- Ты,  что  же  это  делаешь?  -  прохрипел  маркиз.  -  Ты  мне  это
прекрати...
     У ног  маркиза  тяжело  заворочался  и  застонал  барон  Марк.  Кранц
попытался отдать долг, но поставить на ноги барона было не так-то  просто.
Обессиливший полуобновленный-полуопустошенный маркиз Кранц упал на  колени
рядом с негромко, но протяжно подвывающим бароном.
     Маркиз  вдруг  беззвучно  заплакал.  Слезы  катились  по  обветренным
огрубелым щекам, а сквозь пелену застилающую глаза, Кранц  ясно  увидел...
себя - трехлетнего задумчивого карапуза,  ночью  тайком  пробравшегося  на
крышу старой башни, чтобы увидеть... звезды.
     И Кранц, маркиз Кранц, который всегда считал,  что  вместо  сердца  у
него - серебряный кубок, тихонько и жалобно завыл...


     ...На мгновение  ОН  утратил  контроль  над  потоком  захлестывающего
эмоционального омута. Личностная матрица принявшая нагрузку  "прогнулась",
как от удара, но выдержала. То что клокотало в  ЕГО  вновь  сформированном
интеллектуально-эмоциональном  соматическом   банке   грозило   обернуться
катастрофой и поглотить  те  элементы,  что  составляли  личностную  часть
структуры сканера. Система была на грани распада, более того -  грань  уже
была достигнута...


     Дверь  конюшни,  будто   пасть   неведомого   хищника,   стремительно
распахнулась, выплюнув наружу человека. По вырисовывающимся в едва тлеющем
свете, лежащего на земле факела, общим очертаниям, в человеке  можно  было
предположить барона Марка...
     В  первое  мгновение  доблестный  рыцарь  Шерман  решил,  что  барона
подменили: словно Мудрый Усталый Путник, завладев платьем барона,  устроил
бессмысленный и жуткий маскарад. Вглядевшись рыцарь Шерман все же пришел к
выводу, что  сие  явление  воистину  -  барон  Марк,  правда  с  несколько
непривычно обнажившимися особенностями, ранее сокрытыми до  неразличимости
невооруженным глазом, а теперь невольно приковывающими внимание и  пугающе
высвеченными.
     А глаза! Глаза барона искрились во тьме и этот отсвет, бушующего в их
глубине пламени, завораживал и вынуждал невольно отводить, прятать  взгляд
собственных глаз. Рыцарь Шерман почувствовал, что он,  словно  пес,  не  в
силах вынести взгляд обновленного барона Марка.
     Из конюшни пошатываясь выбрался маркиз Кранц. Рыцарь Шерман бросил на
маркиза  косой  звериный  взгляд  и,  утратив  какой-либо   контроль   над
поступками и мыслями, позорно бежал, предоставив аббату одному разбираться
во всех этих необъяснимых безумных метаморфозах.
     Аббат, не переступая заклятого порога,  подхватил  с  земляного  пола
почти угасший факел и высоко вскинув  дрожащую  руку  с  вновь  обретенным
"светочем", вгляделся в ставшие незнакомыми лица, еще совсем недавно таких
понятных и обыденных, хотя и не самых прилежных его прихожан.
     - Это колдовство, - пересохшими губами, с тоской прошептал аббат,  но
тотчас шепот сорвался на визг. - Это колдовство!!! Я знал: ОН - ДИАВОЛ!
     - Перестаньте, аббат, - устало усмехнулся тот, кто  еще  недавно  был
маркизом Кранцем. - Дьявол Он или бог, это значение не имеет. Главное  то,
что я теперь точно знаю: я - Человек.
     А  первый,  присвоивший  личину  барона,  скользнул   по   агрессивно
сжавшейся фигуре аббата отсутствующим взглядом колдовских пылающих глаз  и
спокойно, уверенной поступью пошел прочь из замка.
     - Погоди Марк, я с тобой, - твердо сказал оборотень Кранц.
     - Вернитесь! Одумайтесь! Покайтесь!!! - истерично завизжал аббат,  но
обе фигуры уже поглотила тьма.
     Аббат, зажав факел в высоко поднятой руке, заглянул в конюшню, но тот
час отпрянул.
     - Будьте вы прокляты!!! -  вопль  перешел  в  злобный  клекот.  Аббат
поспешно запер дверь конюшни. Озираясь, как безумец,  загнанный  пугающими
иллюзиями, аббат поджег крышу со всех четырех сторон.
     Пламя  -  взметнулось  горячими  кровавыми  ладонями  к   безучастным
небесам, привычным и видавшим многое в этом мире.
     Поднялся ветер. Язычки встрепенулись и слились  в  бешеном  хороводе,
опоясавшем крышу, неотвратимо  наползающем  на  стены,  сея  разрушение  и
смерть...
     Жалобное лошадиное ржание зазвенело и оборвалось лопнувшей струной.
     - Смерть! Смерть! - заревел аббат. - Смерть? Но  Он  же  не  горит  в
огне?! Как саламандра!!!
     Аббат заметался вдоль стен, силясь различить  в  беснующемся  пламени
то, что происходит в смертоносном огненном кольце.
     Ветер!
     Особо злобный порыв швырнул аббата наземь и он с ужасом  увидел,  что
над пылающей конюшней в черной безоглядной бездне неба зависло Нечто, и  в
свете его даже  зарево  пожара  показалось  тенью.  Словно  огромная  чаша
опрокинулась, расплескав сверхъестественно белый огонь,  и  языки  пламени
замерли.
     Замерло все!
     Жил только этот жуткий свет...
     И тут аббат увидел ЕГО...


     Утром, когда доблестный рыцарь  Шерман  рискнул  вернуться  в  замок,
чтобы попытаться хоть чуть-чуть прояснить обстановку, его взору  предстало
достаточно удручающее зрелище.
     Вместо роскошной баронской конюшни - жалкое  пепелище.  Правда  замок
почти не пострадал, челядь барона оказалась на высоте.
     Пугая слуг нечленораздельными воплями,  среди  пепла  и  еще  тлеющих
головешек, деловито сновало грязное жалкое и явно безумное существо.
     Шерман не сразу поверил, когда ему сказали, что это аббат.
     Барона Марка и маркиза Кранца обнаружить не удалось.
     Может правы были те, кто упорно твердил,  что  и  барона,  и  маркиза
забрал сам дьявол...



                                  ЭПИЛОГ

     - Вам не кажется,  что  метод  личностного  сканирования  при  помощи
интеллектуальных спор излишне жесткий?
     - Вы, очевидно, хотели сказать - жестокий? Да, конечно, но  за  то  -
самый эффективный. Спора  прорастая  в  заданной  интеллектуальной  среде,
вбирает  столько  информации,  причем  мгновенно,  на  сбор  которой   нам
понадобились бы годы...
     - Но прорастая  спора  формируется  в  личность,  которую  фактически
насильно формируем мы, помещая в выбранную нами среду.
     - Считайте, что  вы  участвуете  в  воспитании  некого  своеобразного
ребенка.
     - Вы считаете эти процессы сходными? То есть, по вашему, выходит, что
процесс воспитания это насилие?
     - В некотором смысле - да.
     -  Но  процесс  воспитания  ребенка  происходит   в   соответствующей
социальной среде, неограничен во времени и  коррелирован  с  особенностями
психики ребенка.
     - Спора тоже помещена в некую среду. Что касается времени...  Еще  не
известно,  что  более  целесообразно.  А  третий  пункт   при   воспитании
соблюдается далеко не всегда.
     - Но это и есть насилие. К тому же сформированная  спора  безжалостно
изымается из сформировавшей ее среды. Я уже не  говорю,  что  среда  может
быть чуждой, даже  враждебной  по  отношению  к  базовой  интеллектуальной
структуре  споры.  А  среда?  Разве  внедрение   споры   всегда   проходит
безболезненно? В  конце-концов,  неужели  не  было  случаев,  когда  спора
выходила из-под контроля или среда уничтожала спору?
     - Вынужден признать - были. Но  пресечь  эти  инциденты  для  нас  не
составляло труда. Лишь однажды, вышедшая из-под  контроля  спора  блуждала
длительное время в исследуемой среде. И что из этого получилось?  В  среде
распространилось некое идеалистическое поверье, охватившие, правда, многие
слои среды. Сама же  спора  средой  была  отторгнута  и  погибла.  Точнее,
погибла та отобранная гигантская информация,  а  базовая  структура  споры
оставаясь неповрежденной инициировала процесс регенерации, и в тот момент,
когда  мы  спору  изъяли,  она  была  в   идеальном   состоянии,   а   вот
информационный банк сканера  -  был  пуст.  Среда  же  со  временем  гасит
возбуждение, вызванное введением споры. Если спора выходит из-под контроля
после изъятия  -  производят  повторное  сканирование,  а  исходная  спора
очищается.
     - Но это... это... убийство.
     -  Совершенно  абсурдное  высказывание.  Вы  забываете  что  спора  -
бессмертна.
     - Скорее мультисмертна.
     - И все таки это - жизнь... Особенно, когда другая уже не возможна.
     - Вы хотите сказать...
     - Да. Базовая структура споры это то,  что  удается  выделить,  когда
остальное уже не спасти. Причем, сугубо с согласия донора. Так что спора 0
это скорее вариант многократного клонирования исходной структуры  личности
донора, на базе одного и того же  варианта  носителя.  А  вот  вы,  лично,
хотели бы жить после смерти?
     - Я?
     - Да, вы.
     - Это что - официальное предложение?
     - Нет, что вы. Пока нет. Это так... на будущее.
     - Не знаю... затрудняюсь ответить... Боюсь, что нет.
     - Ну что же, теперь вы знаете о таком варианте. У вас еще есть  время
подумать. А сейчас пойдемте: ОН ждет!





                                 РУКОПИСЬ


                                    Основные требования  предъявляемые   к
                                         присылаемым рукописям:
                               1. Рукописи  должны  быть   отпечатаны   на
                                    машинке через два интервала,  30 строк
                                    на странице,  60 знаков в  строке,  на
                                    одной стороне листа.
                               2. Рукопись должна быть  читабельной!!!
                               3. Более двух печатных листов не присылать,
                                    менее - редакцией не рассматриваются.
                               P.S. Редакция рукописи  не  возвращает,  не
                                    рецензирует и не чита...


                                      "Рукописные рукописи - это рукописи,
                                          написанные от руки!"
                                                               Д.П.СТАРШИЙ




     "Скорей всего начать стоит так: Уважаемая Редакция!
     Нет. Абсолютно имбецильное начало. Еще  можно  было  написать  только
"Дорогая..."  или,  чего  уж  там  греха  таить,  -  "Любимая",  а   лучше
"Обожаемая"  или  даже   "Сексуально-притягательная".   "Вожделенная",   в
конце-то концов!!!"
     Марк скомкал листок, швырнул его в помойное ведро и конечно промазал.
Бумажный ком злорадно протанцевал на кромке ведра  победный  танец  сытого
людоеда,  и  благополучно  миновав,  уготованную  ему  судьбой  и  Марком,
печальную участь, подкатился к ногам.  Ног  было  пять:  две  принадлежали
Марку  и  три  табурету,   производства   местного   деревообрабатывающего
комбината. Вообще-то табурет, потенциально, имел четыре ноги, но четвертая
куда-то запропастилась, а у Марка все время руки не  доходили...  до  этих
ног.
     На  поверхности  бумажного  кома,  покорно  застывшего   в   ожидании
неизвестно чего, можно было различить обрывок фразы:
     "...емая ...ция!"
     Совершенно  беззлобно  Марк  пнул  ком  ногой,  и  тот,  стремительно
проделав путь до ведра и обратно, представил взору другой бок, на  котором
можно было прочесть:
     "Сексу... тягатель..."
     Марк отвернулся, и на глаза попалась папка с  рукописью.  Папка  была
синяя,  а  рукопись  -  толстая,  что,   однако,   не   мешало   ей   быть
притягательной, по крайней мере для Марка.
     Но Уважаемая придерживалась несколько альтернативного мнения, то ли о
рукописях вообще, то ли только  о  Марковой  в  частности.  Может  Дорогой
импонировали худые, то бишь стройные рукописи, а может Любимая вообще была
падка только на блондинок и абсолютно равнодушна к брюнеткам. Хотя  Марку,
как   стороне   заинтересованной,   даже   более   того,   непосредственно
сопричастной, но опосредованно оскорбленной, порой казалось, что  для  все
той же Ликообильной по нраву лишь розовые рукописи и даже отчасти голубые.
Что конечно не соответствовало действительности, ибо  у  Алкаемой,  скорее
всего, была идиосинкразия к цвету. Цветовой  параметр  рукописи  не  играл
существенной  роли.  Публикуемые  рукописи  концептуально  охватывали  всю
цветовую палитру, от холодных и теплых, но  броских  цветов,  до  оголтело
серых оттенков. Критерий "публикабельности" оставался загадкой, опять  же,
по крайней мере для Марка,  и  закрадывалось  подозрение,  что  для  самой
Безответно Вожделенной не вполне ясен и осознаваем, но тем не менее  Свято
Блюдимый.
     "Уважаемый автор, ваша рукопись написана  вполне  профессионально,  а
если иметь желание проследить как автор "одевает" историю в художественную
форму (надо отметить довольно противоестественное желание, еще можно  было
понять, что хочется проследить, как автор раздевает...), то и занятно..."
     Вся-то загвоздка оказывается только в этом:  "Иметь  Желание  или  Не
Иметь". А если все-таки иметь? Как там у нас с возможностями?
     "...то и занятно, НО..."
     Вот ОНО! (Да простит меня Неуступчивая!) Система Вежливого  Отказа  -
изощренная  казуистическая  штучка  с  иезуитским  акцентом,  ловушка  для
Неискушенного на  дороге,  которая  далеко  не  всегда  приводит  хотя  бы
куда-нибудь, а желательно, - в Литературу. Чаще  всего  это  лишь  вход  в
Лабиринт, где горе-автора уже давно поджидает его Минотавр. Минотавр ждет,
а вот каждому ли дано быть Тесеем?
     Марк взял в руки пухлую синюю папку и  его  вдруг  захлестнула  волна
глухой ярости.  Словно  перчатку  в  лицо  злейшему  врагу,  Марк  швырнул
рукопись вверх...
     И сотня листов бумаги, стандартного формата А4, еще  мгновение  назад
Единое Целое  объединенное  под  эгидой  мироосознания  лично  его  Марка,
распалась,  превратившись  в  сотню  белых  птиц,  с   независимым   видом
воспаривших,  в  одно  мгновение  ставшем   вдруг   тесным,   ограниченном
пространстве стандартной однокомнатной квартиры,  с  совмещенным  санузлом
(спасибо,  что  не  с  кухней).  Воспарили  назло  всем  законам   Ньютона
одновременно, презирая законы гравитации, нарушая привычный ход времени...
     Одна из белых птиц нехотя опустилась к ногам Марка, и на ее безвольно
опавших крыльях он прочел:


     "...опять  это  ощущение  безысходной   нереальности   происходящего.
Странное, ноющее,  тупое.  Словно  ссадина  на  сердце...  И  этот  унылый
городской пейзаж за окном... Оконное стекло покрыто толстым слоем пыли, но
протереть его нет ни сил, ни желания. Кажется что смахнув пыль, смахнешь и
эти  бессмысленные  бетонные  муравейники  за  окном,  вмести  с  суетливо
копошащимися в них существами, и мир мгновенно сузится до  пределов  одной
комнаты. А так, есть иллюзия не ограниченного пространства, свободы воли и
выбора. Иллюзия, что иллюзорность бытия  это  лишь  очередная  иллюзия,  а
жизнь, на самом деле, и банальней и проще. Да вот же она, за окном.  Сотни
маленьких средств, суетясь, стремятся оправдаться сотнями маленьких целей:
целей, которые сливаясь вместе, инициируют одну  -  РЕЗУЛЬТИРУЮЩУЮ,  общую
цель, непознаваемую, но, тем не менее, зависимую от крохотных  мини-целей,
целей ближнего прицела и вовсе бесцельного существования. И все это -  там
за холодным равнодушным стеклом. А здесь? Наедине с собой? Оправдывает  ли
цель  затрачиваемые  средства,  или  такое  существование  можно   считать
бесцельным? И именно существование, а не жизнь. Какая же  это  жизнь?  Вот
пыль на стекле, она живет? Но ведь без сомнения  существует.  А  зачем?  И
если пыль повторяет рельефы того,  что  норовит  скрыть  под  своим  серым
непроницаемым ковром, приобретает ли она кроме формы еще и содержание, или
даже форма это всего лишь иллюзия? И вытрешь пыль, а там... ничего."


     "Господи, ну и галиматья! И чего им неймется? Пишут и пишут, пишут  и
пишут... Если, хотя бы раз, заставить их все это прочесть, от начала и  до
конца!" - Владимир Федорович Брамс, вот уже тридцать лет честно  служивший
редактором молодежного журнала,  в  недавнем  прошлом  носившего  громкое,
ставшее в  одночасье  не  модным,  имя  -  "На  все  готов"  (ныне  спешно
переименованного в  более  актуальное  "Дебилдинг"  (Перестройка),  тяжело
вздохнул  и  с  ненавистью  покосился  на  нагло  развалившуюся  на  столе
рукопись. Рукопись была пухлая и от этого еще более ненавистная,  так  как
очень напоминала бывшую жену Владимира Федоровича - Маргариту.
     "Кстати,  надо  будет  ей  позвонить:  поинтересоваться  как  Людмила
закончила четверть... Тоже еще... акселератка. Как  они...  эти...  то  ли
пыль, то ли пудра, то ли пена.  А  может  сливки?  Нет,  сливки  бывают  у
общества, - те что сливают. Вроде сливянки. А может все таки пенки?  Тьфу,
черт! Ах, да! Вспомнил!!! Панки! На прошлой неделе эта панка такой фортель
выкинула, - даже  Маргариту  слеза  прошибла...  Нет,  лучше  не  звонить.
Маргарита сама достанет, если ей понадоблюсь.  Из-под  земли  достанет!  А
так, хоть пару дней поживу спокойно... в неведении." - Владимир  Федорович
вновь покосился на рукопись, судорожно сглотнул и отвернулся.
     "Господи, и дома от них покоя нет. Эти  дураки  англичане,  тоже  еще
выдумали: мой дом, мол моя крепость! Хотя, впрочем, может у  них  дома  не
такие?"
     Рукопись притягивала взор, и  чтобы  на  нее  не  смотреть,  Владимир
Федорович отправился на кухню.  Долго  и  мучительно  рылся  в  полупустом
холодильнике и, наконец выудив оттуда два  яйца,  решил  приготовить  себе
ужин. Но объединенный процесс, приготовления и уничтожения, как ужина, так
и его последствий, занял до  обидного  мало  времени.  А  рукопись  упорно
ждала... Неотвратимая как могила. И Владимир Федорович понял, что  ему  от
нее не уйти.


     "...почему меня постоянно преследует ощущение  театральности  текущих
событий, будто  нелепый  карнавал  выплеснулся  на  улицы  из  болезненных
тайников усталого мозга безумного режиссер.  Масса  бесполезных  статистов
выстроились в две шеренги вдоль дороги, по которой,  меня  гонит  случайно
доставшаяся роль в неизвестно чьем бенефисе. И быть может, это даже  не  я
иду  по  дороге,  а  эти  самые   статисты   создают   иллюзию   движения,
целеустремленно маршируя в противоположном направлении. И быть может,  это
как раз я - статист, случайно затесавшийся на чужую премьеру, а уходящие в
противоположную сторону шеренги, это как раз те, кто ясно различает  цели,
соизмеряя с ними наличествующие средства. А может... А может? А может?! Но
хочет  ли?  Где  тот  рубеж,  который  надо  перешагнуть,  чтобы  осознать
пройденный путь? Осознать себя? Или он тоже иллюзия? А на самом деле,  это
лишь поворот кругом, лицом к пройденному пути, по дороге, которая Ниоткуда
и ведет в Никуда. Вопросы... Ответы, которые порождают новые  вопросы,  на
которые ответы часто столь просты,  что,  наверняка,  -  ложны.  Но  может
других и не существует? Может на  ложные  вопросы  и  должны  быть  только
ложные ответы. Тогда почему же  я  так  хочу  проломить  эту  декорацию  и
узнать, что делается там за кулисами? А может я обыкновенная  взбесившаяся
марионетка, как ошалевший от внезапной весны цепной пес, рвущаяся на волю.
Но смогу ли я оборвав нить, существовать автономно,  не  отомстит  ли  мне
таинственный   кукловод,   не   востребует   ли   плату   за    обретенную
самостоятельность, самосознание? Плату, -  превышающую  кредитоспособность
моего разума. Так может лучше не пытаться вырваться из уготованных судьбой
декораций и честно отыграть свою роль до конца?"


     Марк вздрогнул и выронил листок из рук. Листок плавно скользнул и тут
же затерялся  среди  своих,  вольготно  разметавшихся  по  всей  квартире,
собратьев. Телефон в прихожей, словно невинно оскорбленная  лоточница,  на
весь мир визгливо объявлял о свое  несогласии  с  существующим  положением
вещей. Марк осторожно снял трубку и услышал  возбужденный  голос  Корнелия
Шуберта, более известного в широких массах под псевдонимом - Зануда:
     - Марк, ты знаешь, а он - помер?!
     - Это конечно печально, но во-первых - здравствуй, а  во-вторых,  кто
помер-то?
     - Ну этот - классик. Предст