанчику улыбнулась в дороге, он и
растаял, как воск на солнце... Хоть бери и лепи чертиков... Да ты не ревнуй.
     Мишель, артист "оригинального жанра", плюгавенький и щуплый, прыснул со
смеху.
     -- Прогуляемся вдоль озера, -- продолжала уговаривать его Вероника.  --
Он еще нам и рыбы наловит...
     "Ах ты!.."  -- вскипел Телюков. Он круто повернулся, добежал до машины,
сел в кабину и сидел несколько минут, не зная, что предпринять -- позвать ли
Скибу или вообще отменить рыбную ловлю? Саднило покарябанное самолюбие.
     Но вот к нему в вечерних сумерках приблизились двое.
     --  Вы уже здесь? -- Вероника  заглянула  в открытую дверцу  машины. --
Простите,  мы  немного  задержались.  Познакомтесь, пожалуйста, мой  друг  и
коллега, артист оригинального жанра.
     -- Мишель Горохалинский! -- театрально отрекомендовался артист.
     -- Подхалимский? -- переспросил Телюков, сделав вид, что не расслышал.
     Мишель застыл в позе обиженного.
     --  Я, кажется, обидел вас?  -- спросил  Телюков, прикидываясь  наивным
простачком.  --  Но  я туговат  на  ухо.  Оглох  от  реактивного  двигателя.
Садитесь, пожалуйста, и считайте меня своим покорным слугой.
     -- Филипп, вы -- прелесть! -- обрадовалась Вероника.
     -- Всегда был таким. Вот только дефект со слухом...
     Когда Вероника  и  Мишель  (им и  в  голову не пришло,  что  глуховатых
летчиков не бывает и быть не может) умостились на  заднем сиденье, Телюков с
любезной улыбкой сказал, что  артистам не мешало бы взять с  собой плащи или
что-нибудь в  этом  роде. Возле  озера, дескать, сыро, прохладно.  А он пока
заведет мотор.
     -- Правильно, -- сказала Вероника. -- Так ты сбегай, Мишель.
     Тот поспешил за  плащами, А Телюков завел мотор и, круто развернувшись,
вылетел на дорогу.
     -- Куда же вы? -- Вероника привстала, чувствуя что-то неладное.
     -- Не волнуйтесь. Надо бензином подзаправиться.
     Сигнал. Узнав офицера, солдат поднял шлагбаум. Свернув  влево,  "Волга"
проскочила  через мост  и с бешеной скоростью  помчалась  под  гору, едва не
задевая боками каменные глыбы.
     -- Вы с ума сошли! Куда вы! Остановитесь! -- закричала Вероника, толкая
капитана маленькими острыми кулачками в плечи.
     --  Спокойно,  душенька, а то,  не приведи  аллах, растаявший как  воск
рыжий капитанчик не справится с рулем,  врежется в каменную глыбу и тогда не
из чего будет лепить чертиков.
     -- Ой, боже! -- ахнула певица. -- Вы слышали... Вы подслушали...
     -- Представьте себе -- да. Но совершенно случайно.
     Когда  машина  вынесла их на перевал,  Телюков  свернул влево на  узкую
дорогу.  Под  колесами  зашуршала  мелкая  галька.  Машина  запетляла  среди
деревьев. Здесь было темно, как в неосвещенном туннеле.
     Вероника всхлипнула:
     -- Куда же вы везете меня?
     -- Туда,  где  волков  смолят, --  с невозмутимым  спокойствием  и даже
мягкостью  в голосе  ответил Телюков. --  Вам приходилось  когда-либо видеть
опаленного волка? Не приходилось? Ну, так увидите.
     -- Как вы жестоки! Я буду кричать.
     --  Сделайте  одолжение.  Но,  во-первых,  вы  можете надорвать  горло,
во-вторых,  кричать в  тайге -- бесполезное  занятие. Ну, положим,  спугнете
медведя -- и только. Людей здесь не водится.
     -- Я буду жаловаться вашему командиру!
     --  Это можно.  Но  ведь мы  с вами,  если я  не  ошибаюсь,  условились
совершить прогулку вдвоем, не так ли? Без посторонних.
     -- Вы нахал!
     -- Возможно, -- так же невозмутимо согласился Телюков.
     -- Идиот!
     -- Все может быть, но врачи пока ничего такого не замечали.
     Вероника притихла, соображая, вероятно, как быть дальше. Неожиданно она
зарыдала:
     -- Простите меня, капитан! Простите, прошу вас!
     Телюков остановил машину.
     -- Так вот,  моя милочка, -- сказал он. -- Никогда не  думайте,  что вы
бог весть что... И  если  бы  вы  хоть  немного представляли себе, что такое
служба летчика, ночного перехватчика к тому же, то, вероятно, смотрели бы на
него, как  на святого. Кто-кто,  а летчик видел  и  опаленного волка, и  еще
кое-что,  чего  вам  не  доведется  видеть никогда. А теперь успокойтесь:  я
разверну машину при первой возможности и отвезу вас к вашему Мишелю. Он что,
француз? Или это его театральный псевдоним?
     -- Михаил он.
     -- Так, значит, и вы не Вероника?
     -- Верой меня зовут.
     --  Такие  чудесные  русские  имена  --  Вера  и  Михаил,  а   вы   ими
пренебрегаете. Ну как же! Михаил... Не звучит со сцены...Тьфу! Какие  же  вы
слуги  своего народа,  если чураетесь  родительских имен? А небось ни одного
иностранного языка не знаете? -- Телюков сказал несколько фраз по-английски.
--  Не понимаете? Ну, ладно. Успокойтесь.  Я  отвезу вас назад. Надо  только
найти место для разворота. Дорога больно узкая.
     Вернись  они сразу  в  городок, об этом инциденте никто б  и  не узнал,
кроме Мишеля.  Побесился бы он немного -- и дело  с концом. А они взяли да и
поехали на  озеро. Этого захотела сама Вероника, которая  вдруг поняла,  что
"рыжий  капитанчик" не такой уж простачок периферийный, как  показалось ей с
первого взгляда, да и вообще, как видно, человек порядочный.
     Она пересела к нему, доверчиво протянула руку:
     -- Еще раз  прошу простить меня,  капитан. Я очень глупо поступила. Мне
стыдно, поверьте. Давайте будем друзьями.
     --  Давайте, --  согласился Телюков,  но  прежний  его интерес  к  этой
женщине  уже пропал.  На казалась  ему  пустой, недалекой, к  тому  же дурно
воспитанной.
     А ночь стояла прелестная, тихая. В небе переливались звезды.  За осокой
и  камышами  переливался  при   лунном  свете   плес.  И  отовсюду  долетали
таинственные шорохи не  то  зверей,  не  то каких-то, должно  быть,  крупных
ночных птиц.
     --  Боже  мой, как  здесь чудесно! -- воскликнула Вероника, потрясенная
красотой ночи. "Она еще  способна восхищаться!" -- пренебрежительно  подумал
Телюков; он никак не мог  простить этой легкомысленной  девице оскорбления и
теперь жалел, что не повернул назад и не отвез ее к Мишелю.