м
состоянии. И наш клиент будет находиться в  той  обстановке,  которую  сам
выберет  из  предлагаемого  перечня.  У  нас  больше   двухсот   вариантов
обстановки, начиная с...
     Джи-ксинг щелкнула пальцами.
     - Мертвецы, - сказала она, вдруг сообразив.
     Продавец кивнул, хотя лицо его слегка напряглось.
     - Да, так были названы первоначальные записи. Я вижу,  вы  знакомы  с
артефактом, который назывался  "Небо  Хичи",  а  сейчас  используется  для
перевозки колонистов...
     - Я третий офицер этого корабля, - сказала Джи-ксинг, сказала правду,
если не считать неточности во времени, - а мой друг - седьмой офицер.
     -  Я  вам  завидую,  -  сказал  продавец,  и   выражение   его   лица
подтверждало, что он говорит искренне. Но зависть не помешала ему продлить
торговый разговор, и Уолтерс внимательно слушал, держа Джи-ксинг за  руку.
Он был благодарен этой руке: она не давала ему думать  о  Мертвецах  и  их
протеже Вэне - или во всяком случае о том, что в данный момент делает Вэн.
     Первоначальные  Мертвецы,  объяснил  продавец,  были  записаны  очень
плохо: переход их воспоминаний и личностей из влажного серого хранилища  в
черепе в кристаллические базы данных, сохранившие  их  после  смерти,  был
проведен  неопытными  работниками  и   с   помощью   аппаратуры,   которая
предназначалась не для  людей.  Поэтому  запись  оказалась  несовершенной.
Можно провести такую аналогию: Мертвецы  при  переходе  из-за  неопытности
работников испытали такой стресс, что  их  можно  считать  спятившими.  Но
теперь   такое   больше   не   происходит.    Процедура    перехода    так
усовершенствована, что покойник может разговаривать с живыми, и  никто  не
заподозрит, что говорит не с реальной личностью.  Больше  того!  "Пациент"
ведет в базе данных активную жизнь. Он может  испытать  все,  что  обещает
мусульманство, христианство, сайентология, плюс, если пожелает, прекрасные
мальчики, рассыпанные, как росинки на траве, хоры ангелов или  присутствие
самого Л.Рона Хаббарда. Если он не религиозен, может испытать  приключения
(самый  распространенный  выбор  -  альпинизм,  глубоководное  погружение,
горные лыжи, свободное падение Тай Чи), слушать музыку любого типа в любом
обществе, какое  захочет...  и,  конечно  (продавец,  не  установив  точно
взаимоотношения   Уолтерса   и   Джи-ксинг,   на   эту   тему   не    стал
распространяться), секс. Все варианты сексуальных  отношений.  Сначала  до
конца.
     - Как скучно, - сказал Уолтерс.
     - Для вас и для меня,  -  согласился  продавец,  -  но  не  для  них.
Понимаете, они сами не очень хорошо помнят запрограммированные  процедуры.
Эта часть записи прогрессирующе слабеет. Но все остальные - нет.  Если  вы
поговорите с близким человеком, а потом через год продолжите разговор,  он
будет помнить разговор годичной давности во всех подробностях. Однако  все
его  запрограммированные  удовольствия  быстро  забываются  -  как  всякие
воспоминания об удовольствиях, понимаете? И он хочет испытывать их снова и
снова.
     -  Ужасно!  -  сказала  Джи-ксинг.  -  Оди,  мне  кажется,  нам  пора
возвращаться в отель.
     - Еще нет, Джейни. А нельзя ли поговорить с ними?
     Глаза продавца блеснули.
     - Конечно. Некоторые из них  любят  поговорить,  даже  с  незнакомыми
людьми. У вас есть немного времени? В сущности это очень просто. -  Говоря
это, он подвел их к экрану ПВ, справился в переплетенном в шелк  указателе
и набрал код. - Я подружился с одним из них, - застенчиво объяснил  он.  -
Когда нет посетителей, у меня бывает много времени, я  их  вызываю,  и  мы
отлично болтаем... А, Рекс! Как дела?
     -  Прекрасно,  -  ответил   красивый   загорелый   пожилой   человек,
появившийся на ПВ. - Рад вас видеть! Мне  кажется,  я  незнаком  с  вашими
друзьями? - добавил он, дружески поглядывая на Уолтерса и Джи-ксинг.  Если
есть идеальное состояние у человека, достигшего определенного возраста, то
он находился именно в таком состоянии; на голове сохранились  все  волосы,
похоже, и зубы собственные; в углах глаз морщинки от смеха, в остальном же
лицо гладкое, а глаза яркие и теплые. Он вежливо  выслушал  представления.
Когда его спросили, что он делает, он скромно пожал плечами:  -  Собираюсь
исполнять партию Кармины Катулла  в  Венской  опере.  -  Он  подмигнул.  -
Ведущая сопрано очень красива, и мне кажется, любовная  лирика  находит  у
нее отклик.
     - Поразительно, - прошептал Уолтерс, глядя на него. Но Джи-ксинг была
гораздо меньше очарована.
     - Мы не хотим мешать вашим музыкальным занятиям,  -  вежливо  сказала
она, - и боюсь, нам пора уходить.
     - Занятия подождут, - добродушно объяснил Рекс. - Они всегда ждут.
     Уолтерс был очарован.
     - Скажите, - спросил он, - когда вы  говорите...  гм...  о  дружбе  в
этом... гм... состоянии, можете ли вы сами выбирать себе собеседника? Даже
если он еще жив?
     Вопрос  был  адресован  продавцу,  но  первым  заговорил   Рекс.   Он
проницательно взглянул на Уолтерса и сочувственно ответил:
     - Кого угодно, - и кивнул, будто они в тайне о чем-то договорились. -
Живого, мертвого или воображаемого. И, мистер  Уолтерс,  ваши  собеседники
сделают все, что вы захотите. - Он усмехнулся. - Я всегда говорю, что ваша
"жизнь" - только вступление к подлинной жизни, которая  здесь.  Просто  не
понимаю, почему люди это так надолго откладывают!


     Между прочим, "Здесь и После" - одно  из  тех  побочных  предприятий,
которые мне больше всего дороги, и не потому, что  приносят  много  денег.
Когда мы обнаружили, что хичи умеют записывать и хранить в  своих  машинах
личности умерших, блеснул свет. Ну, сказал я моей доброй  жене,  если  они
умеют это делать, то почему бы не делать и нам? Ну,  ответила  моя  добрая
жена, можно,  Робин,  дай  мне  только  немного  времени  для  работы  над
кодированием. Я не принимал никаких решений относительно  себя:  хочу  ли,
чтобы со мной это проделали, где и когда. Но я был совершенно уверен,  что
не хочу, чтобы это проделали с Эсси, по крайней мере не  тогда,  и  потому
был очень рад, что пуля всего лишь оцарапала ей нос.
     Больше того. Нам пришлось  познакомиться  с  роттердамской  полицией.
Сержант в форме представил нас  бригадиру,  который  посадил  нас  в  свою
большую  скоростную  машину  с  горящими  огоньками,  отвез  в  полицию  и
предложил кофе. Бригадир Зюйц провел нас  в  кабинет  инспектора  Ван  Дер
Вааль, рослой крупной женщины  со  старомодными  контактными  линзами,  от
которых ее глаза  казались  выпуклыми  и  сочувственными.  Как  неприятно,
минхер! Надеюсь, вы не пострадали, мадам! Она отвела нас по лестнице -  по
лестнице! - в кабинет комиссара Лютцека, который  был  рыбой  совсем  иной
породы. Низкорослый. Тощий. Красивый, с мальчишеским лицом; хотя  ему  еще
нет пятидесяти, он уже главный комиссар. Можно представить  себе,  как  он
затыкает пальцем дыру в плотине и держит так, пока не  захлебнется  [Намек
на известный детский рассказ о  мальчике-голландце,  который  спас  родной
город от наводнения, заткнув пальцем плотину]. Но  невозможно  представить
себе, чтобы он сдался.
     - Спасибо, что зашли, - сказал он, усадив нас.
     - Несчастный случай, - заметил я.
     - Нет. К сожалению, не несчастный случай. Если бы несчастный  случай,
им бы занялась муниципальная полиция, а не я. Мы проводим расследование  и
просим вас об участии.
     Я сказал, чтобы поставить его на место:
     - Наше время слишком ценно, чтобы заниматься такими делами.
     Но его невозможно было сбить.
     - Ваша жизнь еще ценнее.
     - Послушайте.  Солдаты  на  параде  выполняли  упражнения,  у  одного
случайно автомат оказался заряжен и выстрелил.
     - Минхер Броадхед, - сказал он, - во-первых, ни в одном  автомате  не
было патронов; вообще эти  автоматы  были  без  затворов.  Во-вторых,  эти
солдаты совсем не солдаты; это  студенты  колледжей,  которых  наняли  для
участия в параде и переодели;  это  декорация,  как  стража  Букингемского
дворца. В-третьих, стреляли не со стороны участников парада.
     - Откуда вы знаете?
     - Мы нашли оружие. - Теперь он выглядел очень сердитым. - В  шкафчике
полицейского. Весьма  неприятно  для  меня,  можете  себе  представить.  К
участию  в  параде  привлекли  много  дополнительных  полицейских,  и  они
переодевались в передвижной гардеробной-фургоне. "Полицейский",  тот,  что
выстрелил, остальным незнаком, но ведь их  собрали  из  разных  отделений.
После парада он быстро переоделся и ушел, оставив свой шкафчик открытым. В
шкафчике только форма - я думаю, украденная, - пистолет и ваша фотография.
Не мадам. Ваша.
     Он ждал. Мальчишеское лицо казалось мирным.
     Но я не испытывал мира. Потребовалось несколько минут,  чтобы  я  все
осознал. Мысль о том, что кто-то сознательно пытался меня  убить,  пугала.
Не просто смерть; это страшно уже по определению, и я помню,  как  страшно
мне было, когда смерть оказывалась рядом. Но убийство хуже обычной смерти.
Я сказал:
     - Знаете, как я себя чувствую? Виновным. Я хочу сказать,  что  сделал
что-то такое, отчего меня ненавидят.
     - Совершенно верно, минхер Броадхед. И что же такого вы сделали?
     - Понятия  не  имею.  Если  найдете  человека,  вероятно,  узнаете  и
причину. Наверно, это нетрудно: он ведь оставил отпечатки  пальцев  и  все
такое. Я видел много камер, может, он даже попал кому-нибудь в объектив...
     Комиссар вздохнул.
     - Минхер, пожалуйста, не  надо  учить  меня,  как  вести  полицейское
расследование. Все это проводится плюс допросы всех, кто мог видеть  этого
человека, плюс анализ пота на одежде, плюс другие способы идентификации. Я
полагаю, что этот человек профессионал, и поэтому все наши  меры  окажутся
безуспешными. Нужно подойти с другого направления. Кто ваши враги и что вы
делаете в Роттердаме?
     - Вероятно, враги у меня есть. Возможно, соперники по бизнесу, но они
ведь не убийцы.
     Он терпеливо ждал, и поэтому я добавил:
     - А что касается того, что я делаю в Роттердаме,  то  это,  по-моему,
хорошо известно. Мои деловые  интересы  включают  использования  некоторых
артефактов хичи.
     - Это известно, - сказал он, уже не так терпеливо.
     Я пожал плечами.
     - Я одна из заинтересованных сторон в процессе, который происходит  в
Международном Дворце Правосудия.
     Комиссар открыл один из ящиков стола, заглянул в него и снова закрыл.
     - Минхер Броадхед, - сказал он, -  у  вас  в  Роттердаме  было  много
встреч, не связанных  с  процессом,  но  имеющих  отношение  к  вопросу  о
терроризме. Вы хотите прекратить терроризм.
     - Мы все этого хотим, - ответил я, но внутри ощутил не  только  боль.
Я-то считал, что действую тайно.
     - Мы все этого хотим,  но  вы  ради  этого  что-то  делаете,  минхер.
Поэтому я считаю, что у вас действительно есть враги.  Наши  общие  враги.
Террористы. - Он встал и проводил нас к двери. - Пока  вы  находитесь  под
моей юрисдикцией, я позабочусь об охране. Но за ее пределами  могу  только
посоветовать  вам  быть  осторожнее,  потому  что  считаю:  вам   угрожает
серьезная опасность.
     - Она всем угрожает, - сказал я.
     - Всем случайно, да. Но вы теперь - особый случай.


     Наш отель  построен  в  цветущие  дни  богатых  туристов  и  нефтяных
магнатов. Номера убраны в соответствии с их вкусами.  Но  не  всегда  -  с
нашими. Ни я, ни Эсси не оценили соломенные матрацы и деревянные  подушки,
но все это убрали и нас поместили в номер с  настоящей  большой  кроватью.
Круглой и огромной. Я с нетерпением ждал возможности испытать ее. От  фойе
толку меньше: такую архитектуру я ненавижу:  консольные  переходы,  больше
фонтанов, чем в Версале, зеркал столько, что, глядя в них, можно подумать,
что ты в открытом космосе.  Впрочем  благодаря  любезности  комиссара  или
молодой женщины-полицейского, которой он поручил нас сопровождать, мы были
избавлены от всего этого. Нас провели через  служебный  ход  и  подняли  в
лифте, в котором пахло пищей. Возле нашего номера произошли перемены.  Как
раз напротив двери в лестничном пролете стояла мраморная крылатая  Венера.
Теперь  у  нее  появился  напарник  в  синем  костюме,  внешне  совершенно
неприметный человек, который упорно не желал встречаться со мной взглядом.
Я  взглянул  на  сопровождавшую  нас  полицейскую.  Она  в  замешательстве
улыбнулась, кивнула своему коллеге в лестничном пролете и закрыла за  нами
дверь.
     Да, мы действительно особый случай.
     Я сел и посмотрел на Эсси. Нос у нее еще распухший, но это,  кажется,
ее не тревожит. Все же:
     - Может, тебе лечь? - предложил я.
     Она с терпеливой улыбкой ответила:
     - Из-за крови из носа, Робин? Очень глупо. Или у  тебя  что-то  более
интересное на уме?
     Надо отдать должное моей дорогой жене. Как  только  она  подняла  эту
тему, несмотря на трудный день и  состояние  моей  прямой  кишки,  у  меня
действительно что-то  появилось  на  уме.  За  двадцать  пять  лет,  можно
подумать, даже  секс  станет  скучным.  Мой  информационный  друг  Альберт
рассказывал об опытах с  животными,  которые  доказали  это.  Самцов  крыс
оставили с самками, и частота их половых контактов все  время  измерялась.
Обнаружили, что с течением времени она уменьшается.  Скука.  Тогда  старых
самок убрали и поселили новых. Крысы приободрились и снова занялись делом.
Это установленный научный факт - относительно крыс, но мне кажется,  я  не
крыса, по крайней мере в некоторых  отношениях.  Должен  признать,  что  я
испытывал большое наслаждение, когда  без  всякого  предупреждения  кто-то
всадил мне кинжал в живот.
     Я не мог сдержаться. Закричал.
     Эсси  оттолкнула  меня.  Быстро  села.  Вызвала  по-русски  Альберта.
Послушно появилась его голограмма. Он взглянул на меня и кивнул.
     -  Да,  миссис  Броадхед,  пожалуйста,  прижмите  запястье  Робина  к
фармацевтическому устройству в спинке кровати.
     Я вдвое согнулся от боли. Мне показалось, что сейчас меня вырвет, но,
очевидно, от содержимого моих внутренностей не так-то легко избавиться.
     - Сделай что-нибудь! - воскликнула Эсси,  отчаянно  прижимая  меня  к
своей обнаженной груди, а руку - к спинке кровати.
     - Я уже делаю, миссис Броадхед, - ответил Альберт, и действительно, я
почувствовал укол в руку. Боль уменьшилась и стала терпимой.  -  Не  стоит
напрасно тревожиться, Робин, - благожелательно сказал Альберт. - Вам тоже,
миссис Броадхед. Я уже  несколько  часов  назад  предвидел  такой  болевой
приступ. Это всего лишь симптом.
     - Проклятая высокомерная программа, -  воскликнула  Эсси,  написавшая
эту программу, - симптом чего?
     - Начала  последней  стадии  процесса  отторжения,  миссис  Броадхед.
Положение пока не критическое, тем более что  я  вместе  с  обезболивающим
ввожу и другие препараты. Но все же предлагаю завтра произвести операцию.
     Я теперь чувствовал себя  достаточно  хорошо,  чтобы  сесть  на  краю
постели. Провел пальцем ноги по стрелам в  ковре,  указывающим  в  сторону
Мекки, дань нефтяным магнатам, и сказал:
     - А как с подбором тканей?
     - Все уже подготовлено, Робин.
     Я осторожно пощупал живот. Он не взорвался.
     - На завтра у меня назначено много встреч, - указал я.
     Эсси, которая мягко покачивала меня, отпустила и вздохнула:
     -  Упрямый  человек!   Зачем   откладывать?   Можно   было   провести
трансплантацию несколько недель назад, и ничего этого бы не было.
     - Мне не хотелось, - объяснил я, - к тому же Альберт заверил,  что  у
меня было еще время.
     - Было время! Конечно, было время! Неужели нужно тянуть до  тех  пор,
пока не произойдет что-то непредвиденное? И тут ты понимаешь, что  времени
уже нет и приходится умирать. Я тебя люблю живого и теплого, Робин,  а  не
программу из "Здесь и Потом"!
     Я потерся о нее носом и подбородком.
     - Больной! Убирайся от меня! - рявкнула она, но  не  отстранилась.  -
Ха! Теперь тебе лучше!
     - Гораздо лучше.
     - Достаточно, чтобы поговорить серьезно и назначить время операции?
     Я подул ей в ухо.
     - Эсси, - сказал я, - обязательно, но не в данную минуту, потому что,
если я правильно помню, мы с тобой не закончили одно дело. Не с Альбертом.
Будь добр, старый друг, отключись.
     - Конечно, Робин. - Он улыбнулся и исчез. Но Эсси держала меня, долго
глядела мне в лицо, потом покачала головой.
     - Робин, - сказала она. -  Ты  хочешь,  чтобы  я  записала  тебя  как
программу "Здесь и После"?
     - Нисколько, - ответил я, - и вообще я сейчас хочу поговорить  не  об
этом.
     - Поговорить! - фыркнула она. - Ха, знаю я, как ты говоришь... Я хочу
сказать, Робин, что если я тебя запишу, то кое-что обязательно изменю!


     Ну и денек получился!  Неудивительно,  что  некоторые  незначительные
обстоятельства  я  забыл.  Моя  секретарская   программа,   конечно,   мне
напоминала, так что я не удивился,  когда  отворилась  дверь  и  появилась
процессия официантов во главе с дворецким. Принесли обед. Не на двоих.  На
четверых.
     - О, мой Бог! - воскликнула Эсси, ударив себя по лбу тыльной стороной
ладони. - Твой бедный друг с лягушечьим лицом, Робин! Ты пригласил его  на
обед.  И  только  взгляни  на  себя!  Босые  ноги!  Сидишь  в  белье!   Ты
некультурный, Робин. Иди одеваться немедленно!
     Я встал, потому что спорить бессмысленно, но все же сказал:
     - Я в белье, а ты разве нет?
     Она презрительно взглянула на  меня.  На  самом  деле  на  ней  такая
китайская штука с разрезом на боку.  Похоже  и  на  платье,  и  на  ночную
рубашку, и она использовала ее в обоих качествах.
     - Нобелевский лауреат, - укоризненно сказала она, -  сам  определяет,
что ему прилично носить, а что нет. К тому же я уже приняла душ, а ты  нет
и потому пахнешь сексуальной деятельностью... и, о Боже! -  добавила  она,
наклонив голову и прислушиваясь, - я думаю, они уже здесь!
     Я направился к ванной, а она к двери, но я еще услышал  звуки  спора.
Один из слуг тоже  внимательно  слушал,  причем  рука  его  бессознательно
устремилась к выпуклости под мышкой. Я вздохнул и направился в ванную.
     На самом деле это не ванная. Можно назвать купальным  номером.  Ванна
по размерам достаточна для двоих. Может, даже для троих или четверых, но я
о большем, чем двое, не мог думать.  Иногда  я  гадаю,  что  эти  арабские
туристы делали в таких ванных. В самой ванной имелось  скрытое  освещение,
из окружающих статуй лилась холодная или горячая  вода,  весь  пол  покрыт
толстым  ковром.  И  все  вульгарные  туалетные  принадлежности  скрыты  в
собственных декорированных помещениях. Все очень аккуратно.
     - Альберт! - окликнул я, снимая рубашку через голову,  и  он  тут  же
отозвался:
     - Да, Робин?
     В ванной нет видео, только голос. Я сказал:
     - Мне тут нравится. Проследи, чтобы нечто подобное  было  установлено
на Таппановом море.
     - Конечно, Робин. Но пока не могу ли я напомнить вам, что  гости  уже
ждут?
     - Можешь, потому что ты уже напомнил.
     - К тому же, Робин, вам нельзя переутомляться. Те медикаменты, что  я
вам дал, это только временное средство, и потому...
     - Отключись, - приказал я и пошел в гостиную, где ждали  гости.  Стол
был уставлен хрусталем  и  фарфором,  горели  свечи,  вино  в  охладителе,
вежливо дожидались официанты.  Даже  тот,  с  выпуклостью  под  мышкой.  -
Прости, что заставил тебя ждать, Оди, - сказал я, улыбаясь, -  но  у  меня
был тяжелый день.
     - Я уже говорила им, - сказала  Эсси,  передавая  тарелку  восточного
вида девушке.  -  Пришлось:  этот  глупый  полицейский  у  двери  счел  их
террористами.
     - Я попытался объяснить, - подхватил Уолтерс, -  но  он  не  понимает
по-английски. Миссис Броадхед разобралась с ним. Хорошо, что  вы  говорите
по-голландски.
     Она изящно пожала плечами.
     - Если знаешь немецкий, знаешь и голландский. Это одно и то же,  если
говорить громко.