Иван Гребенюк.
    На далеких рубежах


     Издательство "Камеляр", Львов, 1970
     OCR: В.А.Грязнов


     В  книге "На  далеких рубежах" И.Гребенюк  показывает  будни  советских
летчиков-истребителей, их повседневный  героизм в  освоении боевой  техники,
стойкость и мужество при защите воздушных рубежей нашей Отчизны.
     Читателям особенно  полюбится  летчик  Телюков,  жизнь  которого  полна
приключений  и неожиданностей. Он верен своему  долгу  перед  Родиной  и, ни
минуты  не колеблясь, готов  отдать  за нее жизнь.  Он верен любви  к  Нине.
Встретив эту девушку  при очень тяжелых для нее  обстоятельствах, он полюбил
ее горячо, пылко, на всю жизнь...
     Авторизованный перевод с украинского Татьяны СТАХ
     Подготовил: ГРЯЗНОВ Виктор, Киев



     Иван  Федорович Гребенюк  родился в 1918  году  в селе  Човно-Федоровка
Опошнянского района на Полтавщине.  В 1933  году переехал в  г. Харьков, где
начал  работать,  продолжая  учебу без отрыва  от  производства. В 1938 г. в
газете "Соцiалiстична Харкiвщина" была напечатана его поэма "Два бригадира",
и позже в печати, преимущественно в газетах, стали появляться его  небольшие
стихотворения.
     В конце 1938  г.  Гребенюк  был  призван в Советскую Армию.  Служил  на
Дальнем Востоке рядовым бойцом. Как активного военкора  его взяли в редакцию
красноармейской газеты, которая издавалась в  г. Владивостоке. С тех пор его
жизнь связана с работой в военной печати.
     Все  годы  Великой  Отечественной  войны  И.Гребенюк провел на фронтах.
Вначале работал в дивизионных  газетах,  а с ноября  1942  г.  -- в редакции
газеты  Н-ской  Воздушной  армии. Будучи  военным  корреспондентом, он часто
выступал с очерками и рассказами о героях-летчиках. Награжден двумя орденами
и несколькими медалями.
     Член КПСС с 1943 года.
     На  протяжении  ряда лет И.Гребенюк работал начальником отдела редакции
газеты "Слава Родины" Прикарпатского военного округа. Ныне он подполковник в
отставке.
     Художественные произведения пишет на родном, украинском языке.
     И.Гребенюк -- член Союза писателей и Союза журналистов.
     Первая часть книги "На далеких рубежах" --  "Стартуют истребители" была
издана   в   1958  году  на  украинском   языке   издательством  "Ряданський
письменник",  а  до  этого  печаталась  в журнале  "Вiтчизна"  (орган  Союза
писателей  Украины).  В   1960  г.  "Стартуют  истребители"  была   выпущена
Воениздатом, а затем переведена на румынский и чешский языки.
     В  1962  году  в  журнале  "Вiтчизна" была  напечатана  вторая  повесть
И.Гребенюка "На далеких рубежах".
     Книга  "На  далеких рубежах" сложилась из  двух повестей  --  "Стартуют
истребители" и "На далеких  рубежах", несколько переработанных и дополненных
автором.   В   этих   повестях   И.Гребенюк   показывает   будни   советских
летчиков-истребителей, их  повседневные дерзания  в освоении боевой техники,
их  стойкость  и  горячий  патриотизм,  который  они  проявляют  при  защите
воздушных рубежей Родины.
     И.Гребенюк  --  автор  сборника  юмористических  рассказов  "Солдатськi
усмiшки",   изданного   в   1961  году   на   украинском   языке   Львовским
книжно-журнальным  издательством,  повести "Пролiски цвiтуть  узимку"  и др.
Произведения армейского  писателя нередко печатаются  в  украинских журналах
"Вiтчизна" и "Днiпро", а также в военных газетах.


 * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Стартуют истребители *

Глава первая
     Теплоход "Юг" уходил в свой очередной рейс.
     Из репродуктора,  установленного  над  капитанским мостиком, доносились
прощальные звуки вальса.  Они  пролетали  над гранитной набережной,  волнами
перекатывались  через  дома-великаны  и  постепенно   затихали  в  улицах  и
переулках большого города.
     На палубе, слегка опираясь локтем  на  фальшборт, стоял летчик в звании
майора и  с  грустью наблюдал  за толпой провожающих. У  него не  было здесь
родных и знакомых. Никто не  помахал  ему с берега  рукой,  никто не пожелал
счастливого плавания.
     Майору Поддубному на вид можно было дать лет двадцать шесть -- двадцать
семь.  На  самом  деле  ему  исполнилось тридцать.  Годы  майора  скрадывала
стройная фигура,  гладко выбритый подбородок, худощавое лицо, на которое еще
не успело наложить свой бронзовый отпечаток южное солнце.
     Год  назад летчик  окончил  военно-воздушную  академию. Потом  служил в
Заполярье,  командовал эскадрильей,  а  теперь  ехал  в  Н-ский  авиационный
истребительный  полк  на должность помощника  командира  полка по огневой  и
тактической подготовке.
     Когда теплоход отошел  от берега и развернулся, летчик спустился в свою
каюту,  открыл  иллюминатор  и  в  последний   раз  окинул  взглядом  город,
амфитеатром лежавший над бухтой. Правее морского вокзала, как табун жирафов,
толпились портальные  краны.  Некоторые  из них неуклюже поворачивались, еще
более напоминая этим живые существа.
     Это был торговый порт.  За ним, насколько хватал  глаз, изгибался серый
берег, острым серпом врезающийся в светло-зеленый простор моря.
     На  горизонте сгущалась мгла.  Исподволь  отступала береговая  черта, а
затем постепенно исчез и город: казалось, он ушел куда-то под воду.
     Летчику   припомнилась  недавняя   встреча  с  генерал-майором  авиации
Щукиным.
     ...Открылись массивные, обитые дерматином двери. Яркая ковровая дорожка
вела от порога  через весь кабинет  к столу, за  которым сидел генерал.  Его
официальная  и  строгая  фигура вынудила летчика  как-то  сразу подтянуться.
Расправив грудь, он зашагал твердо и уверенно.
     Рядом  с  генералом  стоял  начальник   отдела  кадров,  пожилой  лысый
подполковник с  папкой под мышкой. Генерал неторопливо перелистывал какие-то
бумаги, аккуратно делая на них пометки толстым красным карандашом.
     "Мое личное дело просматривает", -- догадался летчик. Остановившись, он
представился.
     Командующему, наверное, пришлись по  душе выправка офицера, четкость  в
словах, скупость в движениях. Генерал приветливо протянул  руку  и предложил
сесть.
     -- Удовлетворены новым назначением? -- спросил командующий, внимательно
разглядывая сквозь очки майора.
     -- Вполне, товарищ генерал!
     -- Отдаленность, пустыня не пугают вас?
     -- Никак нет, товарищ генерал. Еду охотно.
     -- Что за причина?
     --  О  своем  будущем  командире   полковнике  Сливе  наслышан.  Боевой
командир.
     -- Вы с ним знакомы? -- живо заинтересовался генерал.
     -- Нет. Мы никогда не виделись. Но он во время войны командовал полком,
который считался лучшим  в  дивизии. Говорят,  слава о нем  гремела  на весь
фронт. Я считаю для себя большой честью...
     Летчик  вдруг  заметил  на лице генерала неудовольствие  и  запнулся на
полуслове. Наступило неловкое молчание.
     -- Ну, ну, я  вас слушаю, майор, -- сказал генерал, но тут же заговорил
сам: -- У  вас,  однако,  острый глаз. Я  еще  ничего не  сказал, а  вы  уже
насторожились.  Собственно  говоря, это  неплохо. Ну  что ж,  можете  ехать.
Документы  я  подписал. Желаю вам  успеха. Но имейте  в виду  -- нелегко вам
придется: там, в полку, старая слава никак не уживается с новой. Но, судя по
вашим  аттестациям,  думаю, что  вы справитесь.  Откровенно  говоря, это мое
личное решение -- послать вас к полковнику Сливе.
     Генерал проводил летчика к двери.
     -- Твердо  запомните правило: строгая методическая последовательность в
учебном  процессе   летчиков   и  непримиримая   борьба   против  шаблона  и
послаблений.  Не  забывайте:  вы  помощник  командира  полка.  От вас  будет
зависеть  многое. Если что -- обращайтесь ко мне непосредственно.  Я даю вам
такое право, товарищ майор.
     -- Благодарю, товарищ генерал!
     -- Всего хорошего.
     Этого короткого разговора  с генералом  было вполне  достаточно,  чтобы
понять: дела в полку Сливы идут неважно.
     Что же произошло? Такой заслуженный, боевой командир и не справляется с
боевой учебой?
     ...Теплоход шел уже  в  открытом море,  оставив позади  себя  опаленные
солнцем острова,  как  вдруг кто-то  с силой рванул  дверь  каюты. На пороге
встала фигура  летчика с погонами  старшего лейтенанта. Летчик  был  в белом
кителе.  С  его моложавым лицом совершенно не  вязались  рыжеватые  усики  и
бакенбарды. Небрежно  швырнув  на свободную верхнюю полку свой  чемодан,  он
расстегнул воротник и только тогда увидел в каюте старшего офицера.
     -- Здравия желаю, товарищ  майор! -- козырнул старший лейтенант, слегка
покачиваясь. Как видно, он был основательно навеселе.
     -- Здравия желаю.
     -- А я только что отобедал в ресторане  и  никак не  соображу,  где моя
каюта. А она вон где оказалась. Вы, случайно, не в  Кизыл-Калу держите курс?
Так будем знакомы: старший летчик-истребитель Филипп Кондратьевич Телюков.
     -- Очень приятно! -- майор протянул руку. -- Поддубный Иван Васильевич.
     -- Весьма приятно. Так разрешите узнать, я угадал?
     -- Угадали: еду в Кизыл-Калу.
     -- Откуда?
     -- В данное время из Москвы.
     Телюков поглядел на майора, как на обреченного.
     -- И вам, значит, не повезло, -- сказал он и покачал головой.
     -- Не повезло?
     -- Приедете -- сами убедитесь. Каракумы! Царство мертвых песков! Вторая
Сахара.
     -- Вы ведь служите, как-нибудь и я привыкну.
     -- Мы, товарищ майор, закалены, -- ответил  Телюков задорно.  -- С нами
вы себя не сравнивайте. Вот наглотаетесь песка, этак с полпудика проглотите,
тогда узнаете, как себя человек  в пустыне чувствует.  Да еще если  скорпион
или фаланга ужалит, тогда...
     Телюков  запнулся  и  нахмурился,  вспомнив, вероятно,  нечто еще более
неприятное, чем укус фаланги.
     -- Понимаете, товарищ майор... --  сказал он с кислой миной на лице. --
Есть у нас такой  майор Гришин. Штурман.  Кроме  того, он временно исполняет
обязанности заместителя командира полка  по летной части. Так вот этот майор
вкатил   мне   в   аттестацию,   будто   я,   старший   лейтенант   Телюков,
недисциплинированный  летчик.  А  полковник  Слива   взял  да  и   подмахнул
аттестацию.  Быть  бы  мне   уже  командиром  звена  истребителей,  так  вот
аттестация  ни к  черту!  А уж сколько  он,  Гришин,  записал  на  мой  счет
предпосылок  к  летным  происшествиям  --  самый опытный бухгалтер  и тот бы
запутался! Бывало, чуть-чуть выше дозволенного выровняешь самолет на посадке
--  готово: предпосылка!  Низко выведешь  самолет при стрельбе  по  наземным
целям  --  предпосылка  к  катастрофе.  Эх,  да  что  говорить!  Как-то я на
повышенной скорости рулил ночью по аэродрому -- хлоп -- предпосылка!
     Телюков вынул сигарету, эффектно щелкнув серебряным портсигаром.
     --  А знаете, товарищ  майор, в чем тут заковыка? Боится Гришин. Аварий
боится!  Сам  летает,  как пуганая ворона, и  другим  не дает  развернуться.
Боится! Так и глядит, кого б из летчиков  прижать. И доприжимался: полк  наш
--  худший во всей дивизии. Вот как! -- Он хлопнул кулаком  по тумбочке.  --
Так я, понимаете, товарищ майор,  чтобы пощекотать  нервы  Гришина, поставил
такую "свечку" над  аэродромом, что ого-го! От земли -- прямо в стратосферу!
Ей-богу! Двигатель тянет, как зверь! А на сей раз пошел на бреющем.  Лечу, а
впереди горы, а в горах ущелье. Я -- в ущелье. Только скалы мелькают слева и
справа. Оператор радиолокатора  передал на КП, что я в горы врезался. Ан не!
Телюков  всех  истребителей-перехватчиков  с длинным носом  оставил. Так  вы
думаете, меня похвалили? Черта с два! Стружку с меня сняли!
     -- Не знаю, как вы там летали  синим, но за "свечку"  и эксперименты  в
ущелье  я  бы  тоже взыскал  с  вас:  отстранил  бы от  полетов, --  заметил
Поддубный.
     Телюков вспыхнул:
     -- Меня? Меня отстранили бы?
     -- Обязательно, -- подтвердил майор и раскрыл книгу, давая этим понять,
что разговор окончен.
     Телюков, однако, не унимался.
     --  Меня?  Меня,   говорите?  --  Он  вытянул  шею  и  стал   похож  на
раздраженного гусака.
     -- Именно вас!
     --  Ого-го!  А известно ли вам, товарищ  майор, что лучше меня никто во
всей дивизии не летает?  Я летаю  днем и ночью, в облаках и  за  облаками, в
тропосфере и в стратосфере!
     -- Постойте, постойте!  Почему  же у вас на кителе знак летчика второго
класса?
     Телюков заметно смутился, покраснел.
     -- Да  потому,  что никто не  принимает на первый. А я сдал бы  зачеты.
Ей-богу,  сдал  бы!  Хоть  сейчас!  Обидно  только,  что  аттестация плохая.
Говорят, и капитана  не  дадут, стань я  даже  сверхклассным. А  летаю,  как
комета! Я летчик-истребитель! Понимаете, товарищ майор?  Давай мне скорость,
чтобы консоли крыла трещали. Практический и даже динамический потолок давай!
Тучи подавай. На десятом небе настигну вражеский самолет и не отстану,  пока
не вгоню его в землю, в пески. От меня, товарищ майор, сам черт не удерет --
это я вам говорю от чистого сердца.
     Поддубному наконец наскучило бахвальство летчика, к тому же он не очень
трезвого.
     -- Я вам советую лечь и выспаться, -- сухо сказал он.
     -- Вы, наверное, думаете, что я все это  сочиняю? --  с обидой в голосе
спросил  Телюков.  -- Хвастаюсь?  О нет!  Вы  сами увидите. Я  полагаю  так:
летчик, да еще истребитель, должен быть во! -- он показал большой палец.
     -- Скромностью, говоря откровенно, вы не отличаетесь.
     Телюков  обидчиво пробормотал что-то себе  под нос и начал расстегивать
китель.
     -- Спать так спать. Признаться, я  нагулялся по городу в ожидании, пока
это корыто отправится в свой очередной рейс.
     За ночь теплоход пересек море, вошел в узкий, видимо, неглубокий залив.
Справа  лежал  серый  холмистый  берег, слева  тянулась  голая,  желто-белая
песчаная  коса.  На  горизонте  виднелся  порт   и  железнодорожная  станция
Кара-Агач. Горсточка домишек лепилась к черным скалистым горам.
     Вода  в  заливе  стояла  на диво  белая,  будто ее  разбавили  молоком.
Казалось,   теплоход  не  плывет,   а  скользит  по  зеркальному  льду.  Это
впечатление еще  больше  усилилось  оттого,  что  было  свежо;  море  дышало
утренней прохладой.
     Стоя на палубе после душной каюты, майор Поддубный полной грудью вдыхал
свежий воздух. Немного погодя он спустился вниз и разбудил своего спутника.
     -- На горизонте появился Кара-Агач. Вставайте, позавтракаем.
     Телюков  сладко  потянулся  и мгновенно  соскочил  с  полки.  Сказалась
привычка военного человека,  который не  разминается долго после сна. Минута
--  и он уже фыркал, расплескивая воду над белым умывальником; мускулы так и
играли под  шелковой сеткой-тенниской, обнажавшей  упругие  загорелые плечи.
Вытершись полотенцем, он тщательно пригладил  бакенбарды, причесался,  надел
китель.
     --  Тяпнем  по сто? --  подмигнул он, когда они уселись в ресторане  за
стол.
     Майор отрицательно покачал головой.
     Телюков  пожал  плечами:  "Мол,  воля  ваша,   а  я   опохмелюсь".  Но,
поразмыслив,  водки не заказал. Кто его знает... Майор... Значок академии...
Летчик первого класса. Такой, безусловно, может быть начальником в полку. Да
и не маленьким.
     -- Вы к нам  на постоянно  или, быть  может, на практику? -- как  будто
между прочим спросил Телюков.
     -- Помощником командира по огневой и тактической подготовке.
     Так и есть, начальник!
     Телюков с опаской стал припоминать свой вчерашний разговор.  Все, о чем
он говорил,  --  сущая правда.  Вот только насчет  лучшего летчика в дивизии
сболтнул лишнее. Через край взял... И дернула же  его нелегкая!  Сам на себя
возвел поклеп. И  сколько раз давал зарок... Хорошо еще, если майор смолчит,
а  то не успеешь  опомниться --  разнесет пьяную болтовню на смех  людям,  и
начнут потешаться  в полку: "А ну-ка, Филипп Кондратьевич, ведь ты -- первый
ас в дивизии..."
     Стыдно,  хоть  сквозь землю провались! Поразмыслив, Телюков сделал вид,
что решительно ничего не помнит. Выпил лишнего, вот и ляпнул... С кем такого
не бывает?..
     Пока офицеры завтракали, теплоход пришвартовался к деревянному причалу.
Спустили  трап.  На  палубу  поднялся  врач --  проверить, нет  ли  больных.
Таковых, очевидно, не оказалось. Пассажиры хлынули на берег. Там их  ожидали
грузовые и легковые автомобили, ишаки,  верблюды. Среди столь разнообразного
транспорта  сновали  люди  в европейских  и азиатских  костюмах;  там  и тут
маячили  островерхие шапки  казахов, тюбетейки туркмен  и  туркменок,  среди
пестрой одежды которых преобладала красная расцветка.
     Телюков слегка коснулся локтя майора:
     -- Вон впереди нас дочь командира полка.  В  соломенной шляпке, видите?
Учится  в  институте  иностранных  языков  на английском  факультете.  Едет,
наверное,  в  гости.  Вот  хорошо!  Полковник,  значит,  вышлет  на  станцию
"Победу", и мы доберемся в полк с комфортом.
     В  соломенных  шляпках  ехало  много   девушек.  Поддубный   так  и  не
разобрался, которая из них дочь командира полка.
     Телюков, ловко лавируя между пассажирами, которые  устремились на берег
с чемоданами,  корзинами, свертками, с детьми на руках и за спиной, пробился
вперед  и сразу  затерялся  в людском  потоке. Поддубный увидел  его уже  на
берегу,  в обществе обладательницы соломенной шляпки. Обрадованный встречей,
он  увивался возле  студентки,  очевидно предлагая ей свои  услуги.  А  она,
стройная, с горделивой осанкой, стояла  несколько смущенная, держа  в  руках
небольшой  чемодан и, как видно, не собиралась передавать свою  легкую  ношу
офицеру.
     -- Сюда, товарищ майор! -- окликнул Телюков.
     Поддубный приблизился к ним.
     -- Познакомьтесь, товарищ майор. Дочь нашего командира полка.
     -- Очень приятно, -- поздоровался Поддубный, назвав себя.
     -- Лиля,  -- сказала  девушка  и, вскинув ресницы, поглядела на офицера
веселым взглядом.
     "Ишь какую дочь вырастил полковник", -- подумал Поддубный.
     --  Вот так  бывает, -- с досадой  сказал  Телюков.  --  Плыли на одном
теплоходе  и  не  видели  друг  друга... Правда, я  почти  все  время  спал.
Набегался по городу, устал...
     "Да и водка затуманила глаза", -- внутренне усмехнулся майор.
     Втроем  они  направились  к  железнодорожной  станции,  находившейся  у
подножия обрывистой высокой скалистой горы.
     Оказалось, что поезд в Кизыл-Калу будет нескоро. Чтобы сократить время,
вещи пришлось сдать в камеру хранения и пойти осматривать город.
     А он оказался вовсе не таким уж маленьким, как выглядел издалека. Между
горами  лежало широкое ущелье, и по нему тянулась асфальтовая улица с домами
европейского  типа.  Попадались  дома трех-  и  четырехэтажные.  Магазины  с
красивыми  вывесками, фонари с  электрическими плафонами,  чугунные  ограды,
легковые автомобили --  все подчеркивало, что это город, а  не только порт и
железнодорожная станция.  У подножия  горы  стоял  довольно  большой  дом  с
вывеской "Гостиница".
     Они вышли  на базарную площадь. Торговля  шла  преимущественно  морской
продукцией.  На  столах  грудами  лежали  раки,  шевеля  клешнями.  Поражала
дешевизна:  ведро раков  -- один  рубль.  По вашему  желанию их здесь  же на
базаре сварят, бросив в кипящий котел,  под которым все время поддерживается
огонь. Сизый дым вился над чайной. В ней русские, казахи, туркмены пили чай.
Одни сидели за столами, а другие -- на коврах, скрестив ноги.
     Телюкову отлично был знаком этот приморский городок, и он взял на  себя
роль экскурсовода.  Водил своих спутников по улицам и переулкам, пока они не
очутились перед рестораном.
     -- Зайдемте, ведь вы, Лиля, не завтракали?
     -- Да нет, что вы! -- смутилась студентка.
     -- Идемте, Лиля! -- настаивал Телюков.
     Лиля  нерешительно  взглянула  на  майора,  как  будто  спрашивала  его
согласия.
     -- Зайдемте, Лиля, если уж нас так настойчиво приглашают.
     За   стойкой,    заставленной   батареями   бутылок,   стоял    молодой
армянин-буфетчик. Увидев  офицеров с девушкой, он поспешил к ним,