о там было пусто, никого. Мы
поднялись на середину  вышки и сели на край доски,  свесив ноги вниз. Чем-то
мне это напоминало сидение с удочкой на пристани, на земной речке.
 -- Наверное, неловко  об этом  говорить,  уль Ир-фа, -- сказал я. -- Но
мне  очень-очень  жаль,  что  вы из-за  той травмы с  рукой перестали водить
корабли в космос. Вы же любите космос!
 -- Здесь дело не в этом, мальчик, -- сказал он, вздохнув, -- не в руке,
хотя травма была и остается.
 -- Корабли же ходят на автопилоте, -- сказал я.
 -- Это придирка, мол, может быть такая ситуация, когда командир корабля
обязан взять управление в свои руки  буквально. Но  я и  мог бы это сделать,
травма мне не мешала. Врачи специально дали неверное заключение.
 -- А за что? Вот гады.
 --  За  разное. Но  их  "доконало" одно мое  выступление  на  совещании
деловых и летных кругов. Я  позволил себе сказать, что мы обираем обе Тиллы.
Кто-то зло сказал,  уж  не предлагаю ли я  помочь Тиллам или тем  более моро
создать  цивилизацию. Я  им возразил, что  моро цивилизации  не хотят, а  на
Тиллах глупо ее создавать искусственно.
 "Да она им и ни к чему, -- сказали мне. -- Они ленивы".
 Я сказал им, что я о другом: мы очень многое берем, редчайшие металлы и
сколько угодно, а даем практически ноль.
 "Нужны им эти металлы", -- возразили мне.
 "Возможно,  и  нет,  -- сказал  я, --  хотя вдруг  и  понадобятся,  они
принадлежат им, и это трудно оспорить".
 "Но они расстаются с ними с огромной легкостью".
 "Ну, что ж, -- сказал я. -- Это верно. Но мы должны с легкостью -- не с
легкостью давать им что-то эквивалентное".
 "Это очень дорогие  металлы,  --  возразили  мне.  --  Их эквивалент --
высшая техника, которая тиллитам не нужна".
 "И пусть, -- сказал я. -- Пусть это будут предметы быта".
 "Вы что,  смеетесь? -- сказали они. --  Если исходить из эквивалентного
обмена, то,  учитывая  стоимость  металла, мы должны завалить  их предметами
быта, это неэквивалентно".
 "Почему?" -- спросил я, понимая при этом, почему и для кого.
 "Да потому, что горы всяких чашек -- это тысячи дорогостоящих рейсов на
Тиллы. Это наш проигрыш".
 Этого я и ждал.
 "Вот это и было бы подлинным балансом", -- сказал я.
 "Как прикажете вас понимать?"
 "Вы же  не меняетесь с ними, а отбираете у них редкие металлы. Дебаланс
в их пользу -- за ваш произвольный отбор".
 "Вздор. Они им цены не знают, и они им не нужны".
 "Но  это  уже не ваша забота, -- сказал  я.  --  Юридически  -- это  их
металлы"....  Этого-то выступления,  с опорой на псевдотравму, они мне и  не
простили. И конечно, им не нравится моя дружба с моро.
 Мне показалось, что Ир-фа говорит со мной, ребенком, так охотно, потому
что  его  просто прорвало от долгого молчания,  которое его гордость выбрала
сама.
 -- Уль Ир-фа, -- сказал я. -- А  будет война? И  когда? Это вопрос дней
или недель?
 Он засмеялся:
 -- Где-то посерединке.
 Мы помолчали.
 -- Я знаю все о размышлениях твоего отца о том, где эта адова машина. И
о вчерашней проверке в клубе  вашего сигнализатора на предмет реакции его на
биополе геллов. По ощущению отец близок к  истине. Вы многое сделали для нас
буквально за несколько дней.
 Я не знал, что сказать, потом спросил:
 -- Как мне вас искать, вдруг возьмут уля Орика и начнется заварушка? Он
велел держать связь с вами. И моро.
 -- Связь обычная, если не  возьмут и меня. Может, меня  даже скорее. А,
Пик не знает,  что узкоглазый убит, да и про уля  Орика он ничего не  знает:
видел-то его  узкоглазый. А эти двое  -- а,Грип и  а,Урк -- "увязли" плотно.
Летите спокойно. Можешь у Орика взять еще номера бойцов Трэга и Эл-ти.
 Уль  Ир-фа знал все! А ведь ни я, ни  Орик ничего  ему не рассказывали.
Да, политоры действовали, хотя в городе было спокойно. Я подумал, что, может
быть, как фигура -- Ир-фа  посолиднее  а,Тула и даже Орика, что он абсолютно
бесстрашен, этот маленький седоватый политор  с никакой должностью в  жизни,
если учесть, что раньше он бороздил космос.
 Неожиданно  Ир-фа  схватил меня за руку  и показал в  небо,  я  глянул,
обалдел, и  тут  же на нашу  доску, на которой мы сидели,  на  самый краешек
мягко "приземлилась", моментально убрав  крылья, Финия с маленьким  сынишкой
на руках. Высший класс!
 -- Откуда вы, Финия?! -- сказал я. -- Мы  давно здесь сидим. Вы летали,
да, когда мы прибыли?
 --  И вовсе нет, -- сказала она, смеясь. -- Я тихонечко пришла  в клуб,
вижу -- вы сидите. Так же тихо я надела крылышки и...
 -- Где, где вы взлетели?! -- сказал я.
 -- А за помещением клуба.
 -- Прямо с земли?!
 -- Ну да. Я умею ловить поток и с земли.
 --  Потрясающе!  Ир-фа,  а почему вы  не  увидели Финию  своим  третьим
глазом, а? -- спросил я.
 -- Стойка вышки мешает, -- сказал он, и все мы рассмеялись.
 -- Митя, хотите полетать? -- спросила Финия.
 -- О! -- воскликнул я. -- Ужасно хочу! Уль Ир-фа, можно?
 -- Можно, -- сказал он. -- Валяй, малыш. Время есть. Через пять минут я
опять был в воздухе. И опять получилось сразу же, разрази меня гром! Я парил
в свое удовольствие, забираясь высоко в небо
 я пытался, пока безуспешно,  выполнить  кое-какие трюки,  кося глаз  на
вышку, на Финию и Ир-фа, но они были едва видимы, далеко. Заканчивая один из
кругов,  я поглядел  чуть влево и ахнул: совсем рядом со мной парил  Ир-фа и
улыбался мне. Легко, даже несколько небрежно он выполнил три-четыре трюка, и
я был  просто  потрясен. И  Финия, конечно, была не  простой  орешек, она не
случайно  предложила полетать мне одному, будто Ир-фа -- или старый,  или не
умеет,  но оба они, наверное, прекрасно поняли,  что  возможен розыгрыш.  Мы
вернулись  с Ир-фа на землю  одновременно, и в этот раз  посадка мне удалась
вполне.
 Мы попрощались с Финией, и я "повез" Ир-фа в планетарий.
 -- Надо бы взять с согласия политоров чертежи крыльев, баллончика, брюк
и прочего, -- сказал я. -- Это удобно?
 -- Нет ничего легче, -- сказал Ир-фа.
 --  Скажите, уль  Ир-фа, а это  правда,  что моро --  не политоры, хотя
давно с вами? Будто их привезли?
 --  Ты  будешь у моро, может, они тебе сами расскажут. Глубокий  поклон
Малигату, он великий моро.
 -- И уж конечно его скульптуры нет в вашем музее великих?!
 -- Случись  такое,  Горгонерр просто загрыз бы  скульптора  и директора
музея, забыв о своей элитарности.
 ... На  обеде  присутствовали  все, и Оли тоже.  Орик доставил моро без
приключений.  А Пилли и  папа  действительно поглядели  галерею  великих он
прихватил  с  собой  фотоаппарат  и  отщелкал  четыре  пленки, хотя  великих
политоров  было куда  больше. Я спросил, были  ли там изображения женщин,  и
Пилли сказала:
 -- А ты думал нет? В элитарной среде у нас демократия.
 --  Да  нет...  -- Я  смутился. --  Я уверен,  что  в жизни  они  есть,
например, ты, Пилли, я думал нет скульптур.
 -- Есть, -- сказала она. --  А  твоего папу я повела туда и с корыстной
целью: там есть моя скульптура.
 Я -- обомлел.
 -- Такая молоденькая и... Это за кулинарное искусство?
 -- Нет, по этому разделу там были звезды похлеще меня.
 -- "Планирование"? -- спросил я.
 --  Нет.  Я  автор  трех работ,  благодаря  которым  корабли  Политории
увеличили скорость в полтора раза. Ну как?
 Она  сказала это, когда  уже  заканчивалось чаепитие,  и  уместно  было
встать из-за  стола. Что я  и  сделал, брякнувшись в дальнее кресло, и долго
молчал. Пилли мне бешено нравилась, но я и думать не думал, что  она великая
женщина. Впрочем, нет, --  она  великая  женщина, решил  я, даже  если бы ее
скульптура не стояла в музее. Великая  -- и все тут. Я это  чувствовал, хотя
вряд ли бы смог объяснить словами.
 После я ненадолго маханул к Латору. Не стесняясь, я долго обнимал его и
гладил его крылья. Лата и Латор были в  восторге от моего подарка -- костюма
и платья, и оба  были очень  смущены. Латор дал мне много корней и объяснил,
как  их  быстро сушить  и  заваривать.  Но конечно, в настоящий  восторг без
всякого смущения  пришла Мики. Крылышко ее прошло,  а уж  с ними она и вовсе
была  похожа  на  ангела:  огромные  ресницы  и  белые  локоны  --  все  как
полагается. Сначала  она  раз пять  пересмотрела все  игрушки,  которые я ей
подарил, потом забралась ко мне на колени, обняла руками за шею и сказала:
 -- Ты замечательный, хотя у тебя и нет крылышек. Почему?
 -- Потому что я с Земли, а это другая планета.
 -- А папа может до нее долететь?
 -- Нет, -- вздохнул я. -- Это в космосе. Очень далеко!
 -- Нет, он может! -- сказала Мики. -- Папа все может!
 -- Тебе папа  и мама  объяснили, на что ты опираешься крылышками, когда
сама летаешь?
 -- Ни на что. Я просто ими машу.
 -- Мики, -- сказала Лата. -- Я же тебе объясняла.
 -- Ах да, я забыла. Я -- опираюсь -- на воздух...
 -- Ну вот. А когда летишь на Землю -- это космос, без воздуха.
 -- Ну, а как же ты туда летаешь?
 -- На космическом корабле.
 -- А он как летит?
 -- Его сильно-сильно запускают вверх.
 -- И папа, и я можем полететь на эту вашу Землю?
 -- Очень бы хотелось, но я пока не знаю -- когда.
 -- Узнаешь, и  тогда опять приходи к нам, ладно? --  сказала  Мики, и я
сказал, ладно, постараюсь, и мы распрощались.
 Дома царила какая-то подавленность и возбуждение  одновременно.  Звонил
Горгонерр и велел Орику быть  осторожным в путешествии. В Ромбисе и Калихаре
чиновники-управляющие вместе с полицией пытались загнать политоров в  шахты.
Те отказались.  Началась свалка, и в  обоих  городах  по одному управляющему
было  убито. Погиб один полицейский. Стрелять полицейским  было запрещено, и
многие политоры попали в тюрьму. В Лукусе тихо, И Горгонерр перебросил часть
войск оттуда в Ромбис и Калихар, но ни там, ни там, ни в Тарнфиле он пока не
объявил военного положения. А повстанцы молчат. Атмосфера накаляется. Будьте
осторожны.


Часть 3


1
 Среди  высоких и прямых  деревьев это  дерево  было  тоже  высоким,  но
корявым, с толстенными ответвлениями,  на которых  вполне можно было лежать,
что я и делал. Рядом, чуть дальше по ветке, которую и веткой-то  не назовешь
из-за толщины,  лежал  с копьем  Олуни  таких  разлапистых деревьев,  среди
которых шла водопойная тропа  животных,  было  несколько, и на одном из них,
ближе к реке, лежал Культут и еще один  моро, тоже с копьями. Я, разумеется,
был  без копья, как и папа, который еще с одним  моро лежал  на дереве, тоже
расположенном ближе к реке. Мы добрались сюда от поселения почти  в темноте,
и дерево, которое выбрал Олуни, было таким корявым, наклонным и толстым, что
я,  поднимаясь по нему  до нужной ветки, шел иногда  просто как по наклонной
плоскости без  рук, но иногда становился  на четвереньки,  чего, конечно, не
делал Олуни. Эта  охота была  "устроена" отчасти потому, что селению немного
не хватало мяса, отчасти для того, чтобы мм с папой сами увидели охоту моро.
Постепенно  светало,  но  я  очень  боялся,  что   не  хватит  света,  чтобы
сфотографировать эпизоды охоты. Нам уступили дерево, где кабан мог появиться
раньше, чем под деревьями с папой и другими моро. То ли это было сделано для
того, чтобы я уж точно увидел охоту,  то ли потому,  что этим подчеркивалось
мое  преимущественное  право  "великого" охотника,  так  как  никто  из моро
никогда не убивал криспу. Мы лежали с Олуни и ждали.
 ...  Прилетели к моро  мы еще вчера утром. Малигат  и все его поселение
встретили нас как  старых почетных  гостей.  Разумеется,  гордый  Малигат не
принял никакого участия в "обучении"  нового канала связи  "моро -- земляне"
через  "плеер"  (этому  тоже  помогли  Олуни  и Кальтут),  но  вынужденно он
пользовался  "плеером", так  как мудро  понимал, что ни папа, ни я за  такой
малый срок никак не  сможем  овладеть  хоть капелькой  языка  моро. Ближе  к
вечеру Орик и Пилли улетели в Калихар. В домике Орика осталась Оли,
 в час охоты  она,  вероятно, сладко  спала. В первый  день  мы  с папой
немного  поохотились  под водой,  слетав к  морю  на  нашей  машинке.  После
вернулись  и,  пообедав,  слетали на речку  со спиннингами. Папа поймал двух
незнакомых  рыб луффи,  довольно крупных и  вполне съедобных, а я изловил ту
папину "ведьму" -- алабию, очень здоровую.
 ... Голова моя на толстой ветви дерева  лежала возле самой пятки  Олуни
-- так мы договорились. Я лежал тихо, как мышка, распластавшись и прижавшись
к  шероховатой  коре  дерева, -- не  пошевелись. Вдруг  я почувствовал,  как
пальцы ног Олуни  легонько коснулись  моего лба, я поднял  глаза, глазами же
Олуни показал мне вниз и наискосок, и я сразу же увидел кабана, кроме клыков
над самой  его мордой  был чуть задранный  вверх острый рог, такой же,  как,
говорили,  как  третий у буйвола-хурпу. Кабан был  крупный, с очень  светлой
шкурой. Он  поравнялся с  нами,  тронулся  дальше,  и  когда  самую  малость
"отошел" от нас, Олуни откинул руку с  копьем  и метнул его  в кабана, попав
прямо под лопатку (тут я  нажал спуск, и еще несколько раз, под сплошной рев
кабана).  Олуни  тихо  крикнул  что-то  недовольным голосом  и  стал  быстро
спускаться, так как кабан метнулся в чащу  леса. Я "дунул" за Олуни. Видимо,
он был недоволен тем, что не убил кабана сразу. Бежали мы довольно долго, и,
когда я стал уже сдавать, открылась большая лесная поляна с медленно бегущим
по ней  кабаном. Олуни сделал несколько  быстрых  и длинных прыжков и пал на
кабана сверху,  умудрившись  при этом снизу ножом перерезать  тому горло.  Я
дождался,  не подходя  к  Олуни,  когда тот даст стечь кабаньей крови, потом
Олуни  взвалил  кабана на  себя, поманил  меня  рукой,  и  мы  отправились в
селение.
 -- Толстый, -- сказал Олуни. -- Вкусный. Многим хватит мяса.
 -- Ты женат, Олуни? -- спросил я.
 --  Нет, -- сказал он. -- Рано. Я хороший охотник. Вырастут охотники не
хуже меня, племя позволит мне взять себе жену.
 -- Ты будешь ее выбирать?
 -- Я ее уже выбрал. Ее зовут Талиба. Она  из другого племени. Иногда мы
встречаемся с ней, поем, плаваем, едим вкусные  плоды.  Вот глупый  моро, --
добавил он, хлопнув себя по лбу. Тут же сбросил с плеч тушу кабана, выхватил
из-за пояса сетку и мигом исчез в кроне дерева. Вскоре он спустился с полной
сеткой плодов.
 -- Давай, Олуни, съедим по штучке, -- сказал я.
 -- О, конечно! Сколько хочешь. Ты -- гость.
 -- Один я не буду, -- сказал я.
 -- Можно. Ты гость. Прошу тебя!
 Мы вернулись  в  селение,  когда  уже было светло,  потом  вернулись  и
остальные. Им повезло больше: втроем (папа не  в счет) они осилили  крупного
буйвола-хурпу.  Сквозь полусон,  ожидая папу, я  вспоминал  вчерашний ужин в
доме Малигата. Кроме папы, меня и Оли, был сам Малигат, его жена, две дочери
и два  сына.  Когда мясо было съедено  и мы пили  настои  из трав, я встал и
сказал:
 -- Вождь Малигат! Ваш друг Ир-фа кланяется вам (я глубоко поклонился) и
желает вам долгой жизни.  Мне и моему отцу очень нужна была его помощь, и он
помог нам. Спасибо вам за это.
 Едва заметно Малигат кивнул мне и папе.
 --  Будто  бы  есть история о том,  как моро  много-много  солнц  назад
прилетели на Политорию.  А  до этого  моро  жили  совсем на другой  планете.
Расскажите нам об этом, если у вас есть желание.
 Малигат выдержал необходимую паузу и начал,  иногда взмахивая  рукой  и
как бы отмечая наиболее важные места рассказа.
 -- Моро появились здесь очень давно, меня тогда еще не было на свете, и
я  не появлялся  еще  много  веков.  Но раньше  моро  жили  на другом  шаре,
крутящемся в воздухе, а когда прилетели  сюда, то стали рассказывать об этом
своим детям, а те -- своим, как они жили на другой планете. На  той  планете
были  большие  реки, и  озера,  и  леса. У нас были ручные звери с  высокими
рогами, рога у них были большие и пушистые хвосты. Они очень быстро бегали и
могли бежать долго,  от  рассвета до заката. Мы садились на них и ездили  по
всей планете. Мы жили мирно. Охотились,  ловили рыбу и рожали детей. Однажды
случилось такое, чего моро не знали никогда: с неба пошла вода, она  шла сто
дней, и дул очень сильный ветер. Он сломал наши  дома и ломал леса, животные
разбежались и  носились  --  как  безумные. Потом вода с  неба  стала падать
желтой, реки и  озера стали желтыми,  а моро и  звери начали умирать. Мы  бы
умерли все, но тут  с  неба слетели на землю  пять лодок, еще больших, чем у
политоров. Из них вылезли существа размером с вашего кольво.  Эти  существа,
маленькие и убогие, были похожи на  ходячих  рыб с руками.  Их  язык был нам
непонятен.  Они  стали нас  звать  к своим лодкам, но мы не шли.  Тогда  они
толпой  хватали одного  моро  и  волокли его  на  лодку.  Мы  ослабли  и  не
сопротивлялись.  Когда попавших на корабль напоили красной водой и им  стало
легче, моро поняли, что это спасение, и послали гонцов во все племена, и все
моро ушли  к лодкам, падая по  дороге  и умирая, а те,  кто  не умер и выпил
красной  воды,  улетели  вместе с маленькими  рыбами.  Мы летели сто  дней и
оказались на Политории, а  те  лодки, которые  спасли нас,  улетели и больше
никогда не появлялись.  Я не знаю, где была их планета и как они узнали, что
мы погибаем, но они нас спасли. Мы появились  здесь много веков назад, когда
политоры еще  не умели делать воздушные  лодки, и их дома не были похожи  на
теперешние,  а  геллы  умели сердиться,  хотя  очень  нравились  нам. Многие
негеллы  тоже  нравились нам,  но  некоторые -- нет. Они заставляли нас всех
жить в больших сараях и работать на них. Кто отказывался -- тех они убивали.
Однажды  мы собрались  все вместе, разломали  сараи и, сражаясь с политорами
досками и палками, ушли в далекие леса, и они о нас надолго забыли. Когда мы
с ними снова столкнулись, мы  были уже  с копьями, стали,  как умели раньше,
делать металл и копья. Но  они  нас  не тронули. Наверное, в  их книгах было
сказано, что  мы  умрем, но работать на них  не будем. Так  рассказывали мои
предки.
 Все долго молчали. Я выждал время и спросил:
 --  Вождь  Малигат!  А что  говорили ваши предки про других животных  в
лесах планеты Моро? Не было ли  там таких, которые были похожи, ну, на меня,
только, если бы я был шире в плечах, с длинными руками и весь волосатый, как
хурпу?
 -- Да, были. Они назывались обезьяны.
 Я поклонился ему, сел  и больше  ничего не спрашивал. Слушая  речь моро
без "плеера", я был  почти уверен, что их предки, как  и наши, --  обезьяны,
пусть и другие.  Я не спросил у Малигата  (постеснялся) --  не думает ли он,
что моро  произошли от обезьян, а он молчал. Думаю, что он  этого не знал, а
то бы сказал. Он был мудр, и знай это, не считал бы это плохим или зазорным.
 В  тот вечер, когда мы  были гостями Малигата и наконец покинули  вождя
племени, папа  сразу ушел спать (утром предстояла охота),  а мы с Оли  долго
сидели на крылечке ее домика и молча слушали ночной лес, его шорохи и звуки.
Я  глядел на небо и чувствовал, будто я на Земле, вот крылечко, вот рядом...
Натка... Нет, буквально так я не думал, просто уколола  мысль и улетучилась,
как отпрыгнула, рядом была другая  девочка, Оли, и это я чувствовал  острее,
она была не просто красивой, а красивой какой-то, ну,  близкой, что ли,  мне
красотой, -- не знаю, как сказать, -- мне было тепло от Оли и  в то же время
неспокойно, я догадывался, что даже как-то избегаю ее,  вот Пилли я искренне
восхищался,  а Оли... нет, здесь было  нечто совсем другое иногда,  когда я
глядел на нее, внезапно  что-то сжималось во мне, и мне очень хотелось взять
ее  за руку, за обе руки,  но я  отгонял от себя это  желание, сам толком не
понимая  --  почему.  Из-за  отсутствия  у женщин  этого  третьего  глаза  я
воспринимал  ее почти как девочку с Земли,  и, слушая ее слова  по "плееру",
настолько забывал, что это не  ее голос, что она  ощущалась  мною куда более
близкой, чем, скажем, земная француженка, языка которой я тоже не знал.
 Я вздрогнул -- Оли положила мне голову на плечо, и я долго сидел, боясь
пошевелиться и  чувствуя, как бешено застучало, скачет мое сердце. Не убирая
головы с моего плеча, она прошептала странные, почти напугавшие меня слова:
 --  Сон, скоро  сон, сон, как чужая стр