Гарм ВИДАР
				Рассказы


TERTIA VEGILIA
TERTIUM NON DATUM?
АЛИБИ
БОЛОТО
ВЕДЬМА
ГОРОД-У
ЕРЕТИК
ЖЕЛЕЗНАЯ ЛОГИКА АБСУРДА
ЗАКОНЫ ПЯТИМЕРНОГО МИРА
ЗАПАХ СМЕРТИ
ИМЯ ИМ - ЛЕГИОН...
КАК ПРИШЕЛЬЦЫ, ТАК И УШЕЛЬЦЫ
КОММУНАЛЬНЫЙ ТРИПТИХ
КОРИДОР
КРИТИЧЕСКАЯ ТОЧКА
ЛАБИРИНТ
МИССИЯ
НА ПУТИ К ШАМБАЛЕ
НОЧЛЕГ
ОНЕЙРОИД
ПЛАМЯ, КОТОРОЕ НАС ПОЖИРАЕТ...
ПОКА ДУЕТ ВЕТЕР
ПОЛНОЛУНИЕ
РУКОПИСЬ
С ИСКАЖЕННЫМ И СВЕТЛЫМ ЛИКОМ
СКОРПИОН В ПАУТИНЕ
ТРИ КРУГА НЕНАВИСТИ
ЧЕРНЫЙ ЗАМОК
ЧЕРТОВО КОЛЕСО
ЭМИГРАНТ


                        ПЛАМЯ, КОТОРОЕ НАС ПОЖИРАЕТ...



                              1. МАРИОНЕТКИ

     Натяжение нитей ослабло, и две марионетки бесшумно упали на пол.
     - Мрачновато получается, - сказал кукловод, задумчиво  глядя  куда-то
сквозь режиссера.
     В пустом зале они были вдвоем. Кукловод и режиссер.
     - Но я специально хотел выделить эти  нити.  Как  символ  взаимосвязи
событий и персонажей.
     - Вот как раз эти нити и производят столь тягостное впечатление, - не
сдавался кукловод.
     - Нет, вы должны понять,  -  заволновался  режиссер.  Был  он  молод.
Скорей всего, это был его первый самостоятельный спектакль, - эти нити как
символ  чего-то  светлого  тянутся  куда-то  вверх  к  тому,  что  их  там
объединяет.
     - Возможно, возможно, - задумчиво отозвался кукловод, - но  в  то  же
время  эти  нити   сковывают,   связывают   персонажей   и,   одновременно
перепутываясь,  сами  порождают  путаницу  и  взаимонепонимание,  ведут  к
саморазрушению и гибели, обрываясь и лишая ваших персонажей этой последней
поддержки - этих персонифицированных иллюзий.
     - Вот видите, - обрадовался режиссер, -  значит,  вы  поняли,  что  я
хотел этим сказать: люди сами разрушают те светлые нити, что их связывают.
     - Но в вашей трактовке действуют не люди, а...  марионетки  какие-то.
Эти нити сами запутываются и рвутся, а куклы - словно их жертвы.
     - Ну я не понимаю,  как  вы  не  понимаете...  -  в  конец  запутался
режиссер.
     - По-моему, в жизни человек решает все сам, никто  его  не  тянет  за
веревочку, - обиделся кукловод.
     -  А  долг,  морально-этические  нормы,  память  в  конце  концов,  -
встрепенулся режиссер.
     - Ну разве что память, - обмяк кукловод.
     Натяжение нитей ослабло, и две марионетки бесшумно упали на пол.



                                  2. ЗОВ

     Утром, когда он прозвучал в первый раз,  никто  не  обратил  на  него
внимания. Днем он повторился, но те, кто его  услышал,  не  придали  этому
никакого значения.
     Вечером он прозвучал в третий раз.
     А ночью из города ушли  все  мальчики.  Все  до  единого:  от  только
начавших ходить до достигших той зыбкой границы, переходя которую, мальчик
становится мужчиной.
     Ушли все! Город опустел, словно выпотрошенная куриная тушка.
     Ветер беззлобно  гнал  по  пустынной  улице  обрывки  газет,  измятые
бумажные стаканчики...
     Город словно вымер, хотя там еще оставались люди.
     Город затаился и ждал, но люди знали, что ожидание напрасно. Не  было
отчаянья и  безумных  попыток  что-либо  исправить.  Была  лишь  печаль  и
покорность.
     В  предрассветной  промозглой  мгле  смутно  вырисовывались   громады
многоэтажных бетонных коробок, тупо пялящихся  слепыми  черными  провалами
окон на пустынные улицы. Света нигде не зажигали. А в каждом провале можно
было  угадать  одну  или  две  тени,  застывшие  в  безмолвном   ожидании.
Безмолвном и бессмысленном.
     Одинокий уличный пес, устало дотрусив до центральной площади  города,
сел и, запрокинув голову, завыл...
     И город ответил ему жутким многоголосым воем.
     И вспыхнул свет в окнах, и распахнулись двери,  и  люди  высыпали  на
улицу...
     Но было поздно.



                      3. ПЛАМЯ, КОТОРОЕ НАС ПОЖИРАЕТ...

     Ненавижу! И город этот, и дома его, и улицы...
     Ненавижу  грязные  вонючие  подъезды,  превращающиеся  по   ночам   в
бездонные клоаки.
     Ненавижу окна, внезапно вспыхивающие в темноте  и  гаснущие  в  самое
неподходящее время, словно скабрезно подмигивающие из мрака злые глаза.
     Ненавижу асфальт, засохшей коркой покрывающий изгаженную землю.
     Ненавижу  хилые  палисаднички,  фиговыми  листками  приютившиеся   на
уродливом урбанистком теле.
     Ненавижу память! Память, которая связывает меня с этим городом.
     Ненавижу  потому,  что  пуповина  зависимости,  петлей  захлестнувшая
горло, безнадежно крепка...
     Ненавижу себя!
     За бессилие и боязнь.
     За тупость и безысходность.
     За ненависть.
     За...
     Человек, одиноко бредший по пустынной  улице,  сделал  еще  несколько
шагов и упал, уткнувшись лицом в растрескавшуюся черную кожу асфальта...
     И  тонкий  заячий  всхлип  взметнулся  и   захлебнувшись   утонул   в
нарастающем реве огня...
     Внезапно вспыхнувшие в семи местах гигантские пожары почти  мгновенно
превратили  город  в  бушующее  огненное  море.  Огонь,  урча,  давясь   и
захлебываясь, пожирал деревья, пластик, материю  и  плоть,  камни,  бетон,
металл и землю, безумным зверем набрасываясь на любую добычу...
     И когда человек с трудом приподнял  отяжелевшую,  словно  наполненную
ртутью голову и посмотрел вокруг, то увидел... лишь пепел...
     Кругом один только пепел...
     И тогда человек наконец заплакал.





                                  БОЛОТО


     Через минуту все было  кончено.  Лишь  рука,  судорожно  вытянутая  к
слепому бельму  небес,  задержавшись  на  мгновение,  словно  обелиск  над
могилой неизвестного героя обозначила то место, где совсем  недавно  сидел
Весельчак. Но вот болото издало глухой, утробный, чавкающий  звук  и  рука
медленно исчезла в пучине вслед за всем остальным.
     - Все, - равнодушно буркнул Косой, - отхохотался болезный...
     - А ты радуешься, гнида? -  столь  же  равнодушно  просопел  Толстяк,
стараясь как можно незаметнее проверить насколько крепка кочка под ним.
     - Конечно радуюсь, - откровенно издеваясь фыркнул Косой. - Я и  когда
ты пойдешь ко дну радоваться буду, а когда  все  остальные  пузыри  начнут
пускать - плясать стану и песни похабные петь при этом.
     - Надеешься всех нас пережить? -  спокойно  спросил  Отшельник,  лежа
навзничь  и  бездумно  глядя  в  серое  небо,  на  которое  только  что  в
предсмертном откровении так мучительно указывала рука тонущего Весельчака.
     Небо было тусклым тупым  и  бессмысленным,  словно  взгляд  уставшего
идиота.
     - А-то как же, - радостно откликнулся  Косой  и  тоже  лег  навзничь,
закинув руки за голову. - Иначе и жить не стоит!
     - А мы и не живем вовсе, - подал спокойный  голос  Болтун,  со  своей
крохотной кочки, которая едва возвышалась из болота.
     "А  Болтуну-то  не  долго  осталось,  -  почти  сочувственно  подумал
Толстяк, удовлетворенно оглядывая свою кочку, на  которой  могло  свободно
разместиться еще, как минимум два, таких же как он толстяка. - Да-а-а,  не
жилец наш Болтун, это точно!"
     - Это ж почему, скажи на милость, мы не живем?! - окрысился вдруг  на
Болтуна Косой.
     "Ну и чего он к нему привязался? -  покачал  головой  Толстяк.  -  Не
видит, что ли, у парня той жизни всего на пару часов осталось..."
     - Жизнь это  искусство!  -  философски  заметил  Отшельник.  -  А  об
искусстве судить можно лишь субъективно...
     - Да уж, -  подал  скрипучий  голос  со  своей  кочки  Прыщ,  который
беззаботно проспал гибель Весельчака и сейчас спешил наверстать упущенное.
- Жизнь штука такая... Порой вот так живешь себе, спокойно  живешь,  добра
наживаешь и вдруг - бац! А бывает и наоборот...
     - Как это? - не понял Косой.
     - А так, - зевая спокойно ответил Прыщ. - Вроде и  не  жил  вовсе,  а
глядь уже в болото и сыграл!
     - Бывает, - равнодушно подтвердил Отшельник. - Вот у нас  тут  давеча
был один такой, по имени Шустрый... Вы его  не  застали.  Все  суетился  -
суетился,  кочку  свою  обустраивал.  Говорил,  как  обустроит,  так  жить
начнет... И вдруг хлоп и в болоте - сорвался, когда северный  конец  полез
укреплять. Только булькнул разок на прощание и все. Теперь  на  его  кочке
вон Длинный живет.
     - Ну живу, - раздраженно буркнул Длинный, - ну и что? А вы бы хотели,
чтобы я вслед за Шустрым булькнул? Не дождетесь!!!
     - Ну что вы все заладили, - миролюбиво заворчал Толстяк, -  живешь  -
не живешь, булькнул - не булькнул,  субъективно  -  объективно...  Все  мы
булькнем когда-нибудь. Главное,  пока  не  булькнул  друг-другу  нервы  не
портить! Спать есть где - хорошо!  Жрать  есть  что  -  отлично!  Вот  это
объективно. А все остальное... болото.
     - А я, все равно, уйду! - упрямо сказал Болтун.
     "Ну, куда ты уйдешь?!" - подумал Толстяк и даже  сам  устыдился  того
оттенка, которым была окрашена эта мысль. - Нет правда, ведь от болота еще
никто не уходил..."
     - А тебя никто здесь и не держит, - раздраженно фыркнул Косой.
     - Но никто и не гонит, - равнодушно добавил Отшельник.
     "Но никто ничего и не потеряет, если тебя  не  станет..."  -  подумал
Толстяк и вновь ему стало стыдно.
     - А я, все равно, уйду! - почти выкрикнул Болтун.  -  Нельзя  же  вот
так... всю жизнь... на кочке...
     - Можно, - сказал Отшельник и зевнул.
     - Нужно! - добавил Косой и яростно высморкался.
     - Лучше так, чем в болоте по  уши,  -  лениво  почесываясь  подытожил
Прыщ.
     Толстяк было подумал, что... Но за это ему стало уж совсем  стыдно  и
он отогнал все мысли куда подальше...
     - А я, все равно, уйду, - печально сказал Болтун и отвернулся.
     Кочка под его ногами стала совсем крохотной.
     Толстяк лег так, чтобы не видеть этой крохотной  кочки  и  постарался
заснуть...
     Когда Толстяк проснулся,  совсем  крохотная,  не  более  полуметра  в
диаметре, кочка Болтуна была пуста.
     И не понятно было: то ли Болтун действительно ушел, то ли,  что  было
куда вероятнее, просто булькнул.
     Да и куда от болота уйдешь!
     Никто не разу не вспомнил о Болтуне.
     И Толстяк тоже вскоре о нем позабыл.
     Лишь однажды ночью Толстяку показалось, что он слышит тихий печальный
голос Болтуна. Это случилось, как раз сразу после того дня, когда Прыщ  во
сне сорвался с кочки и булькнул, а на его  кочку  перебрался  Длинный.  Но
утром, естественно, никакого Болтуна не оказалось...
     Потом булькнул и Длинный...
     И Косой, который так надеялся всех пережить, тоже булькнул следом.
     А когда пришел черед Отшельника, то он по секрету признался Толстяку,
что Болтун таки приходил. И захлебываясь рассказывал,  что  всего  в  двух
днях пути болото кончается, и там вроде бы кругом твердая сухая земля...
     Но Отшельник ему тогда не поверил, а чтобы  Болтун  своими  дурацкими
разговорами не морочил никому голову, он - Отшельник под утро Болтуна-то и
утопил...
     И правильно сделал!
     Кругом болото! Одно болото!
     И нет, НЕТ НИЧЕГО ИНОГО!!!
     И будь он проклят это Болтун! Он всегда был гнидой! Вечно  болтал,  а
сам при этом о чем-то постоянно думал...
     А тут... Кочка вон совсем крохотная стал - того и гляди булькнешь!
     Ну, неужели он гад прав был?
     И я и не жил вовсе?!!





                                 ОНЕЙРОИД


                                           Жизнь есть способ существования
                                           белковых тел...
                                                                Ф. Энгельс


     Федор ткнулся лбом  в  стекло  и  проснулся.  Автобус  круто  свернув
направо, притормозил.  В  полупустой  в  этот  вечерний  час  салон  вошла
старушка.  Федор  мельком  глянул  на  нее  и,  хотя  в   этом   не   было
необходимости, встал - уступил  свое  место.  На  следующей  остановке  из
автобуса вышли все, кроме Федора и старушки. Федор впал в задумчивость, не
зная: то ли сесть опять, то ли вообще выйти и пройти оставшиеся  остановки
пешком (он иногда себе позволял это перед сном). Все равно дома  никто  не
ждал, ибо в свои тридцать лет Федор был одинок в этом  городе,  а  иногда,
казалось, и в этом мире.
     Пока Федор мялся в поисках ответа  на  столь  животрепещущий  вопрос,
старушка встала и направилась к  выходу.  Проходя  мимо  Федора,  старушка
окинула его внимательным  взглядом  неожиданно  молодых  и  проницательных
глаз. Федор поежился.
     - Милок! Будь так добр, у тебя лицо такое честное, занеси пакетик  на
почту - отправь бандерольку! - старушка заглядывала Федору  прямо  в  душу
своими молодыми глазами. - А то стара я стала,  силы  не  те...  а  внучек
гостинец ждет.
     И пока Федор соображал, как собственно он должен себя вести, старушка
ткнула  ему  в  руки  аккуратно  перевязанный  пакет  и  неожиданно  резво
выскочила в так кстати открывшиеся двери остановившегося  автобуса.  Федор
автоматически шагнул вслед за ней.  Автобус  с  грохотом  закрыл  двери  и
взревел так, что Федор оглянулся. Обдав Федора вонючим облаком  выхлопного
газа, автобус рванул с места и растаял в ночи. Федор огляделся -  старушки
нигде не было.
     - Что же мне теперь делать? - Федор  задумчиво  разглядывал  сверток.
Одна  из  сторон,  где  должны  были  находиться  адреса   отправителя   и
получателя, была покрыта значками, похожими на арабскую вязь.
     - Парень!!!
     От неожиданности Федор сунул сверток за пазуху. В  тени  под  деревом
стоял верзила в каком-то немыслимом плаще. Когда порыв ветра распахнул  на
мгновение плащ на его груди, там тускло блеснул металл.
     - Ты старушку здесь  не  видал?  -  спросил  верзила  невыразительным
голосом.
     - Нет! - ответил Федор почти честно и на всякий случай попятился.
     - Ну-ну, -  пробурчал  верзила  и  отступил  в  тень,  но  Федор  мог
поклясться, что он никуда не ушел, а просто затаился.
     Не уточняя местоположение верзилы, Федор, оглядываясь,  припустил  по
темному переулку.
     - Стой! Закурить есть? - Федор  почти  налетел  на  двух  подгулявших
парней.
     - Не курю!
     - Тогда дай десять копеек!
     Если  бы  это  происходило  еще  полчаса  назад,  Федор,   чтобы   не
связываться отдал эти несчастные десять  копеек.  Но  таинственный  пакет,
лежащий за пазухой...
     - А-а-а!!! - завопил вдруг Федор и прямо головой  боднул  в  одну  из
наглых рож, лягнув правой ногой в ту сторону,  где  по  его  предположению
должна была находиться вторая.
     Прыгнув вперед, придерживая обеими руками  пакет  за  пазухой,  Федор
помчался к спасительному подъезду  своего  дома.  Кажется,  его  никто  не
преследовал.
     Захлопнув за собой входную дверь, Федор тяжело привалился к косяку  и
затаился. Его пустая знакомая квартира  казалось  жила  своей  собственной
автономно-незнакомой жизнью. Где-то капала вода, ни  с  того,  ни  с  сего
скрипнула половица, задребезжала чашка от проехавшего на улице автомобиля,
равномерной поступью шел куда-то старый дешевый будильник, мирно  заворчал
холодильник. Федор успокоился, включил везде свет, прошел в комнату и  сел
на видавший виды диван. Пакет он достал из-за пазухи и  положил  рядом.  В
своей комнате при ярком электрическом свете  все  уже  не  казалось  столь
таинственным  и  тревожным.  Если  бы  не  болела  голова,  которой  Федор
"бодался", можно было подумать, что все ему приснилось. Федор расслабился,
лишь изредка поглядывая на пакет. Но в это мгновение  зазвонил  телефон  в
прихожей.
     - Алло! Алло?! - прокричал Федор, но в трубке только потрескивало  и,
казалось, кто-то напряженно сопел где-то на другом конце света.
     - Алло! Алло! - кричал Федор даже когда в трубке пошли  уже  короткие
гудки.
     В это время погас свет. Погас, видно, во всем квартале, потому что  в
доме напротив было тоже темно. Не сразу  до  Федора  дошло,  что  в  дверь
кто-то стучит. Заметавшись  по  темной  комнате,  Федор  схватил  пакет  и
зачем-то сунул его в холодильник.
     - Кто там? - спросил  Федор,  прижавшись  горячим  лбом  к  холодному
дереву входной двери.
     - Это я, Федя, сосед Михалыч! У тебя свечки нет?
     - Сейчас, сейчас, - засуетился Федор, - ну вот, а я напридумывал  тут
разное, - бормотал Федор под нос, в темноте шаря по двери в поисках замка.
     - Ты с кем беседуешь? - поинтересовался с той стороны Михалыч.
     "Зачем это ему знать?" - метнулось в голове, но  руки  сами  нашарили
замок и распахнули дверь. Из темноты  на  Федора  глядели  два  светящихся
зеленых глаза. Раздалось глухое рычание.
     - А!!! - завопил Федор и всем телом навалился на дверь.
     - Шарик, назад! Ты чего, глупая псина?  Ты,  Федя,  прости  -  совсем
собака в темноте очумела.
     - Ничего,  ничего,  -  промямлил  Федор,  протягивая  дрожащей  рукой
свечку. Дверь он на всякий случай только приоткрыл  и  придерживал  другой
рукой, чтобы в любой момент захлопнуть.
     - Ты бы зашел когда, - ворковал в темноте Михалыч, - а то все один да
один. Все работаешь да работаешь...
     - Да, да, как-нибудь выберусь.
     - Вот, я Шарика в ванной запру - отдохнем культурненько, пока жена  в
отъезде.
     - Да, да, может, даже завтра...
     - Кстати, Федя, тебя тут днем какая-то старушка спрашивала. Может, из
ЖЭКа?
     - Спасибо, я уже с ней виделся, - сказал Федор и судорожно  захлопнул
дверь.
     Федор прошел на кухню. При свете свечи все вокруг стало  зыбким,  как
во сне. По стенам метались огромные  тени.  Нырнув  в  холодильник,  Федор
проверил  пакет  -  пакет  лежал  там,  где  он  его  положил.  Достав  из
холодильника бутылку с кефиром, Федор сел за стол и стал ужинать. Полумрак
настраивал на философский лад.
     - Действительно, почему  бы  мне  не  сходить  в  гости  к  Михалычу,
например, или еще куда-нибудь? А может, даже пригласить  кого-то  к  себе?
Ведь нельзя же так...
     - Извините, пожалуйста... У вас входная дверь была не закрыта,  -  на
пороге кухни стоял румяный здоровяк, в одной  руке  он  держал  допотопный
чемоданчик, а в другой - разводной ключ.
     - Вы кто? - нервно выкрикнул Федор.
     - Электромонтер я, проводку вот проверить должен.
     -  А,  пожалуйста,  -  успокоился  Федор,  но  мысли  уже  спутались,
перемешались, и Федор отрешенно отвернулся и стал глядеть в  окно.  Монтер
бряцал своим разводным ключом, клацал чемоданчиком и шарил по стенкам.
     Федор попытался вспомнить, о чем это он думал: о чем-то важном...
     - Ну вот, хозяин, извините, если что не так. Сейчас свет будет.
     И действительно, вспыхнул свет.  Федор  проводил  монтера  до  двери.
Долго зачем-то тряс ему руку. Наконец дверь за монтером закрылась.
     "Пакет!" - обожгла мысль. Федор бросился к холодильнику.  Холодильник
был пуст. Федор подбежал к окну и стал вглядываться в  непроницаемый  мрак
за стеклом. Силясь разглядеть хоть что-то в окружающей тьме, Федор ткнулся
лбом в стекло и... проснулся.
     Автобус круто свернув  направо,  притормозил.  В  полупустой  в  этот
вечерний час салон вошла старушка. Федор мельком глянул на  нее  и  что-то
удивительно знакомое почудилось в ее облике,  в  этих  неожиданно  молодых
проницательных глазах.
     - Кажется, я ее уже видел... вчера.
     Пока Федор мучительно пытался припомнить  что-то,  связанное  с  этой
старушкой, она прошла вперед и села на свободное место. Так  ничего  и  не
вспомнив, Федор вышел на следующей остановке  из  автобуса.  Придя  домой,
поужинал и лег спать.
     Ночью ему снились звезды, пришельцы и страшные тайны.  Ночью  он  был
причастен к спасению судьбы какой-то инопланетной  цивилизации.  В  общем,
чепуха всякая, которая только во сне и может присниться.
     Но иногда...





                                  АЛИБИ


     - Это тот, кто вам нужен, капитан.
     - Но это же...
     - Спокойствие, только спокойствие, капитан! У него необычайно  острый
слух.
     В самом дальнем  углу,  самого  захудалого  бара,  какой  только  мог
встретиться на Большой Звездной Дороге,  сидел  самый  выдающийся  част