е другое: литературный эксперимент удался, и легкий
привкус пряного пигма-лионства отнюдь не портит яства, ибо за ним не столько
рьяное радение профессора  Хиггинса,  сколько  символ  отношения  ко  всякой
женщине как произведению искусства. Не уходящий в туманное прошлое шлейф дам
вынудил авторов наделить героя мафусаиловым веком (Дон Жуану на это  хватило
срока куда как меньшего), а наоборот - его практическое бессмертие позволяет
увидеть, что все его жены суть лишь различные ипостаси Прекрасной  Дамы.  Он
ведь романтик, наш славный Кэп Френчи, романтик, сколько  бы  ни  твердил  о
своем  прагматизме,   -   недаром   же   этот   уроженец   вольнолюбивых   и
демократических Соединенных Штатов является в душе  поборником  монархии,  а
монархия и любовь - последние прибежища романтических натур. Да и кем же еще
ему  быть,  коли  сама  фаитастика  -  несомненная  и  законная   наследница
романти-еской традиции? Но  об  этом  -  особый  разговор.  Назвав  капитана
Френча ?прекрасным принцем?, я, пожалуй, дал маху. Скорее он все-таки  граф.
Космический граф Монте-Кристо. И ?Цирцея? его - летучий дворец, сочетающий в
себе  все  роскошные  прибежища  Эдмона  Дантеса  разом   (за   исключением,
естественно, камеры замка Иф). И сокровищ,  даже  более  древних,  чем  клад
кардиналов Роспильо-зи и Спада, в  избытке  -  в  стандартном  галактическом
платиновом эквиваленте. И вообще так все вокруг  красиво,  что  только  диву
даешься: почему ни одного из авторов Аркадием не зовут. Однако все это  дано
герою не в силу писательского произвола и не ради  следования  романтической
традиции. Это еще один мираж, но не простой, а символ возможности одаривания
и служения.
   Ведь разве это любовь, если не можешь перед дамой сердца драгоценные меха
в грязь бросить, как гордый сэр Уолтер Рэли перед королевой Бэсс? Ведь разве
это любовь, если не можешь Лунный камень на день рождения преподнести?  Если
не можешь подарить ей праздник - да такой, чтобы, как Париж  хемингуэевский,
пребывал с  нею  всегда?  И  с  этой  точки  зрения  граф  Френчи,  конечно,
гипербола, но гипербола естественной нормы жизни, о которой мы,  к  стыду  и
сожалению, научились слишком легко и часто забывать. А ведь любовь  -  мираж
по той единственной причине, что способна дать только то, что мы сами в  нее
вкладываем. Это сродни  ведению  сельского  хозяйства  в  зоне  рискованного
земледелия - сколько удобрений внес, такой урожай и получил, ни больше и  ни
меньше (не потому ли, кстати, в  наших  палестинах  так  упорно  твердят  об
исконной крестьянской любви к земле?). Вот капитан Френч и вкладывает в свою
любовь все сокровища, все  знание  сердца,  все  желания  разума,  все  силы
умудренной опытом души.
   Разумеется, разговор наш о фата-моргане - не только литературной  вообще,
но и применительно к роману Михаила Ахманова и  Кристофера  Гилмо-ра  -  при
всем желании не назовешь исчерпывающим. И, наверное,  это  хорошо  -  что-то
всегда должно оставаться недосказанным, причем не только в романе,  но  и  в
послесловии  к  нему:  les  belles  lettres  -  это  не  столько  мастерство
сказанного, сколько искусство недосказанности. Недаром же  одним  из  высших
эпитетов в русском языке является ?несказанный?  -  несказанное  блаженство,
несказанный рай? Но еще несколько слов я себе все-таки позволю. С  каким  бы
усердием ни рыскали вы по военным энциклопедиям и справочникам, однако нигде
не найдете описания самой результативной и эффективной  изо  всех  операций,
когда-либо предпринятых оруж-ными людьми, - героической атаки Дон Кихота  на
крылья ветряной мельницы.  И  точно  так  же  с  легкой  сожалительностью  и
оттенком презрения говорим мы: ?Это  всего  лишь  мираж?.  Напомню,  однако:
мираж суть мнимое изображение реальных объектов. И зачастую по этим  зыбким,
дрожащим в жарком мареве картинам о подлинном объекте можно  судить  с  куда
большей достоверностью, нежели разглядывая его  хоть  невооруженным  глазом,
хоть в самый лучший оптический прибор. Но даже если  возникнет  когда-нибудь
велемудрая теоретическая и прикладная миражистика, правдой  останутся  слова
поэта:

   Покуда сердце не остынет,
   А строки брызжут кровью жил, -
   Манят, колеблясь над пустыней,
   Извечной сказкой миражи.

   Андрей БАЛАБУХА

   Рost scriptum. Простите великодушно за некоторое злоупотребление  латынью
и тем  более  французским  -  увы,  дурные  примеры,  как  известно,  вообще
заразительны, устоять же  перед  соблазном  потягаться  с  Кэпом  Френчем  я
попросту не смог.