елю и намеревался честно отсидеть вторую, после чего вернуться в Москву. Одинцов, скорее всего, тут же отправит его в какой-нибудь другой район, чтобы не мозолил глаза полковнику. Ну, там видно будет.
     Зима, затишье... Вот весной - там уже начнется работа: появятся "подснежники" (Жаргонное название трупа, обнаруженного при сходе снежного покрова. - Примеч. автора.); молодежь станет, выделываясь перед девчонками, угонять машины, чтобы прокатиться с ветерком до ближайшего лесочка; понаедут дачники, нарушая патриархальное спокойствие городка и вступая в неизбежные конфликты со старожилами, заканчивающиеся, как правило, мордобоем... Пока же здесь совершенно нечем заниматься.
     В дверь постучали.
     - Да! - После некоторой паузы Михаил разрешил посетителю войти. Паузы как раз хватило, чтобы извлечь из ящика стола стопку отчетов и придать лицу озабоченный вид. Как бы там ни было, но не следует местному личному составу подозревать московского проверяющего в тунеядстве. Даже если на самом деле так оно и есть.
     В приоткрывшейся двери показалась голова в фуражке родного мышиного цвета.
     - Простите, ваша фамилия Угрюмов?
     - Точно так, - кивнул Михаил.
     - Я из дежурки... Там вам звонят из Москвы.
     - Иду.
     Двигаясь вслед за молоденьким сержантом, Миша поинтересовался:
     - Что-то я тебя раньше не видел.
     - Только из отпуска, - вздохнул сержант.
     - Сочувствую...
     - Спасибо, - улыбнулся тот. - Хотя проводить отпуск зимой и дома - лучше уж на работу. Вон, трубка лежит.
     Миша взял трубку, попутно отметив, что аппарат находится в еще худшем состоянии, чем его собственный.
     - Угрюмов слушает.
     - Привет, Михаил! - Голос был знаком до боли, и Мишка вдруг понял, что спокойные денечки кончились. Он и сам не мог бы сказать, откуда вдруг родилась такая уверенность, но чувствам своим доверял. Все. Баста. Теперь придется пахать и пахать. И на пахоте этой ему, скорее всего, предстоит быть лошадью.
     - Привет, Геннадий. Что-то случилось?
     - Нутром чуешь? - фыркнул Одинцов. - Значит так, бросай там все на хрен, бери ноги в руки и дуй сюда. Только имей в виду: в управу не суйся, сразу ко мне. Домой то есть.
     - В чем дело, шеф?
     - Не по телефону. Скажу одно: мы с тобой в жопе, и не только мы. Ты с местными добазаришься, чтобы тебе командировку закрыли неделей вперед?
     - Ну... возможно.
     - Поверь, будет куда лучше, если уговоришь. Все! Когда тебя ждать?
     Михаил прикинул расписание поездов, добавил час-другой на возможные задержки - куда же без них? - приплюсовал время на дорогу от вокзала до Генкиного дома... Получалось, что не ранее чем в два-три часа дня. Завтрашнего, разумеется.
     - Ладно, жду.

***

     Разумеется, уговорить местное начальство поставить в командировочном дату выезда, не соответствующую фактической, оказалось совсем не сложно. Более того, начальство было столь довольно скорым отъездом проверяющего и обещанием хорошего отзыва, что само вызвало секретаря, шлепнуло на командировочное печать и вернуло Михаилу документ без даты выбытия. Мол, что сочтешь нужным, то сам и впишешь.
     Учитывая, что Одинцов вряд ли поднимет панику просто так, Михаил пожертвовал энной суммой и приобрел сразу два билета на поезд. Один - по которому и впрямь намеревался ехать, второй - на ту дату, когда должен был возвращаться согласно плану. Причем первый - козыряя удостоверением, бормоча что-то о служебной необходимости на совершенно чужую фамилию. Кассир проникся значимостью момента, 'понимающе кивал и обещал молчать до гробовой доски... То есть, скорее всего, до ужина, где этот случай, после принятия "маленькой", будет шепотом предан огласке. Но вряд ли информация разойдется быстро и широко.
     Дорога прошла нормально, хотя Угрюмов чувствовал себя как на иголках и понимал, что его нервозность заметна. Правда, зимой вагоны пустовали, а два соседа по купе, откушав водочки, тут же мирню задремали, нисколько не интересуясь окружающим. Это опера устраивало как нельзя лучше. Он и сам не знал, почему столь старательно маскируется - наверное, шло это от рефлексов, от чувства опасности, которое со временем вырабатывается у всех мужчин, рискующих по роду работы собственной шкурой.
     Одинцов встретил его у порога, молча стиснул руку и кивком головы указал в сторону комнаты - проходи, мол.
     - Ну, рассказывай, что случилось.
     - Почитай. - Гена бросил на столик перед Мишкой несколько скрепленных листков бумаги. Тот развернул и углубился в чтение.
     "Осмотр места происшествия... Женщина, на вид 25-30 лет... огнестрельное ранение брюшной полости... Мужчина, на вид 25-30 лет... множественные огнестрельные ранения... Изъяты пули..." Фамилия потерпевшего показалась Михаилу знакомой, но сразу вспомнить ее обладателя он не смог. Слишком уж много фамилий мелькало перед ним все эти годы - так много, что давно уже рефлекс узнавания перестал на них реагировать.
     Перевернув последнюю страницу, он поднял глаза на Одинцова:
     - Ну и что?
     - Теперь читай вот это... - Гена протянул подчиненному еще несколько листков. Существенно меньше, кстати.
     Из второго комплекта документов следовало, что в квартире такой-то произошла пьяная драка, в ходе каковой муж, воспользовавшись столовым ножом, нанес своей супруге проникающую рану брюшной полости, вследствие которой она скончалась на месте. Осознав содеянное, мужчина принял решение покончить жизнь самоубийством, которое и реализовал, написав соответствующую пояснительную записку и застрелившись из пистолета Макарова, 9 мм.
     Михаил вдруг почувствовал, как лоб покрывается испариной. Он снова взял первую пачку бумаг, сверяя фамилии, имена, адреса. Все было верно.
     - Что это? - глухо спросил он.
     - Первый пакет документов - осмотр места преступления, выполненный нашими ребятами, и мной в том числе. Женщина явно не сопротивлялась, да и, собственно, она была не в том состоянии, чтобы сопротивляться. Похоже, в нее всадили пулю сразу, как только она открыла дверь. Без разговоров. Мужчина, наоборот, сопротивлялся более чем активно, и я зуб даю, что кое-кто из нападавших ушел не на своих двоих. У него на руках кровь... ладно, об этом потом. Значит так: его изрешетили в буквальном смысле слова, стреляли из пистолета с глушаком, наверное, потому никто выстрелов и не слышал. На первый взгляд из квартиры ничего не пропало. Это, так сказать, вещи простые и понятные.
     Он вдруг вышел на кухню, затем вернулся, неся две стопки и бутылку коньяка. У Мишки округлились от удивления глаза - Одинцов квасит в рабочее время? С дуба рухнуть! Но протянутую рюмку принял и одним махом опрокинул в себя. Чувствовалось, что день готовит немало сюрпризов, следовательно, некоторый допинг не помешает.
     Одинцов явно не в своей тарелке, значит, ему еще есть что сказать, и вряд ли это не касается Михаила.
     - Теперь пойдут вещи непростые и непонятные. Первое. Эксперты не смогли установить оружие, из которого стреляли. Пули и гильзы стандартные, от Макарова, но характер нарезов и прочие премудрости говорят о том, что стреляли не из "пээма". Второе. Эксперты в один голос утверждают, что все выстрелы сделаны из одного ствола.
     Мишка нырнул глазами в протокол, пробежал его от начала до конца - сначала просто так, потом повторно, загибая пальцы. Одинцов в ожидании молчал.
     - Тридцать семь выстрелов?
     - Если ни одна пуля не улетела в окно. Учитывая, что окно разбито вдребезги, сам понимаешь. Представь себе такую картину: по квартире мечется человек, ты в него стреляешь, потом меняешь обойму, стреляешь снова... И так пять-шесть раз.
     - Бред.
     - Не то слово. И все же эксперты клянутся, что стреляли из одной и той же пушки. Третье. На левой руке мужчины и под ногтями правой руки обнаружена кровь. Анализ показал, что это... не кровь.
     - А что? - не найдя ничего лучшего, спросил Михаил.
     - Не известно. Какой-то химический состав. Петровича из экспертного знаешь?
     - Ну.
     - Так вот, Петрович говорит, что это все-таки кровь. Жидкость по составу очень похожа на кровь, но...
     Он на некоторое время замолчал. Михаил не подгонял шефа, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет. Тот все скажет сам, поскольку раз уж начал, то останавливаться глупо. Просто нужно время, чтобы подобрать слова.
     - Короче. Либо это не кровь вообще, либо кровь, но не человеческая.
     - А чья? - Михаил непонимающе смотрел на капитана. - Животные в доме были?
     - Мишка, это не наша кровь... - Одинцов вздохнул и, собравшись с силами, выпалил:
     - Не земная.
     Наверное, он ожидал гомерического хохота, вращения пальцем у виска и банальных фраз типа: "Ты, брат, погнал". Наверное, он даже был бы рад, если бы Мишка выдал нечто в таком духе... Но тот молчал. Снова просмотрел вторую подшивку документов и уперся в Одинцова вопросительным взглядом:
     - Ну а это откуда?
     - Это мне на следующий день дал Бурый, - вздохнул Одинцов. - Самоубийство. Дело закрыто.
     - Самоубийство? Одиннадцать пулевых ранений, из них четыре смертельных?
     - Особо жестокое самоубийство, - мрачно заметил Одинцов, даже не улыбнувшись. - Из дела изъяты все заключения экспертизы, вместо них вложены новые. У бабы этой, понимаешь ли, не пуля в животе - у нее там столовый нож. А мужик, оказывается, застрелился, причем из оружия, которое найдено рядом с телом.
     - При осмотре его там не было?
     - Ясный пень. И еще. Прилагающийся к делу в качестве вещдока пистолет имеет спиленные номера, по результатам баллистической экспертизы - не фальсифицированной, кстати, а самой что ни на есть честной - чист как стекло. Только вот все пули в хате той выпущены были не из него... В отчете об этом, конечно, ни слова.
     - Хреново... так, Генка, один очень важный вопрос. Какое, к едрене фене, это имеет отношение ко мне?
     - Тебе фамилия потерпе... самоубийцы ни о чем не говорит?
     Михаил еще раз вчитался в фамилию и имена убитых мужчины и женщины. И вспомнил:
     - Твою ж...
     - Вот именно.
     Мишка вскочил и заходил по квартире кругами, затем сорвал трубку телефона, набрал номер.
     После нескольких долгих гудков послышался недовольный голос:
     - Слушаю.
     - Петро? Это Угрюмов. Бросай все дела...
     - Как это - бросай? У меня...
     - Насрать. Бери машину, дуй ко мне, - он продиктовал адрес Одинцова, - и быстро.
     - Может, уж лучше вы к нам? - неуверенно протянул Петр, но по угрожающему сопению в трубке понял, что спорить бессмысленно. - Еду. Пятнадцать минут.
     Михаил швырнул трубку на рычаг и повернулся к Одинцову:
     - В "Арену" сообщил?
     - И не собирался. Это дело дурно пахнет, поэтому сначала подумаем сами.
     - Добро... Сейчас подъедет один кореш - ты его, впрочем, знаешь, он в курсе дела. Помозгуем вместе.

***

     Анжелика смертельно не любила вечерних платьев. Наверное, для них просто не пришло еще время, а может быть, сказалось воспитание - она всегда была бой-бабой, почти мальчишкой, предпочитая куклам солдатиков, а пасьянсу - DOOM. В ее гардеробе вне конкуренции были джинсы, кроссовки и прочее барахло стиля "унисекс". По крайней мере, в первые двадцать лет жизни.
     Потом она познакомилась с парнем, который спустя месяц перебрался к ней на постоянное место жительства. "Постоянство" оказалось недолговечным, но он, покидая эти стены навсегда, оставил на память две очень важные вещи.
     Прежде всего, он убедил Анжелику, что у нее отличные ноги, которые просто грешно скрывать под джинсами. Он был настолько убедителен, что девушка, пусть и не смирившись с соблазнительными вечерними нарядами полностью, сменила привычную униформу на шпильки и мини Жаргонное название трупа, обнаруженного при сходе снежного покрова. - Примеч. автора Жаргонное название трупа, обнаруженного при сходе снежного покрова. - Примеч. автора - иногда даже весьма вызывающие. Собственно, к радости окружающих - видеть рядом очаровательную девушку куда приятнее, чем серое безобразие, пол которого определяется отметкой в паспорте.
     Второе и главное - парню удалось убедить Анжелику в ее неотразимости. В этом, несомненно, важную роль сыграла банальная влюбленность юноши - девушка поверила, прониклась и расцвела. На самом деле ее нельзя было назвать красавицей - по крайней мере, если следовать общепринятым канонам красоты, но она была более чем симпатичной, и, когда "серая мышка" ушла в прошлое, от поклонников не стало отбоя.
     Еще до появления в "Арене" Лика уверенно двигалась по карьерной лестнице, будучи неплохим переводчиком. Какое-то время она даже видела себя на литературном поприще и в преддверии этого светлого будущего научилась неплохо разбираться в компьютерах.
     Попутно, поддерживая собственные представления о сохранении красоты, она решила заняться спортом. Правда, для профессиональных занятий она была уже стара, всякие новомодные шейпинги, калланетики и аэробики ее не привлекали, и тогда Лика записалась в секцию карате. Нельзя сказать, что она преуспела там, где обучение следует начинать с детского возраста, но определенные навыки приобрела, а впоследствии закрепила и развила их в "Арене". Изящество и хрупкость фигуры Лика при этом утратила безвозвратно, теперь ее тело представляло собой великолепный набор мышц, у некоторых мужчин даже вызывающий мистический ужас. Может быть, именно поэтому она до сих пор была одинока, хотя в ее жизнь время от времени входил какой-нибудь мужчина. Долго они не задерживались - мало кто из мужиков способен выносить рядом женщину не только умную и красивую, но еще и физически более сильную. Впрочем, надежды найти того единственного она не теряла. Правда, один из наиболее перспективных кандидатов был безнадежно женат на красивой длинноногой дуре.
     Вот и сейчас она ждала гостя, в связи с чем домашний халат сменился весьма экстравагантным прикидом, огненно-рыжие волосы подверглись особо тщательной укладке, а макияж был именно таким, какой нужен для романтического ужина, который, весьма вероятно, плавно перетечет в завтрак. Поскольку время до прихода гостя еще оставалось, Лика сидела возле компьютера, шаря по Интернету в поисках последних новостей.
     Звонок в дверь оторвал ее от чтения, но не заставил встать с кресла. Лишь рука с длинными ногтями двинула мышку, переключая монитор на вмонтированную над дверью web-камеру. Эту игрушку установил один из предыдущих ухажеров Лики, за что она была ему искренне благодарна. Она вообще умела быть благодарной и доброжелательной, поэтому расставалась с парнями легко, не наживая себе врагов и сохраняя с бывшими любовниками дружеские отношения.
     В углу экрана зажегся прямоугольник, на котором высветилась лестничная площадка. Лика вздрогнула и напряженно уставилась на картинку.
     У двери стояли трое. Качество камеры было не слишком хорошим, освещение в подъезде - дерьмовым: как всегда, какая-то сволочь вывернула лампочку, и лестничный пролет почти тонул во тьме. Но она была уверена, что там, в полумраке, есть кто-то еще, скорее всего не один.
     Она внимательно рассматривала незваных гостей, не слишком беспокоясь за собственную безопасность. Тяжелая железная дверь - достаточно надежная защита для одинокой женщины. Даже если женщина эта в остальном беззащитна. А Лика таковой не являлась - пару раз пьяным придуркам, возжелавшим любви в темном переулке, приходилось в этом убеждаться.
     Женский взгляд сразу выхватил то, что мужчины отметили бы в последнюю очередь. Троица перед дверью была... одинаковая. Одинаковая одежда - короткие куртки, почему-то белые брюки, черные вязаные шапки... Слишком уж все однотипное, чтобы списать на случайность. Подозрительно.
     Вообще, на душе у нее было неспокойно. И на работе творилось что-то несуразное. Ровно пять дней назад Штерн вдруг заявил, что, поскольку капитан укатил за бугор, смысла в хождении на работу он не видит, и всем предоставляется двухнедельный отпуск. Видимо, она узнала эту новость одной из последних, поскольку ни Стае, ни Игнат, ни Наташка в тот день уже не появились.
     Конечно, спорить она не собиралась - как бы там ни было, а недельку не вставать рано утром, позволяя себе понежиться в постели подольше, - всегда приятно, а особенно когда это оплачивается в прежнем размере. Только на третий или четвертый день ее стали посещать сомнения. Вообще говоря, Штерн так себя никогда не вел - пусть непосредственной работы и нет, всегда остаются тренировки, усовершенствование моделей матриц, да мало ли что?
     Она позвонила коллегам, но никого не застала дома. Причем телефон у Стаса с Наташей вообще не отвечал - даже ночью. Лика решила при случае выразить им свою обиду: это немножко свинство - куда-то уехать, никого не предупредив. Команда они или как?
     И неожиданный отпуск, и молчание друзей - все могло иметь вполне логичное объяснение, однако какой-то неприятный осадок в душе все-таки образовался. Девушка - впервые за пару-тройку последних лет - вдруг почувствовала себя брошенной и никому не нужной.
     И вдруг она кому-то потребовалась. Только посетители ей определенно не нравились.
     - Не буду я вам открывать, мальчики, - сказала она вслух самой себе. - Гуляйте.
     Мальчики гулять явно не собирались. Один из них достал какой-то массивный предмет и...
     Анжелика вскочила с кресла, скинув туфли, мешавшие двигаться быстро, и бросилась к шкафу, где лежала Женькина глупость - видеокамера. Когда он притащил ей этот "подарок", она только посмеялась над зарождающейся паранойей. Теперь она так не думала, более того, ею овладела паника. Поскольку странная троица на лестничной площадке... резала дверь ацетиленовой горелкой! Конечно, все не так просто, и насыпная дверь будет держаться долго, но рано или поздно металл уступит напору огня.
     Сейчас ее не интересовало, откуда у шпаны - если, конечно, это шпана - мог взяться резак. Факт налицо: группа до странности одинаковых людей намеревается проникнуть в ее квартиру!.. Оружия у нее, разумеется, не было. И потому, что бывшая страна Советов еще не доросла до свободной продажи огнестрельного оружия, и потому что годы, проведенные в "Арене", внушили ей твердую веру в собственные силы. Вдруг она поняла, что сейчас ее-сил запросто может и не хватить...
     Футляр от видеокамеры полетел в угол. Анжелика лихорадочно пыталась вспомнить, что Женька говорил про включение штуковины. Кажется, вот этот рычажок надо передвинуть вниз до упора, и... в ее руках окажется боевой лазер, невиданный на этой планете! Конечно, потом могут быть разборки и с милицией, и еще с кем-нибудь, но это потом... Лучше участвовать в разбирательствах, чем присутствовать на похоронах в виде безутешно оплакиваемого друзьями и родственниками.
     Из двери сыпались искры, металл поддавался, хотя и медленно, оправдывая вложенные в него деньги. Ясно было одно - держаться двери недолго.
     Между тем Лика возводила баррикаду. Мысль о том, чтобы припереть дверь диваном, даже не возникла - не хватало только сгореть заживо. Она, сама не зная почему, на сто процентов была уверена, что это-не просто попытка поживиться барахлишком - на такое дело не ходят с автогеном, да еще толпой. Лика понимала, что живой ей, скорее всего, из квартиры не выйти. Кому она помешала, что стоит за этим нападением - можно будет обдумать позже. А если этого "позже" уже не будет, значит, и вовсе бессмысленно тратить последние минуты на размышления.
     Мысленно обозвав себя дурой, она схватилась за трубку телефона. В микрофоне - тишина. Неудивительно - провод они резанули наверняка в первую очередь. Сотовый тоже молчал, наполненный треском помех. Что ж, гости хорошо подготовились, даже заглушили сигнал - еще одно доказательство того, что добром они не уйдут.
     Массивный диван стал основой баррикады. У Лики было в запасе еще несколько минут, поэтому бастион она возводила спокойно и расчетливо - обеспечивая себе более или менее надежную защиту. У них, конечно, оружие, ну а если дело дойдет до рукопашной - им не поздоровится. Хотя вряд ли дойдет - они наверняка знают, куда пришли.
     Подавляющее бол