и. Я  увидел, как из  глубины,
вдоль  стенки  обрыва,  поднялся наверх Орик  метрах в тридцати от  нас. Оли
немного занырнула  и тихо поплыла в сторону Орика,  я поплыл с ее  скоростью
над  ней. Она немного уходила  в глубину, и тут  я  увидел,  как из  зеленой
глубинной мути подымается и плывет в  ее  сторону огромная рыба, конечно же,
это  была  их,  политорская  акула,  с  раскрытой пастью,  с  телом,  слегка
развернутым  по  оси и  нацеленным на Оли.  Уже резко и  глубоко занырнув, я
увидел под водой Орика, тоже занырнувшего, но он был дальше меня  от рыбы, я
плыл  в  глубину,  бешено  работая  ластами,   как  бы  наискосок,   пытаясь
"вклиниться" между  Оли  и рыбой  Орик  вытянул левую  руку в сторону рыбы,
дважды   его  рука  дернулась,  вероятно,   это  были  выстрелы,   но   рыба
приближалась,  она  была ближе к Оли, чем ко  мне, как я  ни старался как я
переложил  пневматический  пистолет  в  левую  руку,   а  правой  достал  из
нагрудного кармана лазер, я не помню. Я включил его и провел лучом, рассекая
рыбу пополам,  как бы  немного  под углом  к ее голове с дикой пастью.  Вода
окрасилась грязно-коричневой мутью, кровью, я еще дважды провел лучом по еле
видимой в  мути туше и, резко ударив ластами, стал подниматься наверх. Я был
в шоке, не  иначе. Поглядев вниз, я увидел в расходящейся мути три  неравных
куска  рыбины --  они медленно  тонули.  Орик,  обхватив  Оли  рукой,  резко
поднимался на поверхность.  Тут же  я увидел рядом папу. Вместе с Ориком они
повернули Оли  лицом к  небу и,  поддерживая ее под плечи,  быстро поплыли к
берегу.  Я тоже поплыл,  медленно, еле шевеля ластами. Мне было как-то пусто
внутри, настолько,  что  я даже не думал, что рыба, такая же, как и  убитая,
может оказаться где-то рядом со мной. Я плыл, не оглядываясь.
 Когда я выполз  из воды и  упал  на  песок,  все  молчали.  Потом Пилли
подошла  ко мне  и погладила  меня  по плечу. Вскоре я встал, снял костюм и,
взяв на руки  Сириуса,  сел  на песок, прислонившись спиной к машине.  Потом
как-то  механически я освободил Сириуса от поводка и намордника и  пустил на
песок. После  встал. Орик подошел ко  мне, обнял  и,  сильно прижав к  своей
мощной, выпуклой  груди,  держал меня так с полминуты. Потом отошел  и сел у
воды. Вдруг я заметил, что  Оли  встала с песка  и идет ко мне. Ее лицо было
каким-то нейтральным, прозрачным и бледным одновременно. Подойдя ко мне, она
остановилась и  глубоко поклонилась мне. Я  -- поклонился ей.  Сразу  же она
отошла.
 --  Мальчик, --  позже сказал  Орик.  --  Ты спас мою  дочь.  Скоро  мы
простимся и, наверное, навсегда, но я никогда  этого не забуду.  Я видел ваш
космолет, он  невелик,  но  моя машина  вполне в него  поместится,  когда вы
будете улетать от  нас. Это  не  подарок. Тому, что  ты сделал,  нет равного
подарка. Это  на память.  О  Политории, какой бы она ни была, об Оли, Пилли,
обо мне...
 Он подошел к папе, протянул ему руку, помогая встать с  песка, и после,
как и меня, крепко обнял его.
 Тропа  была достаточно  нахоженной, хотя  и узенькой.  Она вилась между
скал,  то  чуть убегая  вниз по  склону, то некруто  подымаясь  вверх. Среди
красно-рыжих  слоистых скал,  на  их  склонах и  возле тропы росли небольшие
кустистые и  жесткие деревца, очень бледно-зеленого, белесого цвета. Мы  уже
видели следующую  гряду высоких  скал,  лес, вероятно,  был  за  нею или еще
дальше. Мы шли гуськом, сзади  всех --  Орик, потом я, Оли, папа и Пилли. Но
Пилли шла не первой.
 ... Минут двадцать назад все вдруг спохватились --  где Сириус. Я жутко
перепугался. На пляже, рядом, его не было,  на видимом расстоянии вдоль скал
в обе стороны -- тоже, если он ушел по расселине в скалы, то  по какой, и уж
вовсе неясно было, как его искать и что с ним случилось в скалах или в лесу.
Если наш кольво Сириус встретил настоящего кольво, даже маленького,  и смело
ввязался в бой, то, скорее всего, его уже нет в живых.  Мы все вместе как-то
нелепо  рыскали  по песку возле  наших  машин и чуть дальше,  обшарили  сами
машины, заглянули под них, я  все время кричал: "Сириус!  Сириус!",  но  все
было напрасно.
 Неожиданно  откуда-то сверху раздался  длинный  гортанный крик.  Все мы
подняли головы: наверху, на самом краю скалы, довольно высоко над нами стоял
человек, политор. Он стоял совершенно спокойно, не боясь высоты. У него было
темное лицо, белая повязка на голове, длинная одежда  до пят а на руках... а
на руках наш Сириус! Человек этот поднял  руку вверх,  и то же  самое сделал
Орик. Потом Орик что-то прокричал, перевода я не услышал и понял, что это не
политорский язык.  Человек что-то крикнул Орику  в ответ и  кивнул  головой.
Орик  быстро достал из  машины штуку,  явно  напоминающую подзорную трубу, и
долго разглядывал море.
 -- Не вижу никакой  подводной лодки, Пилли,  --  сказал он. Пилли взяла
трубу и тоже внимательно оглядела море.
 -- Да, -- сказала она. -- Пусто. Их перископ, даже чуть высунувшийся, я
бы разглядела. Море такое гладкое.
 -- Тогда мы можем взлететь, -- сказал Орик, и мы торопливо сложили  все
вещи в машины и взлетели. В скалах, чуть ниже края, где стоял политор с моим
Сириусом на  руках, Орик  отыскал  площадку,  мы сели  и  вылезли из  машин.
Человек с Сириусом подошел к  нам, прямой и гордый, но не надменный по виду,
и остановился от нас метрах в пяти. Орик подошел к нему, и они положили руки
друг другу на плечи. Человек этот что-то сказал Орику. Орик повернулся к нам
лицом и перевел:
 -- Вождь всех племен моро -- Малигат приветствует вас.
 Я  подошел к Малигату, низко поклонился  ему, не рискуя класть руку ему
на плечо, а он своей рукой легко коснулся моей головы. После я протянул руки
к Сириусу, позвал его, он потянулся ко мне, и Малигат передал его мне.
 -- Уль Орик, -- сказал  я.  -- Передайте, пожалуйста, улю Малигату, что
Ир-фа, директор планетария, кланяется ему и шлет привет.
 Орик перевел то, что я  его просил. Не думаю  (да так и оказалось), что
моро были столь надменны,  что требовали общения только  на своем языке.  Но
время показало, что  политоры могут хоть как-то преодолеть устройство своего
речевого аппарата  и говорить на языке моро,  последние  же не могли усвоить
систему политорского языка никак. Когда говорил Малигат, я уловил в его речи
как  бы человеческие черты и свойства, хотя я совершенно не  представляю, на
какой земной язык язык моро хоть как-то был похож. После имени Ир-фа Малигат
легко  кивнул мне. Малигат вел себя так,  будто  не  улавливал разницы между
политорами,  мною и папой.  Конечно,  он видел  эту разницу,  но,  казалось,
гордость  и  сдержанность  были  сутью его характера. Орик протянул  руку  в
сторону папы, папа  подошел к нам, и  Орик сказал Малигату, а Пилли перевела
нам:
 -- Уль Владимир и его сын уль Митя  -- с другой планеты, она находится,
быть может, в миллионах километров от нас. Они прилетели к нам как гости. Во
время охоты в море  Митя  спас мою дочь  Оли  от  криспы  длиной  двенадцать
метров. Митя разрезал ее пополам лучевым пистолетом.
 Почти весь этот перевод я  слушал, ощущая  на своих  плечах спокойные и
тяжелые руки Малигата. После он распахнул плащ, снял с пояса  нож в ножнах и
протянул мне. Я поклонился ему, он -- мне, и тут же он отошел к Оли и Пилли.
Он взял лицо Оли в свои ладони и долго глядел ей в глаза,  потом погладил по
голове. Пилли поклонилась  Малигату, положила обе  ладошки  ему  на  плечи и
засмеялась. Она была с Малигатом  хорошо  знакома,  да и Оли, я думаю, тоже.
Малигат  что-то произнес, и Орик сказал нам с папой, что  Малигат приглашает
нас всех в гости к своему племени -- пешком это километров пять.
 -- А разве долететь мы не можем? -- спросил я Орика.
 -- Вполне, там  есть место и для посадки, но могут появиться патрульные
корабли из Тарнфила. Им-то известно, что повстанцы находятся возможно именно
в этих скалах, и мне бы не хотелось,  чтобы они связывали мой прилет (машины
будут хорошо видны) с присутствием здесь повстанцев.
 Тут же он "перегнал" обе машины под скальный козырек, закрыл крышами из
"плекса",  потом  нажал  другие  кнопки,  и  прозрачные  крыши машин,  будто
заполняясь какой-то жидкостью, стали зеленоватыми, непрозрачными.
 -- Стенки двойные? -- удивленно спросил я. Орик кивнул.
 Идя по  тропинке,  я  понял, что  Орик  учел все:  в скалах была  масса
углублений и щелей, вряд ли патрульщики из Тарнфила могли появиться внезапно
и  лететь  быстро  (если бы  хотели  что-то  увидеть),  и  мы  могли  быстро
спрятаться. Вскоре мы перешли речку. За  речкой  был пологий подъем  и снова
высоченные  скалы, но  никакой  тропы вверх я не увидел,  а  наша  тропа  --
кончилась. Малигат повел нас вдоль скал  направо, и метров через двести пути
по  красноватой траве я увидел красные  же  с желтыми  цветами  густые кусты
возле  скал, мы за Малигатом продрались сквозь них,  он  отодвинул неровную,
прислоненную к скале плиту, там  был узкий лаз  в  пещеру Орик  пролез туда
первым, потом все остальные  Малигат изнутри снова закрыл лаз куском плиты,
но сразу же стало  светло:  Орик зажег фонарь. Лаз вскоре расширился, но это
была не пещера, а длинный, почти прямой  тоннель. Орик с фонарем шел впереди
и довольно медленно. Не знаю, сколько  мы  шли, но наконец  вдалеке я увидел
неясный  красноватый свет позже оказалось,  что  это конец  тоннеля, только
прикрытый  не  плитой, а лишь густыми красными кустами.  Но раньше,  чем  мы
дошли  до  них, Орик резко  остановился и, вытянув левую руку вперед, дважды
выстрелил: звук был явный -- глухой и усиленный акустикой тоннеля. Я подошел
к Орику, папа -- тоже, перед нами на боку лежала розоватая, пятнистая (пятна
черные),  мерзкая и  огромная  (величиной с крупного  спаниеля),  многоногая
жаба. Рот  ее был раскрыт, и из него  торчали тонкие длинные клыки и длинный
язык. Малигат отшвырнул  жабу  ногой, и мы тронулись дальше  (а я с усмешкой
вспомнил о многоногих инопланетных курах, о которых я мечтал на Земле).
 -- Ядовитая? -- спросил я у Орика.
 -- Да, -- сказал он. -- Это криспа-тутта. Так мы ее зовем за схожесть с
криспой-рыбой,  которую  ты убил, --  за  агрессивность.  Счастье еще, что в
лесах их нет, разве что рядом с водой.
 Только тут я заметил, как дрожит Сириус у меня на руках.
 Вскоре мы вышли из тоннеля, перед  нами опять  была лента узкой долины,
вся  в красной  невысокой травке  и  цветах. Впереди  снова  были  огромные,
высокие  скалы с острыми  зубцами наверху, но никаких троп вверх не было, не
было и нового тоннеля слева и справа от нас в  глубь  скал уходили  ровные,
слегка  петляющие  между  скалами  узкие  ущелья. По левому из  них  мы  шли
довольно долго, и только  тут  я стал  замечать разных  маленьких и  средних
птичек  и  услышал их пение, очень красивое, как звуки флейт,  самых  разных
флейт, тонюсеньких и низких, и тут  же вспомнил,  что когда нас встречали на
космодроме Политории  и  гремел  оркестр,  я уловил  тогда звучание подобных
птичьих флейт.
 Наконец мы  вышли  из ущелья, перед нами  была речка, вполне приличная,
она вытекала из леса слева, а далеко справа сворачивала в ущелье, к морю за
речкой  среди высоких, но редких деревьев, совершенно голых, но очень густых
и нежно-желтых на вершинах, стояли  на сваях  конусообразные хижины, и среди
них кое-где  двигались моро, люди с  темными лицами, в плащах и  повязках на
голове, мужчины и женщины,  но  ни на ком не было такой белоснежной повязки,
как  на  Малигате. Он остановился  вместе с нами  на поляне  и не подходил к
хижинам, дожидаясь, когда  остальные  моро  и  те, кому  они кричали резко и
гортанно, соберутся возле нас.
 Малигат вывел меня  слегка вперед (папу -- тоже)  и что-то сказал моро.
Орик перевел, что он объяснил им,  кто мы и откуда. Потом Малигат сказал еще
несколько слов, после чего, молча, моро начали проходить друг за другом мимо
нас,  и  каждый,  мужчина  или женщина,  легко  прикасался  к  моей  голове,
улыбаясь. Затем Малигат сказал, а Орик перевел нам, что  пусть моро проводят
Пилли и Оли в дом для гостей -- они отдохнут, а моро пусть начинают готовить
еду.  Моро поклонились нам и разошлись, уводя  Пилли  и Оли. Малигат положил
каждому из нас руку на плечо, коротко и с мягким толчком, как бы отсылая нас
куда-то и желая удачи после медленно ушел.
 Орик  сделал  нам  знак,  и  мы  зачем-то  углубились в лес. Сириуса  я
по-прежнему  нес на руках и шел  между  папой и Ориком, вертя головой во все
стороны и  разглядывая высокие редкие деревья (некоторые были  и  с лиловыми
вершинами), траву, цветы, порхающих  птиц и длинных  красивых стрекоз, но  с
крыльями  как у бабочек. Орик  сказал,  что  в радиусе километров трех  днем
можно не опасаться  диких животных, -- днем они боятся подходить к поселению
моро.
 -- А змеи у вас водятся? -- спросил  я у  Орика и объяснил ему, что это
за  существа,  он  понял  и  сказал,  хвала  небу,  этой нечисти у  них нет,
достаточно  кольво, разных  видов криспы-тутты (этих  жаб)  и  вообще хищных
животных.
 Постепенно лес стал гуще, деревья стояли плотнее, и кое-где голубоватые
длинные растения (как наши  лианы,  которых  я  и не видел  никогда в жизни)
перекидывались с одного  дерева на  другое. На лианах  сидели иногда крупные
бело-синие птицы, но увидев нас,  они срывались и с  легким тихим чириканьем
(так им неподходящим) улетали в лес. Орик легко нашел тропу, и  она, петляя,
вывела нас снова к скалам, но более низким и поросшим более густым лесом. Он
повел нас  налево, мы прошли еще с полкилометра и  увидели в  кустах  четыре
камня, на которых лежала  тонкая скальная  плита --  нечто вроде стола. Орик
нагнулся, поднял камешек  и  постучал им по плите:  звук  получился высокий,
даже звонкий. По знаку Орика  мы сели на маленькой  полянке  и стали чего-то
ждать. Но ждали мы  недолго. Минут через пять  из лесу вышли и подошли к нам
четверо  политоров  с  ружьями.  Один из  них  был  геллом.  Я  --  обомлел.
Повстанцы! Значит, Орик...
 -- Уль Владимир и уль Митя,  его  сын, гости с Земли, инопланетяне,  --
сказал им Орик, представляя нас с папой.
 С  каждым из  четверых  мы обменялись приветствиями: жест  -- руки друг
другу на плечи.
 --  А это  а,Тул,  -- сказал  нам  Орик, показывая на самого  высокого,
самого красивого и самого горбоносого политора. -- Он вождь повстанцев.  Как
видите, он никакого рода,  но...  вполне может быть  высокородным, исходя из
той роли, которую он играет в нынешних событиях.
 А, Тул улыбнулся, Орик сказал ему:
 -- Запомни номера (он назвал а,Тулу номера наших коммуникаторов).
 Горгонерр  сделал  меня  их  гидом.  О  вашей  позиции   он   узнал  от
осведомителей, не  знаю уж от  кого, и,  допускаю,  привязал меня к  гостям,
чтобы ограничить круг  моих действий.  Связь прежняя, плюс эти  два  номера.
Называйся  любым именем: узнаете друг друга по странности  текста.  Оружие и
люди могут прибыть морем или рейсовым через Селим, -- ты и сам знаешь. Все.
 ... Мы шли некоторое время  молча, и наверное, и  я,  и папа думали  об
одном и том же: так или иначе мы уже хоть и малюсенькой ниточкой, но связаны
с повстанцами, и  еще: Орик не вождь восставших, но, может быть, их мозг.  К
тому же он  не просто член оппозиции в правительстве  как идеолог, политик и
человек  со своей  точкой зрения, он  прежде всего --  оппозиционер деловой.
Наверняка Горгонерр этого не знал,  иначе  отвлечь Орика  нашим присутствием
было  бы  слабой мерой, а сильной --  тюрьма, и  они,  тюрьмы, были, позже я
узнал  об этом. Орик  шел,  очень  тихо напевая  что-то непереводимое, почти
бормоча, и как будто не придавал особого значения тому, кем, частично, стали
мы и тому, какую правду мы узнали о нем. И меня снова поразило такое доверие
к  нам: он знал нас (да и то ли  это слово?) всего полтора дня. Или это была
сверхинтуиция? Видимо, мы с  папой  чувствовали на  одной и  той  же  волне,
потому  что он спросил у Орика об интуитивном общении  политоров  и объяснил
значение этого слова.
 -- Нет, -- сказал  Орик. --  Политоры  очень хорошо чувствуют состояние
другого,  не  зная  его  мыслей  буквально,  и  они  же,  допуская  подобные
способности  в  собеседнике,   хорошо   умеют  "закрываться"  от  него.   Но
"беседовать"  без речи  буквально мы не умеем. Это умеют моро, но лишь между
собой.
 -- А скажите, Орик, -- спросил я. -- Как понять,  что  среди повстанцев
есть гелл? Добродушный боец... это же...
 --  Верно,  --  сказал  Орик.  --  Но  это  особый  гелл.  Чтобы  снять
подозрения,  было  сообщено  (с  показаниями  свидетелей),   что  он  погиб,
столкнувшись в  воздухе с военным космопланом. Во-вторых, у нас  есть  врач,
способный снять с гелла влияние вредного поля. Но он один, и, оказалось,  он
не  способен  обучить этому  массу  врачей,  к тому же, когда  в  курсе дела
многие, -- это опасно.
 --  А я-то подумал,  что влияние поля ослабевает,  если гелл  далеко от
машины-излучателя. Очень далеко.
 -- Увы -- нет. Тому есть причины.
 -- А лично вы  знаете, где  находится, хранится  эта  адова машина? При
этом я не спрашиваю -- где именно, -- сказал папа.
 -- Нет,  --  Орик  вздохнул.  --  Это знал  каждый глава правительства,
сейчас это  Горгонерр и пара политоров из его  ближайшего  окружения. Так же
есть  преемственность  ученых,  двух-трех,  могущих  следить  за  состоянием
машины. Они засекречены.
 Удивительно, Сириус у меня  на  руках  иногда резко  сжимался и дрожал.
Неужели чувствовал опасных животных?
 -- Орик, -- спросил я.  -- А разговор по маленьким коммуникаторам может
быть подслушан?
 -- Толково -- почти нет.  По видеостереофонам -- да, они стационарны. А
тут... перемещения, тьма разговоров в эфире...
 -- Отчего же вы все же осторожничаете?
 -- Слежка в эфире  идет.  Им трудно "изловить" имена говорящих, если те
их скрывают, но они могут выудить саму нужную информацию --  ситуацию, факт.
Это опасно.
 ...  Я плохо помню, как прошел вечер у моро  в доме для  гостей. Их еда
отличалась  от политорской  простотой  и  немногообразием. Мы ели большие  и
нежные куски мяса какого-то  животного и пили настой из трав. Я почти клевал
носом. Моро много и тихо пели гортанными, но при этом приятными голосами.
 -- А эта песня, -- сказал мне Орик, -- о том,  как  юноша моро,  спасая
свою  девушку, голыми руками  задушил  крупного кольво.  Уверен,  эта  песня
посвящается тебе, Митя.
 Я кивнул, и когда кончилась  песня,  встал и  много раз поклонился всем
певшим. А  они -- мне, Орик не ошибся. После ужина Малигат сказал Орику, что
просит его кое-что перевести именно для меня. Орик перевел.
 -- Ты  добрый  человек и хороший воин, -- сказал Малигат.  --  Зайди  к
Ир-фа. Ир-фа мой Друг, поблагодари его за привет мне и передай ему поклон от
меня.  Скажи  ему  также, что пока ты и твой  благородный отец не улетели  в
другую жизнь, пусть он выполнит любое ваше желание. Сейчас мой воин проводит
вас, и если вы вернетесь к нам снова, народ моро и я примем  вас  как лучших
гостей. Удачи вам.
 Мы простились с Малигатом и  моро  и до своих машин долетели на  машине
моро: когда-то  при  товарном обмене  они за  драгоценные  камни потребовали
машину  и топливо  каждый раз, когда они  окажутся  в Тарнфиле,  Селиме  или
других городах. Машина была им просто необходима.
 Уже  начало темнеть, когда мы взлетели. На этот раз Оли  села к отцу, а
Пилли  ко  мне и  папе.  Почти  сразу же,  как  мы  вышли  на нужную высоту,
заработал коммуникатор Орика (мы опять летели рядом). Это был а,Тул.
 -- Выполняю просьбу моего быстроногого брата. Он просил передать поклон
Латору.
 -- И тебе, -- сказал Орик. -- Понял что-нибудь, Митя?
 -- Быстроногий брат -- это тот гелл.
 -- Верно. Это гелл Алург.
 И тут же опять заработал коммуникатор Орика.
 -- Куда вы пропали, уль Орик? --  Это был голос Горгонерра. -- Я звонил
вам тыщу раз. Я беспокоюсь за вас и наших гостей.
 -- Все живы-здоровы, -- сказал Орик. -- Вы же знаете, уль Горгонерр, мы
прокатили их к морю. Мой аппарат был в машине.
 -- Можете вы прилете