олзают под камни.
     Плешивый не сказал, что когда он с отцом настоятелем  задержавшись  в
деревне и не успев засветло вернуться в приют первый  раз  натолкнулся  на
потерянную душу, то орал не хуже Хромого. От потерянных душ  всегда  пахло
могилой. Трепло, как ни странно, все еще держался вполне прилично.
     "Наверняка врет он насчет  своей  агорафобии,  -  равнодушно  подумал
Плешивый, - видать просто от работы отлынивает."
     Плешивый посмотрел по сторонам: от большинства  домов  остались  лишь
странные  оплавившиеся  разнокалиберные  бетонные   столбы,   похожие   на
карикатурные фаллосы. Другая окраина города сохранилась гораздо лучше,  но
в ветхих каменных джунглях обитало такое...  Куда  там  всяким  потерянным
душам.
     Плешивый вновь сплюнул и проворчал сквозь зубы:
     - Ну что, поворачиваем оглобли?
     И  вновь  бес  противоречия  заставил  Хромого  и  Трепла  с  усилием
разлепить побелевшие губы и почти хором сказать:
     - Нет!
     - Ну, нет - так нет,  -  с  досадой  буркнул  Плешивый  и  подтолкнул
Хромого в спину стволом автомата. - Давай топай тогда вперед, да не  заори
с дуру, когда увидишь Всадника, а то жахнет инфразвуком, потом  штаны  три
дня отстирывать будешь!
     - Про Всадника каждый дурак знает, - проворчал  Хромой,  но  послушно
двинулся вперед.
     - Насчет дурака - это уж точно... -  Трепло  громко  лязгнул  зубами,
сделал шаг и не оборачиваясь произнес: - Если  живыми  вернемся,  я  дырку
себе в языке сделаю.
     "А  я  вторую,  -  равнодушно  подумал  Плешивый,   -   если   только
вернемся..."
     Чем ближе было к озеру тем ощутимей воздух  пропитывался  безысходной
тоской.
     "Куда мы прем? - растерянно думал Плешивый, господи,  куда  мы  прем,
ведь и не женщины они вовсе! Мало нам Сапога?! Да  их  даже  сами  мутанты
боятся! В древности как-то их называли... по особенному...  вед...  вед...
ведьма, что ли?!"
     Минут через десять прямо по курсу стало видно медленно  разгоравшееся
серебряное зарево.
     Когда тоска и зарево стали ощутимы настолько  остро,  что  захотелось
лечь, уткнуться лицом в дорожную пыль и заплакать, дорога  резко  вильнула
влево.
     - Ну, - хрипло спросил Плешивый, - пойдем по дороге или... напрямую?
     Даже  испытывая  физиологические  нюансы  животного  ужаса   Плешивый
постарался построить вопрос так, чтобы предложение вернуться  исходило  не
от него.
     Хромой и Трепло  одинаково  бледные  смотрели  на  него  с  тоской  и
беспомощностью.
     - Напрямую, - чуть слышно пролепетал Трепло.
     Плешивый кивнул, хотя будь он сам, то повернул бы уже давно.
     Когда озеро, словно коварное лезвие ножа, блеснуло ярким  серебром  в
ста  шагах  впереди,  Хромой  неожиданно  упал  на   колени   и   зашептал
захлебываясь в горячечном бреду:
     -  Господи!  Грешен   человек,   гордыня   гложет   его,   толкая   к
безрассудству... И во мраке вздымает он заломленные в тщетной мольбе  руки
свои... Но все суета и ловля ветра! И нет...
     Трепло, подкатив глаза под лоб, плюхнулся на колени рядом с Хромым...
     Плешивый чувствовал, что не сделав решающего шага он утонет в  пучине
всепобеждающего раскаяния и его  тело  полудохлой  рыбой  будет  биться  в
судорогах рядом с телами Хромого и Трепла...
     Первый шаг был болезненным,  словно  внезапный  крик  опрокинутого  в
бездонный мрак звездного безумия. Словно эхо  нечаянного  всплеска  памяти
безвозвратно  канувшего  затем  в  зыбкой   трясине   забвения...   Словно
беззвучный вопль замкнутый в отражениях мириады зеркал... Словно  кровавый
след на  девственной  белизне  первого  снега...  Словно  последний  вздох
астматика рвущий легкие и застилающий безумной пеленой разум...
     Но Плешивый сделал этот шаг, а потом еще... и еще один.
     Гладь озера притягивала и пугала стерильной чистотой и чуждой музыкой
волн, совершенно противоестественно искажавших серебристую поверхность.  А
на вершине...
     А на вершине полного единения аллюзии и реальности, серебряное  чрево
озера вздыбилось и из его недр  восстало  видение,  смутно  узнаваемое  по
горячечным снам, безжалостно топящим разум в жидком  металле  неосознанных
желаний и инстинктов.
     Лик существа вынырнувшего из дьявольских глубин  растлевал  внимание,
заставляя разум таять в сладкой губительной истоме. Подменяя логику  болью
внезапного узнавания, а сам разум инерцией мышц и инстинктов...
     - Посмотри мне в глаза! - Беззвучный  голос  вспыхнул  в  воспаленном
мозгу ярмарочным фейерверком, прокатившись по жилам разрушительным эхом.
     - Не-е-е-т! - Плешивый всхлипнул и нажал на спуск автомата.
     Потом Плешивый упал и потерял сознание.
     Очнулся Плешивый когда тьма вокруг  уже  поблекла.  Ночь  уже  успела
сменить роскошные одежды из черного бархата на унылый серый халат, хотя до
рассвета оставалось наверное еще часа полтора.
     Сбоку и сверху  вынырнула  знакомая  фигура,  зависнув  над  плешивым
уродливым вопросительным знаком.
     - Живой? - прозвучал откуда-то с небес испуганный голос Трепла.  -  А
мы уже думали, что - тю-тю... Мы когда над озером увидали этот дьявольский
белый огонь, то решили, что с тобой происходит тоже, что и  Сапогом...  Но
потом мы все же рискнули... Озеро уже почти подобралось к тебе...  Мы  ели
успели тебя оттащить...
     - Там была женщина, - неуверенно произнес Плешивый, с трудом разлепив
пересохшие губы. - Ведьма!
     Трепло с удивлением заглянул ему в глаза и вяло пожал плечами:
     - Не было там никого: только ты... да озеро.
     - Еще чуть-чуть, - донесся до Плешивого истеричный всхлип Хромого,  -
и было бы только озеро...
     Плешивый попытался  сесть.  На  удивление  тело  было  легким,  почти
невесомым. Что-то было не так, то ли с ним, то ли вокруг.
     - Надо топать в приют, пока ОН  не  обнаружил  нашего  отсутствия,  -
пробормотал Плешивый стараясь не глядеть на Хромого и Трепла.


     Обратный  путь  занял  вдвое  меньше  времени.  Они  вновь  соблюдали
сложившийся  порядок,  но  Хромой,  задававший  темп,  бежал  чуть  ли  не
вприпрыжку, а Трепло похоже вовсе излечился от своей мнимой агорафобии.
     "Господи, может мне действительно все лишь привиделось?!  -  Плешивый
на ходу проверил рожок автомата - больше половины обоймы как ни бывало.
     В результате  спешки  они  чуть  не  врезались  в  группу  "хмурцов",
расположившихся в ожидании добычи поперек дороги. Хмурцы были упитанные  и
видимо не очень голодные. Вообще-то хмурцы передвигаются крайне  медленно,
зато - если голодны - то выбрасывают на расстояние до пяти  метров  секрет
пищеварительных желез, расположенных на конце огромного облезлого розового
хвоста,  а  этот  секрет  обладает  свойством  хорошо   концентрированного
желудочного сока. Опрысканный хмурцами  начинает  перевариваться,  еще  до
того, как попадает в их нежные, но практически бездонные желудки.
     К  счастью  Хромой  все  же  вовремя  заметил   опасность.   Пришлось
пробираться в обход, лавируя между оплавившимися бетонными фаллосами.
     "Какой  величественный  и  главное  символичный  мемориал   уходящему
человечеству",  -  угрюмо  усмехнулся  Плешивый.  Его  мрачное  настроение
частично  было  обусловлено  тем,  что  Трепло  и  Хромой  явно   избегали
соприкасаться с открытыми участками кожи Плешивого.
     "Придурки! Они же тащили меня от озера. Хотя... Кто их знает, как они
это делали. Может просто зацепили палкой за ремень автомата... Ну и черт с
ними!" - Плешивый вздохнул и стал смотреть под ноги.


     Дежурный у шлюза приюта пропустил их без разговоров. Похоже он так  и
не оправился от шока, который испытал, когда они уходили в ночь.  А  может
принял их за "голографические последыши" - безвредный в принципе мираж, но
как и все необъяснимое - пугающий.
     Когда они тихонько пробрались в свою келью, до подъема оставалось еще
часа полтора.
     Плешивый решил соснуть  часок.  Натягивая  на  голову  старое  драное
одеяло, Плешивому на мгновение показалось, что его ладони слегка  светятся
в темноте, но Плешивый так устал, что решил более  детальное  обследование
отложить на утро...


     Утром Плешивого вызвал к себе ОН.
     Плешивый стоял потупившись, рядом  с  НИМ  любой  воспитанник  приюта
всегда испытывал какой-то подспудный комплекс неполноценности.
     ОН молчал.
     Плешивый украдкой глянул  в  ЕГО  сторону  и  чуть  не  вскрикнул  от
неожиданности. ОН сегодня не просто выглядел старым, ОН  был  пронзительно
стар.
     Пергаментная желтая кожа туго обтягивала череп; клочья длинных  белых
волос падали на лоб, морщинистый словно черепашья шея; руки -  похожие  на
засохшие корни - покоились на острых коленях, выпирающих из под  балахоны,
словно спицы.
     ОН  перехватил  мятущийся  беспомощный  взгляд   Плешивого   и   тень
отстраненной улыбки тронула сухие губы.  ОН  едва  заметно  шевельнулся  и
глухо, но властно произнес:
     - В деревне тяжело болен вожак. Необходим лекарь.  А  скоро  возможно
понадобится  и  священник.  -  Голос  у  отца  настоятеля  был  прежним  -
завораживающим и полным силы. - Пойдешь ты!
     - Когда выходим? - почтительно склонил голову Плешивый.
     - Ты не понял, - спокойно произнес отец настоятель. - Пойдешь сам.
     - Но... - неуверенно пробормотал Плешивый.
     - И через три дня чтобы был на месте, - не обращая внимания на  лепет
Плешивого сухо сказал ОН, голосом начисто лишенным эмоций. - Неровен  час,
можешь меня не застать, а я пред смертью хотел бы с тобой поговорить.
     - Но... - вновь попробовал возразить Плешивый.
     - А сейчас иди... Устал я, - ОН вздохнул и прикрыл  глаза,  Плешивому
показалось, что он явственно услышал при этом шелест высохшей кожи.
     Осторожно, боясь произвести лишний шум, Плешивый развернулся и вышел.
     Плешивый не мог видеть, что лицо отца настоятеля,  после  его  ухода,
стало еще старее, хотя и раньше казалось, что это не лицо, а - сам  символ
старости.


     Деревня стояла в ложбине за озером, между трех холмов.  Радиоактивный
выброс выжег на холмах всю растительность, но по прошествии  стольких  лет
холмы вновь начали обрастать. То, что росло на их склонах  сейчас,  трудно
было назвать флорой. Но это не  была  так  же  и  фауна.  Это  было  нечто
среднее, между принявшей невообразимые,  порой  противоестественные  формы
растительностью и еще более ужасающим животным миром, а так же чего-то еще
и вовсе абсурдного.
     Странные  спиралевидные,  переползающие  с  места   на   место   мхи,
плодоносящие черными блестящими  (похоже  пластмассовыми)  кубами,  где  в
слабом растворе соляной кислоты плавало цилиндрическое семя.
     Колесообразные  плоды  растения,  которого  никто  никогда  не  видел
(только  плоды!),  окруженные  по  периметру  отличными  акульими  зубами,
передвигающиеся с места на место вращаясь  на  подобие  циркулярной  пилы.
Стремительно  носящиеся  по  склонам  на  роликах  растения-паразиты,  при
неудачной атаке, оставляющие на поле  боя  неплохой  рентгеновский  снимок
жертвы.  Странные  тикающие  зверьки,   внешне   похожие   на   пассатижи,
спаривающиеся раз в сутки - точно в двенадцать ноль ноль.


     Плешивый,  направляющийся  в  деревню,  инстинктивно  обходил  места,
таящие потенциальную опасность. Дорога к деревне днем, хоть и представляла
эту потенциальную опасность, но была знакома до мельчайшего  камня.  ОН  и
Плешивый хаживали здесь не раз...
     Там, где дорога огибала озеро,  Плешивый  замедлил  шаг.  Над  озером
клубился туман. А может пар. А может еще что-то, черт  его  знает!  И  что
самое  удивительное,  вдоль  берега,  по  всему   периметру,   выстроились
"потерянные души". Это было удивительное и тревожащие событие, потому, что
каждому известно - потерянные души днем всегда заползают под камни.
     Сейчас, в слабом рассеянном солнечном свете, потерянные души казались
совсем призрачными, словно призраки случайно выхваченные из тьмы  грозовым
разрядом, застывшие на полпути к спасительному облаку пара, снежной глыбой
нависшему над ними.
     Плешивый невольно поежился, а когда порыв ветра донес до  него  запах
могилы, его чуть не вырвало...


     В деревне Плешивого ждали. Зная, что вид коренных жителей  деревни  у
нормального человека вызывает целую гамму неповторимых и  непритупляющихся
со временем чувств,  все  обитатели  попрятались.  В  узком  пространстве,
исполняющем  роль  улицы  (надо  отметить,  достаточно  бездарно!),  среди
жутковатых построек  из  произвольного  подручного  материала,  находилась
одинокая фигура (слово "стояла" в  данном  случае  было  бы  неадекватно).
Существо шевельнулось и теперь, в куче тряпья  и  непонятных  механических
приспособлений - то ли протезов, то ли средств защиты - можно было увидеть
глаз. Один, но зато огромный и выпуклый,  словно  глаз  больной  базедовой
болезнью рыбы-телескопа. Вместо  века  глаз  полуприкрывала  металлическая
шторка.
     - Мы ждали тебя, Плешивый, - гнусаво протянуло существо, и Плешивый в
который раз подивился, как оно могло издавать хоть какие-то звуки не  имея
рта.
     - Здравствуй, Двустворчатый ("Дурацкая кличка! Уж на что на что, а на
шкаф он явно не похож!") -  Плешивый  почтительно  склонил  лысую  голову,
словно подставляя голое темечко для поцелуя.
     Двустворчатый издал неопределенный булькающий звук, похоже он смеялся
- любой житель деревни знал какие чувства он вызывает у обитателей приюта.
     - ОН сказал, что у вас болен вожак, -  стараясь  перебороть  тошноту,
сдержанно произнес Плешивый, исподлобья наблюдая за Двустворчатым.
     Двустворчатый выпростал из лохмотьев странную двупалую руку обтянутую
синей глянцевой, как влажный пластик, кожей и почесал глаз.
     Плешивый отвел взгляд и стал смотреть себе под ноги.
     - Есть такое дело, - прогнусавил  Двустворчатый,  и  вновь  Плешивому
показалось,  что  урод  хихикнул,  но  за  точность  интерпретации  звуков
издаваемых Двустворчатым Плешивый не поручился бы даже чужой головой.
     "Эх, забыл Треплу  в  языке  дырку  сделать!"  -  внезапно  мелькнула
невпопад мысль в голове у Плешивого, - "Ничего. Если я из  этой  передряги
выберусь целым и невредимым, я две  дырки  проковыряю...  Одну  Треплу,  а
вторую... себе!"
     -  ...нынче  ночью  и  слег,  -  важно   прогнусавил   тем   временем
Двустворчатый и чем-то мерзко булькнул. - Вот за тобой и послали...
     "Значит ОН был не совсем точен", - Плешивый  даже  в  мыслях  не  мог
поставить два слова рядом: "ОН" и "солгал". - "Значит присылали именно  за
мной?!"
     Мысль была настолько дикой, что Плешивый  почти  не  обратил  на  нее
внимания.
     - Ну, пойдем глянем, что там с  вашим  вожаком  стряслось,  -  мрачно
буркнул Плешивый, шкурой чуя, как сквозь щели  диковинных  жилищ  на  него
пялятся  десятки  глаз,  многие  из  которых   были   похлестче,   чем   у
Двустворчатого.


     Вожак  лежал  на  полу  свой  конуры,  основу   которой   представлял
вплавленный в бетон остов какой-то машины: то ли танка, то  ли  вездехода,
по останкам трудно было определить. В норе было сумрачно, но глаза  вожака
флуоресцировали и давали достаточно света. В норе можно было даже  читать,
если бы только здесь это пришло кому-нибудь в голову.
     - Умираю я, - хрипло прогудел вожак, и глаза его,  действительно,  на
миг потускнели. Внешне вожак походил на огромный высохший корень, покрытый
грязной растрескавшейся корой. Только глаза - три блестящих линзы,  сквозь
которые лился поток света - диссонировали с дендроидной внешностью.  Глаза
носили отпечаток явно искусственного происхождения.  А  впрочем,  черт  их
мутантов разберет!
     Плешивый  скинул  с  плеча  вещмешок  и  стал  доставать  пробирки  и
различные физические приборы: вольтметр, осциллограф, электроскоп...
     - Сейчас поглядим, - пробормотал Плешивый, вспоминая, какие параметры
отец настоятель называл нормальными при предыдущих обследованиях вожака.
     - Чего тут смотреть, - прохрипел вожак, и  по  всей  его  поверхности
пощелкивая побежали крошечные зеленые огоньки,  похожие  на  огни  святого
Эльма. - Помру я. Ночью был приступ... Кто-то порчу наслал...  Часа  через
три будет второй... Третьего я не переживу.
     "Удивительно, как ты вообще дожил до  сегодняшнего  дня",  -  подумал
Плешивый, тупо разглядывая показания вольтметра - разность потенциалов  на
соседних участках кожи, порой, достигала у вожака 40-45 вольт.
     - Сейчас сделаем анализы, - бормотал  Плешивый,  набирая  в  пробирку
серебряную вязкую жидкость, служившую вожаку кровью. - "А ведь и правда  -
похоже на "Собачью Старость".  Вот  уж  не  думал,  что  мутанты  ею  тоже
болеют?!"
     - Ты вот что мне лучше скажи, - хрипло  пробормотал  вожак,  -  ты  у
озера когда-нибудь был... ночью?
     Плешивый  едва  не  выронил  пробирку  и  вновь  ему   на   мгновение
показалось, что ладони его рук светятся едва уловимым  серебряным  светом,
словно там затаился лунный зайчик, забравшийся под верхний слой кожи.
     - ОН запрещает нам выходить из  приюта  по  ночам,  -  тихо  произнес
Плешивый, и это было правдой. - Сейчас я сделаю тебе микстуру, ты  выпьешь
и немного поспишь...
     - Опять глотать какую-то гадость, - вожак шевельнулся, и  огоньки  на
его коже испуганно шарахнулись в разные стороны. В воздухе запахло озоном.
- Но ты, все равно, не уходи... - Вожак направил все три светящихся  глаза
на Плешивого, и тот ощутил себя словно актер на темной сцене,  высвеченный
мощными прожекторами.
     - ОН отпустил меня на три дня, - тихо сказал Плешивый.
     - Этого достаточно, - пробормотал вожак, и Плешивому почудилась в его
голосе скрытая угроза.
     "Ерунда! Я просто нервничаю. Все таки первый раз без НЕГО...  Да  еще
эти предстоящие ночевки в деревне", - Плешивый вдруг осознал, что до него,
ни один обитатель приюта не ночевал в деревне. Даже ОН.


     Двустворчатый бесформенной кучей тряпья громоздился у  входа  в  нору
вожака.
     -  Ну  что,  будем  устраиваться  на  ночлег?  -  И  вновь  Плешивому
послышался с трудом пробивающийся  из  недр  Двустворчатого  изуродованный
смешок. - Ты никогда еще не ночевал в деревне?
     Плешивый отрицательно  помотал  головой  и  пристально  посмотрел  на
Двустворчатого, силясь понять говорит он серьезно или издевается.
     Двустворчатый булькнул еще раз и вдруг совершенно нормальным  голосом
произнес:
     - Я думаю, тебе у нас... ночью понравится.


     Рядом с норой вожака стояла торчком огромная бочка, в диаметре  метра
два и около трех метров высотой. В боку у нее зияла  дыра,  через  которую
легко мог протиснуться даже Двустворчатый.
     Плешивый заглянул во внутрь - там было пусто, лишь в  противоположном
от входа конце виднелась грубо сколоченная широкая лавка.
     - Ну,  как  апартаменты?  -  с  плохо  скрываемой  гордостью  спросил
Двустворчатый. - Здесь раньше Чумной  жил,  но  неделе  три  назад,  когда
случайно на болоте подцепил "Дикий Волос", он подался на юг... Там у  них,
говорят, колония есть. Ну, это ж надо?! Ты  представляешь,  все  как  один
Диким Волосом заражены, потеют гепарином, да  зудят  себе  ультразвуком...
Спятить можно!
     - Ты, лучше  скажи,  бочку  изнутри  "Стервяком"  брызгали?  -  хмуро
спросил Плешивый.
     - А-то?! - радостно булькнул Двустворчатый.
     - Ну и ладно, - вздохнул Плешивый и полез в бочку.
     - Ты, пока, в бочке посиди, а я сгоняю попасусь: желудок вон к  хорде
прирос, - Двустворчатый на миг прикрыл свой жуткий глаз  шторкой  -  вроде
как подмигнул.
     Плешивый кивнул по  инерции,  кинул  на  лавку  вещмешок  и,  как  бы
вскользь, спросил:
     - А ты Двустворчатый, когда-нибудь, видел... женщин?
     Двустворчатый  мигом  вскинул  шторку  и  пристально   посмотрел   на
Плешивого, чувствовалось, что о своей многострадальной хорде он  на  время
забыл.
     - А-то! - Голос Двустворчатого звучал натянуто, словно удерживать над
глазом приподнятую шторку ему стоило