Алексей Бессонов.

                               Алые крылья огня

     Автор выражает глубокую благодарность офицерам ВВС майору В. В. Бондаренко
и полковнику М. Е. Попову и неоценимую помощь в создании этой книги.

     Пролог

     Разумеется,  вахтенному штурману Бэрри  вовсе  не  следовало этого делать.
Сфера  патрулирования осталась  далеко  за  лениво  рычащей  дюзами  кормой,  и
хвататься за  положенные Уставом предфинишные тесты Рабочей Системы не  было ну
никакой  необходимости,  -  но  флайт-лейтенант  космопорта Его  императорского
величества был молод и все еще полон искреннего служебного рвения. Больше всего
на свете он боялся отступить от предписанных ему вахтенных процедур,  тем более
в   своем  первом  боевом  вылете,   поэтому  вчерашний  кадет,   сверившись  с
хронометражем,  внес соответствующую отметку в бортжурнал и запустил генераторы
Системы.
     На плоской спине корабля неспешно распустился ажурный металлический цветок
широкофокусной антенны,  способной пронзить своими невидимыми лучами-щупальцами
многие  десятки парсек.  Рабочая Система -  основное оружие дальнего разведчика
"Саламандра" -  лениво зашевелилась,  повела носом и, едва успев выйти в режим,
огласила уютный  полумрак штурманской рубки  тревожным звоном  предупреждающего
сигнала.
     На  секунду Бэрри показалось,  что  мягкое вращающееся кресло немилосердно
вылетело  из-под   его   костлявой  задницы.   Развернутый  перед  его  глазами
голографический  дисплей  технического  контроля  горел  девственно-безмятежным
зеленым светом,  свидетельствуя о полном здравии и благополучии аппаратуры, - а
по голубому, несущему на себе информацию о параметрах цели, уже мчались нервные
красные циферки...  Что-то тяжелое и громадное,  в несколько раз превышающее по
своим размерам немаленькую "Саламандру",  сейчас стремительно резало чернильную
тьму пространства,  расходясь с разведчиком на встречных курсах.  Здесь не было
звезд,  и  почти  полное  отсутствие гравитационных возмущений позволяло  точно
определить и курс, и оперативные параметры загадочного странника.
     Бэрри размышлял недолго.  Параграфы уставов и  предписаний еще  не  успели
выветриться из его головы,  и  он точно знал,  что ему делать.  Чужак удалялся,
явно  не  проявляя враждебных намерений,  -  скорее всего на  такой скорости он
просто не заметил "Саламандру",  - значит, объявлять тревогу и поднимать экипаж
не было необходимости. Но уведомить командира следовало в любом случае. Секунду
поколебавшись, штурман протянул руку к панели интеркома.
     Колонель* Дервиш  откликнулся сразу  же,  хотя  по  бортовому времени  ему
полагалось видеть далеко не первый сон.
     Колонель - от англ. colonel, эквивалент воинского звания полковник. (Здесь
и далее прим. авт.)
     - Сейчас я буду,  -  передал он в штурманскую, выслушав довольно сбивчивый
доклад вахтенного.
     "Мальчишка занялся ерундой,  - подумал Дервиш, накидывая на поросшие седым
волосом плечи легкую кремовую рубашку с крохотными букашками погончиков,  - его
счастье, что я не лег, а то бы я ему всыпал..."
     Он  лукавил,  как  всегда,  -  многолетняя привычка врать  самому себе  не
отпускала даже в  полном одиночестве.  Колонелю не хотелось признаваться в том,
что сон не  идет вторые сутки,  чем ближе База,  тем дальше сон:  через сорок с
малым часов его ждет ненавистная жена и проклятые шлюхи,  эти ее дочки!  Дервиш
лицемерно вздохнул и  отшвырнул прочь некстати догнавшую его мысль о  том,  что
непотребные мерзавки вышли из его чресел. Врать стоило до конца.
     Экипажный лифт вынес его на нижнюю боевую палубу. Неслышно скользнув вдоль
короткого полутемного коридора, командир "Саламандры" приложил ладонь к дверной
панели штурманской рубки.
     В  мягком  зеленом  свете  козырьков  пульта  его  смуглое  лицо  казалось
изрубленным залегшими  в  глубине  морщин  тенями,  и  приподнявшийся в  кресле
штурман непроизвольно отшатнулся.  Суровая физиономия командира еще  не  успела
стать для него привычной. Дервиш усмехнулся и бросил взгляд на дисплей Системы.
     Его  тонкие  губы  сжались  в  нитку,  и  колонель  осторожно  опустился в
свободное кресло.  В  глубине  водянисто-голубых,  чуть  навыкате больших  глаз
медленно загорелись недобрые огоньки. Он хорошо знал, с кем разминулась старуха
"Саламандра".   Если  по  уму,   то  Бэрри,   конечно  же,   следовало  вынести
благодарность по службе - быть может, даже накорябать представление к медальке.
Но Дервиш знал, что делать он этого не станет.
     - Я  полагаю,  что  у  вас  хватит ума молчать о  том,  что вы  видели,  -
проскрипел он. - Бортовой журнал... не прикасайтесь к нему! Двухминутный тест -
и все. Вам ясно, лейтенант?
     Штурман поглядел на командира с плохо скрываемым ужасом.
     - Ваша честь хочет сказать, что...
     - Моя честь много чего хочет сказать.  Но  говорить она ничего не  станет.
Выполняйте приказание, лейтенант.
     Дервиш резво выбрался из кресла и шагнул к дверям.  Ему сложновато было бы
объяснить  этому  недоноску,  что  разведчик разминулся отнюдь  не  с  кораблем
противника.  То, что промчалось мимо "Саламандры", вообще не было кораблем - по
крайней мере,  в обычном человеческом понимании.  Слишком много десятилетий он,
Лоустофт Дервиш,  проболтал свою задницу в этом чертовом пространстве -  вполне
достаточно для того,  чтобы научиться понимать,  что к чему.  Порождение мрака,
так  удивившее юного лейтенанта,  держало курс  на  недалекую желтую звездочку,
почти незаметную в укутавшей ее пыли.  Колонель Дервиш хорошо понимал,  что это
значит.
     Звездочка была родиной человечества -  покинутой и многими забытой. Но так
было не всегда... и Дервишу вдруг расхотелось лгать.

     ...Наперекор  всем  сомнениям  успеха  добьется  лишь  тот,  кто  способен
действовать в любых условиях...
     Хайнц Гудериан

     ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

     Глава 1

     Древняя  шаланда,   гордо  именуемая  вспомогательным  судном  итальянских
королевских ВМС,  не  имела даже  названия,  лишь номер -  454,  блеклым пятном
расползшийся по  серому  металлу  борта.  Переход от  Мессины до  Триполи дался
суденышку нелегко.  Низкая средиземноморская волна,  лениво лупившая "в скулу",
то  и  дело заставляла корабль вздрагивать,  судорожно постанывая разболтанными
шпангоутами.
     Немногочисленные пассажиры,  порядком измученные непрекращающейся бортовой
качкой,  столпились на носу, возле задранной в небо крупнокалиберной пулеметной
спарки,  служившей на  судне  главным калибром,  и,  вцепившись в  мокрый  леер
ограждения, глазели на приближающуюся гавань.
     Их  было меньше десятка,  но  зато представляли они  едва ли  не  все рода
войск: два танкиста, артиллерист, фельдфебель-зенитчик, бледный после недавнего
ранения  фрегаттен-капитан  подплава,   двое  летчиков  и  тучный,  то  и  дело
вытирающий багровую лысину, чиновник Люфтваффе.
     - Благодарение богу,  нам  не  выпало встретиться с  британской лодкой,  -
фыркая, заметил он.
     Бледный подводник сплюнул в волну и скривился.
     - Хотел бы  я  посмотреть на идиота,  который стал бы ломать себе голову в
проклятой тригонометрии, - он хмыкнул и снова сплюнул, - ради нашей калоши... а
потом  еще  и  отчитываться за  даром истраченную торпеду.  А  стрелять в  упор
англичане боятся - их крепко контузит на малых дистанциях.
     - Могли бы  и  всплыть,  -  нерешительно возразил один из танкистов,  -  и
рассадить нас артиллерией.
     - О чем мы спорим!  -  полушутя возмутился его коллега.  -  Нашли тему для
дискуссий!..
     - Вы  совершенно правы,  господин  гауптман,  -  поддержал его  подводник,
поправив на голове мятую фуражку.  - Дошли без потерь и приключений - и хорошо.
Что об этом болтать!
     - Вас ждут в итальянском штабе? - неожиданно подал голос один из летчиков,
невысокий худощавый обер-лейтенант с  памятной лентой "Legion Condor" на рукаве
приталенного белого кителя.
     Подводник уважительно покосился на его Железный крест и кивнул.
     - А вы что, относитесь к любителям хороших макарон? Что ж, приглашаю...
     Пассажиры катера одобрительно заржали.  В  ответ  обер-лейтенант сдержанно
хмыкнул и достал из кармана золотой портсигар с орлом Люфтваффе на крышке.
     - Макароны я и в самом деле люблю...  хорошие макароны.  Здесь, в Триполи,
должен торчать мой старый приятель по Испании - лейтенант Луиджи Скалья. Сейчас
он скорее всего уже стал большим начальником.  Встретите, передавайте привет от
Синего Дирка, он поймет.
     Фрегаттен-капитан молча кивнул.  Продолжать разговор никому не  хотелось -
за  время перехода случайные попутчики успели обсудить все возможные общие темы
и  говорить уже,  кажется,  было просто не о чем,  да и близость берега сделала
свое дело, пора было собираться к выходу.
     Вынырнув из-за далекого облака,  в призрачно-голубой бездне утреннего неба
возник  длиннокрылый  двух-мотороный  силуэт,   заблестел  отраженным  серебром
бортов.  Машина  неспешно  шла  на  предельной высоте,  гудение  ее  двигателей
доносилось до земли тоненьким комариным пением.
     - Британский разведчик?  -  с  тревогой спросил  подводник,  задирая вверх
голову.
     - "Веллингтон",  -  презрительно ответил обер-лейтенант, - старый тихоход.
Здесь их еще много,  они стоят на Мальте и  в Александрии.  Говорят,  англичане
хитрят,  сажают на них польские и чуть ли не норвежские экипажи.  Интересно,  о
чем думают итальянцы?
     Чиновник авиации сокрушенно махнул рукой.  О беспечной тупости итальянских
служб предупреждения ходили едва ли не легенды.  Рассуждать на сию тему не было
смысла.  Возможно, он и посудачил бы об этом с опытным летчиком в белом кителе,
но   присутствие  под   боком  юного  фельдфебеля-пикировщика,   уже  успевшего
переодеться в  тропическое хаки и  без конца сожалевшего о том,  что ему так не
повезло  опоздать на  героическую критскую операцию,  отбивало у  старика охоту
распускать язык.  В  восторженных глазках  мальчишки так  и  светился  недавний
"гитлерюгенд" и,  возможно,  связи с  вездесущим гестапо.  "Ничего,  -  подумал
чиновник, - британские зенитки вышибут из тебя эту дурь - если, конечно, раньше
ты  не  нарвешься на  парочку  "Киттихауков",  которые разделают твою  "штуку"*
быстрее, чем ты успеешь позвать маму...
     * "Штука" -  основной пикирующий бомбардировщик гитлеровских ВВС,  который
назывался "Junkers Ju-87" "Stuka".
     Четверть часа  спустя измученный катер  наконец встал  возле  основательно
прогнившего  деревянного  пирса  в   рыбацком  закутке  триполитанского  порта.
Прощанье было недолгим и каким-то скомканным - все спешили наконец оказаться на
твердой  земле.   Чиновника  ждал  запыленный  транспортер  "Хорьх",  остальные
двинулись   пешком    в    расположенную   поблизости   немецкую   комендатуру.
Обер-лейтенант в белом мундире отстал по дороге,  но на его отсутствие никто не
обратил внимания - ушел человек, значит, так ему и надо.
     Отмечаться в комендатуре он и не собирался. Незаметно шмыгнув в полутемный
проход между  нестерпимо воняющими рыбой покосившимися цехами,  летчик вышел на
залитую солнцем площадку,  где  среди согнутых под тюками смуглых спин ливийцев
то и  дело мелькали зеленые мундиры итальянских солдат и  офицеров,  и завертел
головой.
     - Обер-лейтенант Винкельхок?  -  задорно  окликнул его  молодой тенорок из
кабины   помятого  канадского  "Шевроле"  с   наскоро   намалеванными  пальмами
Африканского корпуса.
     Летчик повернулся на голос.  Хлопнув дверцей, из грузовика шустро выскочил
мальчишка-лейтенант  в  хаки.  Песочного цвета  шорты  делали  его  похожим  на
старательного младшеклассника, и прибывший не удержался от короткой усмешки.
     - Лейтенант  Гопке!   -   отчаянно  затараторил  парень,   держа  руку   у
широкополого "тропического" шлема с орлом Люфтваффе на боку.  -  Прибыл за вами
согласно распоряжению командира...
     - Вольно, герр лейтенант, - с улыбкой остановил его Винкельхок. - Машину у
итальяшек выменяли?
     - Так точно, герр обер-лейтенант! Автомобиль трофейный!
     - Ну что ж, тогда едем...
     Лейтенант услужливо помог  Винкельхоку забросить пожитки в  продырявленный
пулеметными очередями дощатый кузов  и  распахнул дверцу кабины.  Мрачного вида
ефрейтор,  сидевший за рулем грузовика, невнятно представился и повернул флажок
зажигания.
     Попетляв  по  песочно-глиняным  кварталам  Триполи,   "шеви"  выскочил  на
неровное шоссе и запылил вдоль железнодорожной насыпи.
     - Полк  базируется  на  итальянском аэродроме  в  полусотне  километров от
Зуары,  -  объяснил Гопке. - Они уже две недели не могут свернуть свои службы и
ужасно мешают. К тому же британцы... мы пережили уже два налета - наше счастье,
что их бомбардиры не отличаются особой точностью!
     - Старик   Медведь,    вероятно,   лично   поднимался   на   перехват?   -
поинтересовался Винкельхок, устраивая свой локоть на рамке двери.
     Лейтенент радостно закивал головой.
     - Да-да,  господин оберст-лейтенант* взлетал во  главе первой эскадрильи и
сумел   свалить   два   "Веллингтона"!   Вы   хорошо   знакомы   с   господином
оберст-лейте-нантом Торном?
     *   Оберст-лейтенант  -   воинское  звание   германских  вооруженных  сил,
соответствующее подполковнику.
     - Еще с Испании, - меланхолично ответил Вин-кельхок.
     Гопке прикусил язык и одарил собеседника восторженным взглядом.
     Мрачный водитель изо  всех сил  топтал педаль газа,  выжимая из  хрипящего
грузовика посление  соки.  Тупорылый "Шевроле" то  и  дело  обгонял  хаотически
движущиеся по  дороге  итальянские части  и  уворачивался от  встречных  машин.
Служба в авиации,  похоже,  воспитала в нем настоящую любовь к полетам,  пускай
даже так, на минимальной высоте.
     Винкельхок прикрыл глаза и  погрузился в  дрему.  Он  пришел в  себя  лишь
тогда,  когда рев двигателя стал совсем уж невыносимым -  ефрейтор, раздраженно
прикусив   губу,   объезжал   далеко   растянувшееся  по   дороге   итальянское
подразделение зенитной  артиллерии.  Летчик  проводил взглядом запыленную линию
тягачей с  длинноствольными орудиями на крюках и собрался было вновь задремать,
но "шеви" неожиданно свернул с  шоссе,  взлетел на холм и  сбросил скорость.  С
возвышенности открывался вид на поспешно оборудованный полевой аэродром.
     * * *
     - Приветствую вас! - сказали в палатке гулко, словно в бочку.
     Винкельхок отряхнул с  белого  кителя  неизбежную пыль  и  поднял  голову.
Привыкать к  полумраку ему не  требовалось.  В  брезентовом кресле перед низким
складным столиком восседал грузный медведеподобный мужчина с  кустистыми седыми
бровями и смеющимися, глубоко запрятанными бесцветными глазками.
     Нижняя часть лица терялась в  вислых лоснящихся губах,  меж которыми сонно
тлела могучая американская сигара.
     Оберст-лейтенант Торн смерил вновь прибывшего ехидным оценивающим взглядом
и переместил сигару в угол необъятного рта:
     - Докладываться будем?
     - Да я вот думаю - как... - вздохнул Винкельхок. Командир полка хохотнул и
недовольно покосился на затрясшуюся центральную стойку своей палатки. Хлипкость
этого сооружения вызывала в  нем недоверие к обеспечению военно-воздушных сил в
целом.
     - Присаживайся, - предложил он, вытаскивая из-под столика высокую бутыль с
американским виски. - Проклятая жара. Без алкоголя здесь можно спятить.
     Винкельхок поправил болтавшуюся на  левом  бедре  кобуру  с  "вальтером" и
опустился   в   подставленное  брезентовое  креслице.   Медведь   не   менялся,
кайзеровский Железный крест  все  так  же  демонстративно висел на  кармане его
пыльного  кителя.   Торн  был  асом  Первой  мировой,   пьяницей  и  убежденным
монархистом - если бы не дружба с всесильным Удетом и с самим Толстым Германом,
Медведя вообще спровадили бы из рядов Люфтваффе: он прилюдно отказался вступить
в  партию,  прилюдно хохотал над трибунными истериками нацистских бонз и считал
новую войну форменным идиотизмом.  Он присягал своему кумиру Вильгельму, дрался
над  пылающей  Европой  в  шестнадцатом  году,  не  без  труда  пережил  кошмар
Версальского позора и честно заработал свое право на мудрую и ироничную улыбку.
Потом была Испания.  Легион "Кондор" и свел его с грустным парнем по имени Дирк
Винкельхок.  Уроженец Южной  Африки,  едва  успевший закончить летную  школу  и
невесть как угодивший в стреляющее небо за Пиренеями, сразу поразил опытнейшего
истребителя своей странной манерой пилотирования.  Он  выжимал из самолета куда
больше,  чем  предусматривалось полетными инструкциями.  Через  некоторое время
Торн с  изумлением понял,  что  у  бледнолицего парня совершенно нечеловеческое
зрение -  он видел гораздо шире,  чем самый тренированный пилот.  И легко читал
карту в бледном свете ночных звезд.
     Командир молча налил виски в  пару  узеньких серебряных рюмок и  придвинул
одну из них Дирку.
     - Я говорил о тебе с Кессельрингом,  - сообщил Торн. - Если бы не он, тебе
пришлось бы по-прежнему болтаться над Ла-Маншем.
     - ПВО метрополии -  прекрасный опыт,  -  хмыкнул Винкельхок.  -  Здесь мне
воевать не с кем. Мальчишки из новозеландских экипажей меня не устраивают.
     Медведь недовольно заворчал и опрокинул свою рюмку в рот.
     - Ты, получается, недоволен?
     - Отчего же. Я доволен - в первую очередь тем, что мы снова вместе. К тому
же в Александрии, кажется, стоят полки метрополии. Это может быть любопытно.
     - У тебя восемнадцать сбитых, - произнес Торн в сторону.
     - Двадцать  девять,   -   спокойно  ответил  Винкельхок.   -  Восемнадцать
подтверждены.  Я не люблю летать со всей оравой - для защиты бомбардировщиков у
нас  хватает  недоучек,  создающих  в  воздухе  форменную свалку  и  героически
подставляющихся под  огонь  королевских истребителей.  Я  предпочитаю охотиться
самостоятельно.
     - И получать взыскания по поводу низкой летной дисциплины.
     Винкельхок скептически осклабился и протянул руку к невыпитой рюмке.
     - Зато я  не угробил ни одной машины.  Кстати,  тебе придется предупредить
моих механиков -  я  летаю без  парашюта и  спасжилета.  Это  дерьмо мешает мне
двигаться в кокпите.
     - Я  не  стану тебя  заставлять.  И  писать взыскания тоже не  стану.  Мне
требуется другое -  защита от возможных налетов.  Я  думаю,  они вот-вот начнут
бомбить всю Триполитанию.
     - Что, итальянцы так плохи?
     - Хуже, чем ты можешь себе представить. Слушай,
     Синий,  -  Тори прищурился и заглянул в серые глаза обер-лейтенанта,  - ты
ведь можешь увидеть волны проклятых англичан...  увидеть,  услышать,  черт тебя
побери,  я  не  знаю,  как ты это делаешь,  -  и  не хочу знать!  Но ты должен,
понимаешь. Синий, ты должен!.. Иначе они нас накроют.
     - О господи, Медведь, ты что же, стал бояться? Торн отвел глаза.
     - Ты будешь летать ведомым у командира второй эскадрильи. Он у нас уникум,
закончил то ли Гейдельберг,  то ли Гессен по кафедре философии. Этакий буддист,
понимаешь ли... но летает прекрасно, я уверен, что вы с ним сработаетесь. У вас
будет своя боевая задача, я не стану гонять вас по мелочам.
     - А тебе это простят?
     - Мне  -  простят.  Тут  не  все  так уж  просто,  как ты  думал.  Чертовы
макаронники совершенно не  хотят воевать,  они сдаются в  плен пачками,  а  нас
слишком мало,  чтобы решить все стоящие перед нами проблемы.  Англичане шныряют
над заливами, как у себя дома...
     - Я уже видел.
     Торн понимающе усмехнулся и поднялся из кресла. Подойдя к стоявшему в углу
палатки ящику  из-под  радиостанции,  он  поднял  трубку  находившегося на  нем
полевого телефона и нервным движением крутнул ручку.
     - Гауптмана Больта -  ко  мне.  Я  и  в  самом деле  стал  побаиваться,  -
повернулся он  к  Винкельхоку,  -  проклятая арифметика сделала меня  отчаянным
фаталистом,  вроде как в восемнадцатом году.  Правда, тогда я был моложе и счет
не в нашу пользу представлялся мне не таким ужас