Это главное. И  второе: Орик, конечно, понял, что меня похитили
отнюдь не повстанцы, а его величество квистор.
 -- Похоже, -- сказал я этим, -- раз  дело  сделано и вы настроили народ
против квистора, пора меня и выпустить.
 -- Ну, не так уж и скоро. Если выпустить, то ведь тебя не должны видеть
-- понимать надо.
 Вскоре они ушли,  сказав, что с телеком  завал, а  сами придут  днем. Я
вдруг подумал: "А  одеяла? Их-то  можно  разрезать  и связать "веревки"?"  Я
бросился на кухню: ни ножей, ни вилок, ни ложек, ни точильного камня. Может,
разбить бутылку и  нарезать  полос осколком. Дальше  начался полный  бред. Я
поставил  в упор от стены три кровати гуськом,  а четвертую -- от третьей --
вверх, к стенке у самого окна.  Потом пошли сплошные  нелады  -- кровати, их
обивка,  были скользкими,  а  четвертая  шла  вверх довольно круто. Тогда  я
заменил одну из трех креслом, но третья кровать подымалась слишком полого, и
от  ее  верха до  форточки  я не  дотягивался. А заберись я  высоко,  фортка
открывалась на меня, если же все соорудить с другой стороны окна -- уже было
не  дотянуться  до самой  фортки. Я  обозлился  сам на  себя,  растащил  все
кровати,  лег на одну  из них в главной комнате, стал думать и -- на тебе --
уснул.
 Когда днем приперлись эти, я от еды и от разговоров отказался и сказал,
что  сплю,  не спал ночь.  Потрясающе, я заснул  при них  (они все  норовили
поговорить  со  мной). Конечно, их не было,  когда я проснулся. Но  вечером,
когда они снова должны были появиться, они не появились до  следующего утра.
Нужны мне они были, как рыбке зонтик, но я все равно  был зол на  них дальше
некуда, причем к этой злобе вовсе не примешивалась мысль: а вдруг они вообще
не  придут,  и я погибну  голодной  смертью?  Наверное, потому, что я поспал
днем, следующая ночь тоже далась мне с трудом, а утром -- колоссально! -- на
кухне я нашел  две пустые металлические банки, довольно высокие  и  неясного
назначения. Так была посрамлена моя "бредятина" с  кроватями,  я (само собой
попробовал  это  на окне, глядящем в  сад) поставил банки  на подоконник,  с
помощью кресла влез на него, а после уж -- и на обе банки: хвала небу, встав
на  цыпочки, я дотянулся до фортки! Во-вторых, я  нашел под одним  из кресел
катушку ниток и подумал, а не спустить ли на нитке из окна на улицу записку.
А как, кто подберет эту записку,  если и  с лицевой  стороны дома был сад, а
его от улицы  отделяла кольцевая  ограда? Ноль сообразительности! А что если
из чертежа Ир-фа я сделаю птичку и,  когда  увижу кого-нибудь на улице, пущу
ее? А?! Вот это уже было похоже на идею!

4
 Утром, в девять,  эти все же  заявились, опять с едой и  улыбочками.  С
невинным видом я спросил, как их-то зовут,  и  некоторой паузы-заминки  было
достаточно  для меня, чтобы понять: свои  имена они мне врут, хотя, конечно,
среди  шпиков Горгонерра вполне могли быть и безродные. Еще я им сказал, что
жаль, что я не умею читать по-политорски, но может, в три  часа они принесут
мне какую-нибудь  книгу, которую  я  мог бы разглядывать:  все-таки  не  так
скучно. И они пообещали мне книгу и добавили, что  вчера вечером не явились,
так как была важная повстанческая сходка.
 -- Как там дела, на воле? -- спросил я.
 -- Нормально! Правительство в  панике. Народ-то негодует. Правительство
заверяет  всех,  что  не они  тебя украли, --  никто не верит,  и, возможно,
высокородные повысят зарплату рабочим.
 -- Неплохо бы, -- сказал я. -- А вы-то кем работаете?
 -- Мы... в шахтах, -- как-то не сразу сказали они.
 -- Бедные?
 -- Достаточно. Еле перебиваемся.
 -- Тогда почему же вы не на работе?
 -- Бастуем, -- сказал первый. -- Смешной ты!
 -- Понятно, -- сказал я, и на этом мы распрощались до трех.
 Сразу же я сделал птичку из обложки чертежа, довольно аккуратную, чтобы
не  заваливалась в полете и не пошла по кругу. Потом принес две банки к окну
и  стал ждать. Передо мной, собственно, была не улица, а широкая дорожка, по
ту сторону ее на приличном расстоянии друг от друга стояли домики, особнячки
вроде  моего.  Как  и  вчера, так  и сегодня, я  не  видел  ни одного гелла,
пролетающего мимо. Любой гелл помог бы мне, доставил бы записку папе. Тут же
я  опять поймал себя на том, что, видно, я не в  форме: если рассчитывать на
пролетающего гелла,  надо все время стоять на банках: чушь собачья! И  почти
не веря в возможность их появления, я просто стоял у окна. И вдруг я  увидел
на той стороне девочку, она медленно шла по дальней от меня стороне  широкой
дорожки я  быстро залез  на банки  с птичкой в  руке,  чуть подняв ей клюв,
строго зафиксировал ее двумя пальцами, коротким, резким и точно направленным
движением "послал" ее  в форточку.  Замерев, я следил, как она пролетела над
оградой, медленно  и  плавно снижаясь, упала на той  стороне дорожки,  когда
девочке  до  нее  оставалось  метров пять. Заметила?! Не  заметила?! Девочка
быстро дошла до птички (пожалуй, все же птицы), взяла ее в руки, но не стала
искать глазами,  кто ее пустил прежде  всего она  почему-то ее  развернула,
потом подняла голову (глядя  прямо на меня!) и вдруг быстро стала пересекать
дорожку в  мою сторону.  Она  приближалась  ко  мне,  я разволновался, вдруг
проявил чудо акробатики: соскочил с банок, поставил  одну на другую и как-то
даже взлетел  на них, чтобы лицо мое было выше нижнего края фортки. Я глянул
вниз, на девочку за  решеткой...  Чудом я не упал --  это  была Оли! Рукой я
быстро поднял ко рту "плеер" и крикнул:
 -- Это я. Только тихо, поняла?
 -- Я вернусь скоро, -- тихо, но  так, чтобы я расслышал, сказала она, и
я расслышал. -- Ты жив?! Ты один?
 Я кивнул. Тупо. Да не в себе я был!
 -- Надолго? Один.
 -- До трех.
 Она кивнула и медленно пошла в ту  сторону, откуда пришла уже теряя ее
из виду, я разглядел,  как  она пошла очень быстро. Честное слово, я метался
по  квартире, как  тигр  в клетке!  Потом заставил  себя успокоиться, и стал
ждать.  Действительно,  Оли  вернулась  быстро.  Одна.   Я  понял  --   надо
поговорить, и показал ей рукой, чтобы она обошла дом. Она так и сделала. Как
она перелезла высоченную с острыми пиками ажурную решетку -- я  не понял. Но
Оли  перелезла. Теперь она стояла в густющем саду, и  вряд  ли ее кто-нибудь
мог видеть с улицы. Я опять умудрился влезть на обе банки, выглянул в фортку
и сказал ей:
 -- Я заперт напрочь, только форточки.
 Она кивнула и достала из брюк  -- мой  лазер!  Нет, мне  не описать той
скорости,  с  которой  я слетел с окна, схватил катушку ниток, отмотал  себе
запас  и бросил катушку в  окно. Пока я тащил потом очень аккуратно лазер до
форточки на нитке, я все боялся -- вдруг оборвется. Обошлось!
 -- Где они? -- спросил я. -- Папа, Орик... Пилли.
 -- Все улетели к квистору. Хотя это он и затеял. Сколько их, политоров?
 -- Двое. А когда они вернутся? Наши.
 -- К вечеру, к ночи, наверное.
 -- Зачем они полетели? К квистору.
 -- Попросить его повлиять на повстанцев. Игра такая.
 -- Ясно. Теперь уходи, ладно? Я буду ждать.
 -- Ладно. Будь умницей.
 -- Постараюсь, -- сказал я твердо. -- Спасибо... Оли. Она рассмеялась и
сказала:
 -- Поглядывай в это окно! На всякий случай!
 --  Те  будут  в  три, -- сказал  я.  --  Потом  в девять.  Черт, какая
случайность, что ты здесь шла! Даже страшно!
 -- Это не полностью случайность, -- сказала Оли, -- об этом после.
 И она исчезла  в  зелени. Потом мелькнула  над  решеткой. Мысли мои  --
разбежались. Скоро  мои  узнают, где я!  Но как  им вскрыть дом? Или еще  --
вдруг мои явятся, а те здесь?  Я заметался  еще больше, чем  когда ждал Оли.
Может, мне и  не понадобится лазер, но "сработала"  Оли  точно. Смешно,  она
принесла  лазер, не  зная, что  у меня  есть  нитки,  что же, она  надеялась
попасть им в форточку? Хотя, почему бы и нет, если промах не  разбил  бы это
стекло?
 Лазер!  Я  ушел в ту комнату, окна которой выходили  в сад позади дома,
выбрал верный наклон  (чуть сверху вниз)  и коротко нажал спуск --  в стекле
появилась сквозная  дырка. Нормально! Так что лазер? Входят  эти  двое,  два
нажатия курка -- и их нет? Да, это была проблема.  Проблема убийства кого-то
мною. То, что мои враги -- враги всех политоров, ничего не меняло. Они-то не
собирались меня убивать,  более того, я  чувствовал  какую-то нечестность от
того,  что  я мог  сделать это легко: они-то не знают, что я при оружии. То,
что они были врагами моих друзей, да и просто скорее всего профессиональными
убийцами, не меняло дела. Они  свое получат,  и  вовсе не обязательно именно
мне их убивать. Но, когда я понял, что я  просто облегчу задачу Орику,  убив
этих  сам,  да и лишу  Орика  всякого риска для жизни (или  папу, или других
политоров), я  все же вынужден был признать, что  (хотя  эти слова очень  не
точны) я  просто не умею и не люблю  убивать  живое. Вот если  бы эти вынули
оружие, тогда бы  я и думать  не  стал... Вот какие дела,  дорогой землянин,
Митя Рыжкин, куколка ты наша  из научного мира, молекулка! Два года назад ты
решал  задачу  взрослых мужчин, не решил.  Сейчас  ты решаешь  тоже  мужскую
задачу, казалось бы, более простую, но уже ясно, что решить ты ее не можешь.
Тебе  для  этого  необходимо  направленное  на тебя  дуло пистолета,  когда,
возможно, ты сам уже не успеешь выхватить свой лазер.
 Я не понимал толком, как течет время, когда на уровне  окошка в  задний
сад (а я не поглядывал в него, а просто сидел у него), даже точно на  уровне
форточки зависла машина Оли! Она была за рулем, а в форточку змеей скользнул
и плавно как-то сполз на подоконник и на пол... Олуни!
 --  Немедленно домой, -- сказал я Оли. -- Прилетай в четыре, но сначала
пролети с той стороны, я дам  знак. Если  не дам -- лети обратно. Эти  скоро
будут. Правда,  можно вырезать стекло или дверь лазером, но нельзя выдавать,
что у землян есть лазер.
 -- Поняла, -- сказала она, улетая.
 -- Олуни, -- сказал я. -- Как же так, как же это ты?..
 -- Она  прилетела в племя с белым лицом,  -- сказал Олуни.  -- Говорит:
"Митя. Беда". Обратно она летела быстрее копья, а я лежал на дне машины.
 -- Но как же ты, как? -- не унимался я.
 --  Мы с тобой вместе  лежали на дереве,  и  ты  помогал мне не бояться
зверя,  теперь я тебе помогу не бояться зверя. Они отсюда  входят? --  Олуни
показал на дверь.
 -- Да, -- сказал я.
 Он внимательно оглядел комнату с окном на улицу, куда мы перешли, потом
сказал:
 --  Это  не очень хорошо, если я  буду стоять  посередине, а они войдут
один за другим, а не оба сразу.
 -- Может, тебе спрятаться в другой комнате? -- сказал я.
 --  О нет, -- сказал Олуни. -- Я хочу, чтобы они  увидели  меня в лицо.
Оба, вместе. О, я выйду из-за вот этого...  -- Он  указал  рукой  на  пустой
большой шкаф у стены.
 -- Если они войдут вовремя, то скоро. Сейчас почти три!
 Олуни быстро снял с пояса какую-то сумочку и швырнул ее в дальний угол.
Никакого оружия у него, кроме ножа на поясе в ножнах, я не заметил.
 Я  услышал  вдруг,  как хлопнула внизу дверь,  зажужжал лифт я  сказал
Олуни:
 -- Это они!
 Он встал за шкаф.  Я сел на кровать, вынул и положил под подушку лазер.
Дверь с лестницы в  маленькую прихожую открылась, и оба они вошли в комнату,
улыбаясь, и один из них спросил у меня:
 -- Ну как?
 -- Нормально, -- сказал я, чувствуя, что своим голосом выдаю все.
 Дальше произошло непостижимое. С резким гортанным вскриком Олуни
 сделал шаг к середине комнаты так,  что они  его увидели,  и без всякой
паузы  в  первого  полетел и вонзился  в него нож, а Олуни, пролетев  это же
расстояние на секунду позже ножа, нанес второму страшный удар прямой ладонью
в переносицу  оба  рухнули почти одновременно.  С бешеной  скоростью  Олуни
схватил свой мешочек, вернулся к этим, достал несколько кусков тряпки, вынул
из  первого  нож, быстро  присыпал какой-то,  вероятно,  целебной, травой  и
заткнул тряпкой  рану. Потом он  вставил им  в рот по кляпу,  связал каждого
веревкой,  а потом еще  их  и между  собой. Пока он занимался кляпами, я без
всякого  желания  обыскал обоих, но не взял ничего, кроме  оружия и каких-то
бумажек, твердых,  которые, возможно, были  их документами.  В сумке с  едой
одного из них я -- как ни странно -- нашел свой коммуникатор.
 ... Ровно в четыре  перед окном со стороны улицы "проплыла" машина Оли,
я сделал ей знак обогнуть дом, она обогнула, зависла у форточки, Олуни легко
подбросил меня  себе на плечи,  кое-как  через  форточку я прожался наружу и
сполз в машину, Олуни в ту же фортку просто скользнул, лег, как и я, на пол,
Оли взлетела, и скоро мы были дома.
 Дома мы долго сидели тихо, потом я сказал:
 -- Ночью надо как-то их забрать, и мою машину тоже. Оли, а как это -- я
увидел тебя не случайно? А?
 -- Нет, случайно,  но только отчасти. Это расчет папы.  Он был  уверен,
что это дело рук людей квистора и скорее всего ты в хороших условиях, в доме
типа нашего, ходи, Оли, до изнеможения среди таких вот домов в центре, гляди
на окна, я думаю, Митя сделает то же самое, будет глядеть. Они сейчас либо у
Горгонерра, либо летят в Калихар.
 Я попросил, и Оли набрала номер Орика.
 --  Папа,  -- сказала она. -- Ты  в квистории? Нет? Уже летите обратно?
Ой, это замечательно! А я встретила здесь...
 -- Привет! -- крикнул я. -- Кто у вас за рулем, не вы и не Пилли? Тогда
водитель не должен выпасть за борт, узнав, что его друг нашелся! Приве-ет!

5
 Ну, это была встреча! Пилли, Орик и папа очень быстро и бурно затискали
меня. Для Орика и Пилли я уже был "свой", но и как бы "редкое  насекомое" --
инопланетянин  --  читай:  ответственность.  Орик  позвонил  своим  людям  в
Калихаре, объяснил им  ситуацию и где находится этот дом и моя машина, и они
обещали тех двоих молодцов забрать  и отдать повстанцам.  Орик передал им  и
мою  резонную просьбу: когда я "объявлюсь"  живым и  невредимым, пусть в том
доме уже будут валяться целые  и разодранные на  полоски одеяла,  дескать, я
убежал сам, превратив одеяла в "веревки".
 -- А как ты, Орик, представляешь себе реакцию Горгонерра, когда  станет
ясно, что Митя жив-здоров и все прочее? -- сказала Пилли.
 --  Квистор  сообщает  стране,  что мальчика  украли  повстанцы,  а  он
героически бежал. Это лучший вариант. Простите, -- для меня.
 -- Ну, а второй? -- спросила Пилли. -- Худший.
 --   Вдруг   Горгонерр   "вспомнит",  что   я-то,   гид,   первым  несу
ответственность за  землян,  и  заставит по стереовидению  выступить  именно
меня. Народ мне, естественно, не поверит, что Митю  украли повстанцы, --  но
как  быть потом?  Если народ  увидит  меня  среди  своих --  долго  придется
объяснять, что я за птица на самом деле.
 -- Папа, -- сказала Оли. -- А  что если ты скажешь квистору, что Митя и
его отец так травмированы, что ты  предпочитаешь срочно рано утром увезти их
на пару дней на природу. Тогда твое выступление отпадает.
 -- Умница. Но, считай, наши друзья так и не видели Калихар.
 -- Я-то повидал, -- сказал я. -- Город славный.
 -- Но, пап, можно же будет вернуться, лишь бы не ты выступал по телеку,
-- сказала Оли. -- И звони квистору сейчас.
 -- Стоп! -- сказал Орик. -- Владимир, Митя, Олуни, Оли, --  не уйти  ли
вам в другую комнату? Звоню  квистору. Мне не  очень хочется  показывать ему
свое лицо, но важно видеть его.
 ... Этот разговор мы слышали, но, увы, не видели.
 Квистор оказался дома, но, что вы, что вы, Орик, если дело серьезное, я
вас вполне извиняю, можно звонить и домой.
 --  Представляете, уль Горгонерр, нашу  радость, мы прилетаем --  а уль
Митя дома! Дома! Поздравляю и вас, и себя с этим, я бы сказал, счастьем!
 -- О! -- воскликнул после паузы квистор. -- О! Это же феноменально!
 --  Конечно,  --  сказал  Орик.  --  Мальчик  в   руках  повстанцев,  а
правительство ничего не может сделать!
 --  Вот  именно! --  сказал  Горгонерр.  --  Какая удача,  спасибо, что
позвонили. А как мальчик, где он, что с ним было?
 -- Спит. Да и отец спит. Оба они по-разному намучились.
 -- О! Понимаю. Я сам отец. А как произошло спасение?
 -- Героизм  мальчика. Одеяла,  из  них  веревка, в форточку --  и  все.
Укрывали в центре, в хорошем доме.
 -- Потрясающе! А что он говорит?
 --  Почти  ничего.  Мальчик травмирован,  это  ясно.  Обращались с  ним
нормально, но скрывали, когда выпустят.
 --  Нормально?  Как это  не  годится  для, скажем, его  выступления  по
стереовидению!  Что же, он скажет, что повстанцы обращались с ним нормально?
-- удрученно добавил квистор.
 -- Разумеется, так бы и сказал, если бы выступил. Он -- землянин, гость
и  ребенок,  очень  сложно  заставить  его лгать.  Просить  его об  этом  --
несолидно для правительства.
 -- Конечно, конечно, -- бодро сказал квистор.
 -- А судя по  его состоянию, нам всем следует рано утром хоть  на  пару
дней опять уединиться где-то на речке.
 -- Вы думаете, это разумно?
 -- По-моему, простите, квистор, -- сказала Пилли, -- это необходимо. Он
очень измучен и отец тоже,  это их чувство обострено тем, что  они же гости.
Нам крайне неловко!
 --  Да,  вы  правы,  --  уныло сказал  квистор. -- И выступление его  с
положительной оценкой поведения повстанцев отпадает.
 -- Уль Горгонерр, -- сказала Пилли. -- Могу ли я подсказать...
 -- О Пилли, дорогая, конечно!
 -- Вам вовсе не обязательно выступать перед страной самому, это придаст
всему  излишнюю  остроту  и  значимость.  Пусть  выступит  от  квистории, --
простите, вы знаете мой язычок -- какая-нибудь сошка  помельче, а  еще лучше
-- просто диктор с коротким заявлением квистории.
 -- Разумно, -- сказал квистор. -- Вы сама мудрость -- Пилли!
 -- Уф-ф,  --  выдохнул  Орик, когда  разговор  кончился. --  Полегчало.
По-моему,  хотя  я  говорил  больше  тебя,  Пилли,  разговор   выиграла  ты.
Благодарю.
 -- Ай, я мутила воду, -- сказала Пилли. -- Он бы и сам так решил.

6
 В восемь утра вернулся Орик, мы уже завтракали, и был включен телек. По
телеку выступал  некто,  кого Орик,  подтверждая,  назвал  "мелкой  сошкой".
Заявление его  о моем побеге  было  кратким  и  скоро кончилось. Орик принес
газеты -- там было то же самое. Еще он принес нам телек, палатки, спальники,
закупил еду и прочее, и прочее.
 Мы  вылетели  в  десять. Внизу  я увидел свою  машину возле  бассейна и
просто ошалел от радости:  в ней был --  Ир-фа!  Он уже сидел за рулем, мы с
Оли  устроились сзади, Олуни сел к  папе,  Пилли к Орику  --  и мы взлетели.
Машина Орика была как  бы  главной, и  он, взлетев, "повел" нас за  собой --
высоко  в небо, так что мы  оказались  выше уровня пика центральной башни и,
пролетев над ней, то есть точно над центром города, стали от него удаляться.
Я  догадался, что этот  "маневр"  Орик провел специально для нас с папой, и,
когда мы  проплывали над пиком, я, "вращая" головой, осмотрел абсолютно весь
Калихар и сделал несколько снимков.
 Оли положила руку мне на плечо и сказала:
 --  Я определенно  довольна тем,  что  тебя украли, но  то, что я  тебе
помогла, -- этим я очень довольна. Оч-чень!
 -- Еще бы! -- сказал я. -- Ты вела себя героически!
 -- И теперь... я хоть чем-то  отплатила тебе за криспу, хотя  дисбаланс
остается.   Тут  надо   говорить  о   двух  моих   чувствах,   нормальном  и
атавистическом.
 -- А последнее, это какое?
 -- Идущее от  очень древней Политории. Спаси ты меня от криспы тогда, я
должна была бы стать  твоей рабой. Одно другого стоило бы, но неуютно. Лучше
уж погибнуть.
 --  Успокойся,  --  сказал  я,  чувствуя,  что сейчас "выдам"  шутку не
высшего класса. -- В те далекие времена не стала  бы ты моей рабой, съела бы
тебя криспа, и все тут: лазеров-то не было!
 Оли очень внимательно поглядела на меня.
 --  Я убеждена, что и в те далекие времена ты бы что-нибудь  придумал и
спас меня. Иначе не может быть!
 -- Н-ну... не знаю, -- сказал я, отводя глаза.
 С  других машин нам махали и громко приветствовали:  видимо, уже прочли
газеты или видели телек.
 -- Мне хочется... Я бы взяла твою руку в свою, --  сказала Оли. Я вдруг
сам  взял в свою ее руку и  так  и не отпустил до самого селения  моро