истине,  в  виду   непритязательности
описываемого объекта, а именно, непосредственно самого Сидорова.
     Но речь, собственно, пойдет не о Сидорове, точнее не только (а  может
не  столько)  о  Сидорове,  сколько  о  тех  феерически-фантасмагорических
событиях, безумным водоворотом захлестнувших бедного Сидорова -  скромного
любителя покоя и серых галстуков.
     Ничего в тот день  не  предвещало  кардинального  перелома  в  судьбе
скромного    антагониста    экстрасенсов,    экстрактеров    и     прочего
экстраразнообразия.
     В тот день Сидоров, как всегда, опоздал на  работу.  Как  всегда  был
пойман с поличным начальством прямо в коридоре и, тут же в  коридоре,  был
публично предан анафеме (Вы взрослый человек, Сидоров! Сколько  это  может
продолжаться! Я надеюсь, что это  было  в  последний  раз!).  Лично  он  -
Сидоров, тоже надеется, что это в последний раз, и так каждый раз.
     Как всегда, довольные  соратники  Сидорова,  прервали  утренний  five
o'clock (ten, если уж быть совсем точным) и беззаботной гурьбой высыпали в
коридор, чтобы в который раз пронаблюдать ежедневную экзекуцию - моральное
избиение младенца (вы же не ребенок...) Сидорова.
     Демонстрируя  высшую  форму  социальной  защиты,  шеф  повернулся   к
Сидорову  спиной,  давая  понять,   что   аудиенция   закончена.   Сидоров
встряхнулся, как пес после вынужденного  купания,  и  собрался  нырнуть  в
помещение, где по истечению положенного срока,  возможно,  будет  вывешена
мемориальная доска (...ЗДЕСЬ ЖИЛ И РАБОТАЛ СИДОРОВ...), но был  пойман  за
пуговицу пробегавшим мимо профсоюзным боссом.
     - Сидоров! Ты... - начал тяжело отдувающийся босс.
     - Петрович, займи десятку до зарплаты.  -  Сидоров,  как  и  Штирлиц,
знал, что главное - озадачить противника.
     - Погоди, Сидоров. Надо...
     - Ну тогда - пятерку!
     - Сидоров!
     - Трешку!
     - Сидоров, какой же ты меркантильный, -  сдался  наконец  профбосс  и
совершил тактическую ошибку, позволив втянуть себя в зыбкую и засасывающую
пучину философского спора.
     - Я не меркантильный, а философски прагматичный.
     - Киник ты!
     - Это что: специалист по кино? Вроде кинолога, что ли?
     Профбосс задумчиво посмотрел на Сидорова,  тяжко  вздохнул  и  отбыл,
однако уклонившись как от ответа, так и от дачи трешки.
     Сидоров, все еще пребывая в мучительных интеллектуальных исканиях  по
поводу не добытой трешки, добрался до своего рабочего стола (здесь  жил  и
работал...)  и,  машинально  перебирая   бумаги,   сваленные   в   рабочем
беспорядке, наткнулся на лист  плотного  черного  блестящего  картона,  на
котором искрилось и (ей богу!) подмигивало  слово,  выведенное  серебряной
краской:

                                 "СЕГОДНЯ"

     - Сидоров, есть пайки с растворимым кофе. Ты не мог...
     - "Для того чтоб смеяться, ставят хлеб на столы,  и  увеселяет  жизнь
вино; а деньги все разрешают". Екклезиаст, глава 10,  стих  19.  НО!  "Что
было то и будет, что творилось, то  творится.  И  нет  ничего  нового  под
солнцем". Там же, стих другой.
     - Ты что, Сидоров, болен?
     Заботу о своем драгоценном здоровье Сидоров  оставил  без  ответа  (в
лучшие времена он бы непременно спросил: "А ты что, врач?").  Заботящийся,
зачем-то  постучав  себя  указательным  пальцем  по  лбу,   вынужден   был
ретироваться.
     Сидоров же остался, весь погруженный в себя.  Механически  порылся  в
карманах, и на стол веером легли четыре куска черного картона.



                          2. НАСТОЯЩИМ ИЗВЕЩАЕМ...

     Собственно мы покривили душой (что в наше время скорей  правило,  чем
исключение) анонсировав  начало  злоключений  экстрафоба  Сидорова  данным
днем. На самом деле (если конечно не брать  в  расчет  момента  появления,
тогда еще младенца Сидорова, на  свет)  все  началось  четыре  дня  назад,
когда, как всегда опаздывая на работу, Сидоров на  бегу,  вскрыв  почтовый
ящик, вдруг с изумлением обнаружил экстравагантное (недаром Сидоров так не
любил этого термина и все что с ним ассоциировалось)  послание  на  черном
картоне.
     (Кстати,  вы   обратили   внимание,   как   часто   в   остросюжетном
повествовании возникают "вдруг" и "кстати".)
     Текст послания гласил:

                 "НАСТОЯЩИМ ИЗВЕЩАЕМ ЧТО ОБЪЕКТ СИДОРОВ
                    ОПРЕДЕЛЕН КАК КРИТИЧЕСКАЯ ТОЧКА
                        МИНИМАЛЬНОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ
                  О ЧЕМ И УВЕДОМЛЯЕТСЯ ОБЪЕКТ СИДОРОВ"

     Тот   день   объект   Сидоров   посвятил   выяснению    обстоятельств
возникновения уведомления. Лучший друг Сидорова, Аристарх Петухов, заявил,
что это чья-то глупая шутка, а на тираду Сидорова:
     - Значит твоя?
     Миролюбиво ответил:
     - Пошел к черту!
     Сидоров решил повременить и никуда не ходил. Но  на  следующий  день,
опять утром, когда Сидоров - еще тепленький (со сна, конечно),  скакал  на
одной ноге, мучительно пытаясь попасть второй в предательски  ускользающую
штанину, из кармана брюк выпал другой кусок черного картона.  На  сей  раз
послание было лаконичней:

             "УВЕДОМЛЕННЫЙ ОБЪЕКТ СИДОРОВ О ДНЕ ВОЗДЕЙСТВИЯ
                        БУДЕТ УВЕДОМЛЕН ОТДЕЛЬНО"

     Сидоров впал в тихую панику и позвонил  Марии  Сидоровой,  подозревая
экс-супругу в намерении лишить его - Сидорова останков совместно  нажитого
имущества, а именно, шикарной кровати  класса  "земля-земля"  (то  бишь  -
двухспальной).  Кстати  единственного  аксессуара  из  мебели  с   которым
экс-супруг  отказался  расстаться,  под  вздорным  предлогом:  мол  и  так
квартира после ухода Сидоровой Марии являет собой визуальное воплощение не
новой, но актуальной в данном случае песни: "Опустела без тебя земля...".
     Мария, которая  после  года  жизни  (разве  это  жизнь!)  под  тяжким
бременем фамилии Сидорова,  несколько  опрометчиво  и  поспешно  расторгла
многообещавший союз, уходя сказала:
     - Погоди, гад, в один прекрасный миг ты еще пожалеешь...
     Сидоров решил, что прекрасный миг уже наступил.
     - Машенька, это я - Сидоров...
     Дальнейшее потонуло в потоке ценной информации, хлынувшей  с  другого
конца телефонного провода, из которой кроме  ряда  оригинальных  замечаний
касающихся  лично  его  Сидорова:  внешности,  умственных  способностей  и
дальнейших перспектив, Сидоров почерпнул также точные сведения о том,  что
М. Сидорова никаких записок  не  писала,  и  он,  Сидоров:  осел,  олух  и
остолоп, никогда от нее этого не дождется.  Скорее  у  нее,  М. Сидоровой,
руки отсохнут.
     Сидоров  расстроился  и  посоветовал  ей   Сидоровой   принять   курс
мануальной терапии, на что  М._Сидорова,  по-видимому,  также  озабоченная
здоровьем экс-супруга, посоветовала ему - обратиться к психиатру.
     Но Сидоров решил повременить и никуда не ходил.



                           3. НАДЛЕЖАЩИЙ ПОРЯДОК

     Третий  листок  картона  вороной  масти  настиг  страдальца  Сидорова
совершенно обескураживающим способом.
     Сидоров, раз в неделю позволявший  себе  устроить  "праздник  который
всегда  с  тобой",  раздобыл  три  бутылки  пива  и  курицу.  Но   птичку,
скончавшуюся  по-видимому   от   бубонной   чумы   (о   чем   красноречиво
свидетельствовали пупырышки и лазоревый оттенок  тушки),  нужно  было  еще
приготовить.
     Зато пиво было свежее и это с лихвой компенсировало непрезентабельный
вид синюшного представителя мира пернатых (о чем, не  менее  красноречиво,
вещали неистребимые остатки хвостового оперения). Кое-как побрив и  вскрыв
трупик Сидоров лишился дара речи (точнее потерял его вторично  так  как  и
раньше никакого такого особенного  дара  не  наблюдалось).  Птичка,  кроме
своих  внутренних  птичьих  достоинств,  содержала  также  листок  черного
картона, своим многословием с лихвой  компенсировавшим  потерю  дара  речи
уведомленным Сидоровым.

                 СИМ УВЕДОМЛЕНИЕМ УВЕДОМЛЕННЫЙ СИДОРОВ
               ПОВТОРНО УВЕДОМЛЯЕТСЯ С ЦЕЛЬЮ УВЕДОМЛЕНИЯ
                   ЧТОБЫ ОН СИДОРОВ ИМЕЛ ВОЗМОЖНОСТЬ
                ДЕЛА СВОИ ПРИВЕСТИ В НАДЛЕЖАЩИЙ ПОРЯДОК
                   ВПРЕДЬ ДО СЛЕДУЮЩЕГО УВЕДОМЛЕНИЯ.

     Предав куриное тело огню, Сидоров, может впервые в жизни,  задумался.
До этого он, Сидоров плыл по волнам  Житейского  Моря  довольно  уверенным
брассом, но весьма слабо представляя куда и зачем плывет. Теперь возникало
удивительное  и   тревожащее   ощущение,   которое   кратко   можно   было
охарактеризовать фразой: "приплыли!".
     Странные послания порождали странный ход мыслей. Сидоров  перебрал  в
уме тех, кого за свою недолгую в принципе жизнь, он хоть чем-нибудь обидел
- получился довольно внушительный список, причем явно неполный,  так  как,
наверняка, услужливая память список подсократила. Сильно тревожила фраза о
"надлежащем порядке", над чем он собственно должен был лежать?
     Что-то  сломалось  в  четко  отлаженном  механизме,  и   в   "Датском
королевстве" Сидорова запахло не то чтобы гнилью, а скорей паленым.
     Сидоров принюхался: запах паленого был так реален...
     - Курица!
     Сидоров извлек птицу  из  духовки,  теперь  она  являла  собой  образ
навеянный  плакатом:  "НЕ  ДАВАЙТЕ  ДЕТЯМ  СПИЧКИ".  Но  под   неэффектной
внешностью  жертвы  стихийного  бедствия  (пожара,  если  конкретно)  было
сокрыто  достаточно  приемлемое  содержимое.  Особенно  это  ощущалось   в
компании со свежим пивом. Философски обгладывая  многострадальные  куриные
косточки Сидоров думал, что  у  них  (с  курицей)  много  общего,  у  него
(Сидорова) тоже, под  неброской  внешностью  бьется  не  такое  уж  плохое
сердце, хотя бы с точки зрения медицины.
     Пиво же вообще окрасило ближайшие перспективы в  радужные  тона.  Так
что спать Сидоров лег с мыслью, что уведомления приходят и уходят, а они -
Сидоровы остаются и как известно на улице тоже не валяются...



                              4. НЕ НАВРЕДИ!

     Следующий день ознаменовался отсутствием таинственных листов  черного
картона.
     Врожденный, неистребимый оптимизм (присущий Сидорову с  детства,  как
память (генетическая) о папе Сидорова,  вероятно  тоже  Сидорове,  который
принял активное участие, но исключительно лишь при планировании  появления
на свет маленького Сидорова, дальнейшие следы папы Сидорова теряются)  так
вот, оптимизм нашего Сидорова  взял  верх  в  трагическом  столкновении  с
иррациональным, вытеснив воспоминания о необъяснимых событиях  куда-то  на
периферию сознания, и жизнь с размаху влетела в привычную колею.
     И вот на тебе! Колея похоже вела к оврагу, и установить  его  глубину
можно будет тогда, когда Сидоров из оврага выберется. А если?.. Тьфу!  Три
раза.
     Сидоров сел за свой рабочий стол (здесь жил и...  ну  вы  помните)  и
сосредоточился.  Предстояло  выявить  потенциально  опасные   направления,
откуда ему - Сидорову могли  грозить  неприятности.  Направление  главного
удара, так сказать.
     Итак, если сбросить со счетов Сидорову Марию (если  бы  Мария  узнала
как вольно обращается с  ней  Сидоров,  пусть  только  в  мыслях,  еще  не
известно кто кого сбросил бы со счетов), остается кто? Или что? Служба?..
     Служил, как уже говорилось, Сидоров исправно.  Фирма  была  солидная,
без конца что-то производила. То и дело появлялись победные реляции...  Но
это снаружи, а изнутри Сидоров никак не мог понять, что  же  конкретно  он
совместно с  фирмой  производит.  Не  то  чтобы  никто  ничего  не  делал,
напротив,  деятельность  вокруг  была  бурная,  временами   кипучая,   что
позволяло администрации, в свою очередь, отмечать в  приказе,  ставить  на
вид и естественно слать победные реляции.
     Сам же Сидоров, как лицо не вписывающееся в круг  лиц  руководящих  и
материально ответственных,  а  соотнесенный  с  контингентом  руководимых,
тайно находился в состоянии мирной конфронтации, считая, что  эквивалентом
той зарплаты, которую он Сидоров получает будет его Сидорова  нейтралитет.
С детства Сидоров был не только оптимистом, но и ярым приверженцем святого
принципа: "не навреди!". И порой  Сидорову  казалось,  что  не  только  он
один...
     Название фирмы, где одновременно  не  покладая  и  не  прикладая  рук
трудился Сидоров начиналось с букв НИИ... - остальную  часть  аббревиатуры
Сидоров, как не старался запомнить не мог.
     Между тем фирма жила, дышала: то раздувая, то сокращая штаты. Кто-то,
где-то, порою видел продукт жизнедеятельности фирмы и хвалил  увиденное...
Сидоров часто выбегал в коридор и смотрел...  Что?..  Где?..  Когда?..  Но
ничего особенного не видел.



                          5. ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР

     Был правда еще лично шеф Сидорова, с которым у Сидорова  были  личные
счеты, точнее счеты были шефовы -  лично  (Сидоров  взял  их  на  денек  в
прошлом году,  но  не  вернул).  Вряд  ли  это  могло  послужить  причиной
появления таинственных и тревожащих уведомлений. Шеф, по-своему,  любил  и
ценил Сидорова, как ценят заботливые мамаши дворового хулигана,  постоянно
ставя его собственным детям в пример:
     - Ты только посмотри на него, Вовочка! Вот не будешь мамочку  слушать
- вырастишь таким же балбесом.
     На  ярком  примере  Сидорова  шеф  воспитал  целое  поколение   более
субтильных, то бишь юных, сотрудников.
     Опять же явного вреда Сидоров не приносил...
     Нет, шеф - исключается. Где, с  таким  окладом  он  еще  найдет  себе
такого   Сидорова.   Конечно   было   в    этом    заколдованном    круге:
оклад-работа-оклад, что-то порочное, но не до такой же степени.
     Нет, сам процесс служения не мог породить отклик в недрах НИИ и  т.д.
НИИ жил и оперировал категориями, а  не  Сидоровыми.  А  вот  человеческий
фактор!..  Тут  необходимо  было  действовать  методом  исключения.  Троих
Сидоров уже исключил: М._Сидорову, шефа и Сидорова лично.
     Был правда еще один выход из создавшегося положения -  самый  мудрый:
закрыть глаза, сунуть голову в песок, как страус и сделать вид, что ничего
не происходило и не собирается происходить. Дело было за малым -  отыскать
песок. Но Сидоров решил повременить...
     Трудовой будень, как всегда бурный  и  кипучий,  захлестнул  Сидорова
мощной  волной,  погнав  что-то  утрясать,  согласовывать  и  подписывать.
Производственные вопросы с  детской  непосредственностью  перекликались  с
личными  делами,  личные  дела   непринужденно   сплетались   с   научными
интересами, научные интересы в свою очередь сливались в неодолимой  борьбе
единства  и  противоположности   с   производственными   вопросами.   Этот
противоестественный   симбиоз,   тем   не   менее,   поражал    монолитной
стабильностью и непоколебимой неразрешимостью. И Сидоров,  ощущавший  себя
сопричастным к чему-то большому, весь в делах как... впрочем это не важно,
а важно то, что рабочий  день  уже  кончился,  и  из  недр  НИИ...  словно
сквозняком  выдуло  всех  его  сотрудников.  Остались   только   единичные
экземпляры, хаотично разбросанные по каморкам -  Папы  Карлы,  которые  по
ночам строгали свои диссертации, тешась  тщетной  надеждой,  что  уж  этот
"Буратино" принесет им долгожданное счастье или хотя  бы  подымет  престиж
если уж никак невозможно поднять зарплату.
     Сидоров гулко топая в обескураживающе-внезапно прорезавшейся  тишине,
пробежал по инерции еще круг по этажу и вынужден был  констатировать,  что
исход из данного учреждения, увы, неизбежен.



                      6. А СОБСТВЕННО, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

     Сидоров, словно юный птенец, спешащий переступить порог родительского
гнезда, вылетел из дверей родного НИИ в  зыбкую  просинь  теплого  вечера,
какие бывают только очень ранней осенью, когда не успели  подкрасться  еще
предательские  первые  ночные  заморозки,  лишь  усталая  природа  тронута
неприметными, но к сожалению, необратимыми признаками увядания.
     Вне кипучей бучи Сидоров становился почти нормальным человеком.
     - А собственно что случилось? - как бы спрашивал себя Сидоров.
     - А ничего, собственно! - как бы отвечал сам себе Сидоров.  -  Жил  я
обыкновенным Сидоровым... Зачем же сразу "воздействия"? Да, я не гений, но
"точка", а тем более, извиняюсь, "критическая" - это уж чересчур!
     Сидоров штурмом взял рейсовый автобус.  Мысли  отступили  на  заранее
подготовленные  позиции,  уступив  поле  боя  дружескому  чувству   локтя,
впившегося под  ребро.  Упокоившись  меж  могучим  торсом,  принадлежащим,
по-видимому, отошедшему от дел связанных с большим  спортом,  штангисту  и
чьим-то  трудно  идентифицируемым   по   профессиональной   принадлежности
гребнеподобным  хребтом,  Сидоров  отрешенно   выжидал,   когда   настанет
сладостный миг, и он Сидоров  вновь  обретя  временно  ущемленное  чувство
собственного достоинства, будет исторгнут из недр социального феномена под
звучным названием "Общественный  транспорт  в  час  пик",  который  помимо
тренинга  коммутативных  навыков  в  экстремальных   ситуациях   на   базе
ограниченного объема и столь же ограниченного  контингента,  осуществляет,
что самое удивительное, так же и транспортные функции.
     Автобус затормозил, и тело  Сидорова,  благодаря  дружескому  участию
сзади, не только позволило Сидорову не проехать свою остановку, но и почти
без участия его Сидорова - лично, проделало часть пути ведущего к подъезду
дома, где Сидоров еще не так давно спокойно жил-поживал и если и не  нажил
никакого-такого особенного добра, то по крайней мере мог купить что-нибудь
этакое в рассрочку или, такое же, не сильно подержанное с рук.
     Кстати о руках. Войдя в  подъезд  Сидоров  в  который  раз  подивился
неиссякаемой тяге масс к народному  творчеству.  Стены  подъезда  пестрели
различными   крылатыми   изречениями,   причем,    учитывая    возрождение
национальных культур, на различных языках. Однако странное дело,  несмотря
на то, что Сидоров жил в так называемой "средней полосе",  многие  надписи
свидетельствовали об обратном и намекали на окрестности г.Шеффилда.
     Аналогично здесь же была увековечена сложная хронология пребывания  в
стенах, с виду ничем не примечательного, блочного девятиэтажного  дома  по
улице "имени 179 Отчетно-выборного Собрания на заводе Резиновых  Изделий",
отдельных индивидуумов, с различными  комментариями  из  их,  порой  очень
интимной, жизни. А кое-где виднелись даже попытки  художественно  отразить
черты лиц и  некоторых  других  частей  тела  -  обладателей  незаурядного
интеллекта, чей безудержный натиск изливался на стены  подъезда  да  и  не
только подъезда.
     По-видимому, срабатывало что-то древнее  -  из  инстинктов.  То,  что
заставляет всякого уважающего себя э...  собаки  мужского  пола  при  виде
любого столба задирать заднюю лапу, а  каждого  пишущего  при  виде  стены
вздымать соответствующий орган, позволяющий оставить о себе память априори
неблагодарным потомкам.
     Особенно  страдал  лифт.  Дамоклов  меч  потенциальной  клаустрофобии
прямо-таки  ввергал  замкнутого  индивида  в  пучину  мыслей,  неотвратимо
диктующих  необходимость  срочно  ими  поделиться,  опорожнив   содержимое
мыслительного аппарата прямо на стены.
     Двери лифта распахнулись, и Сидоров, благополучно преодолев последние
сантиметры,   оказался   на   числящейся   за   ним,   как   ответственным
квартиросъемщиком, жилплощади.
     Замок хищно щелкнул своим единственным  и  к  тому  же  металлическим
зубом.
     Сидоров добрался домой и  ничего  с  ним  уведомленным  Сидоровым  не
случилось. Однако...



                   7. СИДОРОВ ПЕРВЫЙ И СИДОРОВ ВТОРОЙ

     Однако! Еще не вечер. Но это фигурально, ибо на самом деле вечер  как
раз уже наступил и даже сгущалась тьма: и не  только  в  прямом,  но  и  в
переносном смысле этого слова. Сидоров как лихой конь, совместно с сюжетом
неотвратимо летел к развязке.
     Телефонный  звонок  -  истеричный,  как  продавец  овощного  магазина
сидящий на скоропортящемся дефиците, застал  Сидорова  врасплох.  Попав  в
родные пенаты Сидоро