лос  Винкельхока  вырвал  Больта  из
размышлений,  - прости за банальность, но все наиболее точные определения, увы,
сильны именно своей банальностью...  Прямо каламбур получается. Я потерял очень
многое и  не  захотел сражаться за все остальное.  Я  предпочел потерять вообще
все, кроме своей никчемной жизни. Честно говоря, я не видел смысла...
     - ...смысла жить?
     - А,  нет...  самоубийство -  штука слишком серьезная,  тут  речь  идет  о
больших энергиях,  особенно в моем-то случае.  Нет,  я хочу сказать,  что в тот
момент  я  не  видел  смысла продолжать сражение.  Или,  быть  может,  начинать
новое...
     - Для тебя это одно и то же?
     - Ну,  знаешь,  в тот момент ситуация выглядела именно так.  И вот я решил
бежать.  В  моем бегстве не  было никакой цели:  меня несла боль,  я  полностью
покорился ей и дал себе слово не перечить ее упрекам.  Сперва я думал,  что мне
удалось удрать от всего на свете,  и  главное -  от самого себя.  Но вот прошло
какое-то время,  и до меня,  убогого,  начало доходить, что тогда были варианты
выбора,  те самые варианты,  о которых мне говорили друзья и которые я не желал
видеть.  Сейчас же я  вдруг стал понимать,  что дело,  в  сущности,  вовсе не в
вариантах - ха-ха, я просто дезертировал с поля боя. Проклятье, я - дезертир!
     Больт  отбросил в  сторону окурок  и  потянулся в  карман шинели за  новой
сигаретой.
     - И вернуться ты уже не можешь? - тихо спросил он.
     - Могу. В любую секунду. Зачем? Я бежал от собственного страха. Этот страх
куда сильнее всех известных тебе...  Ты думаешь,  я  от него удрал?  Он догонял
меня везде,  он - это я, а я - это он. Мой страх живет за границей, разделяющей
добро и зло.
     - Эта граница проходит в душе каждого из нас, - уверенно возразил Больт.
     Винкельхок вновь рассмеялся.
     - Слишком просто,  -  покачал он  головой.-  Если ты помнишь,  я  не успел
рассказать тебе о  двадцати процентах героизма...  хм.  Эти  двадцать процентов
являются следствием страха,  причем в  большинстве случаев этот  "герой второго
типа" отказывается анализировать мотивы своего поступка - в отличие от первого,
"восьмидесятипроцентного".  Тот как раз очень любит рассказывать о том,  как он
думал о своей героической роли, какие возвышенные и благородные мысли разрывали
его тупую башку.  Второй,  "двадцатипроцентный",  он молчит как рыба.  Ну, врут
оба.  Первый врет потому,  что никаких героических мыслей у  него и в помине не
было --  ему просто некуда было деваться,  а  в  штанах уже хлюпало,  вот он  и
полез.  А вот со вторым сложнее.  Дело все в том,  что настоящий воитель если и
совершает всякие потрясающие подвиги,  то только по второму типу,  потому что в
дурацкие ситуации с  чужими ошибками он почти никогда не попадает.  Но иногда и
его может понести на подвиг. Только мотивы у него другие. Его мотив - страх! Не
верь,  когда тебе говорят, что нет ничего сильнее страха смерти. Сильнее страха
подохнуть  может  быть  страх  выжить.   Это  очень  специфический  страх,   он
встречается в  основном у  тех,  кто  связал с  мечом всю свою жизнь,  -  страх
выжить, но выжить с мокрой задницей.
     - Я не совсем понимаю... Тебя привел сюда страх позора?
     - Э,  Гюнтер,  если бы я  сам понимал -  особенно тогда!  Фактически я уже
слышал,  как хлюпает у  меня в  штанах,  -  но  на  самом деле все было гораздо
сложнее.  Настолько сложно,  что  ты  со  своими устоявшимися представлениями о
чести и  справедливости не сможешь понять меня,  как бы я ни старался объяснить
тебе,  что же там было на самом деле.  Позора-то я  почти избежал,  и  те,  кто
сражался бок о бок со мной,  поняли и поддержали меня.  Но это не значило,  что
они согласились с моим решением!  Они знали,  что я обречен,  обречен на вечное
бегство  по  стенкам  внутри  замкнутой  сферы,  потому  что  отложенный  страх
непобедим.
     Не договорив,  Винкельхок резко поднялся на ноги, и Больту почудилось, что
его глаза засветились странным фиолетовым огнем.
     - Я не могу понять...  -  скрежещуще произнес он.  - Himmeldonnerwetter!..
Это невозможно!
     Больт попятился,  сглотнув слюну.  На  секунду ему  показалось,  что глаза
Дирка  сузились  и   из   них   полились  колышущиеся  струи  сиреневого  дыма.
Обер-лейтенант  задрал  голову  к   бескрайнему  ночному  небу,   неестественно
выпрямился и замер.  Больт,  пораженный и напуганный жутким зрелищем,  поспешно
отступил в сторону.
     - Нет, - отчетливо произнес Винкельхок, - это невозможно. Я просто слишком
устал.
     Он  рывком обернулся.  Наваждение пропало,  но Больт готов был поклясться,
что в его глазах все еще пульсировали, угасая, фиолетовые искры.
     - Все-таки ты не человек... - прошептал Больт.
     - Человек, - резко ответил Дирк. - Человек может еще и не такое. Но у него
нет друзей, и это страшно. Идем спать: что-то говорит мне, что завтра - точнее,
уже сегодня нам придется рано вставать.  Хотя, - добавил он совсем непонятно, -
я вовсе не лорд-зрячий и никогда им не стану.
     Дежурный офицер поднял их обоих незадолго до рассвета.
     Торн,  одетый в точно такую же "канадку",  что и Дирк, ждал своих офицеров
под  прожектором возле  штабного  барака.  Несмотря  на  вчерашнюю  пьянку,  он
выглядел вполне свежим.  Впрочем, Винкельхок хорошо знал, что старый кавалерист
никогда не мучается похмельем и может идти в бой даже после чудовищной попойки.
     - Ребята,  -  глуховато начал он,  - до меня дошел слух, что сегодня к нам
пожалуют наши английские друзья.  Я  прекрасно понимаю,  что подставляю вас под
нож,  как  баранов,  но  другого выхода у  меня  нет.  Вам  придется висеть над
заливами до  тех пор,  пока вы не сожжете все горючее.  После этого вы сядете у
итальяшек в  Триполи -  гауптман Больт знает,  где и как,  он уже там бывал,  -
заправитесь и подниметесь снова. И так до тех пор, пока...
     - Машины готовы? - бесстрастно поинтересовался Больт.
     - Да.  Вы вылетаете прямо сейчас. Дирк, - Медведь, прищурясь, покосился на
оттопыренный карман кожанки Винкельхока, - что там у тебя такое?
     - Талисманы,  -  мрачно  ответил тот.  -  Сегодня мне  не  хочется с  ними
расставаться.
     - Ты что-то чуешь? - насторожился Торн.
     - Ничего определенного.
     - В таком случае -  вперед,  господа!.. Их "Мессершмитты" стояли на полосе
один за другим.  Прицепив к  правой ноге протянутую механиком связку сигнальных
ракет,  Винкельхок резко выпрямился и посмотрел в светлеющее небо.  Сегодня оно
наливалось сумеречным серым светом, предвещая возможную облачность.
     - Погода не особенно летная, - процедил он сквозь зубы. - Гм...
     Он  хлопнул механика по плечу,  забрался на левое крыло и  влез в  кабину.
Правая рука привычно захлопнула откидывающийся набок фонарь.  Дирк застегнул на
шее замок ларингофона,  поправил очки и болезненно поморщился. Знакомые уколы в
затылке,  так  поразившие его  ночью,  не  отпускали.  Это  было  невозможно...
Электромагнитные возмущения в проклятой атмосфере не давали ему сосредоточиться
и точно определиться с ответом...  С другой стороны,  они же, в принципе, могли
быть и источником беспокойства. Он не знал.
     Фельдфебель-выпускающий,  неестественно сосредоточенный, как и все люди, в
конце  наряда  уже  заспанные,  но  понимающие необходимость и  ответственность
своего  дела,  стиснул тонкие губы  и  взмахнул флажком.  Стоявший первым Больт
отпустил  тормоза.  Виляя  для  проверки  рулем  направления,  "мессер"  плавно
покатился по полосе. Следом за ним фельдфебель "отмахнул" и Дирка.
     - Давай-ка залезем повыше,  -  предложил Винкельхок.  -  Если мы и в самом
деле наткнемся на ораву англичан,  нам лучше иметь резерв высоты, чтобы вовремя
смыться. Хотя мне кажется, что сегодня к нам никто не прилетит.
     - Там,  над морем,  на четырех тысячах такой ветер,  - согласился Больт, -
что любому "Веллингтону" оторвет, к черту, крылья.
     - Да,  а впереди, похоже, грозовой фронт. Что за чертовщина: дождь посреди
лета? Это в Ливии?
     - Ты его чувствуешь?
     - А чтоб я так понимал, что я чувствую. Чувствую вихревые электромагнитные
возмущения... и где-то высоко над нами нарастает ионизация. Ты что-то понял?
     -Ни слова.
     - Ну вот, а морочишь мне голову своими вопросами.
     Северо-восток был затянут мощной седой пеленой грозы, представлявшей собой
поистине феерическое зрелище. "Мессершмитт" входил в зону резких порывов ветра,
и   Дирк  отчетливо  чувствовал  медленно  нараставшую  вибрацию  его  хрупкого
алюминиевого тела.  Его  взгляд  скользнул по  приборной доске:  белая  стрелка
альтиметра показывала две с мелочью тысячи метров. Забираться выше было опасно.
Идущий впереди Больт понял это одновременно с ним.  Его машина прекратила набор
высоты, теперь они шли горизонтально, и летевший выше Дирк видел большие черные
кресты на крыльях напарника.
     Впереди,  в  сером  мареве рассвета,  появились белые барашки далеких волн
залива. На Триполитанское побережье обрушился редкий в это время года шторм. Он
загнал  в  глубину  залива  рыбацкие  шхуны  ливийцев  и  заставил  итальянский
противолодочный патруль вернуться в гавань.  Для британских подводников мерзкая
погода могла быть весьма благодатна,  но  Дирк прекрасно понимал,  что  вряд ли
найдется такой кэп,  который решится выйти на траверз Триполи,  да еще и  днем.
Ожидать налета торпедоносцев было и вовсе смешно:
     даже если авианосец и подойдет к побережью, хрупкие маломощные "Свордфиши"
не  смогут покинуть его  палубы.  Разве что,  в  конце концов,  александрийские
бомберы  наберутся  мужества  и   поднимут  свои   громоздкие  "Веллингтоны"  и
"Галифаксы",   справедливо  рассудив,   что  далекие  от  героизма  итальянские
истребители не станут взлетать в дождь?..
     То недолгое время,  которое Дирк провел в полку, позволило ему убедиться в
том,  что  сладкоречивые сыны Рима не  особенно горят желанием подставлять свои
откормленные на  макаронах  задницы  под  английский огонь.  Всем  был  памятен
относительно  недавний  умопомрачительный  позор  итальянского  флота  у  южной
оконечности Греции,  когда британские торпедоносцы, несмотря на не самую летную
на  свете погоду,  едва не  утопили лучший в  мире линкор "Витторио Венето" при
этом  вызванная с  Сицилии авиация и  не  подумала прийти  на  помощь  гибнущей
эскадре, сославшись на "шквальный ветер и ограниченную видимость".
     Этого    разум    Дирка    Винкельхока    осознать    не    мог.    Дохлые
бипланы-торпедоносцы,  даже  не  способные разогнаться до  трехсот километров в
час,  смогли  подняться  с  качающейся  палубы  авианосца,  а  героические  асы
итальянских королевских ВВС якобы не  сумели оторвать свои самолеты от  твердой
земли!
     Вспомнив об этом,  он недовольно поджал губы и  ощутил желание сплюнуть на
пол кабины.
     - Пойдем в облет заливов? - прорезался в наушниках голос Больта.
     Дирк ответил не сразу.  Пульсация в затылке, всю ночь сводившая его с ума,
неожиданно усилилась.  Он  что было силы стиснул пальцами ручку управления.  На
секунду ему  показалось,  что  сознание захлестнет волна отчаяния.  Он  не  мог
ошибаться!..  Да,  теперь уже точно не  мог -  он  явственно ощущал характерное
стрекотание  поршневого  движка,   он   чувствовал  пульсацию  электромагнитных
импульсов зажигания в  каждом его цилиндре,  и это был "Роллс-Ройс" британского
"Спитфайра".
     - Одномоторный "англичанин" готовится выскочить из-под  грозы,  -  быстро,
сбиваясь на почти невнятную скороговорку, произнес он, - Гюнтер, уходи, скорее!
Уходи на итальянский аэродром, ты успеешь дотянуть, я тебя прикрою...
     - Что?! - Ведущий не понял его слов. - Что ты плетешь? Ты спятил?.. Нас же
двое!..
     - Гюнтер!  -  в отчаянии заревел Винкельхок.  - Это не человек!!! Уходи!!!
Это - лойт!!!
     Больт не  стал спорить.  Его "Бф-109" накренился и,  взяв форсаж,  ринулся
вверх,  туда,  где  через  редкие  разрывы облачности вдруг  прорезались робкие
солнечные  лучики.  Верный  старой  тактике  истребителей  Люфтваффе,  гауптман
стремился прикрыть друга со стороны солнца.
     Слова Дирка могли показаться бредом,  но он чуял, что Винкельхок отнюдь не
бредит и уж тем более не шутит.  Черный самолетик,  и в самом деле вывалившийся
буквально  из  грозового  фронта,   стремительно  рос,   приближаясь  к  быстро
расходящейся паре с крестами на крыльях.  Кто -  или что?  - сидел сейчас в его
кабине,  скрытый каплевидным плексигласовым фонарем?  Об  этом он  не смел даже
догадываться,  но  искренний ужас,  прозвеневший в  голосе друга,  заставил его
действовать без промедления.  Если Дирк свяжет эту нечисть поединком, он сможет
спикировать и  достать "Спитфайр" убийственным огнем  своего оружия со  стороны
хвоста.  Гауптман Гюнтер Больт не сомневался, что сейчас он не промахнется и не
запсихует.
     Он  обогатил смесь до  предела.  Идущий на  предельном газу  "Мессершмитт"
начал  быстро нагреваться,  в  кокпите стало  попахивать просачивающимися через
неплотности в  перегретом выпуске  едкими  выхлопными газами.  Гауптман стиснул
зубы и поглядел через левое плечо вниз.  Волна ужаса перехватила дыхание.  Дирк
быстро снижался над водами залива,  и  темно-зеленый "Спитфайр" с красно-синими
кругами британских ВВС на крыльях уже готовился к атаке.
     Застонав,  Больт отдал ручку от себя и  бросил машину в  пологое снижение,
разворачиваясь для  атаки,  хотя он  прекрасно понимал,  что достать "Спитфайр"
раньше, чем тот откроет огонь, ему уже не удастся.
     - Ну ты и свинюка, Гюнтер, - неожиданно спокойно произнес Дирк. - Не мешал
бы, а... Дело действительно плохо.
     Дальше произошло непонятное.  Больт готов был поклясться,  что не  увидел,
каким  таким  образом обреченный,  казалось,  "мессер" развернулся возле самого
носа "Спитфайра" и,  перед тем  как проскочить над его кабиной,  успел все-таки
полоснуть по крылу противника короткой дымной очередью...
     Дирк бросил короткий взгляд вниз и  убедился в  том,  что высота позволяет
ему  совершить "мертвую петлю".  Это  было  неплохо.  Он  искренне считал  свой
"Бф-109"  лучшим истребителем мира  -  коли  так,  какая-то  тень шанса у  него
оставалась.  К  тому  же  он  понимал,  что  тот,  кто  сидит сейчас в  кокпите
британского самолета,  считает его самым обычным человеком,  ординарным пилотом
Люфтваффе,  абсолютно не представляющим, с кем ему выпало вести свой последний,
по идее, бой.
     Дирк попытался поймать его на  выходе из  петли,  стараясь впиться дымными
струями  трассеров  в   нежно-голубое  брюхо  "Спитфайра",   но  враг  оказался
проворнее,  и  очереди прошли  мимо.  Извергая в  эфир  многоэтажные пируэты на
совершенно незнакомых его  ведущему языках,  он  бросил  свою  машину  в  набор
высоты.  Британский  истребитель,  проигрывавший по  скороподъемности,  заметно
опоздал.  Дирк содрогнулся, видя, как Больт бросился в отчаянную атаку, полосуя
серое небо белыми нитями очередей. Мимо! Высота уже позволяла, и Дирк развернул
"мессер" -  но секунды,  потраченные на непослушно-благородного Больта, сыграли
свою роль.  "Спитфайр", открывший огонь с предельной дистанции, все-таки достал
его.  Самолет задрожал в такт тяжкому металлическому грому, рвущему его хрупкое
тело. Две или три пули впились в тело Дирка, и он почти сразу почувствовал, как
немеют ноги.  Очереди прошлись по двигателю, разнеся в куски радиатор, повредив
систему питания и вырвав из креплений правый носовой пулемет.
     - Ты дымишь! - услышал он отчаянный крик Больта.
     - Уходи! - Дирк вложил в крик все свои силы. - Уматывай отсюда!
     Двигатель  чихал:   за   развороченным  радиатором  тянулись  белые  струи
уходящего из системы охлаждения гликоля.  Справа,  из-под корня крыла, полоскал
тонкий бензиновый поток. В кровь прокусив нижнюю губу, Винкельхок убрал обороты
до минимума и проверил управление.  Тяги,  по-видимому,  не пострадали,  машина
слушалась рулей, хотя он хорошо видел, что правый стабилизатор треплет в потоке
рваными клочьями.
     Теперь, подумал он, надо убедить эту тварь в том, что мы мертвы.
     Прежде чем бросить ручку и  сиять ноги с  педалей,  Дирк на  всякий случай
посмотрел вверх  и  с  облегчением вздохнул -  очевидно,  довольный проделанной
работой,  "англичанин" спокойно удалялся в  сторону грозы,  даже не  предприняв
попыток атаковать Больта.  То  ли  у  него не  было настроения,  то  ли горючее
подходило к концу, но "Спитфайр" уходил. Уходил!
     - Ты сможешь дотянуть до берега? - возбужденно кричал сверху Больт.
     - Я уже никуда не дотяну...  -  устало ответил ему Дирк.  - Ты же помнишь,
что у меня нет парашюта. Я буду садиться на воду.
     - Там шторм!
     Он не ответил. Прямо под ним мерно работал странный "горячий" двигатель...
     Вытягивая  свой  изувеченный  истребитель  как  можно  "глаже"  к   нервно
танцующим волнам,  он  услышал  в  наушниках слабый  всхлип,  сменившийся затем
отборной баварской руганью.
     * * *
     Его нос пришел в себя несколько раньше,  чем глаза и уши, и первые секунды
он  лежал,   принюхиваясь  к  странной  гамме  окружавших  его  запахов:  пахло
пластиком, разогретым металлом и крепкой смесью сигарного дыма и мужского пота.
По концентрации вони стало ясно,  что чем-чем, а звездолетом это быть не может.
Представить себе корабль с такими ароматами было довольно затруднительно.
     Постепенно мрак  перед  глазами  начал  рассеиваться,  уступая место  чуть
колеблющемуся,  неприятного  тона  голубоватому свету.  Из  призрачного  сияния
выплыло узкое женское лицо,  обрамленное густыми черными волосами,  и он рывком
пришел в себя.
     - Кай... - мягко произнесла женщина.
     - Да, - ответил он, отказывясь верить в происходящее.
     - Кай Харкаан,  лорд-охотник Седьмой Звезды Саргона.  Кто бы мог подумать,
что нам суждено встретиться здесь! Кажется, прошло одиннадцать лет?
     - Тебе  лучше  знать,   Валерия.  Она  негромко  рассмеялась  и  поправила
сбившуюся набок из-под его головы подушку.
     - Ты здоров. Вставай.
     - Где мы находимся?
     - У  берегов Италии.  Ты  проспал почти трое  суток:  мы  успели сходить в
Грецию.
     - Я имею в виду не это...
     Он  поднялся на своем ложе и  с  любопытством огляделся.  Узкая койка,  на
которой он  лежал,  находилась под переборкой в  тесной,  как гроб,  освещенной
газосветными трубками каюте.  По отсутствию каких-либо иллюминаторов и  низкому
металлическому потолку он понял:  это субмарина. Та самая, которая болталась на
виду у всей Триполитании.  Скорее всего,  решил он, ядерный крейсер конца века.
Да,  верно -  вот  и  ответ на  вопрос о  двигателях.  Сталкиваться с  атомными
системами  на   практике   ему   не   приходилось,   отсюда   и   невозможность
идентифицировать тип силовой установки.
     - Атомная подлодка, - утвердительно произнес он.
     - Термоядерная, - поправила его женщина.
     - Что? Двадцать первый век?
     - Ты думаешь, ею так легко разжиться? Нет. Это не человеческая разработка,
прошедшая элементарную адаптацию.  Здесь тяжело находиться,  но  ничего лучшего
мои друзья не достали. Поверь, им и так очень плохо.
     - Твои друзья?
     Он  рывком сел на  кровати,  отметив про себя,  что последствия ранений не
ощущаются пока никак, и сбросил на пол простыню, прикрывавшую его тело. Залитые
кровью  штанины  полетного  комбинезона были  аккуратно разрезаны вдоль,  и  он
увидел обтягивающие правое бедро кольца-коконы реабилитационной нанокожи.
     - Ну здесь и запахи...
     - Извини,  - невозмутимо усмехнулась женщина. - Эта каюта не имеет дверей,
а  рядом -  боевая рубка.  Мы  не  всплывали двенадцать часов.  Что  поделаешь,
системы регенерации воздуха здесь далеки от совершенства. Ты готов к разговору?
     - О чем? О том, что сбитый немецкий летчик оказался твоим...
     - ... возлюбленным.
     Голос женщины прозвучал словно выстрел, и на некоторое время Кай замолчал,
опустив голову и покусывая в разд