м не менее, - продолжал он, беря своей  изящной  маленькой  рукой
жесткую печатную карточку ПВ, -  мы  получили  от  Интерпола  сообщение  о
покушении  на  вашу  жизнь  два  месяца  назад.  Прекрасно  организованное
покушение. Комиссар из Роттердама особо  подчеркивает,  что  покушение  не
случайное и следует ожидать дальнейших попыток.
     Я не знал, что сказать на это. Эсси наклонилась вперед.
     - Скажите, лейтенант, - произнесла она,  разглядывая  его,  -  какова
ваша теория?
     - О, моя теория. Хотел бы я иметь теорию, -  сердито  ответил  он.  -
Террористы?  Несомненно.  Нацеленные  на  вас?  Возможно.  Нацеленные   на
стабильность нынешнего правительства. Еще более  возможно.  Наши  сельские
районы охвачены недовольством; я слышал даже  -  это  между  нами,  -  что
некоторые военные подразделения  планируют  переворот.  Как  можно  знать?
Поэтому я задам вам необходимые вопросы. Видели  ли  вы  кого-нибудь,  кто
показался бы вам подозрительным? Нет? Есть ли у вас предположения, кто мог
организовать покушение в Роттердаме? Можете пролить хоть какой-нибудь свет
на это ужасное дело?
     Вопросы следовали так быстро, словно он вовсе  не  ожидал  ответа  на
них, даже  не  хотел  слышать.  Это  тревожило  меня  почти  так  же,  как
разрушение самой петли: я увидел в этом отражение того, что  чувствовалось
во всем мире. Какое-то безнадежное отчаяние, словно все понимали, что дела
будут обстоять еще хуже и это невозможно  предотвратить.  Меня  это  очень
беспокоило.
     - Мы хотели бы уехать, - сказал я, - так что  если  вы  покончили  со
своими вопросами...
     Он помолчал перед ответом и снова стал  похож  на  человека,  который
знает, как делать свою работу.
     - Я хотел бы попросить вас об одолжении, синьор Броадхед. Не могли бы
вы на день-два дать нам ваш самолет? Для раненых, - объяснил  он,  -  наша
центральная  больница,  к  несчастью,  располагается  непосредственно  под
петлей.
     Должен со стыдом сказать, что я заколебался, но Эсси нет.
     - Конечно, лейтенант, - сказала  она.  -  Тем  более  что  нам  нужно
заказать место на другой петле, прежде чем мы сможем улететь.
     Он расцвел.
     - Моя дорогая сеньора, мы организуем это через военные  линии  связи.
Примите мою глубочайшую признательность за вашу щедрость!
     Городские службы не действовали, но когда мы вернулись  в  номер,  на
столах стояли свежие цветы и корзина  с  фруктами  и  вином,  всего  этого
раньше  не  было.  Окна  закрыли.  Открыв  их,  я  понял,  почему.   Озеро
Тегигуальпа перестало быть озером. Предполагалось, что в случае катастрофы
линия для охлаждения опустится в озеро; впрочем, никто не верил, что такое
возможно. Теперь это произошло,  и  озеро  выкипело  вплоть  до  покрытого
грязью дна. Пар закрывал саму петлю, пахло горячей  грязью,  и  я  тут  же
снова закрыл окна.
     Мы проверили внутренние службы. Они действовали. Нам принесли хороший
обед, извинились, что не могут прислать бармена, чтобы  тот  перелил  наше
вино из бутылки в графин - бармен состоит в  "Гражданской  республиканской
службе чрезвычайных происшествий" и должен выполнять свои  обязанности.  И
обычная горничная номера тоже, хотя нам пообещали, что дежурная  по  этажу
придет через час  и  поможет  нам  распаковать  багаж;  тем  временем  он,
нераспакованный, стоял у стены в фойе.
     Я богат, конечно, но не избалован. Так я по крайней мере считаю. Но я
люблю услуги, особенно услуги прекрасных  компьютерных  программ,  которые
написала для меня Эсси.
     - Мне не хватает Альберта, -  сказал  я,  глядя  на  туманную  ночную
сцену.
     - Не знаешь, чем заняться, без своих игрушек? - усмехнулась Эсси, но,
кажется, у нее что-то было на уме. Что ж.  В  этом  отношении  я  тоже  не
избалован, потому что когда у Эсси что-то на уме, я  часто  заключаю,  что
она хочет заняться любовью, и тут же тоже хочу этого.  Я  часто  напоминаю
себе, что в  истории  человечества  люди  нашего  возраста  гораздо  менее
расположены к любви и изобретательны, но тем хуже  для  них.  Такие  мысли
меня не удерживают. Особенно потому, что Эсси есть  Эсси.  Она  не  только
Нобелевский лауреат. У нее есть и  другие  награды,  включая  появление  в
списке  десяти  самых  изысканно  одетых  женщин.  Нобелевская  премия  ею
заслужена; а вот список десяти лучших, по-моему, фальшивка. Внешность С.Я.
Броадхед не имеет ничего общего с тем, что на ней надето, но много  общего
с тем, что под одеждой. Теперь на ней облегающий светло-синий костюм,  без
всяких украшений; такой можно купить в магазине по сниженным ценам; но она
и в нем попала бы в список.
     - Иди сюда на минутку, - позвал я с большого длинного дивана.
     - Сексуальный маньяк! Ха!
     Но это "Ха!" звучало весьма терпимо.
     - Просто я подумал, - сказал я, - что так как  мы  не  можем  вызвать
Альберта и больше нам нечего делать...
     - Ах, Робин, - сказала она, качая головой. Но она улыбалась.  Поджала
губы, размышляя. Потом сказала: - Вот что я тебе скажу.  Принеси  из  фойе
маленький дорожный саквояж. У меня там для тебя небольшой подарок. А потом
посмотрим.
     Из саквояжа появился ящичек, обернутый серебряной бумагой, а из  него
- большой молитвенный веер хичи. Впрочем, не хичи - размер не  тот.  Такие
Эсси разработала для собственного использования.
     - Ты ведь помнишь Мертвецов и "Здесь  и  После",  -  сказала  она.  -
Прекрасные программы хичи,  я  решила  их  использовать.  И  преобразовала
старую программу. В твоих руках гарантированный реальный Альберт Эйнштейн.
     Я поворачивал веер в руках.
     - Реальный Альберт Эйнштейн?
     - О, Робин, не будь таким буквальным. Не реальный -  реальный.  Я  не
могу оживлять мертвецов, особенно умерших давно. Но личность  реальна,  со
всеми воспоминаниями, мыслями - почти реальна. Я  запрограммировала  поиск
исчерпывающей информации об Эйнштейне. Книги. Документы.  Корреспонденция.
Биографии. Интервью. Снимки. Все.  Даже  старый  потрескавшийся  экземпляр
того, что называлось "Киноновости" - о прибытии корабля в Нью-Йорк в  1932
году. "Пате ньюс". Все вошло  сюда,  и  теперь  когда  ты  задаешь  вопрос
Альберту Эйнштейну, тебе отвечает Альберт Эйнштейн! -  Она  наклонилась  и
поцеловала меня в макушку. - Конечно, - похвасталась  она,  -  я  добавила
кое-что, чего никогда не  было  у  Эйнштейна.  Полный  курс  пилотирования
кораблей хичи. Все новое в науке и технологии с 1955 года, времени,  когда
умер подлинный Эйнштейн. Даже некоторые функции кулинарной,  секретарской,
юридической и медицинской программ. Для Зигфрида фон Психоаналитика  места
не нашлось, - извинилась она, - но ведь он тебе больше не нужен, а, Робин?
Разве только в воспоминаниях.
     Она смотрела  на  меня  с  выражением,  которое  я  научился  за  эти
десятилетия узнавать. Я прижал ее к себе.
     - Хорошо, Эсси, давай.
     Она уселась у меня на коленях и невинно спросила:
     - Что давать, Робин? Ты опять говоришь о сексе?
     - Давай сюда.
     - О... Да это пустяк. Я уже дала тебе серебряный подарок.
     - Что, программу? - И правда, она ее обернула серебряной бумагой -  и
тут до меня дошло. - О, мой Бог! Я пропустил  нашу  серебряную  годовщину.
Когда... - Но я тут же смолк.
     - Когда она была? - закончила она за меня.  -  Теперь.  Она  все  еще
есть. Сегодня, Робин. Поздравляю, Робин, дорогой.
     Я поцеловал ее, должен признаться, отчасти чтобы  выиграть  время,  и
она серьезно поцеловала меня. Я сказал, чувствуя себя презренным:
     - Эсси, дорогая, прости. Когда вернемся, я тебе  сделаю  подарок,  от
которого у тебя волосы встанут дыбом, обещаю.
     Но она прижалась носом к моим губам, чтобы я замолчал.
     - Не нужно ничего обещать, дорогой Робин,  -  сказала  она  с  уровня
моего кадыка, - потому что ты ежедневно в течение двадцати пяти лет  делал
мне достойные подарки. Не считая тех лет,  когда  мы  просто  встречались.
Конечно, - добавила она, поднимая голову, чтобы взглянуть на  меня,  -  мы
одни сейчас, только ты и я и кровать в соседней комнате, и так  будет  еще
несколько часов. И если действительно хочешь, чтобы у меня  волосы  встали
дыбом, начинай. Я, кстати, знаю, что у тебя кое-что для  меня  есть.  Даже
моего размера.


     То, что я  не  захотел  завтракать,  сразу  привело  в  действие  всю
тревожную сигнализацию Эсси, но я объяснил, что  хочу  поиграть  со  своей
новой игрушкой. И это было правдой. Правда и  то,  что  я  довольно  часто
вообще не завтракаю, и эти две правды в  конце  концов  отправили  Эсси  в
обеденный зал без меня;  но  главное,  конечно,  заключалось  в  последней
правде - мои внутренности чувствовали себя не очень хорошо.
     И вот я вставил  нового  Альберта  в  процессор,  появился  розоватый
мерцающий туман, и вот и он улыбается мне.
     - Привет, Робин, - сказал он, - и поздравляю с годовщиной.
     - Это было вчера, - слегка разочарованно ответил я. Я не  думал,  что
поймаю нового Альберта на таких глупых ошибках.
     Он потер кончиком трубки нос, глядя на меня из-под своих густых седых
бровей.
     - По гавайскому времени, - сказал он, - сейчас поглядим, - он  сделал
вид, что смотрит на электронные наручные часы, анахронически выглядывавшие
из-под рукава пиджака, - сейчас  сорок  две  минуты  двенадцатого  вечера,
Робин, и ваша двадцать пятая годовщина будет длиться  еще  около  двадцати
минут. - Он наклонился, почесывая лодыжку. - У  меня  появилось  несколько
полезных новых свойств, - гордо сказал он, - включая  полный  контроль  за
местным временем; он действует независимо от того, есть я на  дисплее  или
нет. Ваша жена - очень хороший программист.
     Конечно,  я  знаю,  что  Альберт  Эйнштейн  -   только   компьютерная
программа, но это все равно что встреча со старым другом.
     - Ты отлично выглядишь, - сделал я  ему  комплимент.  -  Впрочем,  не
знаю, стоит ли тебе носить электронные цифровые часы. Мне кажется, у  тебя
до смерти не могло быть такой вещи. Тогда их просто еще не было.
     Он посмотрел на меня слегка  раздраженно,  но  в  ответ  тоже  сделал
комплимент:
     - Вы отлично знаете историю технологии,  Робин.  Впрочем,  хоть  я  и
Альберт Эйнштейн  и  чрезвычайно  близок  к  оригиналу,  но  не  ограничен
возможностями реального Эйнштейна. Например, миссис  Броадхед  включила  в
мою программу все известные записи хичи, а мой плотский оригинал  даже  не
знал о  самом  существовании  хичи.  Я  также  включил  в  свою  программу
большинство своих коллег и многочисленные  системы  поиска  информации.  Я
попытался подключиться к главной системе, но в этом, Робин, - он  виновато
взглянул на меня, - меня постигла неудача. Впрочем, я включился в  военную
систему. Ваш вылет состоится  в  Лагосе,  Нигерия,  завтра  в  полдень,  и
самолет вам вернут вовремя, так что вы успеете в Лагос. - Он нахмурился. -
Что-то не так?
     Я не столько слушал Альберта, сколько разглядывал его. Эсси проделала
замечательную работу.  Никаких  мелких  погрешностей,  когда  он  начинает
предложение с трубкой в руке, а заканчивает, жестикулируя куском мела.
     - Ты кажешься вполне реальным, Альберт.
     - Спасибо, - сказал он, открыл ящик стола,  достал  оттуда  спички  и
поднес пламя к трубке. В прежние дни у  него  просто  материализовался  бы
коробок спичек. - Может, хотите больше узнать о своем корабле?
     Я подтянулся.
     - Есть что-то новое?
     - Если и есть, - извинился он, - я об этом не знаю: я уже сказал, что
не мог связаться с главной сетью. Тем не менее я получил копию сертификата
от Корпорации "Врата". Корабль значится как двенадцатиместный, то есть  он
способен брать двенадцать человек, если не предназначается для специальных
исследований...
     - Я знаю, что такое двенадцатиместный корабль, Альберт.
     - Конечно. Ну, так вот, он снабжен  всем  необходимым  для  четверых,
хотя можно поместить еще  двоих.  Он  испытан  в  полете  на  Врата-Два  и
обратно,  весь  полет  функционировал  нормально.  Доброе   утро,   миссис
Броадхед.
     Я оглянулся через плечо: Эсси кончила завтракать и  присоединилась  к
нам. Она склонилась ко мне, тщательно рассматривая свое создание.
     - Хорошая программа, - сказала она наконец, потом: - Альберт! Где  ты
взял это ковыряние в носу?
     Альберт виновато извлек палец из носа.
     - Из неопубликованного письма Энрико Ферми к родственнику  в  Италию.
Уверяю вас, жест аутентичен. Есть ли еще  вопросы?  Нет?  Тогда,  Робин  и
миссис Броадхед, - закончил он, - я предлагаю вам упаковаться, потому  что
только что по полицейским каналам связи получил сообщение, что ваш самолет
приземлился и его заправляют. Вы можете вылететь через два часа.


     Так оно и было, и мы благополучно вылетели - или почти  благополучно.
Почти. Мы уже садились в самолет, когда сзади от пассажирского аэровокзала
послышался шум, и мы оглянулись.
     - Похоже на перестрелку. - удивленно сказала Эсси. - А вон те большие
штуки на стоянке, видишь, они раздвигают машины? Одна из  них  только  что
своротила пожарный кран, и из него бьет вода. Неужели это то, что я думаю?
     Я втащил ее в самолет.
     - Может, - сказал  я,  -  если  ты  думаешь,  что  это  танки.  Давай
убираться отсюда.
     И мы убрались. Без проблем. Для нас, во всяком случае, хотя  Альберт,
подключившийся наконец к главной сети, сообщил,  что  опасения  лейтенанта
оправдываются и что действительно началась революция. Итак, у нас  проблем
не было, хотя в обширной  вселенной  происходило  многое,  и  со  временем
проблемы у нас появятся, и весьма болезненные.



                  15. НАЗАД ИЗ НЕПРЕРЫВНОСТИ ШВАРЦШИЛЬДА

     Придя  в  себя,  Джель-Клара  Мойнлин  не  была  мертвой,   как   она
справедливо ожидала. Она  находилась  в  исследовательском  корабле  хичи.
Внешне бронированный пятиместник, но не тот, в каком она была в  последний
момент.
     Последние ее воспоминания были хаотическими, лихорадочными и  полными
боли и ужаса. Она помнила все очень хорошо. Но  в  этих  воспоминаниях  не
было худого смуглого мрачного парня  в  ограничительных  ремнях  и  шарфе.
Больше на нем ничего  не  было.  В  воспоминаниях  не  было  места  и  для
незнакомой  молодой  светловолосой  девушки,  плачущей  навзрыд.   Да,   в
последнем воспоминании Клары люди кричали и плакали! И бранились, и мочили
нижнее белье, потому что оказались пойманными за  барьером  Шварцшильда  в
черной дыре.
     Но эти люди совсем другие.
     Молодая девушка утешающе склонилась к ней.
     - Как ты, милая? Тебе действительно трудно пришлось. - Для Клары  это
утверждение не было новостью. Она знала, как ей было трудно. - Она  пришла
в себя, - сказала девушка через плечо.
     Мужчина наклонился, оттолкнув девушку. Он не  стал  тратить  времени,
расспрашивая Клару о ее состоянии.
     - Как тебя зовут? И еще орбиту и номер полета - быстрее!
     Когда она сказала ему, он ничего не  ответил.  Просто  исчез,  и  его
место снова заняла светловолосая девушка.
     - Я Долли, - сказала она. - Прости, я ужасно выгляжу,  но  по  правде
говоря, я боюсь до смерти. Как ты? Ты была в ужасном  состоянии,  а  здесь
нет никакой медицинской программы.
     Клара села и обнаружила, что да, она в ужасном состоянии. Все ее тело
болит, начиная с головы, которая, по-видимому, обо что-то ударилась. Клара
осмотрелась.  Она   никогда   не   видела   корабль,   настолько   забитый
инструментами и игрушками. И здесь очень приятно пахнет кухней.
     - Слушай, где это я? - спросила она.
     - В его корабле, - указала. - Его зовут Вэн. Он летает и  заглядывает
в черные дыры. - Долли выглядела так, словно собиралась  снова  заплакать,
но потерла нос и продолжала: - И, милая, мне очень жаль, но все эти люди с
тобой, они мертвы. Ты только одна была жива.
     У Клары перехватило дыхание.
     - Все? И Робин?
     - Я не знаю их  имен,  -  сказала  девушка.  И  не  удивилась,  когда
неожиданная гостья отвернула лицо и заплакала. Вэн рявкнул на  женщин.  Он
глубоко задумался.  И  не  знал,  какое  сокровище  обнаружил  и  как  это
сокровище усложнит его жизнь.


     Правда, что я женился на своей дорогой Эсси  в  качестве  реакции  на
потерю Клары Мойнлин. Ко мне возвратилась способность чувствовать, когда я
отбросил чувство вины, вернее, почти отбросил, - вины в утрате Клары.
     Когда со временем я узнал, что Клара жива, я испытал шок. Но, клянусь
Господом, ничто - ничто - не может сравниться с шоком, испытанным  Кларой!
Даже сейчас, в нынешних обстоятельствах, я не могу не чувствовать то,  что
назвал бы - достаточно  несовместимо  со  своим  теперешним  состоянием  -
физической болью, когда я думаю о том, что  испытала  моя  некогда  горячо
любимая Клара, когда восстала из мертвых. И  не  только  потому,  кем  она
была, не  только  из-за  ее  отношений  со  мной.  Всякий  должен  был  бы
посочувствовать ей. Захваченная  в  ловушку,  испытывающая  ужас  и  боль,
уверенная в близкой смерти - и в следующий момент  чудесно  освобожденная.
Боже пожалей бедную женщину! И положение ее не становилось лучше. Половину
времени она проводила без сознания, потому что тело ее  испытало  огромную
физическую  нагрузку.  Приходя  в  себя,  она  не  всегда  понимала,   что
бодрствует. Она чувствовала уколы, ощущала тепло, гул в ушах  и  понимала,
что ей вводят обезболивающее. Но все равно ей было  ужасно  больно.  И  не
только физически. А, приходя в себя, она иногда думала, что галлюцинирует,
потому что человеконенавистник Вэн и деморализованная Долли - не те  люди,
за которых можно ухватиться.  Задавая  вопросы,  она  получала  непонятные
ответы. Она видела, как Вэн разговаривает с машиной, и спросила  у  Долли,
что он делает. Но смысла ее ответа не поняла:
     - А, это его Мертвецы. Они запрограммированы на утерянные  полеты,  и
теперь он спрашивает их о твоем рейсе.
     Но что может понять человек, никогда не слышавший о Мертвецах? И  что
она могла подумать,  когда  прямо  из  воздуха  тонкий  неуверенный  голос
заговорил о ней:
     - ...нет, Вэн,  человека  по  имени  Шмитц  не  было  в  этом  рейсе.
Понимаешь, в этот рейс отправились два корабля...
     - Мне все равно, сколько их полетело!
     Голос смолк. Потом неуверенно:
     - Вэн?
     - Да, я Вэн! Кем я еще могу быть?
     - О... Ну, в этом полете никто не соответствует описанию твоего отца.
Кого ты спас?
     - Она говорит, что ее зовут Джель-Клара Мойнлин.  Женщина.  Не  очень
красивая. Около сорока лет, - сказал Вэн, даже не посмотрев на нее;  Клара
напряглась, но потом сообразила, что перенесенное  испытание,  несомненно,
отразилось на ее внешности.
     - Мойнлин, - прошептал голос. - Джель-Клара, да,  она  участвовала  в
этом полете. Но возраст не соответствует, мне кажется.  -  Клара  кивнула,
чувствуя, как вновь начала болеть голова, а голос продолжал: -  Посмотрим,
имя соответствует. Но она родилась шестьдесят три года назад.


     Сила и темп приливов боли увеличились. Клара, должно быть, застонала,
потому что девушка Долли что-то крикнула Вэну и снова склонилась к ней.
     - Ты выздоровеешь, - сказала она, - но я  попрошу  Генриетту  сделать
тебе еще один укол снотворного, ладно? Когда проснешься, тебе будет лучше.
     Клара, не понимая, смотрела на нее, потом закрыла  глаза.  Шестьдесят
три года назад!
     Сколько потрясений может перенести  человек  и  не  сломаться?  Клара
ломалась нелегко: изыскатель  Врат,  четыре  полета,  все  очень  трудные,
любого достаточно, чтобы всю жизнь преследовали  кошмары.  У  нее  страшно
начинала болеть голова, когда она пыталась думать. Замедление времени? Так
называется то, что  происходит  в  черной  дыре?  Неужели  в  мире  прошло
двадцать или тридцать лет, пока она вращалась в  бездонном  гравитационном
колодце черной дыры?
     - Хочешь поесть? - предложила с надеждой Долли.
     Клара покачала головой. Вэн, раздраженно поджав губу, поднял голову и
сказал:
     - Как глупо