громному огорчению, да, -- мягко сказал папа, и, вероятно,
каждый  из  политоров  и  я  знали, что  это  всего лишь  заявление  смелого
человека, не более.
 --  Как вы  представляете  себе ваше возвращение?  --  вежливо  спросил
Горгонерр. ("Если мы не уничтожим ваш корабль", -- подумал я.)
 -- Здесь все ясно,  --  сказал папа,  -- отпадает, увы,  вариант нашего
ухода на нашем же корабле:  если  ваше топливо  подойдет нам, то  его  нужно
столько, что  на  наш корабль  его не поместить, корабль мал, а Земля  очень
далека.
 -- А второй вариант? -- спросил квистор.
 --  Единственный  возможный,  если  вы  будете  столь  любезны:  Карпий
"довозит" нас до той точки, где он нас "взял",  и выпускает на волю, тогда у
нас хватит и своего топлива.
 Наступила значительная пауза.
 -- Разумеется, -- добавил папа,  -- в момент расхождения наших кораблей
существует  возможность,  что обе стороны узнают координаты  друг друга, но,
как  я  понял, вы этого  не боитесь, мы  -- тоже. А  вы, с  ваших слов,  так
заинтересованы в контакте с нами ("О!" -- воскликнул квистор), что, пожалуй,
при прощании мы просто должны обменяться нашими координатами.
 -- Разумеется, --  сказал  Горгонерр  и добавил  грустно:  -- Если  вы,
конечно, настаиваете на отлете через десять дней. Папа сказал:
 --  Одна из самых сложных  вещей -- это разница наших психологии, точно
определить которую посложнее, чем  определить уровень цивилизаций и, скажем,
уровень военных возможностей, не так ли?
 -- О, естественно, уль Владимир!
 -- Поэтому я не уверен, поймете ли вы точно  то, что  я скажу вам. Если
бы я был  уверен,  что вы  настроены  против  нас воинственно  (Горгонерр  и
остальные дружно  замахали  руками, явно  протестуя), если бы, --  продолжал
папа, -- ваша  угроза  была  очевидной и  я  был  бы здесь  один, то  все бы
решалось просто: вы от меня ничего бы не узнали -- точка. Казалось бы, здесь
со мной маленький сын,  за которого я  отвечаю,  но вы тем  не менее от меня
ничего  не  узнаете тоже. Мы здесь будем  всего десять дней -- ну и  что? Мы
можем  установить посредник  в космосе -- спутник  связи -- и договориться о
визите любой  из сторон  в гости друг к  другу. Вот и все.  Есть  Земля -- и
поэтому у меня нет выбора.
 Опять  была  длинная  пауза  (несколько,  по-моему,  политоры  себя  ею
выдавали или они, действительно, боялись  нашего нашествия, отпусти они нас
на волю?).
 -- Все это очень серьезно с ваших слов, уль Владимир, -- сказал наконец
Горгонерр.  -- Вы бы  хотели улететь, мы были бы счастливы задержать вас, но
вы очень тверды в своих намерениях, а мы...
 В этот момент  вдруг дико заорал Сириус, все вскочили, только Горгонерр
гордо остался сидеть, я успокоил Сириуса, надел на него намордник, политоры,
похоже, облегченно вздохнули и  снова сели, но было ясно, что первая встреча
окончена.
 Возле  выхода  из  садика  нас  ждала,  как  я  понял,  наша  машина  и
улыбающийся голубоглазый политор.
 --  Этого молодого  человека, младшего квистора нашего правительства  и
вашего постоянного гида, зовут Орик. -- Горгонерр сделал ударение на "и". --
Прошу к вашей машине.
 Мы распрощались с ним самым любезным образом, сели в машину. Орик занял
место за рулем, улыбнулся нам очень весело и открыто,  и наша машина мягко и
быстро поплыла над самой землей, а потом вдруг резко взмыла в воздух, и мы с
папой  увидели  и услышали  жутко  веселое  чириканье  Ори-ка: вероятно,  их
"плееры" смех "перевести" не могли никак. Мы с папой заулыбались: Орик  явно
был  веселым политором, и  что  нас  просто поразило, перегнулся  через свое
сиденье  (мы сидели сзади)  и погладил Сириуса, хотя  я  вновь  снял с  него
намордник.

10
 Парк "Тропики"  был  гордостью нашего спецгородка. Его  обнесли высокой
прозрачной стеной, чтобы он и снаружи был  виден,  и создали там тропический
климат. Естественно, все растения в парке  были тропические и субтропические
и  тропические же,  конечно,  звери.  Мы этот парк обожали,  особенно зимой:
снимешь пальто и зимние сапожки в раздевалке парка, кроссовочки на ноги -- и
гуляй себе по жарище в одних шортах и бобочке.
 Глубоко вздохнув, я вспомнил, что именно в "Тропиках" я впервые в жизни
поцеловался с Наткой.
 Я думал  об  этом,  сидя с  папой в нашей летящей  машине  и  глядя  на
улыбающийся на затылке глаз Орика, наверное, потому, что высоченные  деревья
под нами  были  явно  тропические,  разве  что  цвета  непривычного:  листья
красные, фиолетовые, ядовито-светло-зеленые,  даже  белые. Орик "вез" нас  в
наш  дом,  он явно  просто пока катал кругами  я  догадался, что кружит  он
именно в центре Тарнфила, по  плавным поворотам и потому еще, что все здания
состояли из одного шара и принадлежали политорам знатных родов.
 -- А знаете, -- сказал  Орик, -- почему я так лихо взмыл вверх, хотя вы
были не пристегнуты ремнями? Ощути я  в  сотую долю секунды хоть на  чуточку
лишний угол  взлета -- мгновенное нажатие вот этой вот кнопки -- и сразу  же
машина закрывается прозрачным куполом, -- видите щели по всей длине борта?
 -- А ну-ка, -- сказал ему папа. -- Разочек для интереса.
 Полсекунды не прошло  -- и  мы оказались  под куполом.  Потом  Орик его
убрал. Было  очень  тепло,  но не жарко, и я спросил  у  Орика, как же  так,
климат  тропический,  а  дикой  жары нет, и он  объяснил, что  летом  у  них
обязательно проходят недельные  полосы умеренного тепла -- таково влияние их
центрального моря.
 -- А оно далеко? -- спросил я.
 --  На такой машинке, как эта, часа два лета. А ее предельная  скорость
четыреста километров в час.
 -- Красивое море? -- спросил папа.
 -- О  да, --  сказал  Орик.  --  Чудесные  пляжи, другая,  очень пышная
растительность, скалы, скал очень много.
 -- Туда можно будет сгонять? -- спросил я.
 -- Пожалуй,  --  несколько  неуверенно сказал  Орик, но  тут  же  бодро
добавил: -- Поднатужимся -- и махнем.
 --  Это в тех скалах,  --  голос папы вдруг  сделался вкрадчивым,  -- и
живут моро, ваши дикие племена?
 -- Да, в основном, там, -- сказал Орик.
 -- Они опасны?
 --  По  ситуации,  -- сказал  Орик.  --  Они  принимают у  себя  только
некоторых  политоров  для  обмена  разных  своих штучек на кой-какую  еду  и
оружие. Цивилизацию не любят.
 -- А лично вас, Орик, простите, уль Орик, они принимают?
 --  Да,  -- сказал, улыбаясь, Орик. -- Зовите  меня  просто Орик, я  не
обижусь, хоть я и младший квистор в правительстве.
 Я спросил у него, как это он сумел бы в малую долю секунды определить и
лишний угол наклона машины, и нажать нужную кнопку, чтобы мы не вывалились.
 -- Тренаж, -- сказал он. -- Я спортсмен.
 -- А какой вид спорта? -- спросил я.
 -- Игра в мяч, метание копья, планирование, бой кулаками...
 -- Кстати, расскажите потом  о  планировании, жена одного политора учит
детей планированью, -- сказал папа. -- Ясно ведь,  что это не планирование в
промышленности.
 -- Конечно, -- сказал Орик.
 -- А  я про копья  не понял, --  сказал я. -- Как это делается? Как  их
бросают? В цель? В мишень?
 --  Нет.  Копья  типа  старинных,  как у  моро,  но с мягким  резиновым
наконечником. Противников двое, расстояние -- двадцать пять  метров, бросают
по  очереди друг в  друга, у каждого  маска,  нагрудник и  щитки на ногах из
легких  металлов.  Попадание  в противника  -- один  балл.  Но  он  может  и
увернуться.  Или поймает копье, но это уже суперкласс, три  балла, некоторые
научились посылать копье со скоростью километр в секунду.
 -- А какой у вас класс, Орик? -- спросил я.
 -- Суперкласс, -- смущенно сказал он.
 Вокруг одного из домов для родовитых он сделал круг (кто-то помахал ему
из окна).
 -- Это мой домик, -- сказал он  без всякой гордости и напыщенности.  --
Мы почти соседи с вами.
 -- Послушайте, Орик, -- сказал вдруг папа. -- Несколько нелепый вопрос:
а почему именно вас сделали нашим гидом?
 -- Гидом?  -- переспросил Орик. -- И сторожем! --  Он расхохотался.  --
Во-первых, я в правительстве  единственный специалист по вопросам энергетики
и  техники и,  пока я с вами, могу кое-что узнать о Земле, узнать  и понять.
Во-вторых  (поскольку  ваши  аппаратики  только  переводят,  но  ничего   не
записывают  машину  эту  я,  кстати,  проверил  на  этот  счет   --  ничего
записывающего нет),  не  скрою от вас,  что внутри  правительства  Политории
существует оппозиция, и я в нее вхожу. Если я свои обязанности гида  выполню
хорошо,  ничего особенного в этом не  будет, а вот если плохо -- это минус и
мне, и оппозиции.
 -- Минус вам? -- улыбаясь,  спросил папа. --  Горгонерр получит голосов
больше, чем вы?
 -- Нет, я не главная фигура в нашей оппозиции.
 Они  помолчали, глаз Орика на затылке улыбался не знаю,  может, я  это
выдумал, но Орик, кажется,  был  доволен  тем, как тактично папа не стал его
расспрашивать об оппозиции. Наоборот, после паузы папа спросил:
 -- Что же это за планирование за такое?
 -- О, это  вещь! --  сказал  Орик. --  Вы  прыгаете с вышки,  нажимаете
кнопку, срабатывают пружины  в обе  стороны,  и  из  трубы у вас  за  спиной
вылетают  длинные хлысты, растягивая  при этом ткань очень  туго и ровно, --
получается длинный треугольник  с точками на концах хлыстов и  в вашем поясе
-- пара длиннющих крыльев. И вы планируете, летите.
 --  У нас есть похожее! --  почему-то радостно заорал я. -- Орик! У нас
это называется дельтаплан. Только выглядит иначе.
 --  Планировать  --  это колоссально. На  дальность полета,  полеты  по
кругу, акробатика.
 -- Ой, попробовать бы, -- сказал я, вздохнув.
 -- Без учебы? -- сказал Орик. -- Это опасно, Митя.
 -- Приятно: вы сразу запомнили наши имена, -- сказал папа.
 -- А вы запомните  еще  одно имя: Пилли. Это  молодая  женщина, которая
будет убирать ваш дом и готовить вам пищу.
 --  И будет нашей...  прислугой? -- Это  уже спросил папа. --  Странно.
Очень странно. Мы к этому не привыкли.
 -- О, что вы, если это делает не мужчина, как было на корабле Карпия, а
женщина,  то  это  для  вас большая  честь,  так  как  искусство  готовить у
политоров -- это культ. И если этому учат специально, а  Пилли  училась,  то
это могли позволить только женщинам древнего рода. Это высокое искусство.
 -- А  вы знаете, Орик,  почему ваш род  древний? Что такое совершил ваш
предок? Или он был богат? -- спросил папа.
 -- Мы  уже подлетели, -- сказал Орик. -- Во-он ваш дом. Мой предок? Это
очень  смешная  история,  которая  произошла много сотен лет  назад, еще  до
начала цивилизации. У нас тогда водились, да и  сейчас водятся, ну, такие...
свиньи... кабаны... у них над рылом  длинный, очень  твердый и  очень острый
клык. Однажды мой  предок удирал  от  такого  вот кабана. Он никогда не умел
(так записано в книгах) быстро бегать, но  тут он летел, как копье, а  кабан
--  за ним. Но оказалось, что  мой предок не только быстро бежал, но и очень
быстро думал, чего за ним никто  никогда не замечал. Как копье он ворвался в
поселение врагов, резко упал, вскочил и умчался обратно. А кабан всадил свой
острый клык прямо  в  пузо вождя врагов.  Это был колоссальный расчет, вроде
точнейшей посадки корабля на незнакомой  планете. За этот номер, кстати,  он
тоже был избран вождем. Вот я из каких.
 Насмеялись мы вволю.
 --  Вы  не  заметили,  заболтавшись со мной, что мы  уже сделали четыре
облета вашего дома, и я видел,  как  четырежды Пилли  махала нам из  окна --
пора  обедать,  летим.  Я  не  обижусь, кстати,  если  вы,  оставшись  одни,
подумаете: отличный парень, этот Орик, а вдруг это не случайно, вдруг такого
к нам и должны были приставить -- гида-сторожа-раэведчика. С таким, как  он,
вполне  можно подружиться -- и  рассказать ему  больше, чем  следует.  Я  не
обижусь: так вы и обязаны  думать,  судя по вашей беседе с Горгонерром. Все.
Обедать!
 Мы молчали. Машина плавно и мягко пошла на посадку над высокой решеткой
вокруг нашего дома прямо к плавательному бассейну. Мы сели, и папа сказал:
 -- Так ли, этак ли, Орик, но вы обронили одну фразу, -- вы сказали, что
записывающих  устройств  в нашей машине вы  не обнаружили.  Допустим, я  вам
верю,  и  поэтому прямо спрашиваю: могут ли быть подслушивающие устройства в
доме?
 --  Допускаю,  -- сказал  Орик. --  Я  внимательно осмотрю  его и, если
обнаружу их, то тут же прихлопну.
 --  Но постойте!  -- воскликнул  папа.  -- Это  же,  это  же...  Мы  же
инопланетяне, мало ли что... Горгонерр...
 -- Я  вас понял,  -- сказал Орик.  --  Если  Горгонерр  узнает,  что  я
вытворил такое, будет крупный разговор, но у меня  есть аргумент: я, по сути
своей, не подслушиватель. Если я должен глубоко узнать вас, проникнуть в вас
на  благо  Политории,  то я  предпочитаю сделать это с помощью своего ума  и
интуиции.
 -- Вы смелый... политор, -- сказал папа.
 --  А  иначе какой смысл жить?  --  сказал Орик,  но  просто, вовсе  не
возвышенно.
 -- Да, -- сказал папа, -- конечно, мы  с Митей вольны  думать о вас как
угодно (это вы сами заметили и даже предложили нам), но мне бы  не хотелось,
чтобы Горгонерр сменил нам гида.
 -- Я постараюсь, -- улыбаясь, сказал Орик,  и в этот момент дверь внизу
башни-пики открылась, и  из нее вышла и  подошла к нам очень молодая женщина
такой невозможной красоты, что  я задохнулся.  Как нежное облако... нет-нет,
не то...
 Она сказала, и меня качнуло, я ахнул. Она сказала:
 -- Владимир, Митя, Орик! В  чем  дело?! Распустились! Сколько времени я
должна ждать вас?! Ни  капельки  такта! Кстати,  меня  зовут Пилли. -- И она
поклонилась мне и папе. Если бы не этот ее поклон,  я бы почувствовал, будто
мы на Земле.
 -- Привет, Пилли, -- сказал я. -- Пошли, я голоден, как черт.

11
 Минуты  три Орик простоял на  коленях перед Пилли,  умоляя  ее простить
его:  он  не  может обедать  с нами,  он  занят. Пилли  потрясающе разыграла
оскорбленность и  в конце концов простила его. Нам он сказал, что  до вечера
мы можем делать что угодно -- спать, гулять по  городу, на всякий случай вот
номер его аппарата, вот  два микроаппаратика --  звонить из любой точки, где
бы  мы ни находились, вот номер аппарата Пилли,  сам  он появится вечером, а
Пилли, покормив нас, уйдет или побудет с нами, если мы этого захотим.
 Честно говоря, я не  помню точно, что  именно мы ели. Супа  не было, но
второе -- какое-то мясо, овощи, много соуса -- напоминало густой суп всякие
непонятные травки,  кубики, сладости  и  напитки  -- все  было фантастически
вкусным.
 -- Мы очень просим вас, -- сказал папа. -- После обеда побудьте с нами,
Пилли. Вам не трудно?
 --  О!  Я с  восторгом!  --  воскликнула она и добавила: --  Орик  ищет
сейчас, нет ли в доме подслушивающих устройств.
 --  Колоссально! --  сказал  я.  --  Ну а  даже,  если  они  есть,  эти
устройства, во-первых, когда у нас гости -- ведь не заговоры же мы затеваем?
А когда мы с папой вдвоем, мы просто снимаем с себя аппаратуру с  присосками
и говорим, что хотим.
 --  Ага, -- сказала, улыбаясь, Пилли, -- они запишут  ваш язык, а потом
прослушают, надев  на себя такую же, как у вас,  аппаратуру, то есть получат
перевод.
 --  Балда! -- воскликнул я и  хлопнул себя по лбу, а Пилли рассмеялась.
Чириканье, да? Вполне. Но у нее -- нежнейшее.
 -- А этот наш разговор, -- сказал папа, -- вполне заговорщицкий, не так
ли, Пилли?
 --  О да! Но  здесь,  в  столовой,  записывающих  устройств  нет  --  я
проверила еще до вашего приезда.
 Папа развел руками. А я млел: фея-разведчица!
 --  Знаете, Пилли, --  сказал он. -- Что-то я плохо понимаю: Орик и вы,
допуская  слежку за нами вашего правительства, не скрываете этого от нас. Вы
же нас совсем не знаете! Может быть. Земля настроена агрессивно.
 --  Да?! -- сказала  Пилли.  -- Каким это образом? Ваш корабль был  уже
изучен,  когда  он  был на борту Карпия.  На  такой вашей штуке до  нас и не
долететь. Во-вторых,  вы,  скорее, просто пленники. И еще есть ощущение, что
Земля не агрессивна.
 --  Да,  это так, --  сказал папа.  -- Но  вы-то откуда об этом знаете?
Земля -- это масса государств, масса правительств, а вы делаете вывод, глядя
на нас, всего лишь двоих землян.
 -- Политории важно понять, воинственны вы или нет и какой у вас уровень
техники, в том числе -- военной. Если он ниже нашего,  нам бояться нечего. А
похоже -- так оно и есть.
 -- Но если это и так -- нам-то есть чего бояться?
 -- Не могу сказать  ничего определенного, -- ответила Пилли, -- догадки
-- не в счет, а знания мои ограниченны. Сфера политики -- тем более такой --
скрыта в глубинах самой этой сферы.  Мне  туда входа нет, хотя я и  физик по
профессии.
 -- Вы ходите на работу, Пилли? -- спросил я. -- Фи-изик?!
 -- Нет, --  она улыбнулась.  -- Я закончила "Сверхособую  школу Хозяйки
Дома" и Высший Технициум, как физик. Если я не склонна  ходить на работу, но
тем не менее  хочу получать... деньги (я только сейчас сообразил, что Сириус
хоть и без поводка,  но в  ошейнике и наморднике,  и снял их),  я могу  и не
ходить, но обязана  раз в два года  представлять Высшему Техническому Совету
какой-либо научный труд, а они его оценивают. Дома у меня лаборатория.
 Вошел Орик и сказал, что "слушалок" нет.
 --  Что же, -- сказал папа. --  Горгонерр  не успел или  не захотел это
сделать?
 -- Пока нет окончательного  представления об  уровне вашей цивилизации,
нет и уверенности, что вы  и сами эти  штуки не обнаружили бы, а случись это
-- полный провал в попытке установить контакт. Горгонерр не так глуп.
 И,  быстро попрощавшись, Орик умчался, сказав,  что двери внизу башни и
двери квартиры  закрываются сами, а открывают их  просто прикосновением этих
вот двух пластинок -- желтой и красной, и отдал их нам.
 -- Спасибо, Пилли, что вы остались посидеть с нами, -- сказал папа, и в
этот момент Сириус, пришедший в  себя после  ошейника и намордника, вякнул и
запрыгнул на колени  Пилли. Самовнушение поразительно:  мы с папой выдумали,
что у него ядовитые зубы, -- мы же и  вскочили в испуге. Но Пилли улыбнулась
и стала гладить кота.
 --  Кольво,  кольво, славный, --  повторяла она. -- Хороший кольво. Как
его  зовут?  Сириус?  Странно.  Очень  похож на наших кольво.  Вы от нас так
далеко, а кольво -- одинаковые, да и политоры вполне похожи на вас... Похожа
я на женщину Земли?
 Папа, улыбаясь, кивнул, а я сказал:
 -- Очень! Очень! И  у  наших  --  тоже сзади  нет  глаза,  Пилли!  (Она
рассмеялась.) И еще -- вы очень, невозможно красивая!
 -- Спасибо! -- сказала она. --  Наш интерес друг  к другу был  бы более
высок, если бы вы и мы были так же разумны, но кто-то из нас имел, например,
облик... слизняка со щупальцами.
 -- Конечно, --  сказал папа.  -- Вы открыли две планеты...  Кстати, это
тоже снижает реакцию на нас...
 --  Очень-очень частично, -- сказала Пилли. -- Мы именно открыли их. Не
более. Они -- полудикари.  Аппаратики -- для связи с ними, чтобы не учить их
язык.
 -- Вы с ними общаетесь. Зачем?
 -- Мы берем у них металлы, сырье для топлива. В обмен.
 -- Я не спрашиваю, на что, -- сказал папа.
 -- Спасибо. Ничего особенного мы  им  не даем. -- Это она  сказала чуть
грустно, -- Я почему-то ни на секунду не испугалась Сириуса.
 -- Он разбирается в политорках, -- сказал я.
 -- Наверное, люди изучали  языки друг друга или изучали  какой-то один,
наиболее удобный для всех.
 -- Похоже, -- сказал папа, -- но не совсем.
 -- Прошу вас, оторвите от себя присоски и поговорите.
 Мы исполнили ее просьбу и, глупо  поглядев друг на друга,  поговорили о
том,  что  Пилли  --  это  какое-то  совершенство,  судя  по  ее отношению к
ядовитому Сириусу. Затем Пилли сделала нам знак замолчать и заговорила сама.
Потом, опять жестом, попросила нас вернуть присоски на свои места.
 -- Ваш язык -- это что-то чудовищное, чуждое, страшное, -- сказала она.
-- И полагаю, что наш для вас...
 --  Да,  тоже  полная дикость, --  сказал  папа. --  Не  язык,  а набор
технических звуков  разных частот плюс голоса, точнее, звуки каких-то птиц с
металлическим оттенком.
 -- У политоров, в отличие от вас, очень сильно выпирает грудная клетка,
может,  отсюда и разниц